Неоднозначно плохие

      — Чем дольше нет Арнада, тем больше опасаюсь, что он вернётся ещё злее, чем раньше, — жалуется Кирис, сидя рядом с Алисой в библиотеке. Сам её нашёл и решил поотвлекать, скучно стало. Без Арнада-то, конечно… Её смешило, как эти два вампира притворяются друзьями, едва терпящими друг друга, но сама вела себя схожим образом и недоумевала, как Анит-то с ним уживается.  — Брат сказал, господин Архус решил придержать сына дольше. Ну, я в семейные дела не лезу. По его словам, всё не так просто, как выглядит на первый взгляд. Но нет, больше никаких объяснений не последовало, но и это зародило сомнения — что там сложного? Они настолько не хотят его казнить? Или пытаются выгородить? Какой в этом смысл?  — Себе дороже, — подхватывает он и понижает голос: — Тем более, с твоим-то статусом.  — А что я, я его игнорирую что здесь, что там, даже когда открывает рот, — равнодушно отвечает, вообще не желая о нём думать и слышать, но Кирис похож на тоскующего по другу-врагу, так что приходится поддерживать беседу.  — Ага, помню, недружелюбие с первого взгляда.  — Почти, — вздыхает, поглядывая на раскрытую книгу. — Он прицепился ко мне, как блоха к коту. Ах, прости, я не в том смысле.  — Ничего, — сглатывает Кирис, сравнивая себя с блохой.  — Я просто сидела ела, а он подсел и начал расспрашивать, кто, откуда, с какой целью… А потом зашёл в мою комнату на постоялом дворе, как раз когда я вытаскивала брата из каземат.  — А… Ты сама его вытянула? Его же заперли в неприступной тюрьме! Алиса сжимает зубы, сожалея, что проболталась, но неохотно бурчит:  — Приступная, всего-то сорок девять рун верховного совета, несколько пентаграмм, один портал и пару артефактов. А, и кислота, оказывается, кандалы не прогрызёшь без неё. Кирис недолго молчит, пытается поверить, и вспоминает:  — Вся тюрьма в руинах после обвала. Конечно, все поняли, что так стирали следы спасения Делиона, но какое-то время его считали мёртвым.  — Да, я… слегка… заметала следы, — промямлила Алиса, вспоминая подробности, и как потом видела те самые руины, даже камушек пнула…  — Ты целую тюрьму обрушила! — шипит он, до этого уверенный, что действовала группа.  — Сами виноваты. Знаешь, иногда мне кажется, что не будь господин Архус таким хорошим, я бы эту собаку уже бы закопала. Прах его в удобрение цветочкам! Она рычит и клацает зубами, злится, а Кирис вздыхает — надо же, клану есть, чего бояться. И если с Делионом снова что-то случится — вот эта всё порушит.  — Хорошо, что наш князь с вашим в союзе, — признаётся, испытывая облегчение от такой простой мысли.  — Да брось, в князей играет брат. Я же ни при чём. От её невинной улыбки хочется поверить, но он не настолько глуп — играет брат, но сестру-то весь двор боится до дрожи с икотой. Ну, а сейчас боготворит после той сорвавшейся свадьбы, будто бы это она своими ручками свернула шею невесте, сняла приворот с князя и выперла всех посторонних из клана, решив политические проблемы. Хотя… Без последнего — вполне возможно. Умеет же она обращаться с разной магией, выросла, судя по всему, в том ещё Аду.  — О, какие люди, — находит их Инрик, приветливо лыбится Алисе, пожимает руку Кирису, без спроса садится рядом, скрипя ножками стула. — Чем занимаетесь? Та косится на свою книгу, вздыхает — не судьба, и закрывает. С обложки видно «Одиссея», а чья и о чём — накрыли её белые пальцы.  — Воркуем, что же ещё делать в библиотеке с кучей книг, — фырчит, укладывая ту на стопку, среди которой пара учебников для художников, и разом поглощает все браслетом.  — Тогда извиняюсь, что тревожу, но хотел уточнить у тебя на счёт тех ловушек и Джа… Джарая?  — Джарх-айя! Кирис ещё на «воркуем», сказанном её голосом, подвисает, наконец-то смеётся, удивлённый, что она и слова-то такие знает, и ловит странный взгляд Инрика, отреагировавшего на смех, машет руками:  — Нет-нет, ничего. — Будто бы «Я не сумасшедший и не смеюсь без причины». — Дела?  — А… ага, — подтверждает она, засмотревшись на ставшего таким ярким вампира — красные глаза непривычно сверкали. — Дело.  — А Джарх-айя — зверолюд? — уточняет, немного разбираясь в именах других рас и видов.  — Да. Аргонианин, — кивает, пристально разглядывая снова обычного Кириса. — Я обещала Инрику помочь с одним делом.  — Тогда я пойду, найду Дрона, — решает тот, подымаясь со своего места. — Алиса, до завтра, Инрик, увидимся. Те прощаются, а когда он уходит — она задумчиво чешет подбородок, щурясь куда-то вслед.  — Я же ничему такому не помешал? — уточняет Инрик, чувствуя себя несколько неловко, и та пожимает плечами:  — Да чему здесь мешать? Мне кажется, Кирису скучно без соседа. Раньше они нервировали друг друга, поддерживали тонус. Наверное. А Генри нас бросил. — И указывает пальцем вверх, где, видимо, и обитает сейчас череп.  — А, вот как. Я уж подумал… Ладно, не важно, — отмахнулся, решив не заморачиваться чужими взаимоотношениями. — У тебя есть время, да? Алиса угукает и потягивается, зевает, прикрыв рот ладонью. Хрустит затёкшей шеей и подымается на ноги:  — Идём, я тут как раз недавно нарисовала Джарх-айя и племя, увидишь ситуацию в лицо, так сказать.  — Ты рисуешь? Она смеётся от тонны удивления, думает, что недавно и сама так бы отреагировала, отмахивается:  — А, немного стресс снимаю размазыванием краски. И Инрик не верит, что это тянет на серьёзное и интересное. Для него удивительно уже второй раз так открыто и без проблем идти по девчачьему крылу рядом с Алисой, не встретив коменданта или кого-то из преподавательского состава. Он ёжится под взглядами девчонок, сопровождающих их шепотками, чувствует неловкость, переступая порог семьдесят третьей комнаты. Недоумевает, когда Алиса тактично просит вернувшуюся с занятий Аманду удалиться, а та бросает многозначительные взгляды и убегает, прихватив с собой подруженьку с факультета. И таращит глаза на мольберт с портретом вампира, настолько похожего на живого, что хочется потрогать пальцем.  — Это… ты?  — А что, похожа?  — Нет, в смысле, рисовала. Ого-о…  — Сама не ожидала. Это мой брат. Не трогай! Не высохло. Алиса отодвигает мольберт ближе к стенке у кровати Аманды — с её стороны там стоит шкаф, отворачивает, чтобы не отвлекаться, и в который раз подмечает:  — Ночью цвета не так видны, получается слишком насыщенно. Дэл побледнее. Но со временем картинка посветлеет — высохнет полностью, от света выгорит, может быть. А нет — такой и останется. На пути от мольберта она поворачивает стул и устанавливает так, чтобы сесть на кровати напротив, взбирается на неё и стягивает со шкафа свои последние подсохшие рисунки. Инрик садится на подготовленное себе место и глядит, как листы рассыпаются, выпущенные из рук из-за поехавшей рамы со странной, отдалённо похожей на пейзаж мазнёй — видимо, это и есть «снятие стресса», потому что от одного только взгляда прошибает пот. Пока она возвращает раму на место — ему не понятно, почему картина именно на шкафу, — он опускается и подбирает пару рисунков на бумаге разных размеров — в основном акварельные и бледные мороки пейзажей. Живопись? Инрик не задаёт ей глупых вопросов, да вообще никаких — не разбирается от слова «совсем», не хочет выставлять себя дурачком несведущим, но зелёные холмы перемежаются тёмными лесами со светлячками и потусторонними измерениями или абстракциями — поди, пойми, светит ли где-то синее солнце или это её вымысел, или не солнце, а какая-то лампа? Чёрт их разберёт, картины художников, особенно совершенно непонятные.  — Извини, — улыбается Алиса, подхватывая все листы магией, собирает их в одну стопку и устраивает на коленях, когда присаживается.  — Ты так легко управляешь телекинезом, — удивляется он, когда все картины снова оказываются в воздухе и выстраиваются этаким экраном, позволяющим ей видеть каждую.  — Много практики, левитация с телекинезом удобные штуки. Не пробовал?  — А, как-то перевернул чашку и после этого не играюсь. Нет таланта. Но у неё есть, потому что махинации проходят без движений рук — одной мыслью. Пространственная магия тянет немало энергии, телекинез не считается «удобным», потому что набивать руку долго, что-то тяжёлое всё равно не поднимешь, много мелких предметов одновременно не заставишь исполнять разные функции, да и для каждой давно придумали своё практическое заклинание и объединили в «бытовой курс».  — Дело не в таланте, а в мышлении, — говорит Алиса, отбирая из всех своих картин пару нужных. — К примеру, ты не откроешь портал, пока не научишься мыслить, как счёты. Чётко, выверено, здраво, последовательно, холодно, конкретно, однозначно и выразительно — разум должен оставаться чистым, незамутнённым, организованным, будто ты механизм. Инрик передёргивает плечами — вся магическая теория начинается с концентрации на цели. Нельзя отвлекаться и допускать посторонние мысли или волнения, иначе ничего не получится. Уже потом, когда действия войдут в привычку, становится проще, но поначалу маг — самое беззащитное существо. По крайней мере, пока читает заклинание. Именно поэтому их, боевиков, обучают не отвлекаться от цели при любых обстоятельствах, выгоняют в дождь или град отбиваться от атак преподавателей, прививают многозадачность — одновременно выживать, бить и думать над следующим шагом. Алиса, пока тянется молчание, разглаживает местами деформировавшуюся бумагу, придавливает пачку своих рисунков, составив их по размерам от большего к малому, призывает из браслета картонную коробку и прячет в неё, предварительно порывшись по уголкам и вытянув ещё парочку. Инрик уже не видит, что внутри коробки, вернее ему открывается только верхний рисунок, но из прошлого экрана понятно, чем она рисует — красками, только красками, даже если всё чёрно-белое. Только на холсте масло.  — Как много времени это занимает? Ему интересно, потому что Алиса учится круглые сутки и постоянно выглядит занятой.  — Обычно вечер и часть ночи — мне не спится. Она выглядит бодрой. Инрик помнит замученную девчонку во второй половине первого курса, загнанную, нервную и дёрганную, и сейчас спрашивает:  — Сколько бодрящих ты пьёшь?  — Не пью, — куксится Алиса, протягивая ему отобранные картинки. — И успокоительное уже не пью, всё равно не помогает. Во мне какой-то переизбыток энергии.  — Иди пахать на полигон, — советует, прекрасно понимая, что это такое. Но, конечно, у парней. Когда у кого-то недохваты или лишнее желание кому-то что-то сломать — они идут качаться.  — Достигнут предел, — непонятно выражается, и он хмурится, отрывая взгляд от верхней картинки с пространственными ловушками, уже примерно виденными по книге:  — Что?  — Говорю, сколько ни качаю пресс — ничего не чувствую. Мышцы деревенеют, натягиваются, и могу так хоть тысячу, пока не надоест или копчик не натру. Это приводит его в недоумение: так быстро? Обычно уходит от полугода до года на привыкание, но ещё как минимум пару лет повышение нагрузки даёт результат. Пока не начнёшь стабильно использовать пятидесятикилограммовые утяжелители.  — Наверное, это из-за моих тренировок, — чешет она затылок, неправильно интерпретируя взгляд. — Я ведь качалась под ядом, тело напрягалось во много раз больше, чем обычно, и сейчас даже утяжелители не очень-то чувствуются. Ну, я же дракон. Её неловкая улыбка заставляет его подавиться — да как можно говорить о ядах в собственном теле с такой лёгкостью?  — Да ладно, если бы хоть что-то наращивало мне мышцы или делало ощутимо сильнее, — вздыхает Алиса, показывая ему свой напряжённый бицепс. — Видишь, они твёрдые, но их нет… Руки у неё тонкие, не так чтобы совсем, но девчачьи, Инрик не понимает, как же додумался напасть на неё. Ему хочется видеть геройские побуждения — спугнуть девочку с факультета, чтобы та не повторила судьбу местных горилл. Да, благородный мотив находится, если покопаться, но тогда ему, увлечённому игрой, хотелось насладиться ролью вожака охотничьей группы зверят, ну и проследить, чтобы те не перегнули палку — тоже, казалось бы, неплохая цель. Алиса не вспоминает того случая, не бравирует им, словно считает это ниже своего достоинства, а он чувствует угрызения совести каждый раз, когда так или иначе обижает её. Должен бы бояться, уважать, а на деле… Ерунда какая-то.  — Тебя так увлекла моя мазня? Инрик дёргает бровью, осознаёт, что уже долго пялиться сквозь рисунок, слишком правильный, чтобы зваться «мазнёй», но и действительно несравнимый с портретом у стены, тянет кривую улыбку:  — Да.  — Не могу подарить, это память.  — Нет-нет, — спешит отказаться, объяснить, но запинается: — Память?  — Я решила вести дневник из рисунков — лица, места. Лучше, чем записывать. Проще.  — А… Меня там нет?  — Есть, но не покажу. Готов слушать про ловушки?  — Ах, точно. Пришёл ведь ради дела, а не пялиться на картины и их художницу, прибранную и чистую комнату, говорящую, что её жители помирились.  — Помнишь, я как-то советовала смотреть на растения и магию? Смутно, но помнит, а сейчас просит у неё перо и листочек, чтобы уж точно «запомнить». Алиса смеётся, выделяет чистую тонкую тетрадку — у неё их много, стучит по странице самопишущей ручкой, и когда та встряхивается и замирает, готовая записывать, начинает говорить:  — Так вот, в основном там распространены ловушки с дырами в измерения, то есть своего рода порталы. Есть, конечно, и кротовые дыры — второй конец где-то в области аномалии. Местные уже разобрались и научились ими пользоваться. Самые частые это серое измерение, горячее и холодное — названия условные.  — Они отличаются, — кивает, наблюдая такие вырезки на картинке — места с изменёнными цветами.  — Нет, только серое. Знаешь, попав в него, время в реальности будто бы замедляется. То есть ты входишь, проходишь за, скажем, десять минут километр, выходишь, а для всех здесь прошло десять секунд. Инрик открывает рот, теряя слова — это же невозможно! Нет, если освоить подобную технику — человечество шагнёт вперёд! Но Алиса качает головой:  — Не всё так просто. Это дорога без конца — без особой силы дверь с той стороны не открыть. Кроме того, серое, а как по мне, так сизое измерение выкачивает силы. Долго там не походишь, а лишишься сил — умрёшь. Инрик смыкает губы и кивает — да, лучше не лезть, а то не вылезешь.  — Так что серые порталы обходи. Другие цветовые гаммы — это аналогичное. Понимаешь, как оно, реальность состоит из измерений, как книга из листов, почва из примесей. То, что мы видим — часть наслоения измерений, доступных глазу.  — Ну да, обычные люди не различают магии, магия существует в другом изменении. Я не настолько глупый. Она улыбается и качает головой:  — Вы видите вершину айсберга. Магия намного глубже и больше, когда она впервые открылась мне во всей красе — глаза не выдержали. Поэтому их заменили, как и многое другое, постепенно всё тело меняется, и от старой слабой формы ничего не остаётся.  — Суть аномалии в том, что все существующие измерения перемешались и выстроились в хаотичном порядке, оставив незатянувшиеся дыры. Когда-то они исчезнут, но не скоро.  — Всё… вернётся в норму?  — Нет, — мотает она головой. — Теперь это зона новой реальности, открытой глазу каждому. Но где-то на поверхность всплыли… преобладают другие климатические, эм… энергетические элементы. Вплоть до того, что где-то небо видится другого цвета, солнце синее, нет воздуха или время течёт иначе. Представь полёт мухи, и вдруг она замедляется, как плывёт в киселе, и снова летит нормально.  — Или быстро, — предполагает, примерно представляя, как оно происходит.  — Или сгорает, — добавляет Алиса, показывая, что не всё так мирно. — Холод или жар легко заметить — почва меняется, да и зоны без воздуха тоже — там ничего не растёт. Но есть и много безопасных ям — они выглядят странно, даже пугающе, но не отличаются от обычных.  — А какие невозможно заметить?  — Кротовые дыры, зоны без кислорода, да и других составляющих, разное соотношение газов, понимаешь? Вроде и не видно, трава не отличается, а сколько ни дышишь — голова кружится и смерть от удушья. Ну или какой-то газ бьёт в голову и ты перестаёшь здраво мыслить, переизбыток кислорода или любой другой примеси — их почти не отследить, потому что не видно.  — И как их находить?  — Опытным путём, проще всего огнём. Главное, наблюдать за изменениями. А я просто колдую пару слоёв барьера и фильтрую воздух — всё равно от комаров и ядовитой гадости только так и спасёшься. Болота — вообще отдельная тема, лучше обходи. Я перелетала, но… иногда в воздухе попадаются ямы. Алиса призадумалась, Инрик тоже — постоянно держать барьеры тоже надо уметь, да и фильтровать воздух — концентрация, а ещё отток не такого уж вместительного резерва — путешествие вырисовывалось так себе.  — Есть зоны с разным давлением гравитации — тоже заметно по растениям. Если трава нехарактерно высокая или низкая — напряги мышцы и надейся, что раз там хоть что-то растёт — не расплющит сразу в кровавое месиво. Инрик скривился — гравитационные ловушки могут и шею переломать от неожиданности, а если уронишь молот или меч на ногу…  — Ну, для начала стоит понять отличие между дверьми, вернее дырами в другие измерения, из которых потом можно не выбраться, и просто пятнами. Последние как часть реальности, они неощутимы.  — И как их отличать?  — Иногда форма, края, ну и, как правило, пятна безопасны, там всё растёт, как и росло, только, скажем, я не раз находила розовую траву.  — Ага… а не опытным путём?  — Огонь, магия. Магия, знаешь, там искажается, надо делать поправки, но искажается хаотично, то есть лучше не пытаться просчитывать и не править.  — Я не теоретик, — напоминает он, потому что «поправки» делают только теоретики, остальные колдуют, как колдуется. А боевики разве что учитывают направление снарядов и влияние ветра.  — Я так, на всякий случай, — улыбается Алиса, пытавшаяся «править», но потерпевшая неудачу. — В общем, ты же умеешь использовать волну ветра? Такую большую, широкую, длинную, вернее.  — Ну, да, конечно, — кивает он недоумённо, и та улыбается ещё шире:  — Лучший способ проверить ловушки и пятна — любая волна. Только надо смотреть на искажения плетения и самого визуального эффекта. Чаще всего, на ловушках оно ведёт себя немного необычно. Нужно замечать любые отклонения.  — Это всё жутко сложно. Выглядит так, будто мы не пройдём дальше пары метров, — пожаловался он, упираясь локтём в край стола.  — Да. Я дохожу до племени за… наверное, два часа вместе с обходами и крюками, если считать с самого рассеянного края аномалии, при том что искажаю положение некоторых — они меня огибают. Арнад тоже там ползал, вообще не понимаю, как он выжил… Тенями, скорее всего. Тьма, и Мрак вместе с ней, мало искажаются Хаосом, потому что сами не очень-то упорядоченные. Вкупе с фактором только формирующихся и расплывающихся по местности ловушек, да умножением на удачу, появляются обоснованные подозрения. Арнад перемещался тенями, но достаточно медленно из-за аномальных нарушений. Он, скорее всего, хорошо прощупал почву, прежде чем достиг племени и задал свои вопросы. Или нашёл ответы, понаблюдав за происходящим из тени. Говоря о втором варианте, так хотя бы понятнее, почему он так сильно припозднился, учитывая скорость теневого перемещения в отсутствие коня.  — А, он же вампир, — хмыкает Инрик, догадавшись, почему вдруг зашла речь про Арнада. — Границы близко. И часто там гуляют вампиры?  — Разве что в поисках меня, — странным тоном отвечает Алиса, не глядя на него, и мерно делится рассуждениями: — Убить там или накричать, смотря кто и из какого клана. А, ну, может ещё Агар, если захочет снова попытать удачу наладить с ними торговлю. Но он выглядел таким несчастным, когда вышел из портала…  — С племенем местных?  — Ага. Там много удивительного, — тепло улыбается Алиса, переплетая пальцы, но вдруг меняется: — И опасного. Если кто-то провалится под землю — протяните канат, но не спускайтесь. Инрик не понимает — подземелье? Тоже ямы или ловушки? И ответ приходит весьма неожиданный:  — Там формируется другой слой. — Она показывает руками два уровня, один над вторым, объясняет: — Ты удивишься, но вы будете ходить по кроне нижних деревьев, лианам и засыпанной сверху земле, не провалившейся из-за плотной сети. В это сложно поверить, пока сам не увидишь, поэтому я предупреждаю — нижний слой слишком опасен. А уж третий… Отведя взгляд, Алиса сцепляет пальцы и вздыхает. Третий уровень только формируется, но ей довелось увидеть то царство Тьмы и Мрака, полное бледных, странных тел, извивающихся в болоте…  — Если кто-то упадёт в самый низ — он уже мертвец, а если выберется — убейте, он уже не человек. Я не знаю, какие организмы проникают под кожу, но оно называется серой плотью… Ни я, ни аргониане туда не полезут.  — Вот уж, и для тебя есть пугающие места, — мрачно удивляется он, задаваясь вопросом, почему именно ему предстоит контактировать с ними.  — Да, есть дыры, в которые смертельно опасно соваться.  — И как туда не провалиться? Как такое вообще возможно? У него в голове не укладывалось, не хватало фантазии представить, как земля уходит вниз. А жители перемещаются по веткам и лианам? Они похожи на мартышек? Но, чёрт возьми, он бы скорее поверил в мартышек, висящих на лианах, и домах на деревьях, но её рисунок и слова явственно расходились с вымыслом. Нет, реальность расходилась с вымыслом. Ко всему прочему, Алиса смотрела на него взглядом, просящим не задавать глупых вопросов и принять факт как данность, потому что от лишних разговоров тот не изменится. Инрик представил себе подземелье. Да, так проще. Он представил под поверхностью, полной жизни, тёмное подземное пространство с тварями, не нуждающимися в свете. Это куда проще, чем воображать о трёх слоях, мало отличных друг от друга, логичных и последовательных, но при этом иррациональных в самом факте своего существования. Возможно, в парящий остров он бы поверил охотнее, чем в три этажа почвы и жизни. Наверное, потому что остров не попытается сожрать. Ах, говоря о вражде с миром, она это имела ввиду? Земля поглотит, сделает кормом для деревьев. В тот момент Алиса издала звук, похожий на задумчивое «Хм-м» с оттенком удивления, чем отвлекла от примирения с фактами и вынудила поднять на себя взгляд.  — Что?  — Только что я поняла, что земля полностью просядет за три года. Через три года вся почва уйдёт из поверхности, вымоется дождями вниз, и земледелием больше никто не сможет заниматься. Внизу не будет достаточно света для растений. Интересно, что они предпримут?  — Они?  — Племя. Он хмурился и долго размышлял, наблюдая за её движениями: вот белые пальцы хватают ручку и деактивируют, пару раз стукнув по тетради, вот зелёные глаза медленно движутся, осматривая комнату в попытке зацепиться за мысль. Для него всё ещё оставалось много неясного.  — Ты говоришь, сейчас там что-то растёт. Но как?  — Инрик, пока не начнёшь копать — не поймёшь, что под ногами, сеть видно кое-где, а не везде. И по всему этому как-то текут ручьи и раскинулись топи с трясиной. Что я могу тебе сказать? Магия! Как-то держится, я внизу не сильно бегала, только охотилась на ужин. Хисты, к примеру, дают пару веток внизу, но цветут сверху, над крайним уровнем, а корнями в третьем. Не хочу думать о третьем. Бр-р. Глядя, как она кривится и передёргивается, Инрик всё меньше хотел ввязываться в сомнительную экспедицию. Но, по её словам, выжить там вполне реально. А пометки на ловушках облегчат в дальнейшем передвижение. Если только…  — Ловушки же не перемещаются?  — Да, они не стоят на месте, — кивает с таким довольным лицом, будто сообщает нечто приятное, а его кривит. — Да ладно, вы привыкнете и будете на глаз определять. Главное, не слишком расходитесь и не растягивайтесь вширь.  — А племя?  — Картинки, — напоминает и тянется, стягивает первую. Красно-коричневый ящер с бежевой шкурой на животе явно сдавал по мышечной массе второму, тёмно-зелёному. Они схлестнулись в бою, мышцы очерчивались сквозь грубую кожу, ему бы хотелось знать, с кого Алиса рисовала тела, не по памяти же. Их морды слишком непохожи на человеческие, вытянутые, как у драконов, и череп другой. Рога и костяные наросты, щёлки-носы и плотные на вид пластины на скулах, у зелёного и на подбородке острые наслоения по всей челюсти. Зелёный весь будто панцирный, острый, с наростами и когтями на всех углах и резких краях, гребнем вдоль позвоночника до кончика хвоста. Как доисторический монстр. И в полтора раза больше красного. А тот — похож на человека, и шкурка потоньше. Физиологически как все они, людоящеры, но мышцами не удался. Держит когтистыми руками копьё с радужным наконечником.  — Он только выглядит слабым, — бросает Алиса, пока машет ногами, спущенными с кровати, и следит за мимикой Инрика. — Джарх-айя намного сильнее Ракжар-джи, здоровяка. Он его с пары ударов побеждает.  — Умный?  — Да. А ещё его мутация затронула костную систему и внутренние органы, поэтому он намного крепче и сильнее. Под кожей у него стальные мышцы. Алиса похожа на маленькую девочку, рассказывающую, какой у неё большой и сильный дядя, какой он молодец. Но Инрик слышит слово «мутация» и сглатывает — если они только выглядят аргонианами… А что у них там такое под землёй, после чего живой станет «не собой»? Это как-то связано?  — Если наткнёшься на охотников — сложи оружие и подними руки, они вскоре уйдут. Если кто-то из них поймёт слова — объясни, что вы с миром. А если случится что-то серьёзное и непредсказуемое — назови одно из имён: Джарх-айя или Алиса Драко. Любое заставит их сопроводить к вождю, а он умный и знает язык. А если услышишь что-то о Жрице или Хаосе — просто не обращай внимание, ты не имеешь к этому никакого дела.  — Я понимаю, зачем взывать к вождю, почему его имя такое значимое, а что на счёт тебя? — интересуется, пропуская мимо слова о Хаосе, но она уклоняется от ответа:  — Джарх-айя умный и сильный, самый достойный вождь для племени. Он принял решение за всех и теперь несёт ответственность.  — Какое решение?  — Измениться. Когда мир сходит с ума — ты можешь или обезуметь следом или умереть.  — А наш мир… сходит с ума? Знаешь, — вдруг вскидывает он, — кто-то говорит, что эта аномалия — начало. Помнишь, ты читала сказки? Если предположить, что монстр из глубин существует и проснулся, если он переворачивает целое море… Лес Забвения появился в такие дремучие времена, и с ним ничего нельзя сделать, только сдерживать. Теперь этот монстр и аномалия. Да, наш мир сходит с ума.  — И что? — уточняет со скучающим лицом, отбирает верхний рисунок двух сражающихся людоящеров. — Аномалии, мутации, думаешь, это всё так плохо? Или мир способен существовать, стоя на месте? Без движения и развития существование не имеет смысла.  — И почему выглядит так, будто тебя ничто не волнует?  — Потому что я дракон и отношусь к этому иначе? У меня иное мировоззрение. Он закатывает глаза — не получается реагировать по-другому, и незаметно прикусывает себе язык — никак не выходит думать о ней, как о «нелюде». Хоть и видит физиологические отличия, но уже, что ли, привык к ним? И к нечеловеческим глазам, и к длинным пальцам. И на Иллара смотрит, как на человека, а тот ничем и не отличается, но вот мышление… Как вынудить себя перестать считать их людьми? А зачем, если выглядят они как люди и ведут себя, в основном, неотличимо… Инрик опускает взгляд на последнюю картину — большую, куда больше других, почти сравнимую с полотнами, расписанными маслом, но только бумажную и бледно-акварельную. С высоты открывается небольшое поселение, и правда маленькое, перечёркнутое речушкой, разделяющей деревянно-соломенные домики и считанные по пальцам каменные строения на два берега. Чуть вдалеке загоны с кривоватыми из-за размытости акварели животными, склонившимися к зелёной траве. Загоны и пастбища заканчиваются кромкой леса, но по всей площади рассеяны, казалось бы, обычные зелёные деревья, некоторые из них цветут синим, почти перекрывшим листья, а на холме, с которого якобы рисовали вид, лежит радужный плод, похожий на скрутившуюся спиралью сосульку.  — Видишь? Мирное, спокойное племя.  — Ага. И они… и среди них живёт то доисторическое чудище? Живёт мирно?!  — Аргониане сильные, — говорит Алиса. — Они охотники.  — На людей? — спрашивает, чем вызывает её смех:  — Монстры внизу страшнее людей.  — И я выживу?  — Ты же не глупец. Она протягивает ему записи и смотрит ровно в глаза своими ярко-зелёными, вглядывается, будто может пробраться сквозь зеркала в голову, выпотрошить мысли, и зачарованный Инрик не сразу слышит слова:  — Аманда уже долго ждёт.  — Ах, прости, — вскидывается, хватая тетрадку, осознаёт себя уже на ногах и на половине пути к двери. Бросает взгляд на отвёрнутый холст: — Ты красиво рисуешь. Спасибо, что помогаешь. Мне можно рассказать всё остальным из группы, когда войду в их состав?  — Да, говори всё, что сочтёшь нужным. И, в случае чего, обратись ко мне за помощью.  — Да, ещё раз спасибо и извини, что украл столько времени. Ему сложно улыбаться после тяжёлого разговора, касающегося будущего, но Алиса всё понимает и дружелюбно похлопывает по спине:  — Вы проходили практику в Лесу Забвения, так чего тебе бояться? Уверена, там много тварей пострашнее, чем потухшая в метре впереди свечка.  — Да, — выдыхает он, успокаивая нервы. — Спасибо.  — Ещё раз повторишь — выпру пинком! Инрик улыбается — нервы отпускают, выходит и уже из-за порога говорит:  — Спасибо! Алиса показательно рычит и бросает в него каким-то заклинанием, но боевик уворачивается и всплеск тушит стена академии. Он уходит, снова переживая гроздья взглядов, а та с хлопком закрывает дверь.