Неоднозначно плохие

      — Долго ещё?  — Почти пришли.  — Эй, Двадцать первый, а Двадцать третий говорил, вы не занимаетесь незаконной работой.  — Он не занимается, а я да.  — Двадцать первый, а где Двадцать второй?  — Его нет.  — Оу… Прости…  — Нет, мы не используем чётные числа.  — А-а-а… Алиса, снова удерживая новый посох в качестве утяжелителя для тренировки выносливости, неспешно шла за вторым нанятым Агаром наёмником, зовущим себя Двадцать первым. Она хотела начать ночное приключение с чёрного рынка, но аукционные торги начинаются в полночь, так что места пришлось поменять очерёдностью. Не сильно расстраивало, но разумнее было бы идти в аукционный дом после осмотра рынка, учитывая тот факт, что первый закрывается через два часа после открытия, а второй так или иначе активен каждую ночь. Двадцать первый объяснил ещё иную разницу — на рынке десятки палаток и лавочек, за качество никто не отвечает, а аукционный дом свои товары проверяет, да и дела ты ведёшь с одни представителем, а в каждой лавочке свой торгаш, со своими ценами и прочими факторами.  — Больше всего раздражают скупщики, — жаловался сопровождающий, щурясь в темноте подземного тоннеля. — Они выкупают тонны всякого, а потом перепродают. Если не успел что-то урвать до них, только плакать и остаётся, а если это ещё и что-то дорогостоящее, то иной раз не знаешь, где лучше купить, у них или в том же аукционном доме Гарри. Дом Гарри — как раз тот, куда в первую очередь Алиса пришла с Двадцать третьим.  — Торговцам без разницы, продать клиенту или скупщику, да?  — Ага. Они выкупают самое дешёвое, ну, бывает такое, приходит мальчик, очень срочно нуждающийся в деньгах, продаёт фамильную ценность за дешёвку, а эти акулы сразу цепляются в него зубами, другим и шанса не дают.  — Как ни взгляни, а ты или малёк, или акула, — несколько философски заметила она, задумавшись о реалиях.  — Да, это уж точно. Двадцать первый, когда они уже подходили к месту, напомнил сменить личину и маску, да и сам надел плащ, замаскировал ауру и попросил называть себя «братцем Рэ»:  — Это мой псевдоним здесь. А ты будешь сестрёнкой Ми.  — Почему Ми?  — Потому что не А.  — Ладно, братец Рэ. Двадцать первый от Двадцать третьего отличался. Регистрация на подпольном аукционе не проходила, но и здесь пришлось встать в очередь из двух человек, получить свой значок с номером определённой цветовой гаммы и доказать платёжеспособность, но больше никто ни о чём не спрашивал и не требовал. Все записи здесь велись исключительно от имени «Красный пять» или «Чёрный десять», «Жёлтый один». Алисе повезло на «Чёрный три», а вот братцу Рэ на «Зелёный восемь». Сплошь чёрная маска с двумя фигурными прорезями под глаза меняла голос, иллюзия — рост, а плащ просто скрывал телосложение, но из-под капюшона выпадали блондинистые вьющиеся пряди, а не прямые чёрные или красные, да и несколько слоёв морока на ауре должны были сделать её максимально неузнаваемой. Сама Алиса не очень переживала по такому поводу, но Двадцать первый посоветовал на всякий случай перестараться, чем потом избавляться от хвоста, заметать следы и отводить от себя подозрения. Да и в зале сидели такие же параноики.  — Видишь?  — Да, теперь я не чувствую себя глупо под слоем краски и тремя слоями мороков, одной личиной и маскировкой ауры. Вернее, пятью слоями последней — первый не давал увидеть, мерехтел перед глазами, а остальные подкидывали любые цветовые смеси, кроме настоящей. А ведь если потренировать контроль над личной аурой — утратится нужда полагаться на артефакты для сокрытия.  — Дамы и господа! — вышел на сцену ведущий. — Аукцион начнётся через десять минут, прошу всех набраться терпения, сегодня кого-то из вас ждёт невероятная удача!  — О чём он? — уточнила Алиса, пригнувшись к Двадцать первому, сидящему в соседнем кресле.  — Ах, это небольшая лотерея, куда стрелка повернёт — цвет и цифра. Везунчик получит бонус.  — Например?  — Яйцо какого-то питомца, деньги, зелье — когда как. В пределах двадцати золотых. Она хмыкнула, звук через маску тоже исказился. Двадцать золотых неплохо, но шанс невелик, совсем крохотный.  — Или у них есть особенный лот, — задумчиво добавил её сопровождающий.  — С чего они начинают?  — Как и всегда, с живого и быстро портящегося товара, а как правило — с рабов. Рабство не то что запрещено, человек ни за что не отнимет свободу и волю другого человека — это стоит у правителей на первом месте. Людьми для людей, с той поправкой, что тёмные — не люди. А чтобы другие расы попали в рабство — почти нонсенс, их приходится ломать психологически, иногда и физически, да и то, если родственники или соратники пронюхают — потом проблем не оберёшься. В этом мире иметь раба себе дороже. По крайней мере, здорового умственно. Они спаивают им то же зелье Забвения, наркотические вещества, повреждают личность, память и общую способность мыслить, а подобные рабы годятся разве что под роль кукол, да постельных игрушек. Да и снова, нет гарантии, что завтра сосед или товарищ не приведёт к тебе стражников.  — Ещё вопрос, братец Рэ, как ты торгуешься?  — Сестрёнка Ми, положись на меня. Только вот это спрячь подальше, — посоветовал, постучав пальцем по самой крупной ставке в пятьдесят золотых. Здесь называли стартовую цену, а покупатели подымали таблички с серыми — серебро, или жёлтыми — золото, цифрами. От +1 к стартовой до +50 одним махом, вернее, одной табличкой.  — Бывает, путаешься, вместо пятидесяти серебром вытягиваешь золотом, это вообще кошмар. Потому что серебром есть только +5, +10, +30 и +50. А золотом: +1, +2, +5, +10, +15, +20 и +50. Так что на всякий случай Алиса убрала и +50 и +20.  — Дамы и господа! Наши встречи редки! Десять минут пролетели быстро.  — Но уверяю, оттого ещё более долгожданны! Ведущий занимал публику, приветствовал и тянул время, развлекая, пока наконец-то не начал:  — Сегодня первым вы увидите лот, не так часто попадающий нам в руки. Итак, господа и дамы, держите себя в руках, потому что мы предлагаем вам… Тележку с клеткой ввозят несколько парней с закрытыми масками лицами.  — Некроманта! Тёмно-красная ткань падает, открывает серые прутья клетки и скованного явно блокирующими магию браслетами парня лет, пожалуй, пятнадцати. На что такой, необученный пацан, способен? Алиса успокаивает разбушевавшееся сердце и короткое время, пока длятся ожесточённые торги, повысившие начальную цены вдвое, размышляет. Спасать каждого… Спасать… Всё кажется простым в первые мгновения осознания, когда в груди отбивает дробь молоток, быстро и сильно, отдаваясь во всём теле, выплёскивая в кровь адреналин, заставляя сжимать пальцы на подлокотниках кресла. Купить, спрятать, обучить, помочь… Всё просто. План осуществим — переправить пацана в клан, забросить к нему Генри, но… Каждому не поможешь, всех не спасёшь, а сильный, в итоге, выгрызет себе путь из любой тьмы, дети тигра никогда не станут овцами, а овцы не выживут в мире тигров. Мальки однажды вырастут, а будет это пугливая гуппи или зубастая акула — время покажет. Как бы сделал Дик? Дик бы посмеялся. А Хаос? Хаос верит, что всё идёт своим чередом, каждому уготован свой путь и свои испытания, а вмешиваться в них — дурное дело. Как бы сделал Ник? Взял бы себе этого мальчика, окружил бы теплом и заботой, взрастил… Алиса теряется и совершенно не понимает, что делать. Успокаивает сердце усилием воли, унимает дрожь в руках, слушает уже медленно подымающиеся ставки — полторы тысячи золотых. Сглатывает. Сомневается. Выдыхает и переплетает пальцы, закрывает глаза и слышит:  — Правильный выбор. Мне поступило всего несколько инструкций, одна из них — вето на покупку рабов, даже если в клетке будет сидеть дракон. Ей дурно, на самом деле очень дурно, комок в горле давит и вызывает тошноту. Тошно от себя и Агара, поставившего такое условие, от облегчения, что кто-то снял ответственность, а ещё от невозможности принять самостоятельно решение. Потому что спасти малька — ответственность. Потому что Аманда — чуть более крупный малёк, не самое лучшее вложение, если говорить совсем прямо. В конце концов, живые люди