***
Он любил своих друзей больше всего на свете, но не мог представить ничего хуже, чем отправиться с ними в Хогсмид, пока они были целиком и полностью сосредоточены на своих отношениях. Пожалуй, он бы предпочел отрабатывать наказание Филча и драить полы в замке. Или протирать пыль в доме на Тисовой улице. Или провести весь день на душной, пахнущей кислой капустой кухне миссис Фигг, разглядывая фото давно умерших пушистиков и котят. Он, правда, любил своих друзей. Но когда они обменивались смущенными улыбками или когда Рон бережно смахнул ресницу со щеки Гермионы, а та в ответ коснулась его плеча, он почувствовал себя не на своем месте. Лишним. Уже не трио, а пара и Гарри. Это было глупо, он сам так сказал. Он знал, что все изменится, но был уверен, что вместе они переживут любые трудности. Однако сейчас Гарри хотел позволить им побыть наедине. — Будь мужчиной и пригласи ее на свидание, — велел он. — Где вы будете только вдвоем. — А ты что будешь делать? — Рон и бровью не повел на его требование. — Бродить по округе в гордом одиночестве? — Со мной все будет нормально. Я пройдусь с Абраксасом. — Рон от его слов скривился, будто проглотил лимон. — Поверь мне, это не так плохо, как тебе кажется. Забудьте обо мне хоть на день. Вам нужно развлечься. Сходите к мадам Паддифут или еще куда-нибудь. — Нет уж, спасибо, — отказалась Гермиона, закатив глаза. — Я знаю, что ты шутишь, но ее кафе уже открыто. Работает с 1927 года. Гарри не стал спрашивать, откуда она знает. — Тогда классика. В чае у вас будут плавать конфетти, а над головами летать толстые карлики с лицами младенцев. — Это купидоны. — Точно. А позже мы можем вместе встретиться за пинтой сливочного пива. — Огневиски, — поправил Рон. — Мы уже совершеннолетние. Гарри вздрогнул при упоминании напитка. — Без обид, но я пас. Еще не отошел от прошлого раза. Даже не напрягаясь, он все еще помнил терпкий вкус, обжигающий горло, и приторную сладость после. Сильное головокружение, слабость, шум в голове и навязчивое чувство, которое не давало покоя, повторяя, что все это было неправильно, неправильно, неправильно. Улыбка Гермионы начала меркнуть, и он поспешно продолжил: — Мы встретимся. Не волнуйтесь. — Ну, если ты уверен… Он кивнул. — Конечно. Все будет хорошо.***
Гарри был не против пойти в Хогсмид с Абраксасом, потому что друг выглядел до безумия взволнованным и от нетерпения болтал без умолку. Даже упоминание о Томе: «Будет здорово, если мы покажем тебе «Три метлы», правда?» – не заставило его передумать. Вообще-то, Гарри пришел к выводу, что общаться с Реддлом оказалось не так уж плохо. Они научились избегать скользких тем, которые могли привести к мордобою. Конечно, это не могло продолжаться вечно, но сейчас все шло вполне нормально. Реддл был интересным собеседником и знал не меньше Гермионы. Он располагал необычными фактами практически обо всем и умел доступно преподносить даже самую сложную информацию. Разжевывая однокурсникам пройденный накануне материал, он еще ни разу не показался скучным или высокомерным. Гарри даже начинал понимать, почему слизеринцы решили следовать за ним. И не хотелось признаваться, но кое-что из сказанного Реддлом было действительно смешным. Но в этом ведь не было ничего плохого? Они просто разговаривали, вот и все. Это же не смертельно? — Мы купим тебе новое квиддичное снаряжение, я правильно понял? — выдернул его из размышлений воодушевленный голос Абраксаса. — Снаряжение ты купишь себе, — выделив последнее слово, спокойно ответил Гарри. — Если захочешь. Они сидели в гостиной вместе с другими семикурсниками, и Гарри оказался втянут в разговор о квиддиче. Услышав его категоричный отказ, Абраксас непонимающе моргнул, а Реддл заинтересованно поднял голову. Он сидел в дальнем кресле у камина и читал огромную книгу, обложка которой горделиво переливалась надписью «История Хогвартса». — Ты разве еще не воспользовался благосклонностью семьи Абраксаса? — поинтересовался он. — Нет. Это как минимум странно. — Да ладно тебе, Гарри, — в очередной раз попытался уговорить его Абраксас. — Моя семья без проблем даст деньги на квиддич. Особенно для кого-то из команды. Перед глазами пронеслись воспоминания о втором курсе, когда Люциус Малфой купил для всей команды Нимбус-2001, и Гарри содрогнулся. — Только через мой труп. Сокрушенно вздохнув, Абраксас бросил затею