Мертвец под прицелом

Первые дни они работали молча. Он — из-за непривычного труда, попранной гордости и боли то ли в боку, то ли в руке; Ребекка — из-за напряженного внимания: ей надо было следить за Бутчем, следить за конем, за ходом расчистки, приглядывать за Дэнни... А еще стряпать, штопать образовавшиеся за день прорехи на одежде и хоть иногда стирать. Она-то полагала, что с появлением здесь мужчины дело должно пойти на лад, но оно, наоборот, замедлилось чуть не до полной остановки. Вместе с обугленным скелетом крыши в дом обвалилась и часть трубы очага, которая находилась как раз на уровне огня — раствор, скрепляющий камни, от высокой температуры потрескался и раскрошился. Прежде чем разбирать образовавшийся завал, Ребекка попробовала трубу доской, не обвалится ли дальше, но та вроде держалась крепко. И теперь, мысленно чертыхаясь, она наблюдала как Бутч закатывал крупные камни в ящик одной рукой, что напоминало какую-то бестолковую детскую игру, потом волок этот ящик за веревку. А тот, бывало, и переворачивался на полпути. Ребекка складывала все в небольшую тачку, как только он отходил со своим грузом. Получалось камней пять, против его двух. И злило это изрядно. Она одна могла бы справиться быстрее, если б не приходилось дожидаться, пока он наполнит ящик и уберется подальше — не хотелось, чтобы часть родного очага "случайно" проломила ей череп. От его медлительности и нерасторопности хотелось взвыть. А еще корми его... Приезжая сюда, Ребекка на лишний рот не расчитывала, и запасы теперь таяли словно мягкий свечной воск, но, наблюдая за тем с каким отменным аппетитом он ест, поняла: стоит урезать ему порцию — он не сдвинется с места, винтовка там у нее в руках или нет. Каким-то образом ее стряпня заставила Бутча примириться с собственным положением. Нехотя, через силу, и только под угрозой оружия, но он работал, а это именно то, что ей и было нужно: даже раненый он сильнее ее физически и намного выносливее. Он ей необходим. Перестанет болеть рука, и начнет работать как мул. Совершенно выбившись из сил, Ребекка утерла лицо углом грязного фартука. — Дэнни, набери воды. Сегодня они славно потрудились: выгребли все обломки крыши и обвалившиеся камни очага. Бутч еще возился за южной стеной, приступив к разбору пола. Что-что, а разрушать ему явно понравилось, иначе с чего бы он сейчас так увлеченно крушил прогоревшие доски? Ребекка перестала бояться, что он сбежит посреди дня. Это с хромой-то ногой? Она обвела взглядом окрестности — открытая прерия на мили вокруг, только несколько деревьев у дома. Скрыться невозможно, а стреляет она достаточно метко и уж для Бутча Кавендиша пули жалеть не станет. Рыбешка сегодня Дэнни попалась совсем мелкая, зато еще утром он нашел перепелиное гнездо. Пяток крошечных яиц не могли удовлетворить аппетит трех человек, поэтому Ребекка просто взбила их, хорошенько прополоскала там рыбу и, щедро обваляв в муке, бросила на сковороду. С тушеными овощами должно быть вкусно. Подтолкнув под чугунное дно расщепленую дощечку, она настороженно прислушалась. Грохот в доме притих, но стоило Ребекке взволнованно вскочить, что-то там снова сухо хрустнуло и в дверном проеме показался Бутч с веревкой через плечо. Он, прихрамывая, спустился по приставленным мосткам и отволок длинные почерневшие половицы к куче других. Потом неспеша прошел к колодцу, набрал черпаком воды из стоящего рядом деревянного ведерка, жадно приложился губами — острый кадык судорожно запрыгал. Ребекка брезгливо скривилась, опустила взгляд в сковороду, помешала овощи. Убрав