Неоднозначно плохие

      — Мне надо потратить на все компоненты пятьсот золотых, пятьсот, — стенала Алиса, прижав лоб к прозрачному стеклу. Медленно по песку ползла синяя морская звезда, в нескольких местах подымались пузырьки воздуха, наполняя пространство успокаивающими звуками.  — А если я найду что-то очень дорогое, но нужное? Где мне достать столько денег? Одолжить? А если всё прогорит? Крупненькая, отъевшаяся рыбка с красной полоской вдоль тельца и жёлтыми плавниками будто внимала её голосу — держалась рядом со стеклом и иногда выпускала пузырёк из губ.  — Мне страшно ехать в столицу, там же столько книжных лавок, столько магазинов, а если удастся попасть на аукцион? На сделку она уже согласилась, при том высчитала, что сварит все заказанные зелья в течение месяца — некоторым надо долго настаиваться, другим требуется определённая лунная фаза, да и сделать всё за раз не выйдет физически. Три дюжины видов по несколько десятков флаконов — удастся заработать столько, что если после человеческая экономика не дрогнет, то от идеи озолотить клан и достать себе пару нужных игрушек придётся отказаться. Книги Сириль всем хороши: в них находятся сотни «ненаписанных» рецептов, а разве мало гениальных зельеваров умерло, так и не сохранив секреты своих величайших творений от страха, что те украдут? Да их неисчислимое множество, этих не сохранённых, не раскрытых тайн, «особых» компонентов, как и причин, по которым их никто так и не записал. И среди не малого количества бесполезных, неудавшихся экспериментов, находятся так же и несравненные идеи — только прочти и используй. Простой пример того же зелья удачи — если в учебнике указано обязательное применение пятидесяти граммов изумрудов, а кто-то обнаружил, как компенсировать замену искусственными, стоящими на рынке, как простые ракушки или горный хрусталь, при том компенсация всё ещё меньше стоимости нужного количества оригинального драгоценного камня, но унёс тайну своего богатства в могилу, не дописав строчек в дневник, то этого всё равно что и нет. В мире, где прогресс движется со скоростью привязанной к валуну морской звезды, где из-за отсутствия первобытного хаоса всё вертится одной замкнутой линией, воплощая идеализацию порядка, представляющего собой идиллию, редко кто экспериментирует. Они идут по накатанной, считая, что этого достаточно. Если всех всё устраивает, то зачем напрягаться? На создание артефакта для упрощения жизни, нет, на усовершенствование комфорта жизни направленны силы людей. Военная мощь для них лишь залог спокойствия и мира. В таком случае, люди идут в направлении комфорта, именно поэтому какое-то зелье удачи, действующее всего сутки, стоит столько же, сколько и хороший, магический меч.  — Не в обиду Дину будет сказано, но артефактом для готовки не повоюешь, — вздохнула Алиса, глядя на рыбку. — Флафи, ты меня любишь? Рыбка выпустила пузырёк, раздувая жабры. Её небольшие жёлтые плавники едва двигались, тельце постоянно медленно и плавно перемещалось в воде, держалось на плаву в одном месте, но не замирало.  — Вот скажи, Флафи, мне не ходить в книжные лавки? Что я там найду? Я здесь уже пятую часть библиотеки перечитала. А Генри — половину. Хорошо быть мёртвым накоплением знаний, не требующим сна и пищи.  — Ресурсы, мне нужны ресурсы и ещё несколько подпространственных вместилищ, — как мантру повторяла она, медленно съезжая лбом по стеклу. В столице есть всё, в человеческой уж тем более — туда сплываются товары со всех стран и народов, а уж подпольные контрабандисты притащат то, чего нет в обычных лавочках. В том числе и запрещённое. Как зелья Забвения. Алиса уже настроила артефакт с мороком внешности, изменила его под свой новый рост и телосложение, длину волос, черты лица, дополнила всё несколькими личинами и голосами — всё, лишь бы, в случае чего, не доставить проблем брату и академии. Агар, хоть и не радостно, позаботился о нужном сопровождении — несколько человек с кристаллами связи отведут туда, куда ей захочется, в том числе на чёрные рынки и аукционы, когда те откроются. В столице три аукционных дома, несколько разных рынков, целый торговый квартал, и ещё два подпольных — один рынок, второй аукцион. Агар считал, что Её Светлости не нужно самой рисковать и лезть в дурные места, ей достаточно сказать, что хочет приобрести. Ещё он хотел составить ей компанию лично, но не мог этого позволить по ряду причин, конспирация и необходимость пребывать подле князя самые очевидные.  — Все заняты, Флафи. Дэл гребёт дела, у них сезон сельских работ, а какие сельские работы бывают у вампиров? Они там начали выращивать полуночную и сумрачную травы, приобщили фермеров, теперь разбираются с кражами, грабежами и недостачами. Мрак, люди везде одинаковы. А кроме того, с весной, у них не сильно отличимой от любой другой поры года, возросла активность пересечений границ, соседи вновь начали давить на голову своими предложениями о приватизации и выкупке земель — для неё это всё звучало одной огромной головной болью, сложенной из сотни трудолюбивых гномиков, разбивающих череп изнутри. Что те осы на кусок мяса.  — Фла-афи-и, — ныла она, желая постучаться головой о стекло, но не хотела травмировать рыбок. И так с момента их заселения уже штук пять умерло, а ведь несколько раздавило ещё при лопнувшем сосуде, а пара всплыла кверху пузом в скором времени, видимо, от разрыва сердца.  — Чего это ты села на уши моему Софику? — нарисовался Широ Аяске, отражаясь бледной фигурой в стекле, на которую ей пришлось покоситься, ненадолго отстранившись от прохладной поверхности:  — Это Флафи.  — Это Софик, видишь, он отзывается.  — Флафи, ты его слышал?  — Софик, неужели ты меня предал?  — Вот вы где! — прекратил их мелку и шутливую перепалку подбежавший Коснароин. — Адептка Драко, прошу пройти со мной. Широ непонятливо обернулся, Алиса повторно отлипла от стекла и поднялась со стульчика, воззрилась на Упыря в ожидании и пошла за ним под удивлённым взглядом куратора. Переглянувшись с Софиком-Флафи, тот буркнул рыбке:  — Предатель. — И потянулся следом, заинтересовавшись, что же такое случилось, что Упырь прибежал за Алисой.  — Беспрецедентный случай, — негромко делился тот, спеша на погост. — Он помнит всё, включая момент смерти, обычный зомби помнит и говорит.  — Какой свежести труп?  — Только привезли, меньше суток от смерти.  — Трупное окоченение, — кривится Алиса. — Он не истерит?  — Как раз это и делает. Широ видит столпившихся некромантов, слышит невнятный вой, похожий на «ы-ы-ы-ы», и такие же непонятные слова, выдавленные сухими непослушными губами.  — Вот дерьмо, — ругается, когда проталкивается следом и видит лежащего на спине покойника, стенающего и проговаривающего непонятные слова.  — Зачем вы его греете?! — возмущаются Алиса с Коснароином в один голос, переглядываются и отгоняют всех подальше, даже привлечённых шумом преподавателей.  — Оставить истерику!  — Прекратите выть! Мертвец что-то говорит, почти состоящее из гласных, его никто не понимает, и Алиса решается, вставая коленями на сырую землю:  — Я сниму трупное окоченение и замедлю распространение бактерий — остановлю ранние стадии разложения, хорошо? Только не кричите. Труп замолкает и со страхом смотрит на светящиеся красной энергией руки. Для неё оживший мужчина напоминает скорее серую статую, одетую в простую рубашку и штаны, на видных участках тела уже растянулась кровеносная сеть, наверняка вся нижняя часть покрыта трупными пятнами и отёками. Такие трупы самые приятные, если не считать трупного окоченения — в первых сутках с ними удобнее работать и вид не такой гадкий. Под третьи сутки их обычно раздувает, мягкие ткани разжижаются, кожа лопает и обвисает, а потом все газы и жидкости выливаются через старые и новообразовавшиеся отверстия. И, конечно же, всё это сопровождается противным, аммиачным запахом, тошнотворно-сладким, бывает и кисломолочным — зависит от времени и условий.  — Теперь вы можете говорить, — сообщает, размягчая затвердевший белок в мышечных тканях, будто смазывает суставы и заменяет полностью деревянное тело на тряпочное. Подвязки марионетки рвутся, некромант, видать поднявший его, возмущается, но нитки тают, а вместо них вся кукла наполняется энергией, заодно перенося так же информацию:  — Никаких ошибок в поднятии не было.  — Я знаю, потому что следил за их работой, — выгибает грудь Коснароин, но гордость не сбивает замешательства и всё ещё ощутимого непонимания методов поднятия Алисы. Он не напоминает про контроль, не повторяет азы некромантии и не советует ей пойти, почитать учебник, главу про нити контроля — это уже прошедший этап.  — Я умер… Если бы мог — уже бы рыдал, но на такое простые, да и улучшенные зомби не способны. В сущности, остановка гниения, а часто и некоторое восстановление тела — это уже умертвие.  — Да, вы в академии Шагдар, — повторяет ему Коснароин, приседая рядом, со свободной стороны. Мужчина медленно шевелится, подымается и садится, окоченение сходит сверху вниз, начиная с головы и туловища, заканчивая конечностями. Так что обретает возможность шевелить пальцами он не сразу.  — Моя жена… Я должен вернуться к ней!  — Вы мертвы, — настойчиво напоминает Алиса, не отдавая приказ «сидеть», пока он не порывается сбежать. — Как вас убили? Я не вижу открытых ран.  — Удар тупым предметом, полагаю, — делится мнением Коснароин, пока мертвец трёт лицо и паникует, почему ничего не чувствует.  — Меня ударил брат! Я видел его в отражение окна! — уже рычит зомби, вот теперь уже пытаясь подняться на ноги, и опять ему никто не мешает, пока он не начинает плеваться: — Убью! Я убью его! Убью!  — Сядь, — приказывает, без труда подавляя как мстительные порывы, так и активность, и он садится, снова истерит:  — Почему?! Что вы со мной сделали?! Что происходит?!  — Может, он должен был подняться, как ревенант? — предполагает молодой некромант, присаживаясь возле них, а Алиса скептически подымает бровь:  — Стихийные поднятия ощущаются, мы бы сразу поняли. — И приказывает: — Прекрати истерику, хватит ныть. Зомби затыкается, та стенает на капризность разумных мертвецов без замещения личности, вернее без искусственных суррогатов сознаний, а Коснароин пользуется вменяемостью мертвеца и расспрашивает:  — Насколько много из жизни вы помните?  — Я всё помню, — мрачно отвечает тот. — Даже как мамину сиську сосал, помню, как первый раз открыл глаза, лицо повитухи, помню жену, что ел утром… Сегодня? Вчера? Когда я умер? Сколько времени прошло?  — Меньше суток, — сообщает призадумавшийся Упырь. — А что на счёт дыхания? Вы чувствуете потребность дышать или это как рефлекс? Алиса вспоминает, какого контроля требовало это действие — приходилось насильно вдыхать и выдыхать, поддерживать хоть редкий темп, а позже подстраиваться под медленное сердцебиение.  — Я дышу, потому что живой.  — Попробуйте не дышать и не говорить.  — Я задохнусь.  — Сердце не бьётся, так что нет. Попробуйте, — советует она, не приказывая. Но мертвец слушается — не от невозможности отказать, и из страха и волнения. Да, какой-то частью он осознаёт свою смерть, не чувствует биения сердца, но не способен воспринимать себя мёртвым, не хочет принимать правду.  — Память, все забытые воспоминания, недоступные человеку, пробуждены у…  — Да, это невозможно, — соглашается, глянув на Коснароина, таращащего свои выцветшие глаза на аномалию.  — Никто не помнит, как первый раз открыл глаза, — присоединяется к обсуждению Широ. — Коллега, как полагаете, в чём дело? Алиса впервые слышит от него такое слово, да ещё и сказанное настолько выразительно, что будь интонация чуть другой — сошло бы за насмешку или сарказм. Она непонимающе переводит взгляд с одного на другого, гадая, что между ними произошло, а «коллега» качает головой:  — Это точно не ошибка в заклинании, все формулы совершенно верны, да и сейчас после смены привязки, хозяина и энергии ничего не изменилось. Структура заклинания усложнилась, но это всё тот же зомби, подними так любого другого и результат не отличится от нормы.  — Я просто знаю, что зомби не болтают и не считают себя живыми, — кривится Широ. — И что человек не способен помнить всю свою жизнь от рождения и до смерти.  — Я не помню, а у меня память в десятки раз лучше человеческой, — поддакивает Алиса, до сих пор способная воспроизвести почти любое событие и разговор, разыгравшийся после обретения метки Хаоса.  — Это необъяснимый магический феномен?  — Или физический, — задумчиво добавляет Алиса, поворачивается к Коснароину и объясняет: — Маг — это мутант, так возможно и в нём произошли некие мутации?  — Маги не мутанты, — хмурится Широ и смотрит, будто она сказала полную глупость, и хоть Коснароин с ним согласен, а не поддерживает:  — Но у него вполне возможна мутация. Это требует длительных изучений. Нужно перебросить привязку и все энергетические связки. Сказано — сделано, Алиса не упирается, отдавая ему полный контроль над зомби, и все нити связки снова проявляются, а цвет энергии меняется на зелёный — обычный вообще-то для некромантии. Все эти глупости вроде пролетевшей перед глазами жизнью перед смертью совершенно нереалистичны, они имеют место быть от случая к случаю, а кроме того, это поток мыслей — часто умирающий вспоминает радостные или тяжёлые моменты, о чём-то сожалеет. Явление никак не объясняет наличие у этого мертвеца всех воспоминаний.  — Давайте подумаем, — говорит, натолкнувшись на мысль. — Память не сохраняется конкретно в тканях и клетках мозга, я не раз держала его в руках. Человек, лишённый участка мозга, продолжает всё помнить, и не имеет значение, какое из полушарий удалено. Что такое память?  — Я пошёл, — бросает Широ, понимая, что началась странная и сложная тема, но не уходит, а слушает Коснароина:  — Но память находится в теле и душе, она дублируется, это объясняет, почему призраки помнят своё прошлое, а нежить с пробуждёнными знаниями повторяет действия из жизни.  — Но знания и память — разные понятия.  — Верно, именно поэтому память у нежити подавляется, а знания остаются. То есть память почти полностью удаляется со смертью, если воспринимать смерть не физическими процессами в теле, а отделением души.  — Память остаётся в душе, — выводит итог Алиса, жестикулирует: — Вот оно, душа!  — Что с моей душой? — несчастно вопросил зомби, не поняв большую часть их разговоров. — Что со мной?!  — Ах, к слову, — снова подала она голос, постукивая указательным пальцем по виску, — к слову, воспоминания вызывают внешние воздействия, но… Как это вообще возможно с зомби? У них нет никакой мозговой активности, как труп может мыслить и вспоминать? Но Коснароин уже бормотал про душу и тянул руки к дрожащему от страха мертвецу. Тот уже рыдал без слёз, выл и бился в судорогах, не имея сил как-то существенно пошевелиться, упелёнанный магическим контролем с ног до головы. Алиса широко открыла глаза. Они не позволяли видеть слишком уж много — не просвечивали внутренности, не сканировали всю костную или кровеносную систему, напротив, показывали тела единым сгустком, магической сетью, клубком. Хотя, скорее уж разноцветной тканью, сверкающей отдельными нитками. И вот протяни руку, вытяни пару ниток, ослабь ткань, подрежь, выдели секторы, рассмотри всё, что представляет из себя существо на исключительно магическом плане — куда больше, чем аура, но меньше, чем эфирная основа.  — Душа всё ещё привязана к телу, но как? — выдыхает поражённый Коснароин, использовавший свои методы для диагностики. Алиса же видит ясную картину, и нити души в ней, привязанные к телу печатью, удерживающие энергетический шарик без окраски — как раз то, что воплощает в себе основу личности, воспоминаний и той силы, что задействуется в функционировании тела, в жизни. Именно этим является душа. У Алисы энергия проходит через метку, будто проникает в мозг, а оттуда вниз, к сердцу, разносится по конечностям — чистая Смерть, куда более странная, чем некромантия. «Чайники не различают некромантию и магию Смерти, а ведь это совершенно разные искусства и науки», — проносятся в голове слова Дика, будто он это сказал только что, словно стоит рядом с книгой в руках и читает свои лекции. Когда? Наверное, через полгода после