его уговорить и вновь принялся что-то увлеченно рассказывать. Мысли Гарри поплыли. Краем глаза он заметил отрешенное выражение лица Белинды: та все время молчала и лишь изредка отстраненно кивала головой, даже не пытаясь прислушиваться к настойчивому бормотанию друга. В конце концов, Абраксас тоже это заметил. — Белинда? Ты в порядке? — он осторожно коснулся ее руки, и девушка вздрогнула, тут же сбрасывая его ладонь. — Мерлин, что, Абраксас? — Ничего. Я лишь хотел спросить, в порядке ли ты. Они обменялись многозначительными взглядами, но Гарри ничего не понял из их переглядываний. — Все в порядке, — с нажимом сказала она. — Это другое. Гарри с недоумением наблюдал за ними. Никогда раньше он не видел Абраксаса таким растерянным и расстроенным одновременно. — Я просто задумалась, — уклончиво продолжила Белинда и вдруг посмотрела своими жуткими бесцветными глазами прямо на Гарри. — Тебе нравится Хогсмид? — Что? — он уставился на нее, застигнутый врасплох. — Ты бывал там раньше, верно? — Нет. — Что ж, не переживай, мы тебе все покажем. Я уверена, там ты освоишься так же быстро, как и здесь. Гарри не нашелся с ответом. Всего парой фраз девушка умудрилась выбить его из колеи, и он даже не понимал почему. — Ага, думаю, будет весело, — неловко съехал он с темы и сразу поморщился. Весело. — Не всем, — голос Белинды прозвучал так тихо, что услышали только они с Абраксасом. Малфой снова потянулся к подруге, но та поднялась на ноги, заставив его руку безвольно повиснуть в воздухе. — Я собираюсь привести свою мантию в порядок, — нежным, но абсолютно фальшивым голосом произнесла Белинда. Затем ее губы тронула усмешка, словно она рассказала какую-то только ей известную шутку. — Как думаете, мне пойдет красный? Однако ответа дожидаться не стала – поднялась по лестнице и скрылась в спальне для девочек.***
В тот вечер в его расписании стояла окклюменция, и Гарри, скрепя сердце, решил пойти, хотя смотреть в глаза Дамблдору становилось с каждым разом все труднее. В бурлящие глубины Омута памяти теперь хотелось скинуть не только воспоминания о будущем, но и мысли о Реддле. Ведь профессор наверняка забеспокоится, если узнает, что внезапные успехи Гарри начались сразу после того, как он наладил общение с Томом. Эта мысль не давала покоя, но, поднимаясь по лестнице, он заставил себя выкинуть волнение из головы. Если Дамблдор из будущего так и не понял причину связи между Гарри и Волдемортом (или не удосужился объяснить ее), то почему здесь все должно измениться? Он добрался до третьего этажа и случайно столкнулся с группой гриффиндорцев, которые при виде него замолчали и почему-то захихикали. Гарри не знал, что интересного они могли обсуждать: он больше не был Мальчиком-Который-Выжил или объектом пристального внимания «Ежедневного Пророка». Озадаченно почесав затылок, он направился дальше по коридору, но, сделав всего несколько шагов, остановился. Потому что заметил его – точнее их, – призрака Гарри увидел далеко не сразу. Сначала заметил Реддла, стоящего перед витражным окном, а через секунду осознал, что тот разговаривает с привидением. Каким-то подсознательным чутьем Гарри понял, что нельзя выдавать свое присутствие. Инстинкт удержал его на месте. Реддл ничего не заметил – лишь заинтересованно подался вперед, уделяя призраку женщины все свое внимание. Ее голова раскачивалась, когда она что-то говорила, а тот внимательно слушал… Гарри затаил дыхание. Ни один из них не обернулся, когда он осторожно приблизился на достаточное расстояние, чтобы услышать их разговор, и торопливо нырнул в нишу за доспехами. Его мантия-невидимка сейчас бы очень пригодилась. Он видел ее сегодня утром: та спокойно лежала в сундуке поверх прочих вещей. За доспехами Реддла видно не было, зато призрака – молодую женщину с длинными волосами, – Гарри разглядел во всех деталях. Он узнал ее, вспомнив, как много раз видел в коридорах – лицо у той всегда выглядело надменным. Впрочем, сейчас от ее высокомерия не осталось и следа. Гарри едва голову не сломал в попытке вспомнить ее имя. Кажется, она часто летала с Почти Безголовым Ником и иногда присутствовала во время празднеств. Это определенно было факультетское привидение. Да, точно. Серая Леди. — Ты не первый ученик, который спрашивает меня об этом, Том, и не последний. Гарри насторожился. — Но, Елена… Сердце в груди