***
Вдохновленный их разговором, Абраксас стал очень тесно держаться рядом с Гарри. Пытаясь отвлечь его, он показывал портреты и болтал об истории их создания, рассказывал о той или иной технике в живописи или фактах из биографии волшебников. — Итак, это Артемизия Лафкин, первая женщина-министр. Белинда раньше восхищалась ею, у нее даже где-то дома был плакат… Или: — Этот написан в семнадцатом веке. Видишь, какие движения отрывистые и грубые, а глаза очень медленно моргают? К тому времени они еще не освоили этот процесс. Теперь взгляни сюда… Поначалу Гарри внимательно слушал, но постепенно интерес угас, и ему начало казаться, что он бродит по унылой художественной галерее, а проводник дышит ему в затылок. И хотя занятия кончились, о чем красноречиво сигнализировал колокол, попытки остаться в одиночестве не возымели успеха. — Тебе не кажется, что в этом году Травология – полная ерунда? Хотя, вероятно, у тебя другое мнение. Ты же изучал ее на дому? Я удивлен, что она тебя не шокирует. Болтовня стихла, когда они достигли Большого зала. При мысли об обеде скрутило желудок, но еще сильнее по нервам ударила перспектива сидеть с Томом за одним столом и пытаться избегать его мрачного взгляда. Заметив неподалеку ярко-рыжую шевелюру Рона, Гарри почувствовал неясную смесь из облегчения и страха, но, справившись с собой, сказал Абраксасу, что пропустит обед. — Хорошо. Тебе принести что-нибудь? — Нет, все нормально, я схожу на кухню позже, — он заставил себя улыбнуться, увидев обеспокоенное лицо Малфоя. Абраксас расслабился, удовлетворенный его ответом, и Гарри бросился за Роном. — О, Гарри, идешь на обед? Тот покачал головой и удивился, когда Рон его поддержал. — И я нет. Все такие… чертовски веселые, понимаешь? Они хотят подойти, завязать разговор, спросить, что случилось, — его лицо напряглось. — Это кошмар. Последовало короткое молчание. — У меня все наоборот, — невесело хмыкнул Гарри. — Все очень напряженные. Кажется, слизеринцы боятся даже громко дышать, чтобы не разозлить Тома. — Реддл, — лицо Рона исказилось такой злобой, что Гарри замер. — Ты с ним больше не разговаривал? Гарри покачал головой. — Я хочу убить его, — прошипел Рон. — Черт, я так сильно хочу убить его, хотя это уже ничего не изменит. Мимо них, в сторону Большого зала, прошла небольшая группа младшекурсников: их звонкий смех разнесся по коридору и эхом отразился от каменных стен. Гарри почувствовал вспышку боли в голове – намек на то, что Том был раздражен. — Я понимаю, — кивнул он. — Нет, ты просто представь… представь его мертвым. Мерлин, если бы мы только могли, если бы… Гарри много думал о смерти Тома. О том, как Реддл будет просить прощения, умолять. Как его лицо исказится от страха… Но теперь пришло понимание, что эта дикая мысль, извращенная, абсурдная мечта, не принесет ничего, кроме мимолетного удовлетворения. — Где Гермиона? — спросил он, уходя от неприятной темы. Рон неловко почесал затылок. — Мы… поссорились. — Поссорились? Не думал, что вы сможете. — Признаю, это было глупо, — его уши заалели. — Но она вела себя так, будто все в порядке, а я просто на нее… огрызнулся? Затем мы начали спорить о будущем, будто мы потеряли меньше, чем другие, словно вся наша жизнь это какой-то мусор и… — Рон тяжело вздохнул. — Потом мы заговорили о Реддле. Я сказал, что нужно убить его, но Гермиона снова начала разговор о морали, о том, что это неправильно, но, Мерлин, кого это вообще волнует? Еще она сказала, что ты расстроишься, если это произойдет, но это окажет тебе услугу… У Гарри сжалось сердце. Сильнее, чем ему бы хотелось. — Я бы не расстроился, — хрипло сказал он. — И, конечно, Дамблдор будет за ним присматривать. Гарри резко вскинул голову. — Что еще сказал Дамблдор? — Что ему очень жаль, — Рон нервно дернул плечом. — Реддл знает обо всем так давно, что уже нет возможности промыть ему