***
Том был ужасным человеком, но это было, скорее, плюсом, чем минусом. Гарри убеждал себя, что сможет использовать его в своих целях и после не испытывать угрызений совести. Он повторял эти слова как мантру, когда избегал Рона и Гермиону или чувствовал, что Дамблдор смотрит на него из-за преподавательского стола. Он говорил это так часто, что почти обманул самого себя. В конечном счете, стоило выкинуть все подобные размышления из головы, разве не так все говорили? Очисти свой разум, Гарри. Что ж, он научился очищать свой разум. Гарри вдруг представил, что сказал бы Снейп, если бы увидел его сейчас, и эта мысль вызвала нервный смешок. — Что смешного? — сразу спросил Том. Гарри посмотрел на зелье, которое они должны были приготовить, а затем скосил глаза на криво нарезанную златоглазку. Пурпурный дым витал по подземелью и был настолько густым, что даже собственную доску можно было разглядеть с трудом. — Ничего, — сказал Гарри. — Я закончил. Том бросил на результат недовольный взгляд. Редкие случаи, когда Слизнорт заставлял их делить котел, всегда заканчивались спорами. Том ненавидел работать с кем-то, особенно с Гарри, чьи посредственные навыки зельеварения оставляли желать лучшего. Сегодняшний урок ничем не отличался. — Переживешь! Это всего лишь урок. Мы не участвуем в каком-то конкурсе зельеварения, все в порядке. — В порядке? Твои очки вообще работают? Здесь даже слепой скажет, что все испорчено. — Тогда исправь, гений зелий. Разве тебе не суждено быть... — Мальчики, — прервал их Слизнорт, — надеюсь, обойдемся без драки? — Да, сэр, — хором выпалили они, и Гарри стиснул зубы. — Что ж, в здоровой дискуссии всегда есть разногласия. К тому же, все идет хорошо, — он с одобрительным видом заглянул в котел. Лицо Тома потемнело, но Слизнорт ничего не заметил. — Кстати, в пятницу в Клубе Слизней будет небольшое собрание. Надеюсь, вы оба к нам присоединитесь? — Конечно, профессор, — отозвался Том. — В пятницу у меня тренировка по квиддичу. После ответа Гарри лицо Слизнорта стало чрезвычайно расстроенным. — Ну, что ж, помяните мое слово, Слизерин точно получит Кубок в этом году! Мерлин знает, Альфард однозначно нацелен на победу со всеми этими тренировками… — Я уверен, он даст команде выходной на вечер, — вмешался Том, все еще глядя на Слизнорта. — Он бы не пропустил встречу Клуба Слизней. — О, разумеется! В самом деле, мальчики. Замечательно. Тогда жду вас обоих. Когда он отошел достаточно далеко, Гарри бросил на Тома полный отвращения взгляд. — Слышал? Он не думает, что наше зелье – куча дерьма. Как он сказал – все идет хорошо? — Это только потому, что я ему нравлюсь. Это называется лестью. — Это тактичность. И что ты имел в виду, когда сказал, что Альфард не пропустит собрание? Это сделает любой, у кого есть хоть одна извилина. — На самом деле, Гарри, большинству людей нравятся открывающиеся там возможности. Один ты считаешь, что выше этого. — Я не считаю себя выше. Эти собрания яйца выеденного не стоят, вот и все. По-моему, лучше получить отработку, чем весь вечер умирать от скуки, сидя в этом дурацком кабинете вместе с фан-клубом Тома Реддла. — Фан-клубом? Вообще-то, их называют Пожирателями смерти, Гарри. Он усмехнулся. — Да? Не вижу разницы.***
