Неоднозначно плохие

      — А тема у нас звучит как: «Системы щитов», не путайте с совмещением и сложными щитами, — попросил Иллар, проведя перекличку, и пока мел скрипел по доске, дверь громко открылась.  — Простите, — медленно выдохнула Алиса, показавшись в проходе. Иллар открыл рот, но замешкался со словами.  — Извините, проспала, — повторила она, но тот всё ещё молчал, и ей пришлось уточнить: — Можно войти?  — Ах, да, конечно, — очнулся Иллар, проводил её взглядом и изменил тему: — Нет, знаете, давайте лучше пройдём защиту против молний, она немного отличается от обычной. Алиса, ты из лазарета? Та, уже устроившись на своём привычном месте и достав из сумки тетрадь с учебником, ответила, прячась за повернувшимся Ракушем:  — Нет, я проспала. Простите, у меня первый раз такое.  — Ах, ясно, — пробормотал тот, а мел скрипел, меняя тему. — Вчерашний ливень превратился в ужасную грозу, половину двора разворотило, деревья пострадали. Не надо гулять в такую погоду. Алиса ничего не сказала, а на немой вопрос Кириса прошептала:  — Всё уже хорошо, шрамы сойдут. Он недоверчиво хмыкнул и ткнул тупым концом своей чернильной ручки ей в предплечье, расписанное ожогами, заставив тем самым запоздало дёрнуться и глухо ойкнуть.  — Ну да, ты в полном порядке, — покивал вампир, а Ракуш снова повернулся и спросил:  — Что случилось?  — Ничего, сказала же, ничего, — недовольно прошипела Алиса.  — Но откуда у тебя эти шрамы?  — Ракуш, повернись! — потребовал Дрон, ощутимо дёрнув его за плечо, и тот надулся, но оставил их в покое.  — Когда ты встала? Завтракала, обезболивающего пила, к целителям ходила? — не отстал от неё Кирис, листая учебник вместе со всеми.  — Я проснулась десять минут назад, и так пропустила две пары.  — Ну и не шла бы, отоспалась, за один прогул не съедят.  — Кирис, я только что подорвалась с постели, оделась и прибежала сюда, у меня было время думать? На этом их очень тихий разговор закончился, Дрон хмыкнул, всё услышав. У неё, похоже, нет никаких проблем с подъёмом, раз и мысли не посетило послать учёбу в какие-то глубины и продолжить спать. Алиса же, пока Иллар рассказывал им о специфике молний и разрядов, пыталась слушать и вникать, а ещё — натянуть на майку рубашку с длинными рукавами. Шрамы напоминали ветви деревьев, несимметричную сеть, потемневшую с ночи и очень уж различимую на белой коже.  — Покажи, что вы там записали, — попросила, потянув ближе на себя тетрадь Кириса с мелкими, расплывающимися буквами, но переписывала всё самопишущая ручка — у неё дрожали пальцы. В отличие от всего тела, принявшего распространившиеся разряды, руки по локти представляли из себя один большой шрам, но мышцы сводило везде. Сейчас, вспоминая ночь и ощущения, Алиса вообще не понимала, как умудрилась сразу не заметить своё состояние. Нет, помнила, что перенаправляла молнии, тушила и защищалась, но вот так вот не заметить остановки сердца… Шрамы и боль — меньшая плата, тем более что последствия пройдут сами.  — Не пробовала исцелять? — отвлёкся от записи Кирис, бросив короткий взгляд на бездвижно замершую Алису, за которую работу выполнял артефакт, заполняющий конспект.  — Пробовала, — признаётся, медленно подтягивая рукав непослушными пальцами, чтобы показать ему засохшую корку кровавого символа. — Проку нет.  — Но хоть немного…  — Нет смысла, моё заклинание не действует на тело с мёртвой маной. Дрон оглянулся, а Кирис в этот момент как раз прислушивался к её почти отсутствующему пульсу и трогал холодную чёрную от метки и шрамов кожу на ладони. Тот вопросительно кивнул, а второй помотал головой, не зная, как объяснить. Они никогда не слышали о мёртвой мане, а Кирис недоумевал, куда делся её пульс и почему лицо стало таким… синеватым. Естественно, для трупа она оставалась слишком живой, по крайней мере говорила и двигалась, а ещё мыслила, хоть и… не дышала. Или дышала? Ах, рвано, редко и неровно дышала, вот так. Кровь в её сосудах стояла без движения, а тело оставалось холодным с ночи. Напоминало качественную нежить.  — Сильно болит? — спросил, осознав, что сильно долго молчит, и снова потянулся к ней, проверить пульс не на слух, а традиционными методами, но начавшая отвечать Алиса отодвинулась:  — Нервная система работает не полностью. Просто… цыц, не трогайте меня. Не прикасайтесь. Отмахнувшись от его конечностей, она придвинулась к самой стенке и выставила между ними свою сумку, не забывая исправно дышать. Смерть выполнял договор.  — Молнии воздействуют на организм совсем не так, как огонь или любая другая смертельная атака. Вы начнёте учиться их перенаправлять через два года! При взаимодействии с настоящей молнией без какой-либо защиты шанс на выживание чуть выше среднего, а при попадании магической — гарантированная смерть.  — Но мы ведь тренировали заклинание молнии, — подаёт голос Франко, и Иллар послушно объясняет разницу, будто ожидал этого вопроса:  — Это базовое, слабое заклинание, не несущее достаточной для убийства силы. Даже небесная молния в несколько раз мощнее. При прямом попадании разряд проникает в тело и вызывает кратковременную остановку сердца, звон в ушах, реже паралич, травмированные мышцы выделяют токсичные вещества, вредящие почкам. При мощной молнии сердце уже не возобновляет работу. А кроме того, у выживших последствия бывают ужасными. Ракуш поворачивается и выразительно смотрит на Алису, та делает вид, что не замечает его взгляда, а Иллар продолжает:  — Вы будете учить это курсами старше, на парах врачевания.  — Мы будем учиться врачевать? — в полнейшем шоке выдыхает кто-то, и Иллару приходится отвлекаться от темы:  — Да, вы обязаны уметь оказывать первую помощь, целители не всегда будут рядом. Ракуш, повернись сюда, потом налюбуешься. Тот снова обижается и поворачивается, а на укоризненный взгляд Кириса Алиса пожимает плечами:  — А что мне говорить? От молний остаются шрамы, отражающие маршрут, но у неё их так много, что проследить хоть одну не выходит. Над сердцем обуглившаяся кожа, можно лишь предположить, что большая часть устремилась именно туда, и вышла где-то там. Или поглотилась. Собственное тело сейчас ощущается неполноценным, оно тяжёлое, и мышцы плохо работают, выполнять любые действия сложно. Боль притуплена, но присутствует, осязание отказывает, в глазах всё нечёткое, а сердце стучит втрое медленнее. Мёртвые испытывают тоже самое? Открывая глаза и вспоминая, как надо дышать, не могут касаться мягкого или тёплого, не различают вкуса… Зомби… Алиса чувствует себя зомби, когда кусает предложенный Дроном пирожок. Голода нет, на языке — будто комковатая бумага, а желудок, похоже, не очень-то хочет что-то переваривать. И ей не хочется рассказывать кому-то о своём самочувствии.  — У кого из вас я могу оставить картину? — спрашивает она, пока они не ушли на тренировку. — Если Аманда её увидит — порвёт.  — Ах, у меня, — вызывается Кирис раньше других, догадавшись, о чём речь. Если Аманда увидит ту ведьму — точно взбесится.  — Не знаю о чём ты, но оставь у нас, — влезает Дрон, пропуская обидевшегося пренебрежением Ракуша, а Кирис качает головой:  — Там свежая картина, не высохшая, вы её испортите, у вас же полный бардак в комнате. Дрон, в конце концов, тоже обижается, дуется и уходит переодеваться.  — Какие они все нежные, — замечает Алиса, подымаясь со своего места. — Идём, перенесём сейчас, я не знаю, когда она вернётся.  — А, она не ночевала в комнате, да? Вы так сильно поссорились?  — Видимо, да. Кирис идёт рядом, косится на неё, но не спрашивает о пульсе и холодной коже. Её шрамы выглядят ужасно, розовые — ещё ничего, а чёрные, синие и коричневые, разрезанные крупными точками, пугают. Безобразное нагромождение ожогов, изуродовавших пальцы, целые горные хребты, пересекающие шею, бугрящиеся вдоль рук. Рубашка не закрывала части узоров, и ему хотелось подарить ей шарф с перчатками.  — Аманда так и не заходила? Под кроватью до сих пор валяется одежда, присмотревшись к ней сейчас, Кирис замечает выжженные проплешины. Алиса мотает головой, не заметив никаких изменений, берёт картину и уходит, а он ещё обращает внимание на расстеленную кровать, прежде чем дверь закрывается. Картину вместе с мольбертом несёт магия, он на неё косится, а ещё на провожающих их странными взглядами двух девчонок, встреченных на лестнице. Они опаздывают на пару всего на пару минут, потому что Кирис переодевается, а подойдя, слышат громогласное:  — Просто видеть недостаточно! Просто копировать недостаточно! Напрягайте нужные мышцы, а не пытайтесь повторить, будто обезьяны!  — Мастер Фрид, — привлекает его внимание Алиса, позволяя Кирису обойти с другой стороны и слиться с группой. — Мастер Фрид, я не могу сегодня заниматься, прошу простить.  — А… На лице этого здорового полуоборотня отражается малопонятная гамма, он чешет висок, разглядывая Алису, пока та не подходит слишком близко. Она снимает рубашку, кривится, заторможено тянет ткань, чтобы показать ему свои новые рисунки, отбитые сразу на теле, криво улыбается:  — Не могу сегодня заниматься, всё жутко болит и не слушается. Фрид тянет что-то под нос, прослеживает взглядом особенно видные следы, сползающиеся, как паутина, к центру под майкой, отмечает про себя и её трудные движения, плохо гнущиеся руки, небольшую отёчность. Медлительность, плохую реакцию зрачков на движения, слабо различимый некроз тканей.  — Щенок, ты что, молнии голыми руками ловила?! Алиса моргает, запоздало дёргается и мотает головой:  — Нет-нет, ночью в меня попала молния. Фрид злится, скрещивает руки на мускулистой груди и гаркает:  — Не неси чушь, я что, похож на дурака? Зачем ты ловила молнии? Одна бы не оставила на тебе столько следов и не превратила руки в это!  — А… я была уверена, что не могу получить ожоги…  — Иди и учи, как разряды воздействуют на тела! Наверстаешь на следующих тренировках, — принимает он решение, не видя других вариантов. — Как тебя из лазарета выпустили в таком состоянии?! От зомби ничем не отличаешься, даже пахнешь смертью, — добавляет тише. Алиса благодарно кивает, почти превращая движение в поклон, поворачивается и медленно уходит, не зная, что на спине шрамы во много раз страшнее — чёрные, и кожа уже совсем не белая, а серая. Мертвец, и пахнешь так же — как точно, но что уже сделаешь в такой ситуации? Тело наполовину функционирует, до полного восстановления и возобновления работы надо подождать, и тогда уже идти сводить шрамы. До того, ну, хоть сердце должно полностью вылечиться, а то дыра в груди… нервирует, мягко говоря. Нет, лучше рисовать и дальше, чем платить жизнью за экстремальное развлечение.  — Ах, сегодня Арнад возвращается, — бормочет, кривясь от осознания факта. Ах, лучше в таком случае отсыпаться, пока разрешают, а не мелькать перед ним…