неприятно сжалось. — Я понимаю ваше беспокойство. Порой мы делаем то, о чем сожалеем. Моя собственная мать бросила меня, — голос Реддла надломился, — едва я появился на свет. — Бросила? — призрак, Елена, удивленно изогнула тонкие брови. — Я никому об этом не рассказывал. Мое детство нельзя назвать счастливым. Я многое пережил. Жил в нищете, терпел побои и лишения. Злился на мать за ее поступок. Надеюсь, вы меня понимаете, — его голос понизился. — Иногда наши матери подводят нас, согласны? — Полагаю, так и есть, — вздохнула женщина и, должно быть, заметив что-то в лице Реддла, продолжила: — Это неприятная история. Уверен, что хочешь ее услышать? — Я счастлив уже от того, что мне довелось побеседовать с вами. Гарри на секунду представил его серьезное выражение лица, даже не зная, что хочется сделать больше: рассмеяться или изобразить рвотный позыв. — Но знайте, если решитесь довериться мне, я унесу вашу тайну в могилу. Даю слово. — Что ж. Думаю, мне… — привидение покачало головой, — нелегко было быть дочерью Кандиды Когтевран. Гарри застыл на месте и обратился в слух. Начав свой рассказ, который больше напоминал бесконечный поток слов, Елена уже не могла остановиться. Она говорила быстро, проглатывала слова, а когда начинала сомневаться и замолкала, Реддл произносил что-нибудь обнадеживающее. — Это не ваша вина, — мягко успокаивал он. — Я чувствую то же самое. Каждый раз убеждаюсь, что моих усилий недостаточно и нужно стараться еще больше. — Но ты староста. Говорят, лучший в Хогвартсе, так почему?.. Его голос понизился, будто он собирался поделиться самым постыдным секретом в своей жизни: — Потому что я — полукровка. Гарри вдруг понял, что не может пошевелиться. Он, конечно, знал, что Реддл умеет манипулировать и способен очаровать кого угодно, но прежде никогда не видел его в действии. Обрывки доносящегося разговора начали складываться в общую картину, заполняя недостающие пробелы. …Украла диадему матери… утерянная диадема Когтеврана… спрятала ее в дупло в Албании… — Это останется только между нами, — доверительно шепнул Реддл. — Я обещаю. Что-то внутри Гарри оборвалось. Нет, он и прежде знал, что Реддл ничего не делает просто так — для Гарри его намерения лежали как на ладони. Дело было в другом. Он только что нашел последний крестраж. Месяцы они потратили на поиски, долгие недели на размышления. Диадема Кандиды Когтевран. Реддл уже планировал создание еще одного крестража, собирался выкрасть диадему из Албании. Планировал еще одно убийство... Он снова собирался разделить свою душу. Искал новую жертву. Гарри шагнул из ниши прочь. Он не мог оторвать взгляда от парочки и совершенно не заботился, увидит ли его Реддл. Даже хотел, чтобы тот увидел. Раздался оглушительный лязг, когда он случайно задел доспехи. Подняв голову, женщина громко воскликнула – здесь посторонний! – и разговор сразу прекратился. — Что тебе нужно? — требовательными тоном поинтересовалась призрак Когтеврана. В отличие от нее, Реддл не выглядел обеспокоенным. Напротив, на его лице расплылась ленивая ухмылка, которая с каждым мгновением становилась шире. Неудивительно, ведь он уже получил то, что хотел. Еще один крестраж… Еще одно… Какая-то часть Гарри признала, что это хорошая новость – теперь он знал, что следовало искать, – но она была настолько мала, что мгновенно исчезла под гнетом чего-то тяжелого, давящего. Он знал, что Реддл планировал сделать еще крестражи, но не ожидал, что это произойдет так скоро. Увиденное было похоже на пощечину. — Гарри, — поприветствовал Реддл. — Что привело тебя сюда? Гарри проигнорировал его, глядя только на Елену Когтевран. Он хотел передать взглядом, что она сделала. Что означала ее история и что Реддл собирался сделать с потерянной диадемой ее матери. Хотел передать всю тяжесть последствий той ужасной ошибки, которую она совершила. Но призрак остался равнодушен, продолжая парить в воздухе и бросать на него высокомерные взгляды, изредка оглядываясь по сторонам. — Увидимся позже, — не дождавшись ответа, произнесла она и кокетливо помахала Реддлу тонкими пальчиками. — Том? — Конечно. Я бы с большим удовольствием послушал ваши новые истории. Когда она уплыла, Гарри попытался дышать глубоко и размеренно, но выходило из рук вон плохо. Перемирие с Реддлом было ошибкой. Все это, черт возьми, было огромной