мозги. Единственное, что мы можем сделать, это присматривать за ним, пока он не начнет набирать последователей за пределами школы. Не знаю, чего я ожидал, что он убьет ученика? — Может, если только ради общего блага, — криво улыбнулся Гарри, но Рон не отреагировал, лишь провел руками по лицу, будто стирая все мысли. — Ты по-прежнему считаешь, что это твоя вина? — тихо поинтересовался он. — Реддл узнал обо всем от нас с Гермионой, а не от тебя. — Я знаю, но… — Гарри сглотнул ком в горле. — Мне ужасно жаль твою семью. Вряд ли можно сравнивать наши чувства, но я все время думаю о них, и мне плохо. Несправедливо, что тебе пришлось столько потерять… — Да, — едва слышно согласился Рон. Глаза у него заблестели, и, отвернувшись, он прочистил горло. — Я не могу о них говорить, хорошо? Я не могу – ни с тобой, ни с Гермионой. Она не понимает этого, но… Мерлин, Гарри, их больше нет, и я не могу… — Знаю, — торопливо ответил Гарри. — Я тоже не хочу о них говорить. Согласен, это ненормально, но все вокруг давно перестало быть нормальным. — Ага, — выдохнул Рон, и Гарри сделал вид, что не замечает, как он прячет глаза. — Спасибо. Находиться рядом с Роном было невыносимо. Вина давила на плечи, к горлу подступала тошнота, а тело сковывала болезненная слабость. Воспоминания возвращались, стоило увидеть лицо Рона, его рыжие волосы. Но Гарри молчал. Вдвоем они какое-то время сидели в полной тишине, затем их нашла Гермиона – осторожно взглянула издалека и подошла ближе. — Мне очень жаль, — она подняла руку, когда Рон начал протестовать. — Прошу прощения за то, что я так упрямо и настойчиво… — Все в порядке, Гермиона, — мягко перебил ее Рон. — Мне тоже очень жаль. Потом она села на скамейку между ними, и они втроем теснее прижались друг к другу. Гарри мог почувствовать запах ее волос, ощутить, как те слабо щекочут щеку. Рон переплел с ней пальцы, и, когда Гермиона протянула руку Гарри, он сжал ее ладонь в ответ, наблюдая, как подруга медленно расслабляется. — У нас все будет хорошо, — сказал он так успокаивающе, как мог. Шею сдавило, поперек глотки встал ком. Появилась малодушная мысль сбежать. Слишком болезненно воспринималось происходящее, слишком невыносимо, просто – слишком. Но он упрямо продолжал сидеть рядом с друзьями, пока в коридоре не стало тише. Никто больше не проронил ни слова.***
Дни сменяли друг друга. Однажды Дамблдор задержал его после Трансфигурации, выразив искреннее сочувствие – Гарри отстраненно кивал, невидяще разглядывая стену за его головой. Он ходил на занятия, как робот, играл в квиддич без особого энтузиазма, разговаривал с Абраксасом и Белиндой только тогда, когда к нему обращались. Все слилось воедино настолько, что когда в тускло освещенной ванной он едва не налетел на Розье, то сильно удивился. Они таращились друг на друга несколько мгновений, пока Розье не открыл рот. — Ты, — зло выплюнул он. — Кем ты, мать твою, себя возомнил, Поттер? Он говорил в нос, голос был низким, скрипучим – очень отличался от его прежних интонаций, а под глазами, которые горели неприкрытой злобой, залегли темные круги. — Что, снова заговорил? — Ты кусок дерьма, — проскрежетал он. — Ты гребаная сука, предатель крови. Думаешь, ты особенный, потому что Том обратил на тебя внимание? Ты очередная игрушка, не более. Том вскоре… — он зашелся хриплым кашлем, который начисто стер впечатление от угрозы. — Потеряет интерес. Никто не привлекает его внимание надолго, особенно ты. Часть Гарри, которая прежде жалела Розье, бесследно исчезла. — Испытал это на собственной шкуре? Бесишься, что твой великий Лорд больше не уделяет тебе внимания? — Он всегда будет уделять мне внимание, в отличие от тебя, жалкого сироты и предателя крови! Когда остальные это поймут, ты будешь бедный, Поттер. Очень скоро он наиграется с тобой и поймет, что ты всего лишь мерзкий предатель. Ты знаешь, что происходит