К большому удивлению Гарри, на следующей неделе на Чарах они начали изучать патронусы. Профессор Флитвик бормотал о «привередливом, сложном заклинании», которое подойдет не всем. Гарри отключился. Он думал о Роне и Гермионе, которые по-прежнему холодно к нему относились. Гарри не мог их винить, и в голове все еще звенело от прошлых оскорблений. Он сел рядом с Абраксасом. — Значит ли это, что мы теперь снова друзья? — спросил Абраксас весьма взволнованно. — Потому что я уже разговаривал с Белиндой, и что ж... она сказала, что никто не любит любопытных, неугомонных мерзавцев. Гарри хмыкнул. Он не думал, что Абраксасу захочется узнать, что он сел там случайно, и вместо этого пожал плечами. — Хорошо. Пока ты не любопытный мерзавец, у нас не будет проблем. — О, Гарри, я так рад! Ты же знаешь, насколько плохи остальные слизеринцы. Конечно, есть Альфард и Том, но он не совсем друг, понимаешь? Я не собираюсь обсуждать с ним квиддич. — Для него только Пожиратели смерти имеют значение, — Гарри закатил глаза. Он снова повернулся к профессору Флитвику. — Чары Патронуса подходят не только для счастливых людей. То, что для них действительно нужно, так это надежда. Вам нужно очень сильное воспоминание – такое, которое вы сможете долго удерживать, чтобы вызвать телесного хранителя. Патронус требует состояния, в которое многие люди не могут войти, особенно в условиях сильного стресса. Однако мы будем работать над этим в течение следующих нескольких недель. Чуть позже они начали практиковаться. Гарри взглянул на Рона и Гермиону и обнаружил, что они склонили головы вместе и о чем-то шепчутся. Многие слизеринцы отказались от выполнения заклинания через десять минут, включая Тома. Профессор Флитвик ходил по классу, наблюдая, как продвигаются дела. Узнав, что они могут вызвать телесного Патронуса, он заставил Гарри, Рона и Гермиону его продемонстрировать. Гарри проигнорировал настороженные взгляды слизеринцев. К концу урока Абраксасу удалось призвать туманный белый свет, чему он очень обрадовался. — Ты видел? Я думал о квиддиче и уверен, что кое-что видел. Это был, эм… Кажется, это был единорог? — Самый странно выглядящий единорог, которого я когда-либо видел, — сказал Гарри, не в силах сдержать смех. — Но ты хорошо справился. Большинство не смогли даже этого. — Да! Но как ты освоил заклинание на домашнем обучении? Или это потому, что… — он резко замолчал и поморщился. — Хотя, знаешь, неважно. Гарри понял, что он думает о его предполагаемом «прошлом», в котором участвовали мертвые родители, Уизли и Геллерт Гриндевальд. — Да, Гарри, — сказал Том, подходя к ним. — Это было интересно. — Ты все считаешь интересным. Но ты прав, Абраксас, я выучил заклинание, чтобы противостоять темной магии. Ну, знаешь, дементорам, летифолдам. Пожирателям смерти. — Забавно, — отозвался Том. — А я почти поверил, что ты действительно желаешь стать частью Слизерина. — Единственное, чего я желаю, это… — он заметил за их спинами Рона и Гермиону, и все слова вылетели из головы. — Джинни Уизли? Гарри встретился взглядом с Роном, прежде чем пара студентов прошла мимо, закрывая ему обзор. — О чем вы? — растерялся Абраксас. — Ни о чем, — быстро сказал Гарри, увидев, что Том уже открыл рот. — Ты когда-нибудь отстанешь от нее? — Она была твоей девушкой, да? — задумавшись на мгновение, понимающе уточнил Абраксас. — Той, которую тебе пришлось оставить? — Мы расстались. — И по какой же причине? — Том расплылся в улыбке, но его глаза остались холодными. Злыми. — А ты что, ревнуешь? Он не хотел думать о Джинни. Джинни ушла. — Интересуюсь, — бросил Том. Абраксас удивленно переводил взгляд с одного на другого. — Что вы… — начал он, но, увидев их разъяренные лица, побледнел и резко передумал задавать вопросы. — Впрочем, неважно. — Ты не знаешь, о чем говоришь, — отрезал Гарри. — И не упоминай ее. Или Рона с Гермионой. — Почему? Тебе от этого плохо? — Не