ошибкой. Крестраж, убийство, крестраж. Убийство. — Что я снова сделал не так? — Реддл повернулся к нему. Самодовольное выражение сползло с его лица. — Зачем ты разговаривал с призраком? — резко спросил Гарри. Сжимая кулаки, он безуспешно пытался сдержать злость. — Ее мать – Кандида Когтевран. Истории, которые она рассказывает о замке, завораживают. Лжец. Лжец. Лжец. — Гарри… Он протянул руку, но Гарри отпрянул. Тогда Реддл, сдавшись, продолжил: — Она рассказывала мне историю об утерянной диадеме Когтевран. Ты что-нибудь о ней слышал? — Мне плевать на ее слезливую историю, — отрезал Гарри. — И тебе тоже. Ты использовал ту женщину. Реддл вскинул бровь и в миг похолодевшим голосом уточнил: — И с какой же целью, позволь узнать? — Чтобы заполучить диадему себе. Лицо Реддла застыло. — Что, если так, Гарри? Я думал, ты знаешь, что я злой, презренный и – какое определение ты предпочитаешь? – лицемерный. Гарри едва не подавился воздухом от подобной наглости. Конечно, ублюдок был прав. — Да. Ты никогда не изменишься. Ты убил всю свою семью. Убил Миртл. — Когда-то я думал, что мы можем проигнорировать наши разногласия, но я глубоко заблуждался. Без обид, но ты мне противен, и я не хочу… — осекшись, Гарри перевел дыхание, чтобы не выпалить лишнего. Он уже был на грани. — Я больше не собираюсь притворяться, что меня все устраивает. Так что перестань навязывать мне свою дружбу и заканчивай любые игры, которые ты затеял. Просто прими, что ты мне не нравишься. Лицо Реддла потемнело. Перед глазами сразу всплыл образ Волдеморта, и Гарри попятился назад. Сходство было невероятным. Происходящее заставило как никогда ясно осознать, почему дурацкое перемирие между ними было ошибкой. Он никогда не должен был забывать… Крестраж. Убийство. Волдеморт. Развернувшись, Гарри быстро зашагал прочь, больше не желая ничего слышать.***
Том понял, что чувства бессмысленны, еще когда был маленьким мальчиком. Даже его любимые чувства: веселье, гордость, удовлетворение, – не приносили никакой материальной выгоды. Скорее, наоборот, отвлекали его от важных вещей – целей. Дети в приюте постоянно хныкали, стенали и плакали, действуя всем вокруг на нервы до тех пор, пока у них не пересыхало горло, не забивался нос и не оставалось сил продолжать. И все ради чего? Том, однажды осознав бессмысленность подобных усилий, начал игнорировать свои чувства. Он молча сидел рядом, пока остальные играли в какую-нибудь глупую магловскую игру, воображая себе лучшую жизнь. Когда маленькая Молли Эллиот упала и поцарапала колени, она расплакалась. Все столпились вокруг и принялись сочувственно бормотать: — Так жаль. — Должно быть, это очень больно. Он не мог не задаться вопросом, зачем они лгали. Видно же, что им все равно. Лично он не испытывал к ней какого-либо сочувствия. Происходящее было всего лишь проявлением слабости. — Ты чувствуешь свою вину, Том? — спросила толстая, некрасивая миссис Коул. — Или вообще хоть что-нибудь чувствуешь? В мыслях промелькнули сломанная рука одного из сирот и характерный звук, с которым та выскакивала из сустава. Том поставил эксперимент и вместо сострадания ощутил прилив гордости и силы – полную противоположность вине. — Нет. Еще одно отличие, которое указывало на его превосходство над остальными. Когда дети хныкали, плакали и позволяли своим надеждам умирать, он думал о том, как покинет это место. Он собирался править миром, чтобы никто больше не смел смотреть на него свысока. И вот теперь Гарри Поттер — откуда-то с недосягаемых высот своего морального превосходства, — посмел выплеснуть на него свое разочарование и безнаказанно уходил прочь. На своих двоих. У него еще хватало наглости выглядеть униженным и оскорбленным. Парень спотыкался на каждом шагу, явно не разбирая дороги впереди. Но он даже не обернулся, хотя Том еще долго смотрел ему вслед. В голове напряженно крутились мысли. Не было причин, по которым его разговор с призраком мог вывести Гарри из себя. Того не волновала диадема Когтевран или метод, который вынудил Серую Леди поделиться тайной. Что его так разозлило? У Гарри были глупые представления о добре и зле. О том, что манипуляции – это плохо. Убийство – плохо. Том фыркнул. Кем парень себя возомнил? Принцем из сказки, который спасет мир? Нет, что-то здесь было не так. Когда он вернулся в гостиную, разум продолжал неустанно работать. Что Гарри себе