Неоднозначно плохие

      — Ну и что ты здесь делаешь? — уточнил Дрон, опускаясь на корточки возле рассевшейся на голой земле Алисы.  — У тебя ещё хватает наглости задавать этот вопрос? — позволяет она себе недовольство, обхватывая ноги сильнее, и утыкается лбом в колени.  — Да ладно, мы просто гулял…  — Я попросил его найти тебя по запаху, — перебивает Дрона Ракуш, нависая над ними. — Здесь опасно.  — За последние годы ни одного убийства, — недовольно сообщает она. Алиса дуется и ёжится от влажного, пронизывающего ветра, внизу перекатываются волны, но ни одна не достигает верха. Этот край мира холодный зимой и свежий летом, внизу нет отвесных скал — опасность давно сгладили и затёрли, но всё равно никто не приходит нырнуть, разве что спускаются магией к воде или берегу. Она сама перестала приходить сюда примерно через месяц после поступления — времени уже не хватало, причин, да и желания тоже. Суеверные боялись аномального обрыва, этакого «края», манящего прыгнуть и разбиться о волны. До начала учёбы ей думалось, что место будет популярным, но сюда тянет только призывателей, и то не к самой черте, а остальные предпочитают берег. И обрыв остаётся пустынным, а единственной, кто приближается и спускает ноги с конца каменного навеса, остаётся Алиса. И прыгает, чтобы у самой воды активировать левитацию.  — Ты не знаешь наверняка, — не отступается здоровяк, пытаясь отговорить сидеть перед самым краем и игнорируя чудесную открывающуюся картину.  — Энергия смерти очень слабая.  — Холодно, а ты сидишь на голой земле, — подходит Ракуш с другой стороны, а Дрон не выдерживает:  — Прекрати нудить. Тот замолкает, обижается, но не уходит — приседает рядом, наконец-то увлекается видом.  — Так глупо, — выдыхает Алиса, когда подымает голову. — Как раздражает.  — Подумаешь, — фыркает Дрон. — Уверен, это заклинание легко получится найти в книгах или узнать от Иллара.  — Да, ты слишком переживаешь, — поддерживает Ракуш.  — Вы не понимаете. Дрон закатывает глаза, а Ракуш просит:  — Объясни. И Алиса тянет слова, будто пересказывает чью-то заунывную лекцию:  — Когда маг оттачивает умение до совершенства — ему может открыться глубокое понимание. И когда он постигает саму суть заклинания, то предстаёт перед ним совсем другим. И тогда маг… способен изменить, доработать, перекроить под себя, доточить заклинание. Оно превращается в оригинальное умение, характерное только ему, магу-создателю.  — Я не понял, — признаётся Ракуш, а Дрон кривится:  — И что с того?  — А-а, вы тупицы, — стонет та, объясняя чуть не на пальцах: — Чтобы создать личное оригинальное заклинание, надо потратить очень много сил и времени! И ему невозможно научить других, потому что оно индивидуальное, под этого мага.  — Тогда почему ты, — начинает Дрон, но Ракуш его перебивает, смекнув раньше:  — Забыла или не подумала?  — Да, — кается, накрывая голову руками, прячет лицо от ветра за коленями. — Это был его оригинальный град. Учитель никогда не повторял свои лекции, а проводил их… ну, что вспомнит, то и скажет, записывала я мало — не успевала. Вот и… вспомнила только сейчас. Я почему прицепилась-то, потому что господин Широ так радовался моей магии.  — В последнее время чрезмерно, — замечает Дрон, а Ракуш смягчает:  — А, вы подружились с ним. Будто бы. Дрон бросает на него красноречивый взгляд, потому что Алиса сопит и хмурится, не понимая их, и объясняет:  — Он и правда ведёт себя странновато, начал меньше пить, даже как-то в лице изменился. А когда ты колдуешь что-то большое — радуется, как…  — На что это вы намекаете? — спросила она с подозрением, и Дрон поспешил исправиться:  — Как учитель, нашедший ученика, которым можно хвастаться! Мы его не прельщаем! Зато тебе он никак не нарадуется.  — Да, — соглашается и слышит его облегчённый вздох — пронесло. — Поэтому когда я увидела то море огня, решила, что это Захоронение под небесным пламенем, ну, может здесь называется иначе. Но различие в том, что Захоронение падает с неба и задевает больший радиус.  — И ты хотела ему научиться?  — Да. Однажды мне довелось увидеть его в исполнении учителя — он сжёг целый город, это было… восхитительно. И мне захотелось показать ему, как заклинание должно выглядеть на самом деле. Господин Широ ведь так радовался моей сотне стрел! Я подумала, в формуле ошибка, если увижу каркас и услышу само заклинание — исправлю.  — Но это не оно, — закончил Дрон, пока Ракуш соображал, о чём речь, и что значит «сжёг город».  — Да. Это град, его оригинальный град, поэтому он колдовал его, как массовые стрелы, поэтому я сразу ничего не поняла и так запуталась.  — Н-да, — высказался он, а Ракуш уточнил:  — То есть ты хотела ему помочь и порадовать, а вышло наоборот?  — Да. Никто не спрашивал, зачем куратора вообще радовать, и Алиса вздохнула:  — Надо пойти и извиниться.  — Это же куратор, — буркнул Ракуш, не понимая, зачем так напрягаться ради этого человека.  — У него тоже есть чувства.  — Нет.  — Чего это ты? — вступился за Широ Дрон.  — Я думал, он великий человек, когда нам рассказали о его заслугах на границах королевства. А он — порочная, безнравственная пьянь.  — Ракуш, он болен, — укоризненно заметила Алиса. — Чёрт, ты думаешь, воевавшие люди остаются при своём уме?  — Но он преподаватель!  — И он выполняет свои обязанности!  — Но какой он подаёт пример своим видом и поведением?!  — Да уж кто бы говорил!  — Что ты имеешь ввиду?  — То, что и сказала! Сам пьёшь, когда нечем заняться, а тычешь пальцем в других!  — Это разное! И я не пью, а провожу время с друзьями! И только после занятий!  — Что за детские отмазки?!  — Эй, успокойтесь, — просит Дрон, глядя на готовую взорваться Алису и неожиданно твердолобого товарища. — Не станете же вы драться из-за того, кто и сколько пьёт?  — Так почему он упрекает господина Широ за его спиной? Дрон затыкается, а Ракуш давится воздухом, а когда откашливается — теряет все мысли и слова. Алиса рычит и сжимает челюсти, готовая их искусать, как когда-то покусала Хаос из-за дурных слов о Дике. Немного признаёт, что переносит свою привязанность к учителю на Широ, есть у них похожая черта аморальности, но уже не останавливается. Как бы там ни было, а он не заслужил такого отношения. На самом деле куратора очень просто понять, он из ленивых людей, делающих больше других, но производящих дурное впечатление из-за небрежности, а та сформировывается от раздражительности, вызванной нуждой трудиться при большом нежелании. Дик немного другой, но они оба — бешеные психи, а ей такие нравятся. С такими простыми парнями, как Ракуш, слишком скучно — он излишне добрый, но при этом иногда до тошноты праведный, а блевать тянет из-за двойных стандартов, поганого двуличия, какое так не нравится в вампирах.  — Двуличные ублюдки, — шипит, чем приводит их в ещё более дурное настроение, хоть вообще-то не обращается конкретно к ним, а поминает вампиров. — Чёрт бы вас побрал, если ты ублюдок, то и веди себя, как ублюдок, а не притворяйся одуванчиком.  — Ты перегибаешь, — тормозит её Дрон, но та игнорирует и продолжает выплёвывать злые слова сквозь зубы:  — Брат слишком добрый для этого сборища отбросов. Какого дьявола я не могу оторвать руку твари, которая скалится мне в милой улыбке, хоть я вижу, как в голове он уже танцует на моей могиле? Какого дьявола Тангор был таким крутым, когда выглядел отвратительным порочным злодеем? Я скучаю по злодеям, ведущим себя, как злодеи, ненавижу улыбающихся и одобряющих меня тварей, думающих, что я поведусь на их добропорядочный вид.  — Алис…  — Знаешь что, Дрон? — вдруг поворачивается она, прекращая жутко бубнить. — Дела всегда показывают больше, чем слова. Господин Широ заботится о нас так, как у него получается, какая разница, трезвый он при этом или нет? Так или иначе, но он постоянно расхлёбывает последствия наших ошибок. Он недолго молчит, кусая губы, а Ракуш пытается понять всё, сказанное ею, в том числе и жалобы на злодеев и ублюдков, но у него ничего не получается, только появляется куча вопросов. И, не дожидаясь его, Дрон всё же открывает рот:  — Да, наш куратор не идеален, но он сильный и опытный боевой маг, а его досуг нас не касается! Мы не должны осуждать его за пьянство, на самом деле, пусть лучше пьёт, чем бросается на тени и рвёт на себе волосы, как некоторые из наших после пары лет у границ с лесом Забвения.  — Вот именно, — мрачно соглашается Алиса. — Мой учитель тоже пил в попытке заглушить душевную боль. Она ловит на себе сочувствующий взгляд Дрона и рычит:  — Иди к чёрту, понял?! Я обожаю своего учителя, мой учитель, Дик Крейвен, самый лучший маг на всём свете! Знаешь, сколько боевых магов и инквизиторов он убил?! Больше пятидесяти тысяч! Вот! Он самый лучший, сильный и умный! Алиса шмыгает носом, выкричавшись, и обнимает ноги сильнее, скручивается в тугой комок под ошарашенными взглядами Дрона и Ракуша. Бурчит себе же в коленки:  — У меня снова нервный срыв, ну что за ерунда…  — Ладно, — останавливает затянувшийся бред Дрон. — Давайте просто пойдём в бар? Как раньше. И никто никому не будет ничего доказывать. Мы вообще не будем говорить на спорные темы.  — Нет, — без раздумий отказывается Алиса.  — Почему? — спокойно спрашивает на случай, если она обиделась, но всё немного проще.  — У меня не очень много времени, и я не хочу тратить его на ерунду, и так уже долго здесь сижу. Прости, но я пойду, извинюсь перед нашим куратором, — поднимается она на ноги, а тот хрустит шеей, специально игнорируя «ерунду», и просит:  — Подожди минутку. Он что-то неразборчиво шепчет, глядя на воду, и расстроенный Ракуш наблюдает, как и Алиса, ожидая результата. Отказ даётся ей легко, но в душе что-то тянет, пытаясь указать на ошибку. Алиса знает, почему соглашалась ходить с ними в бар — всё лучше, чем сидеть в комнате с толпой подруг Аманды. Кроме того, необходимая мера, как часть ритуала сближения с товарищами — выпить пива или сидра, иногда медовухи, посмеяться, поиграть в карты за столом. Ракуш научил играть, Дрон платил за выпивку, а потом на своей спине тащил здоровяка в комнату, пока Алиса промывала желудок, а после запивала всё зельями, чтобы быстрее вывести токсины из организма. Она никогда не воспринимала алкоголь иначе, чем яд слабого действия, убивающий кровь и мозг. Однажды Дрон проболтался, что пьянеет только от гномьей убойной бурды и Слезы дроу — особого сорта вина, способного свалить, пожалуй, и дракона, так ещё и дико дорогого. По его словам, вино, налитое самими дроу, очень отличается от продаваемых в других местах бутылках — разводят, подделывают, переклеивают надписи. Но тоже самое Арнад говорил о своём кофе — только с рук кошколюдов. Но зачем? По правде говоря, Алиса совершенно не понимает, зачем они тратят средства и здоровье на выпивку, не важно, какая