надо. — Из-за секрета, не так ли? Позорного, маленького… — Пойдем поиграем в квиддич, Абраксас, — громко предложил Гарри. Том рассмеялся. — Тебя так легко вывести из себя. — Это твоя личность – она проявляется во мне. — Квиддич, — повторил Абраксас, явно чувствуя себя не в своей тарелке. — Да, давай. Выдохнув, Гарри несколько секунд молчал, подавляя вспыхнувшее в груди раздражение. И страх. Том терпеливо ждал, не двигаясь с места. — Знаешь, это не игра, — произнес Гарри наконец. — Они на самом деле под запретом. Том улыбнулся. Коридор вокруг них стремительно пустел. — Увидимся позже, Гарри, — уклончиво сказал он. Гарри воздержался от ответа. Следуя за Абраксасом, он поднялся в воздух, не думая о Джинни, Томе и о том остром чувстве вины, которое вызвали эти мысли.***
Гарри целовался с Томом, когда никого не было рядом, целыми днями занимался квиддичем и делал домашние задания, что становилось невыносимым. Он почти не видел Рона и Гермиону, а когда видел, ему становилось так плохо, что приходилось сразу же искать оправдания для побега. Он часто чувствовал на себе взгляд Дамблдора с преподавательского стола, но избегал и его. Гарри проводил с Томом большую часть своего времени. А если не с Томом, то с Белиндой и Абраксасом, чего ни Рон, ни Гермиона не одобряли. Весь его мир был так полон слизеринцев, что казался зеленым. Маховик времени был спрятан в самом низу его сундука, и он все время держал при себе мантию-невидимку, откладывая ее только на время квиддича. Иногда это было похоже на напоминание. Иногда, пребывая в полном одиночестве, он говорил себе такие вещи как «ты украдешь его крестражи» или «лучше уступить Тому, чем иметь его в качестве врага». Утром Хэллоуина он проснулся рано и направился в общую комнату, где порхали несколько десятков живых летучих мышей. — Привет, — поздоровался Абраксас. Он был единственным человеком, сидящим за столом у одного из круглых окон. — Привет, — кивнул Гарри, подходя и глядя на летучих мышей. — Что делаешь? — Рисую. Боюсь, змея выглядит немного нелепо. Гарри взглянул на лист, и его сердце рухнуло вниз. Абраксас нарисовал череп со змеей, выползающей изо рта. Рисунок был сделан углем и немного размазался. Мутный знак, повисший в небе и выглядывающий сквозь тучи, окруженный зыбким туманом… — Это ты придумал? — Да, что думаешь? — Том сказал тебе это сделать? — спросил Гарри, все еще глядя на него. — Ну, не совсем, — неуверенно ответил Абраксас. — Это для Пожирателей смерти – мы искали символ... Гарри не слышал остальных слов. — Я просто не могу это изменить, да? — пробормотал он. — Что? — Ничего, — он посмотрел на лист бумаги, и его охватило желание разорвать рисунок на сотню частей. — Что не так? Тебе не нравится? Так и знал, что это выглядит глупо. — Я уверен, ему понравится, — тихо сказал Гарри. — Неважно, что я думаю. Неважно, что думал Гарри. Неважно, что делал Гарри. — Но мне важно, что ты думаешь, — недоумевал Абраксас. Гарри двинулся с места, изображение Темной Метки отпечаталось в его голове. — Тебе действительно не все равно, что я думаю? Тогда я думаю, тебе следует держаться подальше от Тома Реддла, пока у тебя еще есть шанс. Лицемер. Он почти слышал, как эта мысль крутилась в голове Абраксаса. Слышал, как роились вопросы. Или, может быть, эти вопросы были произнесены вслух, но Гарри ушел, и они звучали как белый шум. Не имело значения, что он делал. Будущее Гарри не было таким обнадеживающим, как у Абраксаса. Это была война, насилие и смерть. Это был Том, это был Волдеморт, и так было всегда. Но это не имело значения для Гарри. С Темной Меткой, все еще стоящей перед глазами, он покинул гостиную.***