с мерзкими предателями в Слизерине? Дыхание Розье было особенно прогорклым, когда он шипел на него. — Твоя жизнь будет разрушена. Хотя Том уже с тобой покончил, я прав? Хочешь знать, что будет дальше? — Уверен, ты все равно мне скажешь. — Ты станешь изгоем. Ничтожеством, пустым местом. Думаешь, ты дружишь с Абраксасом? Командой по квиддичу? Никто из них не встанет на твою сторону. — Хорошо, — холодно сказал Гарри. — Вижу, у тебя ко мне претензии, Розье. Пора с этим покончить, как думаешь? — Я не боюсь тебя, — оскалился он. — Ты смелый, только когда он рядом, но сейчас ты один. Ну же, нападай! Не можешь? Жалкий трус… На секунду гнев отключил способность соображать. Гарри даже не понял, что взмахнул палочкой, пока Розье не впечатался в стену с глухим стоном. — О? — протянул Гарри и шагнул вперед, угрожающе нависая сверху. — Значит, ты меня побьешь? Уверен? Ты? — Ах ты, грязный выродок, — начал тот, но осекся, почувствовав холод древка, упирающегося в кадык. Розье быстро облизнул губы и тяжело сглотнул. — Продолжай. — Том убьет тебя, — выпалил он. — Я обещаю. Гарри засмеялся. — Значит, ты не собираешься этого делать? Жаль. Знаешь, Розье, ты прав. Это будет настоящее кровопролитие, поэтому не вмешивайся. — Ты сумасшедший, — прошипел тот. — Что бы ни сделал Гриндевальд, ты тронулся умом, да, Поттер? Совсем помешался. — Может быть, — согласился Гарри. — И знаешь, что это значит? Тебе следует держаться подальше, иначе неповиновение Тому Реддлу будет не единственной твоей проблемой. Секунду он был уверен, что Розье сорвется: его губы сжались в тонкую линию, глаза лихорадочно заблестели. Гарри крепче перехватил воротник чужой мантии, почувствовав рывок, но через мгновение Розье беспомощно обмяк и опустил голову. Гарри разжал руки и отступил, наблюдая, как парень загнанно выпрямляется, испепеляя его ненавидящим взглядом. Гарри устало покачал головой и убрал палочку. — Не делай меня своим врагом, Розье, — предупредил он, — потому что сейчас меня мало волнует, что ты думаешь. Меня не волнует, нравлюсь я тебе или нет. Плачься о своих проблемах кому-нибудь другому. Поверь, ты не захочешь видеть, что произойдет, когда мне перестанет быть все равно. Розье не ответил, однако в его маленьких глазах мелькнуло что-то странное, непонятное, почти испуганное. — Отвали, Поттер, — хрипло бросил он. Не оборачиваясь, Гарри вышел из ванной.***
Первые несколько уроков Зельеварения прошли в тишине. Гарри не разговаривал с Томом, ничего не делал, ни о чем не думал, только следовал инструкциям с доски и игнорировал покалывание в шраме. Том тоже ничего не говорил, лишь смотрел долго, выжидающе. Видимо, всерьез ждал момента, когда Гарри первый начнет разговор. Первый прибежит к нему. В конце недели эта иллюзия рухнула. Профессор Слизнорт велел им приготовить противоядия, поэтому в классе стоял зловонный запах буботюберного гноя. Котел Гарри пузырился, и он погрузился в выполнение инструкций, изредка бросая взгляд на стрелки часов, которые, словно издеваясь, ползли мучительно медленно. — Значит, ты планируешь и дальше избегать меня? — в голосе Тома сквозило праведное возмущение, но Гарри не обернулся. — Да, — ровно ответил он, перелистывая пожелтевшую страницу учебника. — Что ж, я узнал правду, и что ты планируешь делать дальше? Делать вид, будто это имеет какое-то значение? Я знал давно. Гарри с повышенным вниманием уставился на свое зелье. То непрерывно пузырилось, густое и оранжевое, лишь чуть бледнее, чем на картинке в учебнике. — Ты мне нравился гораздо больше, когда не знал. Гарри старался дышать носом. Глубоко и размеренно. Старался считать про себя, но чертовы стрелки на часах почти не двигались. Оставалось еще полтора изнурительных часа. — Меня не интересует, что тебе нравится, Том. — Но, знаешь, Гарри… — Том наклонился ближе, его глубокий голос стал звучать ниже и мягче. — Все