позволяет? Никто не имел права так разговаривать с Томом. Конечно, он признавал, что Гарри выглядел очаровательно, когда выходил из себя – от гнева его глаза загорались огнем, а голос наполнялся ядом. Парень был сильным, опасным и гораздо бо́льшим, чем просто трусливым куском мяса, каких в Слизерине хватало. Тому нравилось его заводить, нравилось слышать резкие ответы. Он хотел понравиться Гарри, получал удовольствие, наблюдая за его внутренними метаниями. Ему нравилось, что Гарри не боялся. Том мог отбросить фальшивые манеры и просто быть собой – неважно, лордом Волдемортом или старостой Реддлом. Общество Гарри избавляло его от скуки, позволяло снять напряжение. Гарри отличался от остальных. Было так весело разгадывать его секреты, разрушая одну стену и каждый раз натыкаться на новую — гораздо выше и прочнее предыдущей. Казалось, в эту игру можно играть бесконечно. Но, когда парень уходил прочь, Том понял, что все это не имеет значения. Просто прими, что ты мне не нравишься. Он не мог сосредоточиться на своих планах стать лордом Волдемортом, когда Гарри был рядом. Том почти не встречался с Пожирателями смерти, потому что все вертелось вокруг Гарри и связи между ними. Сны, палочки-близнецы и невидимые узы, которые опутывали его с головы до ног, проникая куда-то в самые недра души. Гарри перетягивал на себя слишком много внимания, но по-прежнему оставался очень скрытным. Он что-то знал и был в руках Дамблдора. Перестань навязывать свою дружбу. В конце концов, Гарри был угрозой. И если он решил отказаться от веселья и хотел положить конец их перемирию, разве Том не должен был дать ему именно то, чего он желал?***
Наихудшим проявлением связи было разделение сновидений. Том не возражал против снов Гарри – он узнал о нем много нового. Увидел надоедливое семейство рыжих, все как один похожих на его друга – Рона Уизли. Гарри же вырос с ними? Тогда почему ему нередко снился маленький мальчик, мечтающий о куске хлеба? Он ощущал зверский голод, сидя в каком-то запертом пространстве, – и именно такие сны вызывали у Тома множество вопросов. Увиденное не укладывалось в стройную картину прошлого. Если приемные родители так обожали Гарри, то почему держали взаперти? Однако настоящей проблемой стало то, что Гарри тоже начал видеть его ненавистное прошлое. Те ничтожные вещи, которые никто не должен был увидеть – его детство, когда он был напуганным жалким ребенком. Слабым, прошлым собой, от которого он избавился. И Гарри – благородный, высокомерный, язвительный Гарри, водивший дружбу с Дамблдором, – смог заглянуть в разум Тома, в его сны. Следовало раз и навсегда избавиться от этой связи. Когда Том вошел в гостиную, Гарри нигде не было видно. Он подошел к Розье, который сидел один, сгорбившись над статьей в «Ежедневном Пророке». — Перестань сутулиться, — сказал Том. — Ты что, магл? Розье выпрямился так быстро, что было удивительно, как его спина не сломалась. — Простите, милорд, — он посмотрел на Тома испуганно и подобострастно. Том улыбнулся ему, отчего Розье сел еще прямее. — Все в порядке, Эдвин. Я лишь хотел одолжить твою палочку. Розье замер. — Палочку? Это была окончательная проверка доверия. Палочка была самым сокровенным имуществом волшебника. — Да, твою палочку. Но если ты откажешь, я смогу найти кого-нибудь еще. — Н-нет! Нет, я согласен. Он вынул палочку из кармана и вытер о мантию. Том с удовольствием наблюдал за вылетающими из нее искрами. — Я знал, что могу доверять тебе, — пробормотал он. Слова казались маслом во рту. Чужая палочка, из древесины вяза и перьев феникса, оставалась холодной на ощупь. Ее склонность к Темным искусствам устраивала Тома, даже если у них не было полной совместимости. Розье не спросил зачем, и Том не сказал ему. Он осмотрел древко со всех сторон и удовлетворенно кивнул. Гарри не вернулся со всеми в гостиную после ужина. Вероятно, он отправился к Дамблдору или остался с двумя своими гриффиндорцами, рассказывая им все, что узнал. Это дало Тому время подумать. Вход открылся за минуту до наступления комендантского часа. Он поднял взгляд, но, как оказалось, напрасно. В помещение, низко опустив голову, вошла Белинда и, увидев его, тут же застыла. — Милорд? — девушка нахмурила светлые брови. Не услышав в ее голосе привычного уважения, Том подавил недовольство. В последнее время Белинда вела себя странно. Была какой-то