Казалось, в одночасье атмосфера в Слизерине изменилась. Воздух внезапно стал холоднее, и вовсе не из-за плохой погоды. Гостиная была полна шепота, слишком тихого, чтобы Гарри смог разобрать, о чем они говорят. Он улавливал лишь обрывки: «Гриндевальд побежден… и посмотрите, что случилось с Лестрейндж... это все не подходит для чистокровных, не так ли?..» Отца Белинды, владевшего магазином зелий в Лютном переулке, допрашивали. Магазин закрылся, в доме был произведен обыск, и небольшое объявление «Пророка» гласило: Семья Лестрейндж находится под следствием за помощь Темному Волшебнику – Гриндевальду, в его ужасных нападениях на Европу. — Они найдут выход, — сказала Белинда. — Они всегда так делают. Или они исчезнут и заберут мою сестру с собой. Когда Гарри спросил, что будет с ней самой, она равнодушно пожала плечами. — Они обвиняют меня в том, что после Хогсмида привлекла внимание к семье. Я должна буду выйти замуж за Арнольдо весной, если хочу когда-нибудь вновь увидеть сестру. — Вряд ли ты виновата, что Гриндевальд потерпел поражение и был заперт в Нурменгарде, — сказал Абраксас. — И ты не заставляла их держать полный дом темномагических артефактов. Белинда ничего не ответила, и Гарри предположил, что знает, о чем она думает: что она была причиной поражения Гриндевальда и была гораздо более вовлечена, чем знал Абраксас. Впрочем, Гарри не волновал шепот в гостиной. Он никогда не занимался делами факультета и не собирался заниматься ими сейчас. Однако подобные настроения явно беспокоили Тома: — Разве ты не видишь? — однажды спросил он. — У них есть сомнения. У них есть… мысли. Гарри рассмеялся, и Том мрачно взглянул на него. — Извини, — фыркнул он, — но я до сих пор не понимаю, почему это важно. У тебя впереди еще много лет до становления Волдемортом, и все успеет измениться чертову кучу раз. Какая разница, что думают несколько школьников? Мысль о Волдеморте быстро стерла в Гарри хорошее настроение, но Том не заметил. — Они видят, что семья Белинды была близка к Гриндевальду, и сейчас их допрашивают. Они могут потерять все. Гарри закусил губу, подняв на него уставший взгляд. — Если они верны, — медленно проговорил он, — если они действительно верны, им будет все равно. Том нахмурился, на его лице отразилось явное сомнение. — Верность не означает контроль над разумом, — продолжил Гарри. — Также она не имеет ничего общего с обманом или подчинением. Они должны... — он помолчал. — Они должны хотеть служить тебе и так сильно любить тебя, что последствия не будут иметь для них никакого значения. Том все еще молчал, и Гарри почувствовал себя странно открытым, почти беззащитным под его внимательным взглядом. — Вот что такое настоящая верность. Спустя мгновение он решился поднять глаза и увидел, что Том обдумывает его слова, нахмурив лоб. — Любая преданность, — произнес Том, — может быть сломлена страхом, правильной угрозой или обещанием. Все, что мы делаем, возвращается к нам самим. Они служат лорду Волдеморту в надежде на лучшее будущее, которое у них будет. Будь то мир, которым управляют чистокровные, сила, превосходящая их мечты, или возможность убивать маглов. Гарри не улыбнулся. — Работа, мечта, награда. Вот чем они живут. Защита и безопасность – оно того стоит. Гарри на мгновение замер, а потом медленно откинулся на спинку кресла, чтобы посмотреть на Реддла по-новому, более осмысленно. Будто увидел его впервые. — Так ты думаешь, что все они следуют за тобой только из-за возможных преимуществ? — А ты