это время ты хранил в себе столько грандиозных, усложняющих жизнь секретов. Разве сейчас ты не чувствуешь освобождение? Ведь тебе больше не нужно ничего скрывать. — Нет, — ответил Гарри. — Все не так, это… Невыносимо. — Все кончено. Ты получил то, что хотел. Разгадал блистательную головоломку, которой был одержим последние несколько месяцев. Теперь ты все знаешь, Том, поздравляю. На лбу Тома появилась складка. Кончики его волос слегка завились от пара, поднимающегося от котлов. — Ты хотел узнать мои секреты, которые не давали тебе покоя весь семестр. Ты их разгадал, ты все понял. Но уже и этого недостаточно? Кем ты себя возомнил? — Гарри усмехнулся. — Великий Темный Лорд со своим скрытым знанием, своим превосходством, снова что-то задумал? Или тебе до сих пор скучно? Том заерзал на стуле, и Гарри забыл, что они в классе, что вокруг них десятки студентов. — Неплохая попытка вывести меня из себя, — медленно сказал Том. — Ты пытаешься уйти от темы, чтобы доказать себе, что поступаешь правильно, но ты ошибаешься, Гарри. Да, я узнал о будущем. Однако… — понимающая, проникновенная улыбка, — ты всегда знал. Все мои планы и ужасные поступки, что я совершил, каждое убийство, каждый план, что я разработал, и… знаешь? Я бы сделал все снова. Гарри не отреагировал, отчего лицо Тома исказилось. — Скажи, разве это ничего не значит, если ты не можешь держаться подальше от человека, убившего всех твоих близких? — Я не могу держаться подальше? Ты буквально одержим мной! Тебе кажется таким захватывающим, что я тебя терпеть не могу… — Неужели? Лги себе сколько хочешь, дорогой, но мы оба знаем правду. Ты хочешь ненавидеть меня и думаешь, что это будет просто. Полагаешь, если будешь игнорировать произошедшее, то это что-то изменит? — он пристально смотрел на Гарри. — Я не питаю иллюзий по поводу того, кем я являюсь. Но ты? Ты не знаешь, кто ты на самом деле, когда не пытаешься оправдать чужие ожидания. Ты боишься даже подумать о том, что бы ты сделал, если бы просто сдался на милость собственных желаний. — Высокомерие из тебя так и прет. Ты всерьез считаешь себя таким классным? Думаешь, ты мне хоть немного нравишься? Я закончил твои глупые игры, Том. Ты меня не получишь и вряд ли сможешь разрушить наши отношения сильнее, чем сейчас, поэтому, ради бога, отвали и найди себе другое развлечение. Он взглянул на часы и выругался себе под нос. — Не хочу. К твоему сведению, ты ведешь себя как ребенок. Нет причин что-то менять. Гарри невесело рассмеялся. — Вынужден разочаровать, Том. В реальном мире существуют вещи, которые называются последствиями. Хочешь услышать одно из них? Я даже смотреть на тебя не могу. — Потому что я разрушил твое будущее? То, что ты говорил мне прежде, было ложью. Ты все знал обо мне с тех пор, как появился здесь. Но теперь, когда я смотрю на тебя, когда я тоже все знаю… ты боишься. Гарри схватил горсть водорослей и бросил в свой котел. Зелье сразу начало булькать, между ними поднялись густые облака черного пара. — Ты позволил себе пойти на поводу у желаний, потому что собирался убить меня, не так ли? Думал, что все это временно? А теперь твое притворство… Пригоршня жуков следом, и жидкость начала отчаянно пузыриться. Четыре глаза паука. — Ублюдок, — прошипел Гарри. Лицо Тома потрясенно вытянулось. Гарри не был уверен, что послужило тому причиной: концентрация яда в его голосе или тот факт, что он намеренно испортил зелье. — Ты знаешь, что такое настоящее освобождение? — зло бросил Гарри. — Это когда ты, наконец, зашел слишком далеко. Наконец-то все испортил настолько, что я никогда тебя не прощу. Ты дал мне прекрасный стимул положить этому конец навсегда. Что бы ты ни думал, какие бы глупые идеи о нас ни преследовал, все кончено. От дыма кружилась голова. Прежде чем Том смог ответить, Гарри поднял палочку и взмахнул ею над своим котлом: оттуда мгновенно вырвалось кислотно-зеленое пламя и взметнулось к потолку. Он встал со своего места, сбросил вещи в сумку и поспешно направился к выходу. Где-то позади звучал взволнованный голос Слизнорта: — Выходите! Все в коридор, сейчас же! Мерлин, что, черт возьми, это… Гарри бросил последний взгляд на Тома – заметил на его лице шок, гнев, малейший намек на восхищение? – и почувствовал горечь на языке. Не обращая внимания на обеспокоенный голос Слизнорта и его суетливое колдовство, Гарри вышел из класса.***