начала. Ей помнится собственная просьба научить убивать, его обещание сделать это чуть позже, а потом голова наполняется сотней смертельных заклинаний разных элементов, и Дик рассказывает: «Маги Смерти — почти что жрецы и жнецы, неинициированные способны на многое, но когда ты выходишь со стихией на контакт — можешь просить его забрать любую жизнь. Это самое совершенное убийство, а ещё самый идеальный метод спасения обречённого». Ставить и стирать печать смерти, а ещё привязывать душу. Это больше спиритизм, чем некромантия или магия Смерти, но источник у них один, само действие и структура близка к печати. Вместо убийства ты привязываешь душу и обращаешь тем самым человека в бессмертное неживое существо. Это Драко регенерируют тела, способны восстать из развеянного по ветру пепла, пока договор со Смертью действителен, а любое другое существо, будь душа привязана к телу, восстанавливаться будет так медленно, что от мертвеца не продвинется. Всё, на что способен сейчас этот зомби, это функционировать, как слабое умертвие, движимое пока не исчерпана энергия. Будет разумнее освободить душу и отпустить, чем ждать столетия, пока этот мужчина не запустит сердце. В конце концов, его тело сгниёт и освободит душу раньше, чем подобное произойдёт. Алиса пропускает эту чистую смерть через себя, касается печати энергией, а не руками, и сила сама стирает её, признаёт ненужной ошибкой. Сбой, просто сбой. Стечение обстоятельств — душа немного задержалась, а дети его подняли, что в итоге привело к якобы ожившему мертвецу и финтам с памятью.  — Ох… Коснароин смотрит на сосредоточенную Алису, чувствует отлетающую душу, труп постепенно перестаёт дрожать и рыдать, а вскоре замирает истуканом — как и положено.  — Это был очень познавательный опыт, — говорит он, немного сожалея, что не удалось изучить всё более тщательно. — Ну что ж, даёт пищу для размышлений.  — Например? — уточняет Широ, полагая, что всё закончилось — быстро, просто и непонятно.  — Если искусственно поддерживать в теле жизнь и заселить в него новую душу, похоже, получится воскресить человека. Но память будет, вероятно, принадлежать внедрённой душе. Только печати привязки душ не работают долго, да и до нашего времени дошло их немного.  — Я не находила такую литературу, но пару раз видела отсылки в артефакторике, — подаёт голос Алиса, а сама вспоминает камушек, подаренный Дином — в нём как раз заключена душа.  — Да, и это очень сложные системы пентаграмм, подвитые к большим источникам энергии. Раньше существовали более совершенные печати, некоторых преступников запирали в камнях, якобы для долговременного наказания без трат на содержание — лишённые тел маги столетиями томились, пока их не убивали из жалости, выпустив душу из камня. Она хмыкает — выходит, там преступник, и спрашивает:  — Как давно этот метод перестали использовать?  — Больше пятисот лет, как погибли последние представители Светлого братства — только они и признавали такой метод заключения для преступников-магов. С ними исчезла и большая часть методик запечатывания и привязки душ. Вот почему Динариус говорил, что там уже ничего не осталось.  — Что ж, это был интересный опыт, — повторил Коснароин, отпуская и вытягивая всю энергию с зомби. — Иногда случайности приводят к странным ошибкам, а те в свою очередь дают новую пищу для мыслей. Я надеюсь, все запомнят случай и задумаются, как использовать полученный опыт, а конкретнее мы поговорим о нём уже на следующей неделе.  — Возвращаясь к Софику, — начал Широ, а Упырь его перебил:  — Приношу извинения, что отвлёк и задержал, верю, для вас это так же послужило занятным уроком, а теперь попрошу всех, кроме моего второго курса, освободить кладбище. Трупы портятся.  — Он Флафи, — настояла на своём Алиса, проходя мимо в сторону выхода и не обращая внимание на неприятный запашок гниения, характерный для этого отсека прилегающих к академии местностей.  — Эй-эй, давай проверим! Ты будешь звать с одной стороны, а я с другой, на чью кличку отзовётся, так и называем.  — Да Флафи он!