сомневаешься? Это человеческая природа, Гарри. Но это было не так. У него, по крайней мере. — Ты на самом деле никому не доверяешь. Тогда что насчет Розье? Чего он хочет? — Розье кровожадный, — сразу ответил Том. — Он хочет иметь возможность убивать маглов без последствий. Никому – он никому из них не доверял по-настоящему. — Ты ошибаешься насчет человеческой природы, — убежденно сказал Гарри, покачав головой. Том насмешливо вскинул бровь и наклонился вперед. — Ну, тогда просвети меня. — Ты не веришь в силу чувств, в силу привязанности. Думаешь, что каждого – так или иначе – можно сломать. Ты привык держать всех на расстоянии и никому не доверяешь, даже если тебе пытаются доказать свою преданность. Но ты ошибаешься, Том. Люди могут быть по-настоящему преданными, и вовсе не ради собственной выгоды. Сделав паузу, он заглянул Реддлу в глаза, пытаясь понять, о чем тот думает, но напоролся на глухую стену. Вздохнув, Гарри закончил: — У тебя могут быть последователи, которые подставились бы под смертельное проклятие вместо тебя, и не из страха перед наказанием. Ты можешь иметь таких людей, Том. Том долго ничего не говорил. Сам Гарри, кажется, не дышал – при этом не совсем понимая почему. — Это смешно, — наконец проговорил Том. — И наивно. — Это значит иметь друзей. — У меня нет друзей, — отрезал Том. — Они мне не нужны. — Ну, может, если бы они у тебя были, ты думал бы иначе. — Они мне не нужны, — с нажимом повторил он. — А твои грандиозные размышления о любви просто смешны. Ты говоришь как Дамблдор. — Нет, — покачал головой Гарри. — Ты, правда, можешь иметь преданных людей, Том. Такая связь существует. — Мне все равно. Любовь и дружба – идеи глупцов. Общие заблуждения. Я выше их, — его голос звучал грубо, а пальцы начали отбивать беспокойный ритм. Гарри почувствовал, что сказал достаточно. От взрыва их отделяли всего несколько фраз. — Тогда, надеюсь, ты сможешь остаться удовлетворенным, — негромко произнес он. — Когда твои планы сбудутся. Том оторвал взгляд от парты. — Я буду удовлетворен, — резко ответил он. Гарри выглянул в окно. Снова шел дождь: капли воды медленно скатывались по стеклу. Он смотрел, как одна спускается и исчезает, достигнув рамы. И он хотел… он не знал, чего хотел. Гарри снова посмотрел на Тома. Его пальцы все еще подрагивали.***
Больше они об этом не говорили, но, когда Том нашел его тем же вечером, то плюхнулся на свое место у камина и сказал: — Они понимают. — Понимают что? — спросил Гарри. — Они понимают последствия, которые имело служение Гриндевальду. Но они понимают и другое. В отличие от Гриндевальда, Лорд Волдеморт добьется успеха. — Смелое заявление, — сказал Гарри, — но никто не правит вечно. — Ты в это веришь, — хмыкнул Том, — но с нужной силой... — Конечно, ты можешь заставить всех подчиниться. Но всегда будет сопротивление. — Значит, такие люди, как ты? — уточнил Том. — Как Дамблдор? Ты не думаешь, что когда я буду контролировать Волшебный мир, то смогу справиться с несколькими повстанцами? — Я уверен, что ты сделаешь все возможное, — кивнул Гарри. — В любом случае, не будем говорить о твоих амбициях. От твоего высокомерия у меня болит голова. — Зато твоя обнадеживающая мораль так возбуждает, — сказал Том. — Мне почти хочется изменить свое мировоззрение и погрузиться в твою очаровательную, скучную жизнь. — Я никогда не говорил, что она скучная, — возразил Гарри. Том усмехнулся. — Это неизбежно. Проклятие обыкновенности. Гарри смотрел в зеленое пламя и задавался вопросом, каково это: быть поглощенным желанием править, как Том. Желанием быть лучшим. Всегда первым. Неутолимое желание, которое невозможно удовлетворить. — Мне нужно сделать обход, — бросил Том, вставая. — Знаешь, проверить кладовые для метел, напугать нескольких пятикурсников и убедиться, что все ведут себя хорошо. Он ухмыльнулся. Гарри закатил глаза. — Не хочешь присоединиться? — Это звучит не очень… допустимо. — Я староста, — он невозмутимо пожал плечами. — Это вряд ли имеет значение.***
