Неоднозначно плохие

      — И почему снова бал? Вопрос остаётся без ответа, служанки завивают косметическими заклинаниями волосы и разглаживают подол платья, Алисе оно что-то напоминает, навевает ностальгическое чувство. Комплект украшений приносит Делион, умиляется и защёлкивает замочки — странное чувство, тоже знакомое, но не из времён дома.  — Что-то не так? — спрашивает он, пересекаясь с её взглядом, отражённым в зеркале, а Алиса от чего-то грустно улыбается:  — Раньше мои глаза менялись от настроения, это упрощало взаимопонимание.  — Мне казалось, у тебя мало счастливых воспоминаний. И кто же тебя понимал?  — Может, Хаос? Но это не он, неясный образ накладывается на Делиона и ей это не нравится, путает.  — Забудь.  — Ты очень выросла, чудесно выглядишь, — улыбается Дэл, поправляет кудряшки. — Уверена, что не хочешь ничего в волосы?  — Нет, они и так красивые. Его руки не такие белые, как кожа лица Алисы, Бездна хорошо убрала пигмент, и розовый оттенок на щёках выделяется уж слишком сильно, но он не имеет ничего общего с эмоциями — реакция на температуру. Раньше глаза выдавали с головой, а сейчас они — драгоценные камни с заселившимися звёздами, почти бездушные прозрачные стёкла, не отражающие колышущуюся траву. Да, Дику очень нравилась та зелень, преподносящая чувства на блюдце, выдающая все оттенки грусти и беспокойства. Это Дик Крейвен застрял в памяти, он зашнуровывал платье, щёлкал застёжкой цепочки, на коленях стоял, пристёгивая браслет, поправляя локоны, даже, что смешно, подтягивая чулки, хлопоча, что служанка, прежде чем открыть портал на бал.  — Вот уж кто бы мог подумать, что человеческий день возлюбленных совпадает с затмением, — ворчит, поправляя закрутившуюся ленту подтяжки, убирает раздражающую завитую прядку с лица.  — И что тебе снова придётся надевать платье? — подхватывает Делион с нежной улыбкой, подаёт руку, но Алиса всё ещё копошится и что-то поправляет, привыкает к слишком уж высоким туфлям, выдыхается и чуть не стонет:  — Без корсетов нормально. За них бы убила, но я чувствую себя разряженной куклой. Брат молчит, ему есть что сказать, но это ерунда — без корсетов ходят редко, они как часть гардероба, но она и так надела платье, требовать большего всё равно, что затевать ссору. Он подаёт перчатки, и Алиса наконец-то принимает руку, делает пару пробных шагов, придерживаясь, и бросает ожидающим вердикта служанкам:  — Всё хорошо, примите благодарность и отдыхайте. Те кланяются и уходят, а Делион ударяется в нудные лекции:  — Это платье из тончайшего шёлка, на нём кружева, витые пауками, это самое дорогое, прекрасное и простое платье, какое только возможно достать в нашем мире.  — Да, всё, лишь бы я не ныла, — бурчит, бросая на себя последний взгляд в зеркало. — Это придирки от непривычки, оно прекрасно. На нём даже швов нет. Как такое возможно? Ах, спасибо гибридным шелкопрядам и паучкам.  — Ты прекрасна, — поправляет он, выводя из покоев. — Платье — огранка прекрасному камню. Камни, к сожалению, бесчувственные и холодные, хоть внутри и циркулирует горячая энергия, перемешавшись с природной нейтральной, сместив все возможные балансы и испортив психику.  — Почему бы клану не заняться шёлком и кружевами?  — Думаешь, у нас подходящие условия для фермы этих насекомых?  — Не знаю, я просто предложила. Ими занимаются эльфы, почему бы не разузнать? Клан поднимется, если получится это провернуть.  — Провернуть? Не говори таких слов.  — Я пришла не на бал, а к брату на выходные, — вздыхает, ища оправдание настроению, хоть вообще-то знает истинную причину. Неявный образ Дика, ностальгия, несвойственная тоска по нему, чувство, будто предала доверие, хотя о чём речь? У него там семья, жена и дети. Разве что предрекаемые потери всего дорого бредят душу, не дают спокойно вспоминать о нём. О них. Зия чудесная девушка, но как же жаль…  — Это тебя так сильно расстраивает?  — Немного, — соглашается, радуясь и досадуя, что глаза больше не выдают эмоций, кроме блеска. Почему-то раньше такое не накатывало… Время как-то совпало? Или лунное затмение мутит мысли и влияет на память. Это первое в её жизни затмение, так что невозможно предсказать, как оно подействует на организм.  — Как бы то ни было, я уже на это подписалась, — улыбается, вернее уж скорее натягивает маску, решившись играть до конца. Раньше всё бы сломали глаза, шевелящиеся там жгуты, гниющая трава или льющий дождь, жёлтые или фиолетовые молнии, песчаные бури и пылающие костры. Сверкающие звёзды и затапливающее болото. Делион подавляет вздох, ощущая её смятение и грусть, но не настаивает. Бал планировался под открытым небом и, выйдя с князем под руку на балкон, Алиса вдохнула прохладный воздух, испытывая теперь уже волнение и потрясение. Всё совсем не так, как раньше. Солнце уже опустилось, тихо играла музыка — живые музыканты медленно наигрывали, служа фоном, аристократы и гости совсем негромко переговаривались, рассредоточившись по двору, драконий слух больше взрывался от стука каблуков по кафелю и мозаичным кладкам, чем от голосов. Так или иначе, Алиса помнила почти каждого, видного с высоты балкона, далёких, затерявшихся в низких лабиринтах, садовых посадках придворных, редкие лица не вызывали ассоциаций в памяти — или не проходили процесс присяги князю или просто не запомнились.  — Много чужаков? — обращается к брату, подымая на него взгляд, а тот так же глядит на своё княжество, даже раскинувшееся за пределами замкового двора. Тихо плещется вода в фонтанах, отблёскивая в свете лун.  — Гости из других кланов, около двух дюжин… Она не говорит о безопасности, перемещает браслет Драко на левую руку, ненадолго проявляя поверх кожи, но скоро прячет, растворяет. Делион смотрит, но не спрашивает. Обруч неактивен — так он засекает направленную магию. Ей ничего не стоит активировать защиту — личный резерв не трогает, но тогда, скорее всего, не выйдет засечь заранее атаку на брата. Не то чтобы кто-то станет нападать на него вот так, перед всеми. И не то чтобы сам князь беззащитен. Так ей спокойнее.  — Ты не хочешь спуститься и потанцевать, когда ночь откроется?  — С тобой?  — С кем угодно.  — С кем ты обычно открываешь балы?  — Со жрицей.  — Я могу потанцевать с Агаром. Делион улыбается и обнимает за плечи, касается шрама, проводит по нему пальцами и спрашивает:  — Он тебе нравится?  — Да. Но, скорее всего, он исчезнет сам через пару месяцев. И шрам, и Агар, только скорее уж сама пропадёт, оставив их с братом. Довольно забавно. След от молнии, пересёкший всю руку и вышедший на шее, очень интересный, ветвистый, розовый шрам, выделяющийся шероховатостью на коже. Его начало скрывает перчатка, а платье без рукавов и бретелек позволяет рассмотреть каждый штрих, луч и ветвь разряда.  — Ты больше не переживаешь из-за магии?  — Это быстро прошло.  — Я уже так долго с этими метками, что не могу выделить изменения.  — Всё в порядке. Делион тёплый, словно недавно поел. Крови. И, наверное, она набирается сил для давно назревшего вопроса:  — У тебя нет яблока?  — Почему-то я всё меньше чувствую необходимость в крови, наверное, наследие Драко уменьшает зависимости.  — Наверное. То есть ты и правда не пьёшь крови?  — Последней я пил твою. Её новость поражает, а ещё беспокоит:  — Никто не думает, что ты слабеешь?  — Нет, потому что я не слабею. Ночь ещё не вступила в свои права, если говорить об обычном времени, но луны давно взошли и сменили солнце. Наверное, бал должен начаться после слов князя.  — Ваша Светлость, князь Делион, Ваша Светлость, младшая княжна Алиса, — приветствует Агар с поклоном, и оба кивают, почуяв его немного раньше. Внизу играют музыканты, а вскоре натянут струны в терзаниях, обрушатся вместе с громким ритмом, динамичным, но таким же плавным, как спокойное течение капель. Расцветятся фонтаны разными цветами, яркими лентами, добавляющими благозвучности мелодии ночи. Зазвенят колокольчики, тронутые ветерком, зашумит листва, рассыплются светлячки и пыльца, луны пропадут, погрузят мир в непроглядную темень, и вот тогда… Стоит ждать ударов в спину.  — Вашей Светлости не стоит так хмурить лицо, мы не допустим опасности, — шепчет Агар, склонившись ближе, и когда Алиса переводит на него взгляд — в глазах отражаются лампы и светлячки:  — Кем я буду, если безоговорочно доверю свою защиту другим? Если припомнить, Дик учил недоверию, а не обратному. «Никогда не жди спасения, даже я могу опоздать», — вот, что он говорил. «Не будь дурной и не горячись, не действуй бездумно и отчаянно, не полагайся на одну удачу».  — Если нам удастся вернуть Чашу Мрака, как думаете, другие кланы потянутся за своей долей?  — Как я слышал, она не работает, — отозвался Делион, и Агар поддержал:  — Артефакт неисправен.  — А если кому-то удастся?  — Они передерутся, всколыхнут все старые долги друг друга и не успокоятся, пока кто-то не умрёт. Чаша может дать бесконечную силу и власть. Её не зря убрали.  — То есть ей лучше не всплывать, — подытожила Алиса, а на площадке внизу показался Арнад, поднял голову и слегка поклонился, присоединился к небольшой группке аристократов.  — Да.  — Пора, — выдыхает Делион, когда двор заполняется достаточно плотно, и начинает свою речь. Алиса подымает взгляд к звёздам, позволяя Агару и прочим исполнять свои роли — смотреть на лица прожжённых лжецов и интриганов в поисках опасности и предательств. Князь танцует первым, княжна за ним — с застывшим лицом и пустыми глазами, приводящими всех в восторг, и считает себя молодцом, пока Агар не просит:  — Её Светлость вернётся ко мне? Это, несколько, сбивает, а он улыбается:  — Чудесная маска, только недостаточно настоящая.  — Я не люблю притворяться.  — Вам и не нужно. Но, как ни странно, ностальгическая грусть отпускает, а лунный свет — самый таинственный и чудесный, особенно хорош для вампиров. Она скучает по тем глазам, жаждущим убить, потому что в огненной роговице Агара нет стольких эмоций, как у Тангора. Его никто не опознает, посмотрев в одинакового оттенка радужки, разница слишком очевидна. Вокруг кружатся пары, цокают в ушах каблуки, бесконечными ритмичными молоточками отбивают в голове. Льётся лунный свет, отражается от воды и расцвечивает светлячков.  — Странно так, — шепчет, на мгновение приникнув к вампирьей груди, — училась танцевать ещё лет в пять, а до сих пор помню движения. Разве они не должны отличаться от нашего рэ-вальса? Странное совпадение, и чувство, будто случится нечто значимое.  — Вы до этого не видели затмений? — удостоверяется, приподымая свою партнёршу за тонкую талию, чувствует через ткань и кожу слишком ощутимые неправильно расположенные рёбра, опускает — клацают каблуки.  — Нет.  — Лунные затмения всегда странным образом воздействуют на живое, особенно, когда одновременно закрываются обе. С нашего клана всегда хороший вид. Музыка затихает, и танец заканчивается, но Агар её не отпускает, держит под локоть и приглашает на следующий, обещая:  — Я поведу, даже если движения будут вам незнакомы. Танцы — последнее, что беспокоит Алису. Потому что когда Лана начинает краснеть, а Луна, не меняясь цветом, полукруглой дугой медленно исчезает — внутри тела бурлит энергия, мерзкая змея скручивается вокруг сердца и вот-вот удушит. Всё проходит медленно, но в тоже время быстро — Лана подёргивается желтизной, темнеет до красноты, пока у Луны скрадывается лишь крохотный кусочек края. Медленно, но стремительно — захваченные происходящим, все вампиры застывают на местах с поднятыми головами. В тоже время Алиса сжимает ладонь Агара, справляясь с собственным плохим самочувствием, и оглядывается, проталкивается прямо к брату, стоящему около жрицы, так и не отпуская оглядывающегося Агара. Будто магия всех затягивает, вокруг темнеет, яркость сменяется, накрывается красноватым оттенком, будто кто-то заливает кровью, но это не то, что может испугать её или сбить с настроя. Алиса хватает другой рукой Делиона, наваливается на него, чувствует рефлекторно сжавшиеся в объятьях руки