их с огня, утвердила на углях чайник, бросила в воду пригоршню сушеных душистых трав, окликнула сына. Ужинали молча. Бутч прикончил свою порцию первым. Поцыкав зубом, он вытянул больную ногу и сощурился. — Боже правый, если завтра снова будет рыба, я точно отращу себе жабры. Дэнни, который после инцидента с ножом старался даже не смотреть на Бутча, испуганно вскинул взгляд, ища поддержки у матери. Ребекка мгновенно вскипела — он еще смеет жаловаться?! — приготовилась сказать резкость, но тот вдруг вполне миролюбиво попросил: — Покажи-ка мне, парень, узел, каким силки вяжешь. Дэнни нахмурился и ей снова захотелось вмешаться, однако сын удивил ее, вытащив из кармана спутанные веревки. И через минуту уже с любопытством смотрел в чужие руки. — Ты в эту сторону свободный конец перекидывашь, а надо в другую. И сразу под петлю пропускаешь. Приметил, как легко затягивается? А ну, повтори. Он развязал тонкую веревку, бросил обратно и лениво наблюдал, как Дэнни перебирает пальцами, повторяя урок. Перевел взгляд на Ребекку, голубые глаза смотрели снизу вверх с хитрецой. — Ну, хозяйка, готовься, завтра пируем, будь я проклят. — Ты и так проклят, Бутч Кавендиш, — процедила она сквозь зубы. Кивнула на миску. — Закончил? Поднялась, сжимая ствол винтовки. Бутч поднялся тоже, прошелся вразвалку до нужника и, вернувшись, смирно устроился под деревом. Передав винтовку сыну, Ребекка принялась приматывать Бутча к стволу, отдельно прихватывая и руки. И чем крепче, тем лучше, это же Бутч. Будто в подтверждении тревожных мыслей о чужой изворотливости, взгляд наткнулся на карман пыльной жилетки — от натяжения веревок из него показался маленький блестящий уголок. Стиснув зубы, Ребекка затянула последний узел и бесцеремонно сунулась в карман. Это оказалась бритва Дэна. Ручка, конечно, сгорела, но хорошая сталь блестела по-прежнему. Наверное завалилась под половицу, когда обрушилась крыша. А Бутч нашел. Вот почему возился там так долго. Вот почему весь день так ангельски вел себя. Ночью он бы перерезал веревки, а затем, может быть, и ее горло. Глубоко дыша от ярости, смешанной с липким страхом, Ребекка подняла взгляд. Что-то понять по его лицу было трудно: изуродованная шрамом верхняя губа придавала ему неизменно презрительное выражение, но в ярких глазах пряталась досада. Стиснув зубы, она быстро похлопала по карманам плаща. — В брюках глянь, — подсказал Бутч, глумливо оскалившись. — Может отыщешь чего интересное. Сделав вид, что не услышала, Ребекка ощупала мягкие голенища сапог. Не такой дурак Бутч совать хоть какой режущий предмет к самому ценному, что есть у мужчины. Или это самое ценное он и имел в виду?.. Вот же старый ублюдок! Она почувствовала, как уши заливает гневным жаром, поднялась резко, прошипела: — Сладких снов. Пусть теперь хоть обделается у этого дерева — до утра она его не развяжет. Спустившись к реке, Ребекка вымыла посуду в ожидании сына: тому не терпелось опробовать разученный узел, и он убежал поставить несколько силков на кроличьих тропах. В натопленной на ночь палатке, казалось, нечем было дышать, она долго ворочалась с боку на бок. Злилась на себя и свой страх. Прислушивалась. Забыться удалось только под утро, всего на час, а потом Ребекка решительно поднялась и оделась. Бутч спал, уперевшись затылком в дерево, ветер шевелил темные, с проседью, волосы лежащие на плечах. Острый подбородок, заросший щетиной, открывал худую шею. Пока Ребекка осторожно складывала наколотые с вечера щепки в кострище, голова несколько раз соскальзывала по стволу. Не просыпаясь, он