Неоднозначно плохие

      Алиса смотрела на котелок с дурно пахнущей мерзостью, стоя у столиков с бокалами и чашами. Какое странное разделение на «пунш» и «напиток ночи», когда это одно и то же, но здесь всё не так — липовые напитки, фальшивые ведьмы. Одна имитация.  — Или это я так много требую? — задаётся вопросом, повернувшись к Шерону, и тот склоняется. Когда много ожидаешь — разочаровываешься. Но это не шабаш, а смехотворное сборище. Градус пунша в бокале как у подслащённого вареньем спирта — как они здесь ещё живы?  — Скучаете? — нарисовался рядом Филип, отвлекая от попыток распознать составляющие по запаху, доносящемуся с котла.  — Я нет, а Аманда да, — уколола, глянув на местного филина.  — Она общается с подругами, — пожал тот плечами, не испытывая особых угрызений совести. — Здесь так редко появляются новые лица, что ваша личность у всех на слуху.  — Этого следовало ожидать, — пробормотала, возвращая бокал обратно на стол, и взглянула на него в упор: — Значит, чучело.  — Да, — подтвердил, в ответ пристально вглядываясь в Шерона, по крайней мере, так казалось Алисе. — Иногда у редких магов получается обратиться в животное, надев на себя его шубу.  — Да, искусственное оборотничество, — кивнула, зная о таком. — Но после него нет побочных эффектов.  — Травма, — объяснил, касаясь собственных волос. — Получил травму, пока летал, и не дождался полного выздоровления.  — И обратное обращение привело к нарушениям, — поняла она, поднося покрытые чешуёй пальцы к Шерону, и тот слез, пытаясь оказаться подальше от нервирующего внимания. — Он тоже чучело, вы его смущаете.  — А вы нет.  — А я нет. Шерон пересел на другое плечо, продолжая с подозрением наблюдать за раздражающим элементом.  — Он кажется таким живым. Неужели некромантия настолько сильна? — поразился Филип, сдерживая желание потрогать ворона.  — Шерон необычный зомби, он химера, пробудившая сознание.  — Но разве тогда он не должен отличаться от птицы?  — Нет, если маг ставит правильные установки и модели. У него близкий к человеческому разум, но развитие пока что тормозит из-за несоответствия формы.  — Разве это не мучительно, в теле птицы мыслить как человек?  — Но он мертвец. Ах, у них совсем другое восприятие мира, независимо от формы тела. Альтернативная личность, не человеческое мышление.  — Вот как! Это, правда, очень интересно! Я впервые общаюсь с некромантом.  — А чем вы занимаетесь вне посещения шабаша? Филип замялся, отвернулся, сделав вид, что услышал своё имя, и Алиса хмыкнула — точно не порядочный парень. И Аманда ещё тыкала её страстью к Тангору… И пока филин отвлёкся на щебет с другой ведьмой — она отошла в сторону кипящего котла, мешающегося магией.  — Он не готов, — остановила её от пересечения невидимой черты одна из ведьм.  — Я просто смотрю. Вообще-то нюхала, но до конца все компоненты не разобрала — меньше половины. Но дурманный корень точно хорошо не сделает. Или напротив, сделает слишком хорошо. Главный компонент галлюциногенного, которым она травила магов перед Самайном.  — Аманда, — дёрнула её за плечо Алиса, отвлекая от болтовни с молодыми ведьмами, и оттянула в сторону упирающуюся и возмущающуюся подругу, уже окосевшую от пунша. — Да замолчи и послушай! В том вареве дурман!  — Ох, и что? — недовольно отозвалась та, выдираясь из хватки, и ей пришлось пустить.  — Ты помнишь моё галлюциногенное? Это такое же! Но Аманда совсем не воспринимала слова, выглядя от чего-то крайне подавленно, а сейчас и раздражённо:  — Не неси чепухи! Не хочешь — не пей, но им здесь все угощаются! Это главный напиток ночи.  — А Филип твой вообще подозрительный. Ты о нём хоть что-то знаешь? — воззвала к сознательности Алиса, вот только безуспешно, Аманда только сильнее разозлилась:  — Не трогай Филипа! И вообще, уходи, ты мне всё портишь!  — Что? — выдохнула, не веря услышанному, и пьяная, взорвавшаяся эмоциями Аманда занесла руку для оплеухи, но ударила в энергетическое поле, пошедшее волнами энергии. Алиса попятилась, пару раз цокнув каблуками. Ближайшие к ним ведьмы затихли, миг будто дрогнул, но визгливый голос вновь раздался, произнеся только одно слово:  — Разлучница!  — Да ты с ума сошла, — покачала головой Алиса, делая шаг вперёд, протянула руку, но Аманда оглушительно завизжала, отскочив:  — Не трогай меня! Выдох. Алиса громко и продолжительно выдохнула, контролируя эмоции, заправила упавшую на лицо прядь за ухо и улыбнулась:  — Давай вернёмся в академию? Аманда всхлипнула и разрыдалась. Алиса чувствовала только нервный тик всего лица, вынужденного поддерживать доброжелательную улыбку, пока та цеплялась за своих местных подружек и скрывалась в толпе, уводимая подальше. Эти подружки бросали назад злые взгляды, пока не пропали, но их слова доносились до неё ветром издалека так же чётко, как если бы звучали в крике под ухом. Ведьмы — мерзкие существа. Нет, пьяные ведьмы мерзкие.  — Возвращаемся в академию, Шерон, — решила Алиса и развернулась на каблуках, чтобы обнаружить позади себя улыбающегося Филипа с двумя бокалами.  — Я не подслушивал, — сразу же открестился он.  — Ага, просто Аманда кричала слишком громко, — хмыкнула, отказываясь от пунша, вместо него призвала флягу из браслета и пригубила. — Может, я и не самая хорошая подруга. Может, и разлучница, но ты у меня доверия не внушаешь. А хотя, чёрт с вами.  — Я не претендую на Аманду, — поспешил вставить Филип, пока та не продолжила свою спокойную, но явно накипевшую речь. — И немного знаю её характер. А ещё она так истерично кричит, что аж уши закладывает.  — Будешь? — предложила, протягивая флягу, и тот кивнул, но перед этим отошёл и вручил оба бокала отвернувшимся и продолжившим прерванный разговор ведьмам. Отпив с фляги, Филип ожидаемо скривился, быстро вернул и прижал пальцы к вискам, пытаясь унять накатившую головную боль.  — Ничего-ничего, пару минут и всё пройдёт, — пообещала, возвращая ту на место. — Легче?  — Что это? — просипел он, медленно распрямляясь, но продолжая кривиться. — В голове взрывается, всё тело жжёт.  — Очищающее зелье, чудесный эффект, правда? Выводит токсины, алкоголь, наркотические и дурманящие вещества, споры.  — Какие споры? — прохрипел, пригибаясь к земле, и всё же вырвал всё съеденное.  — Грибные, видимо, — пробормотала Алиса, прочищая горло.  — Что?  — Быстрее приходи в себя, а то я рискую сойти с ума. Шерон прижался своей небольшой головкой с крупным клювом к её голове, переставил когтистую лапу для лучшего упора, потёрся, будто похвалив, чем насмешил хозяйку:  — Какой ты умный и милый, Шерон. Филип, откашлявшись, мрачно поднял на неё взгляд, а заметив кивок в сторону, медленно поплёлся за удаляющейся фигурой к самому дальнему и пустому столику, молясь, чтобы там нашлась вода и салфетки.  — Рассказывай, — потребовала, дав ему время прийти в себя и прополоскать рот.  — Аманда сама приходит, её никто не принуждал, — сипит низким голосом и отвлекается попить воды и прокашляться, утирает выступившие слёзы. — Ну, дурман, да, слабенький дурман. Они сами приходят.  — И что делают?  — Танцуют, общаются, пьют. Что делать такому собранию женщин? Они ведьмы, сами знают, что употребляют.  — Ты что-то на ведьму не похож.  — На правах фамильяра, — объясняет, закусывая горький привкус во рту тарталеткой. — Хозяйки.  — Служишь ей?  — Да.  — А к остальным ведьмам как?  — Никак! Просто общаюсь, — бурчит он с полным ртом. — Сама посмотри, вон, совсем скоро начнут разливать напиток, а после они до полуночи будут танцевать.  — В эйфории?  — Ага. Сами хотят, для этого и приходят. Ведьмам опасно жить в наше время, им необходима отдушина. Ты разве не такая же?  — Не помню, чтобы мы переходили на «ты», но и чёрт с тобой. Живи, — разрешает, скалясь острыми зубами, и Филип выдыхает:  — Я сразу понял, что ты не человек. И плохо притворяешься.  — По глазам?  — Нет, по взгляду. Смотришь, как на мясо. Алиса хмыкает, наблюдая за ведьмами, и замечает в проблеске между несколькими телами слишком разъярённый взгляд Аманды:  — Почему она вдруг начала нести всякий бред? Разлучница…  — Аккуратно с проклятьями, — посоветовал, тоже разглядев в толпе обговариваемую особу. — И не надо переживать за её честь, Аманда меня не интересует. Моя работа дружить с ведьмами нашего шабаша, а не лезть им под юбку.  — А тех толстяков?  — Тоже.  — А остальные?  — Мужья, братья, близкие друзья, любовники — все или заняты, или их забивают ведьмы постарше. Молодые вроде Аманды их не интересуют, никто не хочет возиться с девственницами, особенно на шабаше, где кровь… священна.  — Ну, хоть что-то здесь от настоящего шабаша, — вздыхает Алиса. — Впрочем, что дурман, что опиум… Все ведьмы что-то употребляют. Филип странно на неё смотрит, а когда запускается музыка из магического граммофона, кивает:  — Сейчас начнут раздавать напиток.  — Иди, если хочешь, — бросает, хватая вафельную трубочку, и разламывает с таким видом, словно ждёт, что оттуда выпадут змеи. Но там только сливочный крем, и по запаху и по вкусу, ничего странного нет.  — Здесь не кормят чужими пальцами, — едко бросает Филип, прикладываясь к пуншу. — И нет, я из котла не пью. По службе не положено. Алиса грызёт трубочку, чтобы не кусаться, смотрит на ведьм и замечает, как быстро пустеет котёл и редеет очередь.  — Танец?  — А?  — Потанцуем? Алиса переводит взгляд с ведьм на него, недоумевает, но вскоре возвращается к наблюдению за их поведением. Не считает необходимым озвучивать и без того ясный ответ, но он ожидает этого выразительного:  — Нет. Его тон становится почти оскорблённым:  — Как и ожидалось.  — О, любишь терпеть боль? Филип выпадает в осадок, хоть быстро понимает её логику, делает вывод с упрёком:  — Видимо, ты считаешь себя выше нашего общества.  — Филип Филин, — повторяет, не обращаясь к нему, констатирует факты: — Живёт на попечении ведьмы, исполняет роль шута и… как это называется? Местного заводилы? Флиртует со всеми ведьмами, но ничего с этого не получает.  — Да, — соглашается с её мнением, но исправляет один момент: — Я ведущий.  — Ты помощник ведущего.  — Ха, ну, пусть и так.  — Филип, ты сказал, что я мню себя выше. Тебе интересно, кто я? Он открыл рот и закрыл его, решив, что не хочет знать. Кто сидит перед ним? Оборотень. Какого вида? А разве есть разница?  — Не имеет значения.  — Огромное значение, — с улыбкой возражает Алиса. — Значение размером с целого… дракона, — выдыхает и приходит в восторг от его лица. Невероятная смесь испуга и шока у забывшего как дышать человека. И пока не схватил сердечный приступ, она как ни в чём ни бывало пожимает плечами:  — Я малость озабочена судьбой Аманды, но не бери близко к сердцу.  — Это немного затруднительно, — признаётся, ослабляя декоративную бабочку на шее.  — Представь себе смысл слова «забота» и уменьши его до самого минимума, поставь рядом чуть большее значение интереса и поймёшь, почему я так говорю.  — Да… Как скажешь. Ему тяжело дышать, и он смотрит на пускающихся в пляс ведьм, а не на свою собеседницу. Тишина между ними длится достаточно долго. Тихая вечеринка взрывается музыкой и хохотом, громкими голосами смеющихся ведьм. Девчонки начинают танцевать, старшие тоже втягиваются в хороводы. Никто не раскрепощается, не похоже на начало оргии, но пока рано судить. Алиса прикусывает губу, заметив в себе надежду, что всё так и останется, но… Очень скоро всё сдвигается, заставляя её закрывать глаза от неприятного зрелища. Видя это, успокоившийся Филип понимает:  — Ты не знала, да?  — Опиум… Ведьмы, которых я видела, употребляли различные наркотики, тонули в разврате и теряли себя. Они не приходили в себя, пока не почувствовали жалящее пламя прямо на коже. Учитель говорил, что такие люди…  — Пропащие, — подсказал, сосредотачивая на ней взгляд, на пустых зелёных глазах, отражающих блики от освещения.  — Да, пропащие. И нет им спасения. Слабые духом, сломанные.  — Мудрый учитель.  — Скажи, об Аманде не ходят слухи?  — Например?  — Её мать тоже ведьма, пропала больше десяти лет назад. Ничего не слышал от хозяйки и других? Филип хмурится и почти сразу кивает, но долго собирается с мыслями и косится на пунш. Очищение, возможно, пошло на пользу его мыслительным способностям, но жаль, что вся весёлость и дружелюбие заслуга алкоголя или веселящих примесей.  — Да, когда она только пришла к нам, — вспоминает, поднимая взгляд к небу. — Прошла волна странных разговоров, будто бы… Шелли вернулась. Но они перестали говорить, когда Аманда сказала, что мать её бросила.  — Её мать звали Шелли?  — Так о ней говорили ведьмы, а я не знаю.  — Выходит, они очень похожи, да?  — Ага, такой вывод напрашивается. Но больше я ничего не знаю. Филип пьёт пунш, чтобы «догнаться», и вскоре веселеет, улыбается, как раньше, а ведьмы танцуют и поют, и кажется, могут так всю ночь, а кто-то уже разделся…  — Мне пора. Нет желания смотреть на моральное падение этих женщин. Нет, ей незачем запоминать уже виденное когда-то, как и вмешиваться с попытками забрать Аманду отсюда. Сложно поверить, что никто до неё не дотронется, но кровь остаётся чистой, без примесей чужих энергетик — неплохой метод проверять на невинность. Да и какое дело, если таков выбор Аманды? Тонуть в иллюзиях, навеянных дурманом. Алиса вздыхает, здраво принимая ошибку суждения — нет, всё не так. Филип слышит шорох её платья и поворачивается, осознаёт повторившиеся слова и кивает, а затем просит:  — Больше не приходи. Тебе здесь точно не место. Не думай, что плохая подруга, Аманда… всё равно продолжит приходить, независимо от того, хорошо ей живётся там, с вами, или нет.  — Ты слишком хорошо обо мне думаешь, — впервые признаётся в таком Алиса. — Никогда бы не сочла себя виноватой в её… пьянстве от неудовольствия жизни.  — Ясно.  — Просто передай моей пьянчужке, что я ушла и больше не собираюсь вставать между вашей неземной любовью, — отозвалась с сарказмом, закатывая глаза. — Смотри, отвечаешь за неё.  — Аманда такая же, как мы, — говорит Филип, не понимая её отношения. — Тоже давно увязшая в нашем болоте.  — Ах, не говори ерунды, — недовольно кривится та, видя свою ведьму в толпе — уже не зарёванную, не злую, а весёлую. — Она просто делает то же, что и все вокруг. Аманда легко идёт на поводу и поддаётся плохому примеру. Филип меняет взгляд и тоже поворачивается, сохраняя лёгкую улыбку. Да, так и есть, но разве это не делает её ещё хуже? Слабее? В конечном счёте он опустошает бокал и бросает ей:  — Мы здесь все одинаковые. Пропащие! И с последним словом, выкрикнутым вверх, он ставит бокал и ныряет в толпу, сразу же начиная щебетать с женщинами, будто бы сам становится женщиной. И он тоже сломан, уже не починишь. Таких надо стирать и переписывать заново, всю жизнь от момента, где дорога повернулась не в ту сторону. Алисе вовсе нет дела до поломанных людей, как и когда-то не было дела её учителю. Он мог их использовать, а ей незачем, вот и остаётся только оставить их дальше скатываться вниз. Уж лучше нарисовать ещё одну картину, чем тратить время на бесполезных поломанных кукол. И Аманда, к сожалению, в глубине души такая же. Если просыпаясь утром, ты снова хочешь получить новую дозу, дожить до пятницы, а при перерывах локти кусаешь и считаешь дни — это уже не жизнь. Какой бы больной Алиса себя ни считала, но не сломанной, никогда. А Аманда — слабая, но в тоже время странно сильная. Нет, у неё ненормальная логика, требующая не выделяться, делать то же, что и другие, но при этом находиться… в центре. Возле центра. Странная логика, но Алиса не критикует, подымаясь в воздух вместе с Шероном. Напоследок окидывает взглядом толпу и улетает. Мерзко. Как и когда-то ощущала мерзость, так и сейчас. Словно совсем не изменилась.