та, а если ещё и невкусная — тем более не ясно. Кто-то заглушает мысли — дрянная идея, но не в том суть. Испытав опьянение всего несколько раз, она не видела положительных качеств тошнотворного состояния. Но для них, парней, это что-то вроде обычного пятничного ритуала, а ей для опьянения достаточно накачаться чистой энергией из источника — прекрасная эйфория, нет ничего приятнее мощной чистой силы, отдающейся в голове шепотками стихий. Но люди совершенно не такие. Им невозможно понять ни одержимого, ни дракона, ни Драко, ни вообще хоть кого-то отличного, и пусть здесь сидит оборотень, он точно так же понимает только других оборотней, и то, похожих на себя. Алиса смотрит на широко улыбающегося Дрона и растягивает губы, наблюдая каркас творимой им магии, занимающей по личной шкале строчку где-то «выше среднего» по сложности, но «средняя разрушительная способность». Конечно, вслух она этого не произносит.  — Драконий танец, — радуется Дрон, когда из моря показываются водяные дракончики — длинные и тонкие, как толстые змеи извиваются и пляшут. Ракуш поражённо выдыхает, Алиса улыбается, видя, как сливающиеся и состоящие из воды жгуты идут кольцами, вырастают над кромкой моря, изгибаются и переплетаются, растворяются и снова собираются, чтобы показать пару фигур.  — Видишь? Не ты одна умеешь эффектно колдовать, — хвастается, отпуская магию, и змеи разливаются и возвращаются в воду.  — Да. Никто из нас не показывает настоящей силы, — соглашается Алиса. — Интересно увидеть всю мощь твоих заклинаний.  — А зачем пугать других? — подхватывает, сжимая кулаки, чтобы скрыть дрожь в пальцах. — Но ты в последнее время выкладываешься на полную! Она удивлённо моргает, но вскоре согласно кивает — и правда, так и есть. Дрон продолжает широко улыбаться, а ей кое-что подумалось:  — У человечества большой потенциал. Есть много людей сильнее меня сейчас. Всем нужно отбросить жалость к себе и увидеть, на что они по-настоящему способны. Слова производят странный эффект, никто просто не знает, что на них ответить. Ракуш смотрит изумлённо распахнутыми глазами. У обоих появляется абсурдная мысль о её героических, нет, педагогических побуждениях, и это настолько дико, но в тоже время элементарно просто, что у них не находится слов. Видя их застывшие лица, Алиса склонила голову на бок, хмыкнула и, подождав ещё несколько секунд, развернулась и медленно покинула опасную зону. Глядя ей в спину, Дрон прикусил губу и расслабился, позволяя усталой дрожи охватить тело:  — Испугался, что весь резерв уйдёт. Как она выстраивает огромные огненные круги в этом ужасном фоне? Ему пришлось перенапрячься, пока держал парочку водных змей! Увидев однажды горящую поверхность воды, он решил, что здесь проще колдовать, но всё наоборот! Как только у неё получается создавать такое огненное бедствие? Это всё из-за эмоциональных срывов? Дрон утирает пот с лица подрагивающей ладонью и гадает, когда появилось это расстояние между их магическими способностями. Ещё на вступительном её огонь пугал, но он знал, что в реальном бою легко его преодолеет. А увидев заклинание, в которое он вложил столько сил, даже не беря в расчёт дополнительное напряжение, всё, что она сказала, это: «Хочу увидеть полную мощь»?  — Чёрт возьми, это и была полная мощь, — выдыхает, унимая бешеное сердцебиение. — Когда она стала такой сильной? Ракуш не знает. Нет, он не видит всего, что замечает опытный оборотень, а того прошибает пот. Вода никогда не проиграет огню, рано или поздно затушит — это закон природы. Но её огонь доминирует над водой! Больше того, созидание магическим льдом уровня круга из трёх сильных магов!  — Ну что за чёрт? И она ещё хочет оторвать кому-то конечность, — не унимается, хмурясь и пытаясь понять, когда оказался позади. — И нашла кого-то сильнее себя! Её учитель же человек, как так? Куда уж дальше? Ему становится немного страшновато — неужели это скрытая сила драконов? Щиты Иллара пробить получается, хоть и с трудом, но… Кто-то когда-то пробивал щит Алисы? Кто-то из преподавателей во время демонстраций? Старшекурсников?  — Алиса сильная, — вырывает его из глубокой ямы собственных мыслей Ракуш, глядя ясным взором. — И она дракон. И очень много учится. Неужели надо постоянно учиться, отвергая реальную жизнь, чтобы стать таким же сильным? Оно того вообще стоит? Стоит? Нет, у Дрона другой вопрос, зачем? Зачем ей столько силы? И с кривой усмешкой он находит ответ:  — Её это увлекает. Ей нравится учиться и становиться сильнее, она получает удовольствие от магии. Она одержимая.  — А если у неё никого не останется?  — Что? Дрон хмурится. Что? Никого не останется? Что? Это её вообще беспокоит? Она в ком-то нуждается? Он переводит взгляд на него, пытаясь понять, о чём тот думает, и догадывается. Да, ведь Ракуш — добрый малый, а доброта требует усилий. Ведь если бы сейчас он не пришёл сюда — Алиса сидела бы одна. Но точно так же признала бы свою ошибку, и всё равно ушла бы извиняться, а не пошла бы с ними выпить.  — Тебе кажется, что ты тащишь ваши отношения на себе? — подозрительно спокойно спрашивает он, глядя на друга, а тот смущается и отводит взгляд — ну точно так подумал, по тональности сопения понятно!  — Выброси эти глупости из головы, — советует и слышит утяжелившееся дыхание. — Мы для неё как груз, а не помощь, понял?  — Почему это?!  — У неё много дел, но она несёт всё сама и даже не заметит, если кто-то из нас не появится в трудную минуту.  — Но почему нельзя попросить помощи?  — Потому что проблемы не из тех, с которыми справится кто-то из нас. Просто оставь.  — И что делать? Ах, если бы Дрон знал ответ. Украв у неё столько тайн, он всё равно оставался где-то за чертой её взгляда. Будто Алиса существует в ином мире, лишь пересекающимся с этим, дышит другим воздухом и видит отличную реальность. И не допускает других в свой шар отчуждённости.  — Если тебе кажется, что вы отдалились или ты ей не нужен, и если перестанешь стараться — ваше общение скатится в ноль — поздравляю, ты повзрослел, — бросает он весьма грубое, но правдивое изречение.  — Алиса эгоистка.  — Ага, а ещё эгоцентрик.  — Что?  — Говорю, её большое эго затмевает всех окружающих. Но, можно сказать, это делает её сильной, независимой, самодостаточной, что ли… И сумасбродной. А я не знаю, как с ней надо общаться, только уверен, что не как Аманда — они вечно ссорятся.  — Каждые пару дней. Не говорят больше, чем говорят.  — Думаю, это попытка Алисы урвать себе спокойное время.  — Что? В смысле, они ругаются и не разговаривают друг с другом, чтобы отдохнуть друг от друга?  — Да, бред, но так и выглядит.  — Идём отсюда, — просит Ракуш, потирая холодный нос, и Дрон кивает:  — Пошли. В бар, выпьем.  — Можем позвать парней, если Алиса не идёт.  — Тогда ты не пьёшь, я всех на себе не принесу.  — Я контролирую себя! Дрон фыркает и не отвечает, заминая тему — пить, так пить. Боже, какие все противоречивые… Хах, вот, о чём говорит Алиса. Двуличные ублюдки. Но разве не все такие? Даже Ракуш, не смотря на свою доброту, совершенно не видит собственных грехов, а ведь постоянно сплетничает и обсуждает всех. Это напрягает, если задуматься. Но кто из нас святой?