Он знал, что пламя не повредит кабинет, однако его было достаточно, чтобы сорвать занятие. И плевать, пусть Слизнорт сколько угодно кричит и ругается, устраняя созданный Гарри беспорядок. В коридоре студенты оживленно обсуждали случившееся. Гарри заметил блеск темных волос Тома – почувствовал радость от вида его разочарованного лица, – и нырнул подальше от него и толпы студентов. Он прижал пальцы к пульсирующему шраму, чувствуя, как адреналин разливается по телу, и услышал позади громкие шаги. Кто-то приближался. — Гарри! — Приятель, что это было? — Мерлин, я не знаю, как ты это терпишь. Сидеть вот так рядом… — Он был благодарен уже за то, что на лицах Рона и Гермионы не было гнева. Только удивление и искреннее беспокойство. — Я должен был отвлечь внимание, — тихо произнес Гарри. — Я не мог… Рон понимающе махнул рукой, останавливая никому ненужные оправдания. Гермиона взволнованно закусила губу. — Что он тебе говорил? — спросила она. — Вы выглядели… напряженными. — Да ничего важного. Он просто вел себя как придурок, — неохотно ответил Гарри, зарываясь пальцами в волосы на затылке. — Сказал, что знал обо всем давно и что я слишком остро реагирую. Разве не хорошо, что у меня больше нет секретов, тем более, я знаю все о его жизни, так что это справедливо, и бла-бла-бла… Рон нахмурился. — Он говорил это? — Ага, — криво улыбнулся Гарри. — В этом весь Том. Избалованный, эгоцентричный мерзавец. — Похоже, он хочет, чтобы ты его простил, — ошарашенно произнесла Гермиона. — Правда, я этого не ожидала. Неудивительно, что вы оба выглядели такими взвинченными. Тебе, должно быть, невыносимо было находиться рядом с ним, а его, как обычно, это забавляло. — Ну, Том, он… — кем бы ни был Том, он не мог сказать. Слова застряли в глотке. Подняв взгляд, Гарри заметил Белинду и Абраксаса, спешащих к нему. — Только не говори, что ты устроил целое шоу, чтобы избежать компании Тома? — воскликнул Абраксас, совершенно довольный этим фактом. — Ты понимаешь, что теперь он тебя прикончит? — Пусть попробует. — Мерлин, Гарри, ты бы видел лицо Слизнорта, когда твой котел взорвался, — Малфой восторженно взмахнул руками, чтобы продемонстрировать произошедшее со своей точки зрения, но, стоило ему заметить Рона и Гермиону за спиной Гарри, как его улыбка тут же померкла. Белинда замерла сразу, как увидела их. Ее лицо стало настороженным, и, закрываясь, девушка скрестила руки на груди. — О, — нахмурился Абраксас и уставился на гриффиндорцев, когда те – не менее враждебно – уставились в ответ. — Малфой, — холодно поприветствовал Рон. — Лестрейндж. Белинда, тонкая и напряженная, как натянутая струна, медленно склонила голову на бок. — Уизли. Грейнджер. — Как жизнь? Уже ограбила кого-нибудь? — небрежно поинтересовался Рон. Белинда замерла, и глаза Абраксаса опасно сузились. — Что ты сказал, Уизли? — Спроси Лестрейндж, — едко отозвался он. Оба шагнули вперед. — Хватит, — не выдержал Гарри. Он красноречиво посмотрел на Рона, и тот отрывисто кивнул. — Это нелепо. Вы даже не знаете друг друга. — Мы уже виделись, нам хватило, — жестко напомнил Рон. Белинда молча сверлила его взглядом. — Итак, — Гермиона прочистила горло. — Мы все здесь… э… друзья Гарри. Гарри почувствовал прилив благодарности. — Правильно, поэтому нет нужды ссориться… Рон издал невнятный звук. Абраксас усмехнулся. — У тебя какие-то претензии к