устраивал ее на место, пока та снова беспомощно не заваливалась назад или вбок. Сейчас Бутч Кавендиш совершенно не казался опасным, скорее жалким и уязвимым, и страх не справиться с ним наконец отступил, разжал ледяные пальцы. Вокруг было так тихо, что от звука зажигаемой спички Бутч дернулся и открыл глаза, повел мутным взглядом по сторонам. Ребекка, как ни в чем не бывало занялась приготовлением лепешек, незаметно наблюдая за своим пленником. Тот согнул ноги в коленях, заерзал, зябко передернул плечами. Из-за близости реки ночью становилось очень свежо и он, наверное, мерз во сне. Насчет пира Бутч неожиданно оказался прав — не успели они после завтрака продолжить разбирать пол, как Дэнни, сияя лицом словно начищенная монета, взбежал по мосткам. — Мам, сработало! Сработало! Попался! Попались! Двое! Работу пришлось на время оставить: кролики здесь водились такие, что ребенку их лучше не трогать, если охота сохранить все пальцы. К силкам пришлось идти всем вместе. Ослепленный восторгом Дэнни убегал вперед и нетерпеливо переминался с ноги на ногу, дожидаясь взрослых. Завидев добычу в ловушке, он галопировал вокруг, подскакивая и размахивая руками вне себя от радости. В воздух поднимались тучи пыли. Приблизившись почти вплотную, Ребекка прицелилась — сама она тоже боялась прикасаться к этим тварям, — но Бутч внезапно остановил ее: — Побереги патроны для команчей. Опустившись на одно колено, он ловко ухватил шипящее изворачивающееся животное, почти незаметным движением мгновенно свернул шею ему и дергающемуся в следующей ловушке собрату. Глядя на Дэнни, переполненного счастьем от удавшейся охоты, хотелось плакать. Отец никуда его не брал, отговариваясь то малым возрастом ребенка, то его неумелостью. А откуда взяться умению-то, если его никто и не учит? Дэн только и мог — выдать рогатку и заявить "К моему возвращению ты должен уметь стрелять белок". А теперь что? Сына рейнджера обучает убийца, безбожник, висельник! Само собой, Бутч просто хочет поплотнее набить брюхо, вот и показал как правильно вязать узел. И, тем не менее, Ребекка против воли испытывала к нему что-то вроде благодарности за этот маленький урок. Дэна она не любила. Никогда. И все же приняла его предложение девять лет назад. По многим причинам, но в основном, чтобы досадить Джону — тот оставил ее, уехал, чтобы выучиться на прокурора. И тут возник Дэн. С братом Джона Ребекка была, конечно, знакома, но не настолько близко: сказывалась разница в возрасте. Он уже работал рейнджером и получал неплохое жалование, а ей польстило внимание мужчины старше нее. Родители очень благоволили их союзу. Еще бы, Ребекка уже не ребенок, Дэн — надежный мужчина, а у его младшего брата за душой ни гроша. Да и когда тот вернется? И вернется ли вообще? Первый год она ни о чем не жалела. Они приобрели Уиллоу-Крик — большой надел земли у реки, чтобы рядом всегда была вода, и занялись строительством. Дэн умел работать руками, дом они отстроили вместе, наняв всего двоих рабочих и то, чтоб были на подхвате. Только благодаря этому Ребекка знала, как класть пол и поставить крышу. Младшего Рида Ребекка время от времени вспоминала с толикой сожаления о несбыточном, но Дэну старалась стать хорошей женой. Когда родился Дэнни, переписка с Джоном сошла на нет сама собой — она просто не знала, что ответить на восторженные описания большого города, ярких университетских приключений и больших планов относительно развития юриспруденции в родном Колби. Не писать же о количестве пеленок, застираных за день? Не то чтобы Дэн был плохим мужем, нет. Все