Они прошли по затемненным залам. Первый этаж был пуст, не считая портретов, дремавших в своих тяжелых рамах, и Пивза, который исчез при их появлении. На втором этаже в нише обжимались двое с Когтеврана: Том вычитал баллы, изображая ложное сочувствие. Гарри начал верить, что он садист. Они также столкнулись с Лукрецией. Она была в пустом классе, вместе с высоким веснушчатым парнем, которого Гарри в первую секунду изумления принял за Рона. Это был Игнатиус Пруэтт: чистокровный, гриффиндорец и предатель крови. — Разве это не восхитительно? — спросил Том. Он не вычел очков из Слизерина, но десять из Гриффиндора. — Лукреция думает, что я ничего не знаю о ее ночных похождениях. Боже. — Ты жесток, — сказал Гарри. — В любом случае, он чистокровный. Почему это имеет значение? — Она Блэк. В их глазах это означает королевскую власть. Через полчаса они вернулись в гостиную. Статуи змей сверкали своими жуткими глазами в темноте, а зеленые огни в каминах потухли. Гарри не устал – он чувствовал себя бодрым, как если бы совсем недавно бегал или играл в квиддич. — Ты собираешься что-нибудь сказать Лукреции? — спросил он, когда они поднялись по лестнице в спальню для мальчиков и вошли внутрь. Розье громко храпел, и Том бросил полный отвращения взгляд в сторону его балдахина. — Она придет и найдет меня, — сказал Том. — Завтра. Страх съест ее, — он взмахнул палочкой, и храп Розье исчез. — Ты любишь заставлять людей унижаться, — фыркнул Гарри. — Они всегда должны кланяться, не так ли? Ты любишь усложнять задачу. — Это весело, — ответил он. — Страх. Искушение. Борьба. А затем, все еще глядя Гарри в глаза, он начал расстегивать верх своей мантии. — Что ты делаешь? — мгновенно напрягся Гарри. — Готовлюсь ко сну, — теперь ботинки; длинные пальцы развязывали галстук. — А на что это похоже? Во рту у Гарри пересохло. — Э… — он сглотнул, когда обнажилось еще больше бледной кожи. — Да, верно. — В чем дело, Гарри? Ты ведь не хочешь ничего, не так ли? Гарри оторвал взгляд от его рук, аккуратно избавляющихся от мантии, и поднял взгляд на лицо, заметил ухмылку на губах. — Нет, — сказал он. — Я иду спать. — Тогда спокойной ночи, — легко сказал Том. Это весело. Искушение. Борьба. Но когда Гарри подошел к своему собственному балдахину, взглянул на холодные простыни и не почувствовал ни малейших следов усталости, он почти сдался. Он был возбужден, и Том был здесь. Том был прямо здесь, и это убивало все рациональные мысли. Кого волновало, что все это было какой-то сложной игрой разума, если единственное, чего он хотел, это кончить? Разочарованный, он уставился в потолок. Это было так тупо. — Ты уверен, что там с тобой все в порядке, Гарри? — Лучше всех, — недовольно буркнул он, приглушенный занавесками. — А теперь спать, Том. Сон казался невозможным, но, в конце концов, он задремал. Ему снилось, что он вернулся в Тайную комнату, а Том стоял в луже воды. — Разве ты не этого хотел, Гарри? — произнес он эхом в его голове. А потом рот Салазара Слизерина начал открываться – камень протяжно заскрипел – и Василиск выскользнул наружу. — Ты просил об этом, не так ли? Гарри попытался отказаться, но, к своему