Белинде, Уизли? — У нее спроси, — выплюнул Рон и повернулся к Гарри, вопросительно мотнув головой, мол, ну что я говорил? — Так, — сказал Гарри, устало массируя переносицу. — Я знаю, что есть определенное… противостояние между факультетами, но сейчас вы ведете себя как дети. Рон, Белинда – моя подруга, и я хочу, чтобы вы избавились от своих глупых предрассудков… — Она твоя подруга? — повысила голос Гермиона. — А что, Грейнджер, Гарри слишком хорош для нас, простых слизеринцев? — презрительным тоном осведомилась Белинда. — Нет, — резко ответила Гермиона. — Но я тебе не доверяю. — Вряд ли я смогу вам навредить. Учитывая последние события. — Для этого были уважительные причины! Гарри выразительно прочистил горло, и все разговоры разом смолкли. — Абраксас, — умоляюще проговорил он, — ты же спрашивал о Томе, верно? Ответом ему послужил короткий кивок. Гермиона и Белинда испепеляли друг друга взглядами, а Абраксас и Рон возмущенно таращились на Гарри, требуя, чтобы он встал на их сторону. — Я испортил зелье, потому что Том вел себя как придурок. В смысле, он всегда ведет себя как придурок, но сейчас – особенно. Я не хотел ни разговаривать с ним, ни просто сидеть там… — Вы с ним еще не помирились? — спросил Абраксас, тяжело вздыхая. — Мерлин, как бы то ни было… причина, должно быть, была действительно веской. — Точно, — согласился Гарри, чувствуя, как светлые глаза Белинды переместились с Гермионы на него и подозрительно прищурились. — Реддл просто гребаный мудак, — выплюнул Рон так злобно, что Абраксас на секунду забыл о недавних разногласиях и удивленно моргнул. — Почему? Что он… Гарри недовольно мотнул головой, и снова наступила тишина. Абраксас замер, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Гермиона переводила недоумевающий взгляд с Гарри на Белинду, словно полученная информация не желала укладываться у нее в голове. — Что ж, увидимся позже, — через какое-то время неловко произнесла она. Студенты уже давно покинули коридор, вокруг было тихо и пусто. — Увидимся, Грейнджер, — отозвалась Белинда. — И ты, Уизли. — Да. Конечно, эм… Гарри хотел рассмеяться от того, каким беспомощным выглядел Абраксас. Но вместо этого почувствовал внутренний холод. Две важные составляющие его жизни, оказавшись рядом, предельно ясно продемонстрировали пропасть между ними. Он никогда не сможет объединить этих людей, никогда их общая неприязнь не исчезнет сама по себе. — Ты идешь на обед? — негромко поинтересовался Абраксас, и Гарри кивнул. — Дай мне пару минут, — ответил он. — Идите вперед. Я хочу извиниться перед Слизнортом за устроенный беспорядок. — Наверное, он думает, что это было весело. Но Абраксас и Белинда все же ушли. Через несколько мгновений за ними последовали Рон с Гермионой. Гарри не стал акцентироваться на брошенных напоследок словах: «Держу пари, он умирает от желания назвать тебя грязнокровкой» и «Она так и будет делать вид, будто не лгала тебе неделями?» и вернулся в класс Зельеварения. Абраксас оказался прав, Слизнорт действительно думал, что это весело. — Всем нам иногда нужно выпустить пар, — дружелюбно сказал он, взмахивая рукой и протягивая Гарри его котел, который теперь был полностью черным. Гарри помог ему убрать незакрепленные ингредиенты и сложить их на длинных пыльных полках. — Должен сказать, иногда я тоже забываю, что делаю. Ты уверен, что с тобой все в порядке, Гарри? Выглядишь немного рассеянным. В конце концов, после нескольких настойчивых вопросов, включая его ссору с Томом (разумеется, я слышал, это ужасно, вы двое так близки), Гарри вышел из класса в тихий коридор. Прилив адреналина утих, оставив после себя отвратительную тяжесть. Явная неприязнь между друзьями выбила его из колеи. Конечно, гипотетически он знал, что так и будет, но видеть воочию все равно оказалось неприятно. Когда он поднялся по лестнице, из-за дверей Большого