Неоднозначно плохие

      Мирные дни не длятся бесконечно, но порою кажется, что покой — то самое затишье, после которого обрушится буря. Ожидание дурного не даёт расслабиться. Алиса сидит на утёсе и обмакивает кисть в краску, смешивает тёмные цвета ночного неба и воды, едва различает кромку, разделяющую две глади — сегодня море спокойно. Звёзды отражаются размытыми точками, луна — длинной тарелкой, а вторая за спиной, бросает тень на рисунок, подсвеченный парой маленьких пульсаров, очки помогают не искажать цвета от света. Спокойное море вторит однообразным дням, мало чем выделяющимися в череде. Занятия проходят мирно, стабильно, количество факультативов сокращается, сдвигается в одну бытовую башню, но там почему-то в последние недели не проходят ничего интересного или полезного — какие-то огородные заклинания, рассчитанные на поля, пологи от мух и комаров — тема направлена на помощь селянам. Алиса знает, сколько ни зачаровывай грядки от сорняков, те всё равно прорастут, сколько ни выжигай их — только почве вредишь. Перед глазами у неё стоит небольшая грядка мандрагоры за башней Дика Крейвена, входящая в состав настойки. А вернее простого самогона, настоянного на мандрагоре — чем только ни занимаются чёрные маги в свободное от нападок время. За его грядками и фруктовым садом вокруг мёртвого сада следили мертвецы, а удобрением закапывали отходы лабораторий — остатки трупов, не использованные в обрядах и прочем. Алиса помнила странное чувство липкого, мягкого тепла, когда погружаешь руки во внутренности недавно умершего и не успевшего остыть — сначала жутко и больше противно, а потом как-то приятно, когда привыкаешь и знакомишься с вещами ещё более мерзкими. Так что копание в трупах, даже если внутри уже всё разжижилось, и развелась живность, не самое гадкое, но неприятно и опасно, если жалит хищное насекомое, неувиденное ранее. Если не повреждать кишечник и желудок — свежий труп вообще не воняет, один специфический запах крови и сырого мяса. Думая о мясе, она чувствует голод и левой, свободной рукой призывает из браслета пирожок — последний из купленных вчера. Тушёная капуста не так быстро портится. Картина лежит на коленях, кисть выводит штрихи нужных оттенков, смешивает прямо на холсте, Алиса жуёт и подавляет дурное предчувствие. Вокруг так же мирно и тихо, как и динамика последних дней. Даже варка зелий, махинации со связью с Агаром не встряхивают настолько сильно, чтобы избавиться от нервозности. Она прикидывает варианты. Что дать Ирен взамен на один артефакт, вынесенный из сокровищницы? И сможет ли эта несчастная принцесса его достать? Если участвовать и победить в свободном турнире «Выживание» — король подарит артефакт из сокровищницы, не факт, что хороший или полезный, у них там и мусора полно, как и в любых других. Нет смысла побеждать и надеяться на чудо, а победить и попросить перо — тоже самое, что написать на себе: «Я — неучтённый чёрный маг, обложите меня ограничениями и правилами, свяжите законом». И статус здесь не спасёт. Была бы возможность украсть артефакт, но не с нынешними силами и знаниями, воровству в академии Шагдар не учат. Да и Дик, помнится, не учил, пару раз показывал, как ковырять защиты на замках и дверях, но путного ничего не вышло — слишком сложно и большая вероятность ухудшить ситуацию, дёрнуть не за ту нитку и прочее. А чтобы нанять вора — надо его сначала найти. Здесь нет воровской гильдии, к сожалению, король прикрыл всё, кроме гильдии наёмников, охотников, зельеваров и алхимиков, а ещё кафедры светлой магии — будто, упади вдруг на королевство метеорит размером с город, они смогут что-то сделать. Связываться с подпольными организациями, которых здесь и так крайне мало, себе дороже. А третье перо у старого мага, живущего далеко отсюда. Старые люди излишне капризны, ждать его смерти можно ещё лет пятьдесят, да и пытаться выкупить столько же, если