ужасу, кивнул. Его ноги застыли на месте. Он не мог пошевелиться. Василиск приближался. Он смотрел, как его огромное тело проносилось по полу… И вот его больше не было в Комнате: он стоял в гостиной, а вокруг него лежали тела. Ему лгали всю его жизнь. Они не хотели его. Его отец, его жалкий отец – магл, лежал мертвый на полу. Он смотрел на эти стеклянные карие глаза и аккуратно подстриженные волосы. Ненависть кипела во всем его теле... Шрам у него горел, он поднял к нему руки… Гарри с болезненным стоном проснулся, закусив губу от напряжения. Он медленно отдернул руку, но новая волна боли пронзила его, и он снова зажал шрам. Том. Том видел сон. Он решил подождать, когда боль утихнет. Но это не помогло: что бы ни снилось Тому, он был зол. Гарри прищурился в темноте, осознавая, что он не спал нормально уже очень давно, но решил не обращать на это внимания. Все еще зажимая свой шрам, он вылез из постели и подошел к соседу. Он распахнул полог Тома и уставился на него: тот лежал на боку, нахмурив брови. — Том? Том… Том, проснись, мать твою! Том, вздрогнув, резко вскочил и схватил свою палочку. — Какого… — он остановился, и все следы сна исчезли с его лица. — О, ты видел... ох. Гарри осторожно отпустил свой шрам. Боль уже начала проходить. — Да уж. Они посмотрели друг на друга, тяжело дыша. — Кто были эти мертвые люди? Родные? — Это не твое дело. Думаешь, если ты это увидел, то имеешь право спрашивать? Это должно было прекратиться. — Думаю, это не так работает. — Как ты посмел, — прошипел Том, стиснув челюсти, — приходить сюда только потому, что у тебя болит шрам? И иметь наглость спрашивать, как будто это как-то связано с тобой? — Верно, — отрезал Гарри, — тогда этого не было. Это то, что ты хочешь услышать? — Я хочу, чтобы это прекратилось, — а затем, как ни странно, он схватил Гарри за запястье, потянув вперед. — Какого черта ты продолжаешь видеть... Гарри чуть не упал на кровать и вместо этого вскарабкался в сидячее положение. Пальцы Тома все еще сжимали его запястье, а глаза были темными и злыми. — Это глупо, — сказал Гарри. — Нам нужно остановить это. — Это издевательство, — недовольно поправил Том. — А твой шрам… — он отпустил запястье и провел пальцем по шраму Гарри, послав волну тепла. — Что это? — Я не знаю! Думаешь, мне нравится просыпаться, потому что ты злишься? У тебя идиотские сны об убийстве людей, ты, мать твою, чокнутый? — Я думаю, ты не понимаешь, насколько ты глупый. Тебе повезло, что мое терпение не истощилось. — Ты такой ублюдок, — фыркнул Гарри. — Твое терпение истощалось десятки раз. И что ты мне сделаешь? Попробуешь убить еще раз? — Ты действительно думаешь, что стоит злить меня прямо сейчас? — Не знаю, Том, в конце концов, ты затащил меня сюда – буквально... Том прижал его к матрасу, и слова Гарри оборвались, когда он почувствовал вес его тела, когда губы Тома коснулись его шеи, и – ох – ему было тяжело. Гарри слегка застонал от прикосновения, от непривычного давления его члена на свой собственный и легкого трения, на которое невозможно было не реагировать. Подавленное желание, с которым он заснул, вернулось. Может быть, всегда было там. — Затащил тебя? Тогда не стесняйся уходить. Может быть, тебе приснятся какие-нибудь приятные, интересные сны… — Том прикусил кожу под подбородком, накрыл языком. — Ты убил их, да? — спросил Гарри. — Собственную семью? Том замер. Гарри воспользовался моментом, чтобы оттолкнуть его и, поменяв местами, нависнуть сверху. — Черт. Ты хочешь, чтобы я обсудил и твои сны, Гарри? Этот твой крестный отец – ты так виноват перед ним. — Но