Неоднозначно плохие

      Хэйл листает учебник, сидя на застеленной кровати, и точно так же не понимает, зачем тратить время на изучение чего-то бесполезного. У Алисы совсем нет желания вдаваться в подробные рассуждения о требованиях преподавателей, нужде вообще их слушать и прозябать здесь, где «госпоже» кто-то указывает, а указывает, потому что даже теперь, зная о статусе, относит к равной между собой массе адептов. Так что она пожимает плечами и указывает ему на учебники Аманды, но он всё же предпочитает контрзаклинания, чем основы исцеления, методы диагностики, анатомический атлас, болезни дыхательных путей, болезни костей и суставов, да и прочее в том же духе.  — Человеческая магия не выделяет элементы?  — М-м, скорее строго не выделяет.  — Как это?  — Элемент для них незначим.  — У нас всего два элемента: огонь и нейтральная энергия. Алиса, на этот момент надевающая платье, хмыкнула:  — Зато ваша школа позволяет использовать нейтральную любым образом.  — Да. Вы… ты много знаешь.  — Я много читала, но впервые наблюдаю демона так долго. А если совсем откровенно, то и вовсе видит всего третий раз вживую, но ему это знать не обязательно. Стоя к нему спиной и придерживая лиф рукой, другой затягивает шнуровку сбоку и случайно оглядывается, отворачивается и слышит:  — Я не собирался подглядывать, засмотрелся на метку…  — А что в ней такого? — уточняет, разобравшись с нижним платьем, и замирает, потянувшись за верхним — прозрачным, бежевым и кружевным.  — Очень маленькая. Размер метки обратно пропорционален силе владельца, но пропорционален обретённой силе. Чем больше клеймо — тем больше силы, но тем слабее сосуд.  — Я ведь дракон.  — А мы — демоны.  — Покажи свою. Она оставляет верхний слой платья в коробке и обнимает плечи руками, пока Хэйл расстёгивает свой камзол, жилетку, рубашку. Одежда распахивается, приковывает взгляд к странной, переливающейся поверхности.  — Сними, — просит, подойдя ближе, и когда одежда виснет у него на одной руке — касается такого странного клейма. Его саламандра отпечатала каждую чешуйку, подобную змеиной коже, обхватила добрую треть туловища, спрятав хвост под поясом, а голову аж у лопатки. Змеиная шкура, оставаясь такой же гладкой, как и вся его кожа, переливалась рыжиной, будто рисунок, выполненный блестящей краской или нитью. Глаза ящерицы напоминали потухшие угли, и ещё, словно настоящие, незаметно шевелились. Алиса завела руку назад, коснулась пальцами края своей метки и поражённо выдохнула:  — Она и правда шевелится… Распахнувшая дверь Аманда, конечно, ничего не услышала, зато увидела и закрыла обратно, видимо, от шока. Оглянувшись, Алиса не стала что-либо предпринимать, хоть и в полной мере осознала, как неприлично выглядела. И, тем не менее, не могла отложить свой вопрос:  — В каком возрасте они начинают шевелиться?  — Как полностью приживаются, — ответил Хэйл, переводя взгляд с двери на неё. — А после способны ненадолго принимать физическую оболочку.  — Это контролируемо?  — Конечно. Это ведь ваша магия. Твоя. Кто эта девушка?  — Моя соседка и… подруга, — бросает, оставляя его саламандру в покое, да и свою тоже. — Её зовут Аманда.  — Это так же ненастоящее имя? Алиса замирает, вновь не дойдя до коробки, оборачивается на него и некоторое время размышляет, констатирует:  — Вы чувствуете, когда слышите ненастоящие имена.  — Да.  — Я этого не знала.  — Разве не поэтому вы… ты назвала мне не настоящее имя?  — Я знала о силе истинного имени, но не знала, что вы это чувствуете.  — Да, мы способны обрести контроль, узнав истинное имя. Таковы законы, по которым мы живём. Поэтому демоны хоронят свои настоящие имена, навсегда принимая клички и прозвища. Как обретая власть над другими, так и лишаясь собственной свободы, если открывают своё кому-то, они относят это к законам и одной из своих валют считают истинные имена. Аманда — ненастоящее имя. Что ж, ожидаемо, хоть оттого не менее неожиданно. Алиса недолго размышляет, придя к выводу, что смысла больше не появляется. Туман не рассеивается от этого факта, только сильнее сгущается. Вытянув невесомую накидку, состоящую из объёмных, искусственных паучьих лилий, она надевает её поверх платья и какое-то время сдвигает так, чтобы края везде совпадали, фиксирует. Торчащие лепестки шуршат, с тычинок осыпаются блёстки, жёсткое кружево царапает ключицы и плечи, но когда занимает своё место — уже не так мешает. В таком виде платье походит на праздничное, цветы спускаются по всему каскаду, заканчиваясь чуть ниже, разбавляют мрачность и не слишком сильно контрастируют с чёрной тканью, выделяются на белой коже. Разобравшись с нарядом, Алиса берётся за волосы, магией скручивает сзади в рогалик, завивает пару свободных прядей и украшает булавками с теми же искусственными цветами. Ворчит, когда рогалик распадается:  — Ну да, ну да, не буду же я звать горничную в академию…  — Я помогу, — вызывается Хэйл, и вопреки её явным сомнениям, справляется.  — Везёт мне, однако, — замечает та, вспоминая окружающих себя парней. Арнад разбирается в нарядах и украшениях, Кирис ничем не хуже, Делион с Агаром без труда заменят лучших горничных, только что не по статусу. Но в Аду с женщинами ещё сложнее, чем у вампиров. Если вампирши — местами мерзкие интриганки, местами высокомерные стервы, то демонессы полностью оправдывают принадлежность к расе. Один из специалистов, потративший сотни лет на изучение демонов, шутил в своих книгах на тему того, что демон только выглядит грозно, настоящий демон, истинный демонюка стоит подле него в платье. Как и мужчины-вампиры, мужчины-демоны славятся спокойным нравом, острым умом, а ещё титанической выдержкой и невозмутимостью. Избалованные из-за своего дефицита демонессы совершенно нестерпимы, неверны, нетерпеливы и совсем отвратительны, да и в качестве матери даже низший покажет себя лучше, пусть и попытается в первые минуты откусить конечность, другую у новорождённого. Обычно мужчины заключают с ними сделки — ребёнок взамен на хорошие условия жизни в течение определённого срока, при том как можно дальше. А устроить им хорошие условия почти нереально, ещё и так затратно, что популяция высших демонов растёт столь же медленно, как ползает прикованная к камню улитка, а понятия кровного смешения у них не существует, то есть никто не заморачивается генетикой, разве что с низшими полукровок не плодят. Хэйл находит место каждой шпильке с цветком, одну прикалывает ей над ухом, помогает ослабить причёску и закрепить прочнее, а ещё слишком уж явно блестит огнём в глазах.  — Что?  — Твоя энергия очень вкусная. Алиса снимает накопители и его взгляд на мгновение туманится, глаза закатываются, а руки скорее рефлекторно, чем намеренно хватают её за плечи. Кайсел прав, с таким телом, организмом и резервом совершенно невозможно попасть в Ад и выбраться оттуда живой и здоровой — для них это точно будет выглядеть самым вкусным, нет, целой рекой угощений. Но впереди год для решения задачки.  — Всё же меня не покидает мысль, — признаётся, поворачиваясь к нему, вытаскивает из коробки цветок на булавке и цепляет к воротнику чёрного камзола, — из чего состоят ваши жидкости? Магма? Энергия? Слизистая глаз и рта, какой в ней состав? Это интерес зельевара, ей хочется достать мензурку и попросить его поплевать, чтобы потом сесть и разобраться, но Хэйл тоже интересуется:  — А что такое ваша вода? Ведь это она — основная жидкость ваших тел?  — Думаешь, почему не смотря на метку во мне не то же, что и в вас?  — Да.  — Интересный вопрос. Прости за мою вольность, — просит, протягивая руки к его рту. Хэйл послушно размыкает губы.  — Так я точно ничего не пойму, — вздыхает она, заглядывая под разными углами, привстаёт на носочки и требует: — Пригнись. На вкус заправка слюны абсолютно ничем не отличается от крови — жидкая энергия огня, будто магма, да и такая же горячая. Алиса облизывается, Хэйл тоже, да ещё и добавляет:  — Вкусно.  — Да-да, продолжайте меня не замечать, — сипит Аманда, и в её сторону наконец-то поворачиваются. Алиса всё ещё стоит на носочках, Хэйл заботливо придерживает за талию, а её руки прижаты к его щёкам. В голове щёлкает понимание:  — Ах, ты точно всё неверно поняла.  — Я просто не буду мешать… Но и вопреки словам Аманда заходит и закрывает за собой дверь, упирает руки в бока и негодующе визжит:  — И это так ты парнями не интересуешься?! И вообще, кто это?! Ты что, дракона привела?! Некоторое время царит молчание, Хэйл рассматривает образец человека перед собой, снова облизывает губы и делает вывод:  — Не такая аппетитная. Ведьма отступает к двери, Алиса выдыхает и пытается опуститься на пятки, что служит ему знаком убирать руки, напоминает:  — Никого не иссушать. И представляет их друг другу, без приставки «демон» и «ведьма», поворачивается к зеркалу и призывает набор косметики, каким пользовались горничные, когда готовили младшую княжну к затмению. Аманду вроде бы отпускает, она кивает новому знакомому и на расстоянии от него движется к своей кровати, присаживается и какое-то время буравит их требовательным взглядом, прежде чем озвучить:  — Значит, ты с ним целовалась. Кто это? Твой жених из драконов?  — Нет, даже не близко, — бормочет та, занятая лицом, но когда стирает тёмные тени с глаз в третий раз, на помощь снова приходит Хэйл, перед этим тактично извинившись и удостоверившись:  — Если ты не справляешься самостоятельно, тогда почему не брать с собой слуг?  — Потому что это академия… — отводит та взгляд, вновь избегая длинных объяснений, Аманде же говорит: — И мы не целовались, я выясняла состав его телесных жидкостей.  — Я не знаю, что хочу сказать первым: что это бр-р и фу, или что вы всё же целовались.  — Технически да, — подтверждает Хэйл. — Но не волнуйся, Повелитель запретил заходить дальше. Алиса шокировано молчит и подбирает слова, в голове вертятся глупые девчачьи бредни про первый поцелуй и про то, что вообще ничего не поняла, не ощутила и не распробовала, кроме огненной энергии, а ещё дельная мысль:  — Если ты поцелуешь человека — он сгорит заживо…  — Вероятно, так. Нам запрещено вступать в половую связь с людьми. Сомкни губы, пожалуйста. Она подчиняется и позволяет ему продолжить орудовать кистями и косметикой, Аманда же недоумевает:  — Какой повелитель? Драконий? Почему это человек сгорит заживо, если драконы-полукровки существуют? И да, зачем тебе его жидкости? Ответы ей не дают, да та и не надеется, но вскоре снова вскрикивает:  — Ага, а почему до этого вы полуголые здесь стояли, а?!  — Метки разглядывали…  — Да ну вас, всю романтику портите, — дуется она и бурчит с надеждой: — А ваши эксперименты с составами жидкостей и разглядываниями меток могут, как в романе, перерасти в любовь?  — Нет, — не резко, но твёрдо припечатывает Алиса, и Хэйл негромко извиняется:  — В моём спектре нет любви, как смеси душевной привязанности, заботы и желания всю жизнь хранить верность. Мы верны только Владыке. У демонов не то, что моногамия отсутствует, а полиамория распространяется только на более слабых и низких по иерархии, а вопреки представлениям инкубы и суккубы вообще не входят ни в чьи гаремы из-за сильного энергетического истощения партнёра, у них настолько всё сложно с постельной темой, что тот исследователь описывал и объяснял её два тома. Потому что они, как выясняется, почти все асексуальны, физический контакт, при том любой, используется как метод питания, а интимная близость в основном для потомства. У них пускать кого-то в постель себе дороже, а доверия, любви и многих других подобных чувств нет в спектре. Единственная верность направлена на Владыку, как самого сильного, допускается некая мера нежности и привязанности, а ещё нужда заботиться, но чаще всего это направлено на детей. Тема их чувств расписывалась ещё целый том. И чтобы отвлечь Аманду от произошедшего и сложной темы, Алиса спрашивает о Филипе.