Неоднозначно плохие

      Кто-то очень целеустремлённо бил в полог — магия внутри трезвонила, стучала по нервам посылами, и, в конце концов, Алиса не выдержала и проснулась — резко и неожиданно. Вскочив, порывалась ударить надоедливого наглеца, но вовремя вспомнила, где находится. Арнад недовольно ворочался, реагируя не на магию, а на голос, зовущий с поляны. Потрясся его за плечо, она добилась более связного мычания и кивнула на проход:  — К тебе парни пришли.  — А… Пришибленный со сна вампир проморгался, зевнул и решил:  — Пусть катятся. А ты оденься. Закатив глаза, Алиса вернулась на свою половину палатки и вытрясла из браслета сумку с одеждой, встряхнула блузкой и взялась одеваться, сожалея, что нельзя пойти и принять душ. Похоже, для такого придётся идти в баню, кажется, в столице их много.  — Арна-ад, — тянет с улицы Инрик, а тот кривится:  — Да сколько можно? Нет меня. Он отвернулся и вообще сделал вид, что продолжает спать, а Алиса обнюхивала себя, жаждая душ каждым клочком кожи, но уныло одевалась.  — Всё?  — Да.  — Отлично, потом расскажешь, во сколько пришла, — бормочет, подымаясь, и в спальных штанах идёт приветствовать гостя, но вместо того, чтобы пустить того в расширенную магией палатку, сам выходит наружу: — Ты и мёртвого поднимешь, что случилось?  — Ты не видел Алису? Я звал, звал, стучал, стучал, а ни звука в ответ, — указывает он в сторону.  — Нет, — лжёт тот, вздыхает, рассуждает: — Она уже, наверное, куда-то ушла. Алиса слышит их разговор и кивает, полагая, что могла бы уйти, если бы легла спать часа на два раньше. Потягивается, зевает, но слышит дальше:  — Да ну, восемь утра.  — Целых восемь утра, — поправляет Арнад, чешет затылок: — Когда там у вас всё начинается? С десяти?  — Да. Чёрт, похоже, она обиделась, — стенает несчастным голосом Инрик.  — Вчера выглядела крайне радостной.  — Ах, ты её видел? После расставания в обед мы её так и не дождались. Там парни хотят извиниться, Ники вообще расстроился — думал, хоть раз нас девушка проводит…  — Слушай, я всё понимаю, — перебил его душеизлияние Арнад, — но давай позже? Я только проснулся. А Алиса, думаю, успеет, где бы ни ходила. — И вернулся в палатку, сразу же запечатывая вход. Перебросившись с ней одинаковыми взглядами, взялся потрошить свои сумки в поиске подходящего камзола, и уточнил:  — Тебе ещё что-то нужно?  — Я не могу выйти, пока ты не уйдёшь. Подержишь мне полог? Не хочу привлекать внимание, глотну невидимости и накину отвод глаз.  — Да я о твоих делах, — фыркнул он, сверился с часами и явственно скис: — На завтрак опоздали. Пойдёшь в трактир?  — Конечно. А по делам мне осталось купить ледяную камеру и принять душ.  — С душем не помогу, а вот первое… Поищем после завтрака, да? Тебе же срочно, я полагаю.  — А ты догадливый.  — Что у тебя там?  — Много мяса. Арнад вздохнул и покачал головой, застёгивая рубашку. Объяснила, конечно… Но, пожалуй, лучше не уточнять — вряд ли она просто купила тонну мяса для шашлыка с группой. За таким посреди ночи не ходят неизвестно куда, да и запахи… Пусть вампир, а нос ему не отняло — пахнет неприятными местами, незаконными, так сказать. А ещё — землёй, будто трупы закапывала. Значит, подземные тоннели.  — Рад, что с тобой всё в порядке, — сознался, закрывая тему. Расчёсывался он быстро, тоже сожалея, что нет душа. Волосы уложил заклинанием, одежду поправил и вышел, широко раскрыв полог. Выпившая небольшую порцию разбавленного зелья Алиса выскользнула следом. Шла, сместив свою тень ему под ноги, чтобы не спалиться таким простым способом, а под конец парка действие рассеялось вместе с заклинанием отвода глаз:  — У нас чуть меньше двух часов.  — Я уверен, на рынке есть хозяйственный магазин, а по дороге туда таверна. Ты же не будешь час завтракать?  — Ты оделся за десять минут, как я теперь могу задержать нас? Он закатил глаза, игнорируя слабую провокацию, но она истолковала молчание неверно:  — Я ведь пошутила. Пытаюсь вести себя дружелюбно.  — Я знаю свои изъяны и не обижаюсь. Всё потому что Арнад собирался, как барышня, и это не смотря на хорошее владение бытовой косметической магией.  — Что между вами вчера произошло? Я немного слышал, но решил, ты расскажешь правдивее.  — А, всё из-за того, что у них нет мозгов. Если меня пустили в качестве ассистентки господина Широ, значит, у нас с ним роман. Чёрт, вот же бесит.  — Глупо, конечно, — согласился Арнад, подходя к таверне, и открыл перед ней дверь. — Но вы сами должны были догадаться, чем всё обернётся.  — Ну, в итоге я сорвалась и наговорила малость лишнего. У меня тоже есть уши. Слушай, наверху гостиница, а душ?  — Ванная, — огорчил, тоже подумав, но мотнул головой: — Едим, покупаем, если останется время — недалеко баня, вчера видел, когда возвращались с господином Широ.  — А ты начинаешь втягиваться, — поразилась, тыча пальцем подошедшему подавальщику в список меню: — Неси всё, что уже готово, по порции, отсюда и по десятый номер. А пить мне сок, если есть — яблочный.  — Яблочный только компот.  — Неси компот.  — А мне яичницу и тосты с джемом. Малиновым, если есть, и чай: чёрный, без сахара, — определился Арнад, а Алисе ответил: — Я вообще способный и многозадачный, быстро адаптируюсь, просто раньше ты этого не замечала.  — Давай как-то поговорим, ладно? Объясни мне, что именно тебе так не нравится.  — Боюсь, это бессмысленно — ты всё равно не изменишься, но да, я погорячился. Мне казалось, это всё удача и безбашенность: освободить его из тюрьмы, победить бывшего князя, да и запугать весь двор. Сумасбродство и глупость.  — Так и есть. Ты абсолютно прав, это удача, глупость, но… Я старалась. Я каждый раз стараюсь, во всём выкладываюсь, то, что финальным фактором выступает везение, лишь часть, составляющая. Если бы не везло — я бы выкладывалась ещё больше, в итоге переживала бы больше мучительных испытаний, но всё равно добивалась бы своего.  — Да… Ты стараешься больше других, — с видимым неудовольствием признал он. — И берёшь на себя больше. Мне казалось, княжество, титул — это всё для тебя как игра, но теперь я смотрю и думаю, как ты не ломаешься, вечно ввязываясь в неприятности, возвращаясь то седой, то побитой, высыпаясь за пару часов и занимаясь тем, до чего другие не доросли. Если бросить на тебя ещё хоть часть работы твоего брата — наверняка ведь сломаешься, да? Я не думал, не замечал, что на деле ты лишаешь себя развлечений, а в твоём возрасте девочкам бы на чаепития с подругами ходить, романы читать, хихикать с Амандой. Еду им приносят, когда он замолкает, Алиса какое-то время подбирает что-то в ответ, но когда смотрит на время — пускает затею и тянет кусок говядины в рот. Времени остаётся чуть больше полутора часа.  — Ненавижу быстро есть, — жалуется, когда большая часть тарелок пустеет. — Вот не люблю, пища не успевает растворяться в энергию. Арнад следит за тем, как она запивает витамины, и хоть раньше наблюдал это не раз, а только сейчас по-настоящему осознаёт её положение. Ведь это дракон, растущий дракон. Ей, наверное, целого стола мало, не хватает веществ. Поиск камеры немного затягивается: в первой лавочке ничего нет, во второй они спрашивают у женщины за прилавком, где такая продаётся, их отсылают в самый конец рыночного квартала, а оттуда на склад… Когда Алиса получает возможность свалить всё мясо в большой такой железный ящик, зачарованный на понижение температуры внутри, Арнад приходит в шоковое состояние и оглядывается, надеясь, что этого никто не видел, а сама она долго пытается поднять потяжелевшую, да и без того не лёгкую из-за конструкции махину. Помогает левитация, браслет втягивает в себя штуку с сытым звуком, хранилища заполняются под завязку:  — Хорошо, что одолжила ещё один у Агара.  — У нас час, чтобы вернуться хватит и двадцати минут, тенями быстрее, дорогу я запомнил. Ищем баню?  — Баню, я вспотела, пока сюда бежали.  — Тогда не дольше пятнадцати минут. Тебе хватит столько?  — А тебе? Единственное, что Алису радует в бане, найденной по дороге, это разделение на женскую и мужскую, потому что, как выяснилось по словам местных женщин, в столице почти все смежные. Её это удивляет — даже в академии, в условиях одной группы мальчиков и девочек делят. Уже просушиваясь магией и выбирая новое бельё, она слышит из-за двери оклик Арнада, справившегося немного быстрее, быстро натягивает на себя чистую блузку, удерживая не высохшие до конца кончики волос, и выбегает, застёгиваясь на ходу.  — Да успеваем, не торопись так, ты же девушка, — осаждает он, придерживая за руку, пока та обувается, быстро размазывает краску по видным участкам кожи, заново затеняет волосы. — Тени?  — Да. Остаётся двадцать минут до начала турнира, когда Инрик оборачивается на оклик — Алиса машет им рукой, спеша по алее, а Арнад в тот момент занимает места на трибуне, с которой им будет видно все дуэльные арены.  — Я уж думал, ты нас бросишь, — признался Инрик, обняв её в сердцах.  — А, я спешила…  — Нет, я понимаю, парни повели себя плохо, ты имеешь право обижаться, — бормотал он, не отпуская, так ещё и взялся гладить по спине. — Ты как-то так приятно пахнешь.  — Ну… помылась, — говорит, немного недоумевая с его поведения, а позади уже мчится Ники:  — Ты нас не кинула!  — Я же говорил, что придёт, — улыбается Марк, спеша следом. Чуть в стороне стоят претенденты на кубок «Выживших» из других курсов и академий, Алиса слабо машет тем, кого знает или часто видела в башне, потому что когда Ники добегает — тоже лезет обниматься, и Инрик ему совершенно не мешает.  — Боже, ну что за дети, — ворчит Марк, но распахивает объятья и присоединяется: — Тут, в общем, приветствуются ленточки, платочки и прочее, что раньше дамы вязали рыцарям, ты же нам дашь какую-то штучку на удачу?  — Ой, так и скажи, что хочешь зелье Удачи или оберегающий амулет, — в шутку оскорбляется Алиса, но когда они отпускают — протягивает три талисмана с добавлением порошка из солнечных жемчужин. — Какие-то зелья нужны? У меня всё ещё хватает болеутоляющих, регенеративных и кровоостанавливающих.  — Было бы круто, но там запрещено.  — А, но амулеты… Хотя они на «добро», так что не знаю.  — Я спрошу у инструкторов, — кивает Марк, а Ники смущается:  — Вчера всё так ужасно закончилось…  — Ай, забудь, — просит Алиса, а Инрик сжимает кулаки:  — Запомни, мы про тебя плохо не думаем и не говорим!  — Я знаю. И вам не надо вмешиваться в мои ссоры с другими, не заморачивайтесь. У меня накипело, я всех слышала. Они до сих пор вспоминают, что на новый год я вышла из салона в платье и с причёской, но на бал так и не пришла. Это просто ужас, я столько подробностей о себе не знаю, сколько им известно.  — Так всегда, — вздыхает Инрик. Ники неловко чешет голову, а Марк издалека кивает и зовёт их обратно.  — Ну, я не буду желать вам удачи, чтобы не сглазить, но, парни, я в вас верю!  — Спасибо, — растроганно шмыгнул Ники, сдавшись чувствам. — Каждый год одна хер… кхем, ерунда на этих турнирах. Спасибо, что хоть последний раз нам кто-то это говорит.  — Тебе ещё своим надо что-то сказать, Ракуш там в обидах весь, — кивает Инрик, последним движением лохматит ей распущенные волосы и убегает, крикнув напоследок: — Спасибо, что пришла! Мы обязательно всех уделаем!  — Вы — лучшие! Обязательно уделаете! — подбадривает вслед и машет рукой, пока они не отворачиваются, а после — спешит к «своим», мимоходом хлопает ладонью по плечу Мунро, бросает:  — Порви их. — И идёт дальше.  — О, блудная красавица в последнюю минуту, — реагирует на неё Широ и подталкивает к парням: — Давай, а то у меня с напутственными речами не очень.  — Порвите там всех! — повторяет она, не придумав ничего получше, поворачивается на куратора, а парни втягивают головы в плечи, только Франко ограничивается передёргиванием плеч:  — От тебя это звучит совсем страшно. Но мы же все тренировались, вряд ли там кто-то страшнее мастера Фрида. Браян и Зик тушуются и прячут глаза, второй понятно почему, а вот первый не иначе, как за компанию разделив чувство вины или страх. Последние минуты истекают, их зовут к аренам — представить и показать, один Ракуш с куратором остаются под навесом, так сказать, лагеря.  — Где ты была? Тебя Инрик всё утро искал, — обвинительно обращается к ней здоровяк, а Широ тянет:  — Ну вот, снова эмоциональные сцены, какая мерзость. — И отходит.  — Я виделась с Инриком и ребятами, у них скоро начнётся. Ракуш вздыхает, не зная, обижаться ли на то, что в первую очередь она пошла к выпускникам, или нет. В конечном счёте повторяет свой вопрос:  — Где ты была? Вчера и сегодня.  — Такая большая разница? — негромко уточняет, чувствуя слабое раздражение.  — Мы не могли тебя найти.  — Покупала всякую всячину.  — Вечно ты врёшь, — отворачивает он. — Недоговариваешь, увиливаешь, отмалчиваешься. Как тебя можно понять, если ты ничего не рассказываешь? Или тебе настолько плевать на нас? Сварить зелье или сидеть до утра за книгами приятнее, чем пообщаться с нами? Ей кажется, что его устами сейчас говорит кто-то другой — редко когда этот здоровяк разрождается такими складными и длинными речами. Это точно чужие слова, но он, видимо, думает так же.  — Я тебя совсем не понимаю, — признаётся ровным тоном. — Ракуш, ты думаешь, я хочу сидеть сутки за книгами или варить те самые зелья? Тренироваться до полного изнеможения под ядами и негативными эффектами от проклятий и заклинаний? Мне больно, что б ты понимал, интоксикация просто отвратительна и крайне болезненная. Думаешь, без нужды я бы всё это делала?  — Тогда почему? Разве ты уже без этого не сильная? Разве у тебя мало денег? Я тоже совсем ничего не понимаю, может, Арнад, Кирис или Дрон умнее и замечают больше, но я тебя совсем перестал понимать.  — Потому что мне надо стать ещё сильнее. Во много раз. Деньги — это метод достать требуемое, помочь брату, снять с него немного нагрузки. Это просто замечательно, что у вас есть время ходить в бар, водиться с девочками, а у меня и на сон его нет.  — Зачем тебе становиться сильнее?  — Потому что этот уровень, — кивает она на арены, — на один зубок тварям, рядом с которыми я жила. Если бы ты увидел хотя бы Короля глубин, живущего в море вашего мира, на вашем материке, уже не говорю о Тартаре, ты бы не считал меня сильной. Он уничтожил, сожрал почти всю команду опытных моряков, в том числе и магов, а всё, что я смогла сделать, это организовать побег. Да и за него поплатилась глазами, у меня сетчатку выжгло. Я умирала, Ракуш, от того, что попала в аномалию. Если убрать все эти удобные рамки городов, показать настоящий кошмар, да далеко идти не надо — почитай про Лес Забвения, там одно описание человекоголовой лисицы жуть сплошная!  — Но сейчас ты здесь.  — Но потом я буду там. И что, мне подохнуть, потому что когда была возможность, я упустила её? Растратила время на вечеринки, танцы, бары? Я хочу не просто выжить, а победить. Не хочу убегать.  — Но ты можешь не идти туда… Алиса качает головой и недолго молчит, смотрит на арены, где всё ещё представляют поимённо каждого из участников, в конце концов, говорит:  — Ты добрый, Ракуш, и слишком наивный. Если бы мы встретились на полгода раньше и в другом месте — ты бы закончил на алтаре. Таких добрых и наивных проще всего заманивать в ловушку. Жестокая и грустная правда, всё изменилось из-за тумана и беспорядка в голове, нежелания выглядеть для кого-то монстром, а кроме того, все эти испытания и бесконечная необходимость собственного психологического роста и воспитания превращает во что-то неприятное самой себе, рождает конфликты. Её убивают мысли о различных необходимостях, и больше всего раздражает, что собственную злость, ярость и желание сотворить «глупость» приходится подавлять, нет, из-за всех окружающих нормальные, обычные жестокие реакции выглядят чудовищными. Так постепенно вырабатывается ненависть к самой себе и попытки себя же переделать, отбелить.  — Только моя вина, что пыталась притворяться хорошей. Чем дольше это тянется, тем больше понимаю, насколько мне чужды идеалы Ника. Поначалу, когда чувствовала себя такой растерянной — видела в нём свет, а сейчас он так ослепителен, что тени Дика выглядят ещё чернее, как и наше с ним прошлое. Дедушка правильно говорил, они как противоположности, ангел и демон, и сейчас я ясно вижу, насколько неидеален мир, построенный на порядке, насколько узки светлые моральные установки и как мне это далеко. Ракушу сложно понять её слова, он хмурит брови и напрягается, неосознанно сжимая и разжимая кулаки. Глядя на него, видя его раскрытой книгой, Алисе остаётся только протяжно, долго и разочарованно выдохнуть. Но разочаровывается она не в нём, а в себе. Довольно глупо после всего отрицать саму себя, свою сущность. И эти рассуждения звучат, в конце концов, не для Ракуша, а для себя, как попытка расставить мысли по полочкам, осознать нечто значимое. Что же касается его, то ей всё ещё есть, что сказать:  — Прошу тебя забыть о случившемся и перестать помещать меня в привычные модели поведения, забудь, что я девушка, забудь мой возраст, назови меня чудовищем и начни испытывать отвращение — проще будет нам обоим. Мне немного надоело притворяться и сдерживать свою жажду крови и дурной нрав. Ракуш бы обязательно спас того некроманта в клетке. При том, совсем не думая, что тот однажды поднимет кладбище и пойдёт мстить своим старым обидчикам. Не глядя в будущее, где мальчика отравит или уже отравила энергия смерти. Он потеряет часть себя и изменится, от этого нельзя уйти — некромант, даже слабый, никогда не вернётся к мышлению обычного человека. Будучи мальком, он без труда отрастит зубы, даже если акулой ему вырасти не суждено. Ведь, в конце концов, некромантия — это смерть, и не только искусство управления трупами, что делает из тебя такого же немёртвого, но и кровь на руках, тёмные обряды и жестокость, равнодушие к чужим жизням, могильный холод. Инрик, может, тоже бы спас. Потом бы задумался, что делать дальше, но точно не стал бы заблуждаться, цепляя розовые очки. Ракуш просто не видит разницы, не замечает черты, веря, что и плохие бывают хорошими. И плохие этим пользуются, маскируясь под хорошим, мастерски скрывая правду от того, кто и не желает ту принимать, а потому и сам закрывает глаза, отворачивается и строит дурачка. Да, он в чём-то прав, нужно говорить, чтобы тебя поняли, да ещё и поняли верно, но неужели нужно распинаться перед каждым? Особенно, если на этих каждых плевать, а от прослушивания слухов чаще всего удаётся уйти. Запереться в библиотеке, комнате, чердаке — где угодно подальше от сосредоточий горячих языков.  — М-да, неприятно вышло, — делится соображениями подобравшийся Широ. — А, слышал, у тебя… матки нет.  — Что?  — Ну, все о чём-то таком болтают, — чешет он щёку, отведя взгляд. — Что за чушь?  — А, они называли меня подстилкой, а я вчера выкричалась, что у меня половые органы пятилетней девочки. Это полуправда, к слову, я расту и организм подтягивается.  — Да, помню, ты говорила о своих… проблемах, тяжёлом периоде и прочем…  — Матки нет? — повторяет, не веря, что всё до такого извратили.  — А, нет, это догадка. Я криво услышал и неправильно понял, сказал, о чём додумался. Они там… стоили предположения.  — Делать им нечего… Прокляну.  — Думаешь?  — Да, всю академию накроет. Пусть прикусывают языки за каждое слово обо мне.  — Давно надо было так сделать.  — Но я же хорошая.  — Ник не обрадуется, но скажу ему, это самозащита. Тебя вампир ждёт. Иди, а то боевой дух убиваешь. Да, парни, что Ракуш, что троица у арен, выглядели не очень. Теперь, надо полагать, когда круг слухов замкнётся и до них дойдёт порождённая ими же дурость, станет ещё хуже. Если, конечно, они способны испытывать стыд. А если нет, то надо будет покапать на совесть, чтобы уж наверняка, да и проклясть. Пару раз. Хватит терпеть!  — Твою карточку отправились искать, — сообщает Широ, когда она собирается уходить. До карточки ей дела нет до того момента, пока не натыкается на разворачиваемую ссору прямо по дороге к занятому Арнадом месту. Потому что ищейки пришли именно туда, а зритель держал ту в руках, отказываясь идти с ними и требуя объяснений.  — Ой, вы принесли мне мою карточку! — громко выкрикивает, проталкивается через рассевшихся людей, слышит в спину шипение. — Как я вам благодарна! Она вытягивает ту из ослабевших рук растерявшегося мужчины, удостоверяется в принадлежности и поворачивается к ищейкам:  — Простите, я такая растерянная. Потеряла её, испугалась, наняла этого человека и сказала, чтобы если найдёт, принёс сюда. Он ждал меня, чтобы вернуть, ведь так? Тот кивает, втянувшись в ситуацию, что-то блеет, а ищейки лаются, но из-за недовольства сидящих рядом зрителей отступают и уходят, чтобы не создать большего шума. Алиса напоследок громко извиняется им в спину, шипит собравшемуся уходить мужику:  — Сидите, раз пришли. — И продолжает путь к Арнаду. Усаживается, тяжело вздыхает, а тот метит в точку:  — Поссорилась с нашими?  — Ракуш — это просто… как ребёнок, чёрт возьми.  — Да, слишком честный.  — Вот-вот.  — Забудь, тебе всё равно не по статусу.  — Разве дело в том?  — У нас его съедят.  — Да, — соглашается с недовольством, а турнир наконец-то начинается: — Ожидания больше, чем развлечения. Это что, мы будем смотреть на три арены и экраны с трансляцией локации для королевской битвы?  — Ага. Ночью тоже. Она ворчит под нос, но пялится — первым на ринг выходит неожиданно серьёзно настроенный Зик, против него боевой первокурсник светлой академии. Начинается дуэль обычно, но противника он выносит быстро — с пары мощных молний, одного хука правой и огненного шара — просто штаны поджечь.  — Мало победить, надо ещё и унизить?  — Ты его достоинство втоптала в грязь, должен же он отыграться?