же поначалу он старался быть нежным и уделять ей внимание. Но его жизнь шла будто мимо нее. Он все чаще отдавал себя работе, а она все чаще думала, не совершила ли ошибку. Дэн знал, что она его не любит, оба притворялись друг перед другом, играли роли, надевали маски. Просто потому что так надо. Все так живут. Ради приличия Ребекка просила его почаще заезжать домой, да и мужской работы на ферме всегда хватало, но молчаливый и угрюмый Дэн был упрям и делал только то, что считал нужным. А последнее время пропадал на индейских территориях. Что он там делал? Она спрашивала, конечно, а толку? — молчит. На все одна присказка: "Это моя работа, Ребекка, ты не обязана любить ее". А потом Дэна убили. То и дело поправляя оружейный ремень, она шла, поглядывая на Денни. Дети отвлекаются от горя легче чем взрослые, и их несложно простить за это. А вот себя простить за то, что не скорбит как положено, она не могла, и все мысли о муже теперь переполнял горький стыд. Бутч топал в двух шагах впереди и Ребекка ткнула его стволом винтовки в спину. Тот глянул искоса через плечо — серебряный зуб блеснул под злобно вздернутой губой. Она нахмурилась. — Поторапливайся. Пол сам себя не разберет. Поторопиться, однако, не вышло: вернувшись на ферму и закатав рукава, ее пленник принялся свежевать добычу. Присутствие Ребекки являлось обязательным — Бутч Кавендиш с ножом в руке опасен вдвойне. Неподалеку с приоткрытым ртом крутился Дэнни, наблюдал, подмечал, запоминал. Бутч вроде и не смотрел на него, но делал все неторопясь, позволяя разглядеть каждый надрез. А может, просто тянул время или ленился. Воткнув нож в ствол дерева, Бутч подвесил кроликов на ветку и спустился к реке. Пока он отмывал руки от крови и налипшей шерсти, Ребекка прикидывала, закончат ли они сегодня разбирать пол, несмотря на все эти заминки. Завтра ей надо съездить в город за материалами. Она вздрогнула. Господи Иисусе, а куда девать этого старого висельника? Не тащить же с собой? И у дерева не оставить связанным — а ну как кто поедет мимо? Она оглядела фигуру у воды. Придется спрятать его в палатке, спутав покрепче. В развалины могут еще сунуться, в закрытую палатку — нет. Особенно, если Бутч изобразит мелодичный храп или еще как обозначит свое присутствие. Закусив губу, Ребекка сверлила взглядом спину, обтянутую когда-то черной, а теперь серой от пыли жилеткой. Неужели этот грязный мешок с костями ляжет на ее кровать? Оставив на минуту свой пост, Ребекка сходила за бруском мыла, которым обычно стирала белье. Ни о чем не подозревающий Бутч черпнул воды горстью, поднес ко рту. Напившись, встряхнул руками и поднялся, расправляя рукава рубашки. — Постой. Раздевайся. Он остановился, глядя поначалу недоумевающе, потом отставил ногу, подняв насмешливо брови. — Чего это ты задумала, молодая вдова? Она почувствовала себя крайне неуютно. — Думаю, тебе стоит вымыться целиком. Смерив ее холодным взглядом, он хищно сместился вперед и Ребекка испуганно вскинула оружие. — Это не шутка, Бутч. Она бросила мыло ему в руки. Тот взвесил брусок на ладони, склонил голову к плечу. — А ты, значит, хочешь посмотреть? — Сдался ты мне... Я хочу, чтобы от тебя не смердело на всю ферму. Хмыкнув, он потянулся к горлу, зацепил пальцем узел — сдернуть шейный платок, больше напоминающий ветошь, которой Ребекка прихватывала горячую ручку сковороды. — Не здесь, — она качнула стволом винтовки в сторону ближайшего куста. Из-за тонких ветвей, едва прикрытых вялой зеленью, его все равно было видно и Ребекка не знала, куда девать глаза. Но ведь