я не убийца, — прорычал он и впился в его губы злым поцелуем. Том схватил его за футболку и притянул ближе. И снова это трение – грубое, недостаточное давление… Гарри прижался к нему ближе; звуки, которые он издавал, приглушались ртом Тома. Было темно – середина ночи, и было так тепло… Он чувствовал нарастающее с каждой секундой удовольствие, приятное жжение от давления его губ на своих собственных. Пальцы Тома спустились вниз и коснулись его через ткань нижнего белья. — Черт, — выдохнул Гарри. Рука Тома была на его члене, и мысли мгновенно поплыли: ничего кроме этого не имело значения. — Я есмь убийца, — проговорил Том, его голос звучал грубо. Он по-прежнему очень легко поглаживал его через ткань. — Тебе от этого плохо? — Нет, но тебе бы это понравилось? Боже, ты когда-нибудь заткнешься? Он почувствовал, что так будет справедливо, и, опустив руку, провел ладонью по напряженному члену Тома. Тот от неожиданности прерывисто выдохнул, и Гарри понял, что получает дикое удовольствие, заставляя его вздрагивать и реагировать. Он немного отстранился, больше не нависая над Томом, и лег рядом, небрежно отодвинув свое нижнее белье в сторону. Том сделал то же самое – Гарри чувствовал рядом его горячее, сбившееся дыхание. И когда чужая ладонь обернулась вокруг его члена, Гарри пришлось прикусить губу, чтобы не застонать. Он сжал член Тома в ответ и провел по всей длине, подстраиваясь под его быстрый, размашистый темп и чувствуя внизу легкий укол боли. Он не мог думать, беспокоиться, чувствовать что-либо, кроме кулака Тома и его прекрасных пальцев, сжимающихся вокруг головки, и – господи боже. Ощущений становилось слишком много: внизу живота нарастало жгучее, почти болезненное давление. Гарри крепче сжал основание чужого члена, и, возвращая услугу, скользнул вверх, обводя круговым движением головку. Том зажмурился и издал приглушенный стон. Гарри видел его в полумраке, чувствовал острый прилив удовольствия... и, вздрогнув, кончил после нескольких резких движений. Спустя мгновение Гарри почувствовал, как Том излился ему в руку; услышал легкую дрожь в его дыхании и почти пожалел, что вокруг было так темно. Затем Том откинулся на подушку и замер, мышцы живота расслабились под его рукой. Пальцы все еще были липкими от спермы, но Гарри, абсолютно не заботясь, устало завалился на спину и уставился в потолок. Они оба тяжело дышали. Ему было плевать на свой опавший член и беспорядок между ними. Некоторое время они лежали молча. Когда мышцы полностью расслабились, и волны удовольствия перестали пробегать по телу, Гарри повернул голову и огляделся. Ему было тепло – слишком тепло… Он отодвинулся от Тома и провел рукой по волосам, убирая влажные пряди. Нащупав палочку, он испарил сперму и рискнул поднять взгляд. Том был обнажен и невозмутим, его кожа блестела в полумраке, — расслабленный, он растянулся на постели и не сводил с него глаз. Гарри ждал в свой адрес уничижительных шуток или злорадства, но Том молчал. Гарри тоже. Он лишь поправил одеяло и снова затих. Им было достаточно места, чтобы не касаться друг друга — казалось, сейчас так легко закрыть глаза, упасть в простыни и окунуться в окружающее тепло. Позволить сну накрыть себя с головой. Гарри сел и собрал свои вещи. — Спокойной, — сказал он, не в силах подавить зевок. Повисла пауза. Он задержался на секунду. — Спокойной ночи, Гарри, — тихо ответил Том. Матрас скрипнул, когда Гарри встал. Собственная кровать была холодной. Удобно, рассеянно отметил он, а затем, недолго прислушиваясь к храпу соседей по комнате, наконец, крепко заснул.