подсылать одного подставного клиента за другим в попытке уломать. Кража в данном случае последний вариант, но куда более осуществимый, чем с королевской сокровищницей. Интересно, кто-то крал корону? Это для каждого серьёзного вора святое. Правда, сбывать ту никогда не получается. Так что Алиса размазывает краски и знает, что в ближайшее время не будет пытаться достать перья. Ей интересно, сколько нужно собрать у себя золота, чтобы подорвать экономику человеческого государства — наверное, целые реки монет. Сколько это займёт времени вместе с постоянными тратами на еду, одежду, сырьё — пусть небольшой, но круговорот денег? И по прошествии операции или по окончанию терпения — насколько возрастёт военная сила королевства? Вряд ли десятки или сотни усиливающих зелий, да пусть и тысячи многое изменят, то же самое и про артефакты, да и к тому же, у них у всех есть «вписанный» срок годности — пусть и выглядит почти идеально проделанной работой, а не без специально допущенных огрехов. Только продавать их надо будет летом, когда появится возможность «поднять цены», а проще говоря «попугать народ» — Дик любил таким заниматься, чтобы люди в посёлках близ его леса не заходили слишком далеко. Кисть пачкает холст — оставляет всё новые линии, выбеливает отражение луны, протяжность растянутого овала. Рисование как метод выплёскивать эмоции уже не очень интересует, ей и так спокойно, настолько, что вызывает нервозность. Та, конечно, скапливается, но до того, чтобы доводить до срывов. И энергия огня немного поутихла, начала меньше мутить внутри, так бывает с каждой силой. Они все сначала навязывают своё влияние, а потом, когда ты привыкаешь и берёшь всё под контроль — на душе легче. Белые руки отдают матовым свечением в темноте, точно как солнечные жемчужины, когда пульсары гаснут — закончился вложенный заряд. Алиса растягивается на спине, откладывая законченную картину — на неё ушло пять часов, две ночи, а море спокойно уже значительно дольше, и жизнь будто застыла на месте в мареве затишья, а где-то там, возможно, скручивает ветра буря, набирает сил. Звёзды сияют ярко, как и те, что рассекают зрачки и роговицы, восьмиконечные звёзды искажения Хаоса. Рисование больше не метод успокоиться или излить чувства, картины почти пустые — не сохраняют, не несут воли, запечатанных эмоций и силы, просто занятие, когда становится скучно или уныло, когда ночью невозможно уснуть, а читать книги не хочется. Бесконечные книги тоже надоедают, постоянное обучение изнуряет, как и тренировки не расслабляют. Теперь она берёт кисти раз или два в неделю, рисует то, что попадается на глаза, ну и плевать, что маслом по холсту — вид с утёса не хуже, чем бред в голове, чем нутро Бездны или кто-то из воспоминаний. Чем больше рисуешь, тем лучше получается. И молнии получились, не только расцвечивающие тучи, но и покрывшие тело. Они до сих пор стоят перед глазами, стоит закрыть веки и вспомнить. Чёткими медленными разрядами энергии проносятся, будто вспышки. Брат сказал, первая картина несёт след разрушения, буйства гнева тихий, бедствия, и в этот момент у неё душе вспыхнуло осознание — идеально. Природное разрушение прекрасно. Когда сама природа исторгает из себя молнии, стремится разрушить, убить, сжечь, сломать под напором ветра и раскидать — вот оно, самое чудесное, что существует. Брат понял суть полотна и чувств раньше неё, рождённое для разрушения. Стоит ли переживать по этому поводу? В нынешнем затишье не хватает бедственной бури. Картину брат оставил. Ему понравилось.  — И вот философы задаются вопросом, зачем мы рождаемся, боремся и стараемся, если там, впереди лишь смерть? Голос сел и немного хрипит, разносится по пустому пространству, тихо-тихо бьются совсем слабые волны — море стоит, а у скалы его немного шевелит ветерок. Небольшие волны накатывают на берег, если собрать там ракушки, возможно, удастся что-то синтезировать, сварить или ещё что. В алхимии тёртые ракушки часто используются, но редко когда для серьёзных работ.  — А мы живём, чтобы жить, не терять себя и наслаждаться. Где-то потерялось наслаждение, покажется кому-то, но ведь каждый новый вдох сладок и приятен. Пока ты жив — всё имеет смысл, как и сражения, а после смерти уже всё равно. Если собрать ракушки и расплавить их в кислоте — будет топливо, но непонятно, появится ли заряда раствора больше, чем потратится. Из ракушек можно сделать Белый доспех, но имеет чудодейственные свойства тот лишь в легендах. Из них делают украшения и слабые амулеты «вторых половинок», цепляют любые другие мелкие заговоры и благословения. Ничего существенного, да и стоит ерунду, на рынках полно. Если перетереть — получится напыление на искусственный жемчуг, но на нём тоже много не заработаешь. А для замены ядра всё ещё не хватает нескольких литров крови магов, где бы такую достать без лишних проблем? Вернее, чтобы не расстраивать директора Ника — уши повесит и не простит. Или кровь любого магического животного, но идти их ловить неохотно, да и негде. Ночная прохлада не холодит тело, немного чувствуется кожей, не до мерзлоты. Огонь слабо для себя циркулирует, всё ещё мешая спать. Три часа — когда они стали нормой? Когда перегрузка информацией, мыслями и вообще мозговой деятельности перестала выливаться истериками, а перешла в пассивную форму? Двадцать один час бодрствования сводит с ума, накручивает паранойю и подыскивает новые занятия. В целом организму будто нормально — правильное давление, сердцебиение, стабильный магический фон, стабильная аура. Только часто болит голова — целители говорят, возрастное. И если ракушки бесполезны, а кровь как-то посливать с парней — понемногу в качестве платы за услуги и помощь, то из пяти литров синтезируется пару кристаллов размером с кулачок, а если их раскрошить и наконец-то смешать все компоненты, выстоять правильно — через месяц будет лучший аналог ядрам, не потребовавший ни жизней, ни трат свыше двадцати золотых на компоненты, разве что времени полтора месяца в общей сложности. А синтезированные из крови кристаллы — это почти философский камень, его аналог, искусственный заменитель, не обладающий всем спектром действий, но так же и имеющий уникальные свойства. А философский камень — лучший катализатор, ещё и сильно режущий время любых реакций. Если добавить крошку философского в кислотную смесь — получается разъедающая всё живое и неживое жидкость. Только есть разница между красным, чёрным и белым философскими камнями, а между красным и искусственным — оттенок второго чуть светлее, более розоватый, прямо как её волосы.  — Надоело, — бормочет, собираясь встать и пойти спать, но остаётся на месте. Вскоре слышит тихие, приминающие траву шаги, и через время раздаётся:  — Ты здесь что делаешь?! Она щурит глаза с горящими звёздами на пульсар и лицо куратора, поворачивает вопрос к нему:  — А вы почему полуночничаете? Широ Аяске недолго молчит, разглядывает смутную картину и разложенные краски, кисти в банке, некоторое время не верит, что застал её здесь за подобным занятием, но быстро примиряется и садится рядом, тушит свет, пялится в горизонт и делится:  — Не спится. Как перестал пить, так и проблемы со сном. Нет, кошмары не преследуют.  — Бессонница?  — Да, не могу понять причины. А у тебя?  — А я с зимы сплю по три часа. Вроде, хватает.  — Ну да, просто ты скоро своей тени пугаться начнёшь.  — Это вы откуда знаете?  — Подслушал случайно, да и глаза у меня, знаешь ли, есть.  — Да не шарахаюсь я.  — Только выжимаешь из себя всё, каждую тренировку жду, что перегоришь или поломаешься.  — У меня избыток огненной энергии, вроде бы недостаток сна не вредит, не могу сказать, что на что влияет.  — Я по пять часов сплю уже месяц, может, ты меня заразила?  — И как вылечить?  — А как заразила?  — А мне откуда знать? Я вас не кусала.  — Вот и я тебя не кусал. Алиса хмыкает — бред же, настоящий бред, а Широ выдыхает, будто прочёл мысли:  — Да-а, бред. Я увидел свет, когда обходил общежитие, а потом он пропал. Когда возвращался — вышел посмотреть. Думал, парочку надо разогнать, а это ты.  — Мы с Шероном, — кивает на замершего на траве ворона, имитирующего спящего. — Я уже думаю, может, не Огонь, а Смерть? Почему мне не спится?  — Ник говорит, у меня нервозность и скопившийся стресс, раньше он выливался, а сейчас копится.  — А у меня? У меня стресс не выливался. Верне… Он выливался, но… Да нет, я и под успокоительным сплю не больше. Дать вам успокоительное?  — Я что, не могу взять его у зельеваров или нимфы?  — Тогда почему?  — Не хочу я менять бутылку на зелья, — ворчит, подпирая подбородок. — Лучше на рыбок смотреть.  — Вам, наверное, нужно найти любимую женщину, завести детей, ну или хоть собаку — учитель подобрел, когда я принесла котёнка, а когда привела Зию — вроде, даже, почувствовал себя счастливым.  — …ты мне тоже хочешь Зию привести?  — Сами себе ищите, я не нанималась, и так дел выше крыши. Просто подала идею.  — Да ну, не хочу. Я Ника не оставлю, а они что, будут ждать?  — Тогда собаку, на рыбках уже натренировались.  — Их кормит Ник, а не я.  — Ну, пёселя будет кормить вся академия.  — Да ну тебя, тут целая академия детей, а ты мне предлагаешь собаку вместо сына завести?  — Ну, мы-то выпускаемся, а он останется с вами.  — Ага, пока не умрёт.  — Все однажды…  — Молчи, вы с Упырём будто заезженная пластинка.  — Спать, господин Широ. Попробуйте попить слабое успокоительное, они безвредные.  — Спать-спать, — повторяет недовольно, пока та складывает, скручивает и прячет краску и все свои игрушки, подхватывает полотно за раму и подымается. — Иди, я скоро.  — Всё боитесь слухов?  — А зачем? Ни тебе, ни мне не будет хорошо.  — Да, знаю. Слышу. Алиса уходит, а он ещё некоторое время смотрит в размытую линию горизонта, где скоро начнёт вздыматься рассвет, и приходит к выводу, что пять часов для сна мало, для поддержания нормального психологического состояния нужно спать не меньше десяти! А драконша не спит, потому что сама себя загоняла и считает, что до сих пор делает слишком мало и движется медленно. Но, пусть у неё и талант в магии, какой редко кому достаётся, а кроме него ещё и глубокое понимание и принятие, вероятно, присущее драконам — Иллар тоже немного «того», но таланты не во всём. И в боях без магии она твёрдое бревно и пусть гибкое, но совершенно не сдвигаемое. Будто стоически выдерживает и ждёт, когда сможет использовать магию. Распространённая и характерная ошибка, опасная для жизни. В драках с парнями у неё получается лучше, чем с инструкторами, но… Каждый раз, видя, понимаешь, что из-за головы тело не выдаёт то, на что способно. Потому Фрид и дал шест вместо ножа и меча. И вместо того, чтобы варить зелья, заниматься какой-то ерундой, распыляться на всё подряд и так концентрироваться на магии и сильном, способном выдерживать боль теле, ей бы стоило сосредоточиться на собственной подвижности. Надо будет сказать об этом чуть позже, а ещё посоветовать походить к выпускникам целительского на массаж — аж видно, насколько напряжены мышцы. Из-за головы, к сожалению. А это грозит как застоем энергии, закупоркой сосудов, так и всяким разным нарушениям. В том числе и сна. Заведя руку на спину, Широ пощупал собственные мышцы и решил последовать своему же совету, только обратиться не к выпускникам, а к преподавателям. Может, и сон вернётся в норму, а если нет, то уж лучше лежать в тёплой и мягкой постели, чем шататься по обрывам. Почесав затылок и зевнув в кулак, он поднялся на ноги и направился обратно, полагая, что Алиса уже давно в комнате, возможно, уже спит. Трёх часов слишком мало, а до подъёма осталось и того меньше. Если проспит первую пару — ничего страшного, нелюди не ходят на практические Упыря.