следить за ним ей необходимо? Оставив на берегу кучу грязной одежды, Бутч в одних подштанниках начал осторожно заходить в реку. Каменное дно заставляло его продвигаться медленно, к тому же он берег ногу, до сих пор замотанную неопрятной тряпкой. Небось присохла так, что теперь не отдерешь. На вздрагивающей от холодной воды спине Ребекка вдруг заметила большой синяк. Темный, неравномерно желтеющий, он выливался из-под лопатки на бок под левую руку. Да у него, похоже, ребра сломаны. Она постаралась подавить чувство жалости и стыда от того, что заставляла его ворочать камни. Но откуда ей было знать? Зачем он скрывал? Здесь не нужно поддерживать свой незыблемый авторитет, здесь только она и никого из его шайки. Широкая река, неторопливо протекающая мимо Уиллоу-Крик, была мелководной и в засуху ее можно было преодолеть на лошади не замочив ног. Бутч остановился, когда вода дошла ему до колен, плеснул на себя и принялся намыливаться. От движений руками ребра и хребет обозначились четче. Ребекка знала, насколько он силен и вынослив, но сзади Бутч напоминал щуплого юнца, несмотря даже на пегие от седины волосы. Глупость какая, думать о нем вот так. Он без колебаний толкнул ее с крыши поезда — спастись тогда удалось только чудом. И разве не он приказал предателю Коллинзу пристрелить ее и Дэнни за скалой? Они остались в живых только благодаря тому, что старик не растерял еще остатки человечности. И вот теперь Ребекка жалеет этого бандита? Где-то рядом без устали отбивали свой трескучий ритм одуревшие от зноя цикады. Может, и ей напекло голову? Разозлившись, она сходила за корытом для стирки и, зачерпнув в него воды, утвердила в камнях возле щегольских сапог крокодильей кожи. Дулом винтовки брезгливо подцепила по очереди потемневшую рубашку, брюки, жилет, швырнула все в набранную воду. Снова подняла глаза на Бутча. Тот уже окунулся, смывая с себя первую грязь и намыливался снова. С угловатых локтей широко разлетались сверкающие на солнце брызги, вниз по спине ползли клочья белой пены, а мокрое насквозь белье облегло ягодицы и узкие бедра. Неожиданно он повернулся всем корпусом и Ребекка поспешно подняла взгляд повыше, не желая видеть насколько плотно мокрая ткань облепила его спереди. Размахнувшись, Бутч швырнул брусок мыла на берег и тот шмякнулся в камни чуть позади нее. Она подозревала, что целился он именно в нее, скользкое дно помешало точности броска. Фыркнув, Ребекка положила мыло в корыто: пусть размокнет и замылит воду. Сначала она хотела заставить его самому стирать свои вещи, но теперь, поразмыслив, поняла что он вряд ли владел этой наукой хотя бы в теории. Если она не хочет, чтобы ее кровать пропиталась запахами конского стойла, придется поработать руками самой. Пока Бутч, возвращаясь, преодолевал двадцать ярдов до берега, Ребекка строго следила, чтобы ее взгляд не опускался ниже шрама возле пупка. Шрамов на нем вообще имелось предостаточно, и чем ближе он подходил, тем больше она их видела. От старых, уже почти незаметных, до нежно-розовых, едва затянувшихся порезов, доставшихся ему от Дэнни. С волос, откинутых назад, сбегали струи воды, кожа Бутча подернулась зябкими мурашками, а мышцы непроизвольно подрагивали от холода, хотя солнце встало как раз над головой и немилосердно пекло, будто пытаясь сжечь все вокруг. Оглядев замоченное в корыте белье, он недовольно спросил: — По-твоему мне следует ходить именно так? — Пока работаешь — не замерзнешь. А твои вещи высохнут за пару часов. Сплюнув, Бутч влез босыми ногами в сапоги и, прихватив шляпу, похромал к дому.