отстраненной. Тихой. С тех пор, как он приказал ей следить за Гарри Поттером, в ней что-то изменилось. — Ты не видела Гарри, Белинда? Она странно посмотрела на него. — Нет, милорд. Еще с ужина. Значит, его расчеты оказались верны. Превосходно. — А твой отец… — продолжил он, и девушка вздрогнула, — все еще настаивает на свадьбе? Том изобразил на лице свое самое реалистичное сочувствие, но Белинда по-прежнему выглядела встревоженной. — Все уже решено, — в ее голосе не прозвучало никаких эмоций. — Уже ничего нельзя изменить. Как ты и говорил. Больше девушка на него не смотрела. Белинда всегда была одной из его самых верных Пожирателей. Полная амбиций, она, казалось, горела ими – идеями, мечтами и целями, которые он ей обещал. Но теперь он не понимал ее странного поведения. Впрочем, что бы она ни скрывала, что бы ни прятала, Том легко мог это узнать. С влиянием ее семьи было важно, чтобы она оставалась преданной ему. — Спокойной ночи, Белинда. Та кивнула и поспешила в свою комнату, нервно покручивая кольцо на пальце. В гостиной воцарилась тишина. Том поднялся на ноги, и змея на каминной полке заинтересованно проследила за ним взглядом. Он вынул из кармана палочку Розье и вышел прочь.***
Том столкнулся с Гарри на первом этаже. Он погрузил в глубокий сон все портреты и нетерпеливо шагал вперед, готовый уничтожить любого, кто попадется на пути. Но коридоры были пусты, и он никого не встретил. Гарри спускался по мраморной лестнице в холл. «Крадется обратно в гостиную», — подумал Том, и все его естество наполнилось обжигающим гневом. — Ты обычно всегда так теряешься, когда меня нет рядом? Гарри от неожиданности вздрогнул всем телом, а в следующее мгновение, несмотря на окружающий полумрак, его палочка смотрела Тому точно в грудь, опасно поблескивая боевой искрой. Том оценил рефлекс. А еще через мгновение Гарри взял себя в руки, опустил руку и отступил назад. Искра погасла. — Что тебе нужно, Реддл? — Я много думал, — медленно проговорил он. — И пришел к выводу, что наша связь – проблема. Прежде чем Гарри успел ответить, заклинание подсечки отправило его на пол. Секундой позже его палочка выскользнула из рук и поплыла к Тому. Вот так, Гарри, стоило ослабить бдительность, и ты проиграл. — Какого хе… — Следи за языком, — лениво оборвал Том, и Гарри почти затрясло от злости. Он вскочил на ноги. — Это потому, что я сказал, что нашей недодружбе пришел конец? Серьезно? — Это потому, что наша связь опасна. Я не хочу, чтобы мой разум был связан с твоим. Гарри хрипло, почти издевательски рассмеялся. — Ты боишься, — выплюнул он, и Том крепче сжал палочку. — Тебе не нравятся мои сны? Что ж, очень жаль, но связь не исчезнет только потому, что ты так захотел. Смирись с этим. — Ты забываешь одно очевидное решение, — без улыбки напомнил Том. Гарри напрягся. Его глаза расширились от понимания, а не от страха. Он, безоружный, загнанный в тупик, стоял напротив, однако ярость в его взгляде быстро уступала место холодному, решительному спокойствию. — Что ж, тогда вперед, — бросил он. — Нападай. — Даже жаль убивать тебя, Гарри. Ты мне очень нравишься. — Бред. — Нет, правда. Ты – самое интересное, что случалось здесь в последнее время. — Да ну? Потому что я не ведусь на твои слащавые речи? — он хохотнул. — Все из-за дурацкой связи, пфф… — короткий смешок перерос в резкий смех, в котором угадывалась доля безумства. Том молча ждал, когда стихнет эхо. — Конечно, твоя связь с Дамблдором прискорбна. Как скоро меня вызовут к нему на ковер? — он задумчиво вертел палочку Гарри перед глазами. — Ты скован по рукам и ногам своими же моральными принципами. Ты слишком правильный и так отчаянно противишься всему, что я делаю. Но уясни одну простую истину – все это бессмысленно. Гарри облизнул губы. — Ты боишься, что я обо всем расскажу Дамблдору. Но я думал, мы уже выяснили, что мне никто не поверит? — Это не отменяет того факта, что ты слишком много знаешь. Он легко вошел в его сознание – даже без палочки, невербально, было легко. Том погрузился в чужой разум, позволяя каждой эмоции захлестнуть себя. Он погрузился в воспоминания, увидел день глазами Гарри: как он прятался за доспехами, слышал их разговор. Но когда попытался проникнуть дальше, податливый прежде разум вспыхнул. Все вокруг горело нестерпимым, обжигающим жаром, изгоняя его. — Я сказал прекрати рыться