слишком сложны, и с той комнатной ведьмой всё не так просто — в один момент хочется придушить, а в другой понимаешь, что сколько бы обид не накопилось, а до сих пор не предала. Даже о глазах никому не рассказала. Некроманта покупает неизвестный мужчина, одни боги ведают, для чего, и стоит ей так подумать, как накатывает злость — если эти бесполезные паразиты не вмешиваются, то ей-то зачем? Ради чего? Выглядеть для себя же светлее, белее? Якобы, не равнодушной? Тошно от всего этого. Да, можно найти тысячу причин сказать: «Нет, я не спаситель», и столько же выдумать для: «Да, я спасу его». Привести в пример Хаоса, жестокого Дика, Делиона или Агара, да и сослаться на деньги, рассуждать об ответственности за безликого малька, по которому ещё не видно, вырастит ли акула, что однажды укусит за руку, или карась — еда для любого хищника. Алиса снова выдыхает и повторяет про себя будто мантру: «Я это я, не спаситель или герой, не злодей или вершитель судеб». Делать, что захочется, убивать, кого захочется, но после того, как спасёшь кого-то — свяжешься обязательствами. А с живыми слишком сложно, их лучше не спасать, а оставить на милость Судьбы. У каждого свой путь, так пусть пройдёт его до конца. Не важно, как оценивается поступок с точки зрения морали, мораль для слабых. Делай, что хочешь. А если не хочешь спасать кого-то — не спасай. Никогда не знаешь, что лучше, как обернётся любое решение. Алиса чувствует жажду, призывает флягу и подсовывает под маску, пьёт. Берёт себя в руки и понимает, что пропустила уже три лота, но живым товаром не интересуется. Они выносят летучую мышь — большую, белую и неприятную на вид. Та висит на перекладине, запертая в клетке, и смотрит красными глазами. Её тоже покупает мужчина. Женщин в зале очень мало. Ей в голову приходит неожиданная мысль, будоражащая сознание: «Всё будет разрушено». Зачем кого-то спасать и вмешиваться точечно, если в итоге однажды всё разрушится, падёт, изменится? Пусть всё идёт своим чередом. Наконец-то несут запрещённые органические продукты — части тел людей и нелюдей, кровь, кости, волосы…  — Купи, — стучит Алиса пальцем, и Двадцать первый вступает в торги за флакон крови младенца, рождённого в полнолуние.  — Братец Рэ, купи, — просит, когда выносят и драконью кровь. — Всего один.  — Братец Рэ, я хочу ту берцовую кость.  — Мне нужны пальцы беременной женщины.  — О, глазные яблоки и печень наркомана, печень пьяницы, сердце толстяка, почки и печень, братец… Всё превращается в торговлю органами и конечностями на долгие полчаса, Алиса берёт почти всё — это лучше, чем самой пачкать руки, подвергая опасности близких.  — Клочок волос сирены.  — Хвостовой плавник русалки.  — Кровь оборотня, каждого вида по половине литра. И шамана тоже.  — Скорлупа драконьего яйца.  — Язык эльфа? Поразительно, хочу.  — Ухо кошколюда. Назови нелегальный аукцион в столице торговлей мясом и не ошибёшься. До неё только слухи долетали, но кто бы мог подумать, что языкастые болтуны метят в точку с оценкой — здесь вкусно только мастерам, незаконным практикантам и любителям рабов. Продавались, надо же, и книги тёмных искусств, один ведьмовской гриммуар, тёмные артефакты.  — Свет мой, зеркальце, скажи, да соперницу покажи, — комментировал ведущий, открывая поисковое зеркало, пригодное для слежки за нужным объектом. Их разрешалось использовать только высшим чинам королевской власти, для остальных заказы и изготовление подпадало под раздел незаконных сделок.  — Нас же всех интересуют времена правления тёмных богов? И вот к нам пришло полотно, переполненное болью, страданиями и кровью. Более чем тысячелетнюю картину обнаружили в подземном храме, к слову, координаты храма мы тоже продаём! Исходя из доступной информации, он принадлежит самой Тьме всеблагой! Алиса бы купила координаты, но там вряд ли хоть что-то сохранилось — разграбили.  — Шкура с брюха дракона! Обратите внимание на прекрасный, матово-серебристый цвет! Наверняка, бывший владелец рассекал небеса на белых крыльях.  — Демоническая жила — так зовётся красный алмаз высочайшего качества! В нём будто застыла кровь демона, только взгляните!  — Корень отчаянья! Говорят, если выпить отвар из него, испытанное после облегчение будет столь же сильным, как самая большая радость в вашей жизни.  — Что за наркоманы? — удивилась Алиса, слушая ожесточённую торговлю, и решила, что игра свеч не стоит — дорого. Да и незачем. Вот если без облегчения, тогда сгодилось бы на зелье грусти или какой яд, но а так…  — Ты права, сестрёнка Ми. Они готовы любые деньги заплатить, подсели на эффект после применения. Говорят, иногда всё заканчивается суицидом, но их не волнуют такие мелочи. Ей пришла идея развести, усилить и катализировать свойства, так вполне возможно продавать им сразу «дозы» — дороже, и материала хватит на дольше. Но корень уже купили. Ещё они продали несколько, видимо, краденных артефактов, одну статую и ещё картину, и на том торги закончились. За своим мясом она шла не в самом приятном расположении духа, но Двадцать первый подбодрил:  — Скоро закончим, уверен, они откроют дверь к короткому пути на рынок.  — Конечно, — кивнул смотритель в маске, ожидающий «Чёрный три». — У вас, должен заметить, своеобразные вкусы. Будьте добры, сверьте товар со списком. Всё, что купил «Чёрный три», разложили на отдельном столе в очерёдности покупки и, соответственно, нумерации на пергаменте. Алиса сверяла, косилась на цену и количество в колонках — нигде не ошиблись, а общая сумма заставила вздохнуть — не меньше, чем насчитала в голове.  — А это что? — указала на последний неизвестный предмет, а мужчина радушно объяснил:  — Вы — сегодняшний победитель в рулетке. Обычно мы не крутим её на публике, а выигрыш добавляем к купленному товару.  — А… И что это? Выглядело как каменное яйцо, да по сути им же и являлось, судя по словам:  — Детёныш лавовой горлицы, вылупится после нескольких часов в огне. Чем горячее, тем сильнее будет птенец. Дёрнувшись отказаться, она всё же не стала так опрометчиво действовать — вдруг, это нечто понадобится? И приняла выигрыш, хоть полагала, лучше бы вернули двадцать золотых. Но и так… Совсем не надеялась на удачу.  — Мы оказываем услуги постоянным и заинтересованным клиентам, — заговорил смотритель, когда та отняла взгляд от списка и вернула ему обратно. — Информация исключительно конфиденциальная, но, как правило, нам сообщают имена третьих лиц или какое-либо место, где нужно оставить прогнозы, а то и раскрыть все ожидаемые товары. Вас такое не заинтересует?  — Нет, — мотнула головой, передавая ему небольшие мешочки с деньгами, а с последним завозилась — взялась отсчитывать.  — В таком случае не смею задерживать, — кивнул тот, проверяя магией деньги. Хотя вообще-то очень приятная и полезная услуга, но ей некого использовать в качестве доверенного связного, как и нет тайника, подходящего для передачи писем. Не говоря уже о том, что добраться до столицы крайне проблематично.  — Вы выставляете на аукцион запрещённые зелья?  — Да, но только от пятидесяти золотых. Она хмыкнула — надо же, какие завышенные критерии. Но, пожалуй, нет ничего удивительного в том, что цены запрещённых ресурсов — мяса — варьируются от пары золотых до тех же ста, как кожа дракона, а зельями они занимаются только дорогостоящими — дешёвых и на рынке полно. Мясо портится, никто не станет выносить его на рынок без уверенности в клиенте.  — Хорошей ночи, — бросает, когда расплачивается и забирает купленное. Мясо нужно использовать в ближайшее время, а сегодня же купить большую ледяную камеру. Пусть охлаждающие заклинания и используют для пищи, но нельзя позволить таким ценным материалам испортиться. Пока что положение спасёт пара заклинаний, но их действие краткосрочное. Если ледяная камера не встретится на чёрном рынке — придётся утром идти в лавочку с бытовыми и хозяйственными приборами.  — Сестрёнка Ми, нам сюда, — окликает Двадцать первый, поворачивая в незаметный проход, открытый охранником по кивку смотрителя. — Отсюда мы доберёмся за пятнадцать минут. Но дорога занимает немного больше, быстро идти в темноте, да ещё и по подземному ходу не получается. В некоторой степени Алиса рада, что обула старые ботинки — сжигать их после всего жаль не будет. Маску, разве что, оставить на будущее. А чёрный рынок чем-то очень смахивает на обычный, ну, разве что торгуют на нём всем: от запретного до разрешённого, и некоторыми неплохими штуками по смехотворно-низким ценам. Именно поэтому Алиса скупает синтезированные драгоценные камни килограммами, знакомые, нужные травы не маленькими тюками — связками и целыми мешочками. Да почти опустошает запасы продавцов. Всякие перья, чешуйки, волосы и шерсть, усы, хвосты и крылья, клыки и когти, глаза и языки, плавающие в банках, сушёные пальцы, ногти, уши, нос гоблина и серу огра, лоскутки кожи, банку сушёных век, всякие алхимические порошки и кристаллы, жидкие эссенции и химические растворы. Под конец рынка, когда они уже упираются в последнюю палатку с гадалкой, продающей карты, амулеты и хрустальные шары, а ещё свои услуги, Двадцать первый выдыхается и утирает со лба пот, немного сдвинув маску:  — Сестрёнка, мы ещё долго? Здесь-то тебе что нужно? Его поражает размах жажды этой девочки, жадности, переходящей границы нормальной и здравой. Создаётся впечатление, что она не спит, только варит зелья, или для чего конкретно ей всё это нужно, и если бы позволяли деньги — скупила бы уже всё, вообще всё, до последней крошки обобрала бы, обогатила местных торгашей.  — Я закончила, братец Рэ, — говорит, рассматривая шары. — Всегда интересовалась, как гадалки это делают? Вот, допустим, неужели они связываются с информационным полем, чтобы узнать, чем закончится брак клиентки? И из тонны вероятностей ищут что, самую вероятную?  — Дети не должны насмехаться над ремеслом взрослых, — холодно отвечает ей женщина под накидкой. — Тем более, когда ничего не смыслят.  — Погадаете мне?  — Я и без карт и шара вижу, как за тобой по пятам следует смерть.  — Это мне любой скажет.  — Но не каждый увидит, что смерть уже поселилась в тебе и исказила до неузнаваемости.  — Способность видеть, какой редкий талант. Продадите мне пару шаров? На моём старом пошли трещины от истощения. Гадалка продаёт, ничего не добавляя, Алиса старается не прикасаться к её рукам, когда оставляет деньги, пусть и ходит весь день в перчатках. Шары падают в браслет, а они с Двадцать первым уходят. Покидают чёрный рынок, найдя всё необходимое, поднимаются из-под земли и чистятся, прежде чем пожать друг другу руки и разойтись:  — Всего хорошего тебе, сестрёнка Ми.  — Счастливо, братец Рэ. Возможно, ещё когда-то увидимся.  — Да, после отчёта я сообщу нанимателю, чтобы в следующий раз тоже использовал нас с Двадцать третьим. Мы ведь сработались, правда?  — Мы сработались.  — Пока-пока, сестрёнка Ми.  — Спокойной ночи, братец Рэ. Ночь темна, но в столице в эту пору почти так же светло, как и в клане. Здесь вместо низких лун светят фонари, так что идти по пустым улочкам немного неприятно — везде какие-то тени, глаза режет. Темнота лучше прощупывается. Уже в палаточном городке Алиса чертит на булыжнике, подобранном по дороге, чернилами руны, привязывает к ним установленную иллюзию и ограждает всё одним пологом, укреплённым и привязанным к двум кругам, черченным новым посохом. И заваливается в палатку Арнада — открытую и не охраняемую, ставит ещё один полог, опускает навес в проходе, фиксирует его и на всякий случай проверяет, не перепутала ли, и не привёл ли он сюда кого-то постороннего. Но нет, Арнад спит, негромко посапывая и обнимая подушку, рядом с ним лежит книжка — очень мило и трогательно, видеть его ужасно беззащитным. Вторая подушка немного дальше, два спальных места разделяет пара сумок, отчего ей смешно — до мозга костей аристократ, поставил заграждение. Устав за прошедший день и ночь больше обычного, Алиса стаскивает одежду, — ботинки она поменяла по дороге, Двадцать первый советовал поосторожничать, — комкает и ложится, призывает носимый всегда в браслете плед, заворачивается в него и засыпает почти сразу. Краткая похвала самой себе обрывается…