захваченного действом вампира, сама задирает голову, смотрит… Красную Лану пожирает полукруглая дуга, напоминает укус Бездны, а Луна уже наполовину съедена. Совсем близкое к ним светило слишком искажает всё вокруг, звуки давно затихли, дыхания сбиваются, теперь вода в фонтанах походит на кровь — отблёскивает красным, светлячки исчезают. Змея кусает, нет, цепляет хвост и выплёскивает яд — Алиса его чувствует, жжение и боль, холод и образовавшийся, сосущий вакуум в голове, словно вот-вот потеряет сознание. Хватаясь за грудь, комкая ткань, она пытается оставаться при памяти, сосредотачивается на простых мыслях и целях — не пропустить атаки, защитить, отразить, не поддаться, не сдаться… В глазах чернеет вслед за реальностью вокруг — последние лучи пожирают, скрадываются, и воцаряется темнота. Тьма ворочается рядом, вокруг, повсюду, в сердце чёрная змея давит и душит, травит, будто стремится убить — это никак, вопреки обычаю, не связано с безумием. Мрак отделяется и колышется, затмение — краткое мгновение, всё вокруг замедляется и продлевается, в голове проходит целая вечность, тысячи минут мыслей, растягивается цикличная бесконечность, прокручивая одну мантру, сохраняющую установку. Мрак защищает мысли от Тьмы. Но только их. Алиса призывает из браслета, поднятого к предплечью, Чашу, обхватывает руками и прячет лицо, повернувшись к брату всем корпусом, пытается вытянуть из себя змею, исторгнуть всю Тьму, проникшую и засевшую, всем резервом изгоняет. Делион что-то чувствует, прижимает к себе крепче, Агар бросает взгляд искоса, различая их в темноте, замечает движение жрицы и чувствует словно волну — тёмную и тяжёлую, смывающую рассудок и память, личность и силы. Тьма внутри ворочается — слишком активно, впервые с тех пор, как приняла птенца к себе и отметила знаком, протягивает конечности к самому сердцу и стискивает змеиными кольцами, бьёт в голову, вышибая мысли. И Агар делает шаг ближе, легонько касается княжны за локоть, пытается справиться, перебороть волну. Пахнет кровью, слишком явно пахнет кровью, следом — гарью, близкие вампиры оглядываются, светят глазами в темноте затянувшегося затмения, будто время и мир застыл для нового вздоха. Алиса дрожит и выжигает, горит не красным — золотым, яркость прогоняет Тьму, заталкивает в уголки и выталкивает, возвращает равновесие, оставляя ужасную головную боль и слабость. Делион опускается на колени вслед за съезжающей сестрой, Чаша звякает о мозаику дном, плещется, полная до краёв, а Жрица накрывает сосуд ладонью, не давая пролиться, затягивает, словно тканью, Агар прикрывает их, скрывая от других происходящее, а на золотых стенках засохшая кровь, отпечатавшиеся на белых руках сквозь прожжённые перчатки шрамами знаки. Чернота сдвигается, дуга отходит, мир движется, и время течёт, показываются первые лучи. Никто не нападает. Алиса прячет Чашу, убирает в хранилище, и трясёт снова раненные руки, Жрица кивает и откланивается, Делион считает, ответы получены. Агар помнит, как сам выкрал Чашу Мрака и испил из неё, чувствует слабую связь, но не хочет делать это снова. Не та реликвия, которой стоит возвращаться к вампирам, слишком сладок вкус силы. Каждый потребует её себе, каждый устремится испить из неё, а как наполнить, к счастью, не знает никто, кроме ставших свидетелями сегодняшней ночи. Всё просто. Самое сложное в этом простом — не потерять себя, когда Тьма поглотит рассудок и вопьётся в самое дорогое. Остаться при памяти и найти достаточно сил для борьбы. Алиса прикрывает глаза, подымаясь вслед за братом, упирается лбом в мягкую ткань его камзола, в голове проносятся воспоминания — первое явление змеи, первый Самайн с учителем, и как он вобрал в себя, а после выпустил опасную энергию. Дик всегда боялся Тьмы, ненавидел её и боролся, присягнул Хаосу ради оружия против неё, огня, способного изгнать. Он показал ключ к победе. Хаос сказал, однажды костры придётся затушить, но ещё не время, этот момент не подходящий, тело не готово.