у меня в голове. Дыхание Тома сбилось. От чужого сопротивления закружилась голова, он почувствовал себя оглушенным, дезориентированным. Чуть отдышавшись, Том запустил руку в карман и вынул палочку Розье – Гарри открыл рот, когда увидел ее. — Знаешь, даже неловко вот так заканчивать, — произнес Том. — Да неужели? Имей в виду, мои друзья… — Будут слишком заняты поисками доказательств. И даже если они их найдут, это того стоит. Он был выпускником и уже добился в Хогвартсе всего, чего хотел. Позволить Гарри остаться, предоставить ему возможность вторгаться в собственный разум было хуже, чем грозившее исключение. Том взмахнул палочкой, и из нее выскользнула синяя искра. Взвившись высоко вверх, та исчезла, и между ними упала змея, по размерам превосходящая даже Нагайну. Телепающее языком чудовище подняло голову и заторможенно огляделось. Гарри попятился назад. Несмотря на ее размеры и неповоротливость, он был уверен, что один резкий выпад может стоить ему жизни. Он не обманывался: без палочки у него было мало шансов. Если он не умрет от яда, то огромная гадина просто раздавит его своим весом. — Когда мы закончим, я брошу тебя в Лесу, — спокойно поделился своими планами Том, ожидая увидеть на чужом лице страх. Падай на колени. Умоляй меня, Гарри. Проси за свою жизнь. — Потом я сообщу профессорам, что по собственной глупости ты забрел внутрь Запретного леса. Одинокий, беззащитный. Думаю, к тому времени, когда они хватятся, от тебя уже мало что останется. Гарри встретил его насмешливый взгляд, затем вернулся глазами к змее. Он молчал. — Убей его, — прошипел Том. Черные вертикальные зрачки остановились на Гарри, и здоровенная махина ринулась вперед. Гарри бросился на пол, чудом уворачиваясь. Перед глазами мелькнули клыки размером в добрый фут, дохнуло мертвечиной, но он снова ушел в сторону резким перекатом… Том внимательно наблюдал за разворачивающимся представлением. Он ничего не чувствовал. Абсолютно ничего. Мордред, нет. Она сейчас укусит его. Ее яд опасен для жизни. Черт, ему нужно… Клыки чудовища находились в нескольких дюймах от шеи Гарри, и Том ждал момента, когда он сломается, начнет молить о пощаде. Палочка все еще была зажата в его руке, и он не знал, что с ней делать. Не знал, зачем держит ее поднятой. — Ос-с-столбеней, — зло зашипел Гарри. Змея застыла. Том замер, будто громом пораженный. Ситуация была настолько абсурдной, что он рассмеялся. Нет, это невозможно. Ни за что. — Ты только что говорил на парселтанге, — неверяще озвучил очевидное Том. От потрясения голос сделался высоким, а по телу разлилась неясная слабость. Однако годы тренировок не прошли даром: даже сейчас он умудрялся выглядеть намного спокойнее, чем на самом деле себя чувствовал. Гарри с силой оттолкнул застывшую тварь и поднялся на ноги. Он тяжело дышал, пытаясь восстановить дыхание. — А ты только что пытался убить меня… — Я тебя и пальцем не тронул. — Ты натравил на меня гребаную змею! И чего он ждал? Раскаяния? — Как жестоко с моей стороны, — пробормотал Том. Его потряхивало от лихорадочного возбуждения, глаза горели. Он приблизился к Гарри и схватил его за подбородок, заставляя поднять голову. — Кто научил тебя парселтангу? Гарри оттолкнул его руку, в зеленых глазах плескалась животная ярость. — Это часть нашей связи, Реддл. Ты еще не понял? — Нельзя передать кому-то наследственное умение. Я потомок Салазара Слизерина, а ты… — Полукровка, как ты? — похоже, его не волновало, что он был безоружен, а у Тома была палочка и, главное, контроль над ситуацией. — Я знаю все о твоей матери. Твой отец – магл. Они оставили тебя в приюте. Бедный маленький Том. Ты не лучше других, только потому что в тебе течет старая слизеринская кровь… — Я… — Лорд Волдеморт? Ты хочешь, чтобы тебя так называли? О, Реддл. Он выплюнул это с презрительной гримасой на лице. Раньше никто не смел так обращаться к Тому. Не с такой концентрированной ненавистью и издевкой, с какой произносили бы грязное магловское имя Тома Реддла. Он резко взмахнул палочкой, и Гарри закричал. К счастью, Том заранее наложил заглушающие чары, иначе его ор переполошил бы весь замок. — Убей его с-с-сейчас же, — приказал он змее. Гарри, превозмогая невыносимую боль, шипяще выдохнул: — Нет! Не с-с-смей, я змееус-с-ст. Том обрушил на него еще одну волну боли, отчего лицо Гарри мучительно исказилось, и он рухнул на пол как подкошенный. Все его тело колотило крупной дрожью, но он больше не кричал. Вопреки собственным ожиданиям, Том не испытывал удовлетворения. — Парселтанг, — пробормотал он, не сводя глаз с Гарри. — Как давно ты его знаешь? Он снял заклятие, и Гарри надрывно закашлялся, хватая ртом воздух. Затем, шатаясь, с трудом поднялся на ноги и, вперившись в Тома полным отвращения взглядом, шагнул вперед. Его нижняя губа лопнула и окрасилась алым — так сильно он сжимал ее, чтобы не кричать. Том неожиданно словил себя на мысли, что хочет коснуться его рта. Раздвинуть губы пальцами, скользнуть внутрь, провести по ровному ряду крепких зубов. Он сделал это. Его собственное произведение искусства. — Я всю жизнь говорил на парселтанге, — процедил Гарри, не замечая поплывшего взгляда Тома. — Ублюдок. А следом прилетел удар. Совершенно обычный, магловский. Скула взорвалась болью, в носу что-то хрустнуло. Тома повело назад, он схватился за мантию Гарри, чтобы не упасть, но тот оттолкнул его — в итоге оба упали навзничь, ударившись о каменный пол. В какой-то момент Гарри вырвал свою палочку из его цепких пальцев. Было больно, когда Гарри упал на него сверху: Том чувствовал свои длинные, неуклюжие конечности и тяжесть чужого тела. Его прерывистое дыхание. Их лица почти соприкасались: очки Гарри были разбиты, а глаза комично широко распахнуты. — Не мог бы ты, — сквозь зубы прошипел Том, чувствуя, как из носа течет кровь, — слезть с меня? Гарри отпрянул, вес его тела сразу исчез. — Ты сражаешься как магл, — презрительно бросил Том. Голова отчаянно закружилась, когда он встал. — Если ты не заметил – это сработало. Я вернул палочку. — О? Готов продемонстрировать заклинания с третьего курса? — Не знаю, — зло выплюнул Гарри, — слышал ли ты когда-нибудь о Сектумсемпре! Том отразил искру, и та прожгла дыру в полу. Он дважды выстрелил невербально, но Гарри нырнул в сторону. Проклятия нашли свою следующую цель – змею, которая вспыхнула алым пламенем. Гарри знал парселтанг. Парселтанг. Выставив щит, Том медленно опустил палочку. Гарри бросался заклинаниями так неистово, что воздух вокруг искрил, а щит пошел трещинами, но Том этого не замечал. Он не замечал даже собственной ярости, слыша лишь, как в голове с бешеной скоростью проносятся мысли. Как, почему, зачем… Почему они связаны? Как от этого избавиться?.. От бессилия его накрыл неконтролируемый приступ злости. Отчаянно захотелось уничтожить связь. Прямо сейчас. Немедленно. Гарри вдруг перестал атаковать и схватился за голову. Он выглядел так, будто вновь испытывал невыносимую боль. Том убрал щит, который едва держался под натиском заклинаний, и ахнул, когда ощутил на себе всю мощь прежде сдерживаемого гнева. Его собственного гнева. Пошатнувшись, Гарри мучительно застонал и еще отчаяннее вцепился в голову, будто пытался удержать на месте разваливающиеся части. Не до конца понимая, что происходит, Том замер. Секундной вспышки удивления хватило, чтобы подавить приступ внезапной ярости, и постепенно та сошла на нет. Спустя еще какое-то время Гарри убрал руки и мрачно уставился на Тома, словно не он только что собирался падать в обморок. Вот только его потрепанный вид говорил об обратном, а на бледном лбу, проступая сквозь взмокшие растрепанные волосы, отчетливо виделся шрам – зазубренный и яркий, как росчерк молнии. — Мы связаны через него, — выдохнул Том, не в силах скрыть ошеломленную ноту в голосе. Он хотел потрогать, почувствовать… — Твой шрам. Гарри знал парселтанг. Его голова взорвалась от боли, когда Том разозлился. Они были связаны через шрам. — Он у меня всю жизнь, — прохрипел Гарри. — Но ты не знал меня всю жизнь. Все мысли об убийстве тут же исчезли – их вытеснил шрам, который соединял его с Гарри. Какая магия стояла за этим? — Попробуй убить меня еще раз? — огрызнулся Гарри. — Увидишь, как это работает? Гарри уже не соображал. — Слишком рискованно, — отозвался Том. — Связь между нами глубже, чем я предполагал. — Пошел ты к черту. Меня больше не волнует эта чушь со связью, Реддл. Делай что хочешь. Он ушел. Том отпустил его. Глупо? Возможно. Но мог ли он убить его, даже если бы попытался? Лицо все еще горело от фантомного ощущения чужого дыхания, и Том думал о зеленых глазах, которые полыхали гневом, когда Гарри смотрел на него – и только на него. Зачем убивать, если его можно получить?