зала послышались голоса: громкие, яркие, полные смеха. Мысль о том, чтобы снова увидеть Тома – его острую ухмылку, темные глаза, вспомнить медленные, дразнящие прикосновения, – была достаточной, чтобы заставить его полностью потерять аппетит. Гарри замер между лестницей, ведущей в подземелья, и участком освещенного пола впереди, слушая звонкие голоса, искрящиеся весельем и беззаботностью. Но негромкий шорох где-то слева заставил его отвлечься. — Гарри, — позвала Белинда, выходя из соседнего класса и встряхивая волосами. — Как ты смотришь на то, чтобы пропустить вместе обед? — Положительно, — без раздумий ответил он. — Куда хочешь пойти? Она огляделась: доспехи сияли серебром на свету, а портреты в позолоченных рамах оживленно болтали между собой. — Хочу выйти на свежий воздух, — скривилась она, быстро взглянув на Гарри. Когда девушка снова заговорила, они были уже на полпути к главному входу. — Он знает, да? Том. Гарри запнулся на ровном месте. — Знает что? — Брось, Гарри. Все. Ничто другое не вызвало бы это. Он отвернулся и молчал всю дорогу, пока они не оказались на улице. Небо начало темнеть, пурпурно-серые, тяжелые облака низко нависли над головой. Вокруг было тихо и холодно. Когда Гарри медленно выдохнул, пар легко закружился в воздухе. Шрам снова дал о себе знать, но он упрямо сунул руки в карманы, разглядывая землю под ногами, пока они медленно брели по заросшей тропинке. — Я не хотела упоминать, честно, — извиняющимся тоном произнесла Белинда. — Это не мое дело, но никто кроме вас не пострадал. В смысле, Уизли и Грейнджер – они ужасно выглядят. — Думаю, они неплохо держатся, учитывая обстоятельства. — Я не об этом. Удивительно, что тебя еще не исключили за неудачное покушение на убийство. — Ну, была такая возможность. Белинда дрожала на холодном воздухе, но, когда он предложил ей свой плащ, та отрицательно покачала головой. — Как это произошло? Это случилось в тот день, в общежитии мальчиков? Тот день в общежитии мальчиков. Можно ли так упростить? — Он прочитал мысли Рона и Гермионы, — неохотно ответил Гарри. Слова унесло ветром. — Не знаю, как много он увидел, но явно достаточно. Он знает о путешествии во времени, о Волдеморте и даже о том, что моя миссия – убить его. Руки в карманах онемели от холода. Ледяной ветер трепал длинные волосы Белинды. — Не уверен, что говорил это раньше, но именно мне было поручено убить Волдеморта. Он пытался избавиться от меня, когда я был ребенком, но ему помешали. И это пророчество… — Ты веришь в пророчество? — Нет, но… — трудно было объяснить шумиху вокруг него, которой сейчас не было и в помине. Та часть его жизни была странной, далекой. — Все называли меня Избранным, и Волдеморт поверил пророчеству. Дамблдор поручил мне эту миссию – он был похож на лидера… сопротивления? Во всяком случае, это уже не имеет значения. Теперь Том знает, и ничего из этого не произойдет так, как раньше. — Ты злишься, — проницательно спросила она, — на Тома или на себя? Они достигли озера, в отсутствие солнечного света поверхность которого была полностью черной. Гарри уловил насыщенный запах водорослей и сырости. — Мы попали сюда по моей вине, — признался он. — И теперь кажется, что мы не вернемся вовсе, — он перевел опустошенный взгляд с воды на подругу. — Мы нашли хронометр: карманные часы в хранилище Лестрейнджей. Ее губы скривились в полуулыбке. — И ты говоришь мне это только сейчас? Гарри не ответил, и ее улыбка исчезла. — Я никогда не слышала ни о чем подобном. — Я уже понял. Они снова посмотрели на озеро и темнеющий вдалеке лес. — Что вы делали в хранилище Лестрейнджей? Гарри улыбнулся. — Ты мне поверишь, если я скажу, что мы ворвались в Гринготтс? — Сейчас – да. Небо над головой разразилось громом, и Гарри посмотрел наверх – было уже темнее, чем несколько минут назад. Еще немного и им придется зажечь свои палочки и вернуться в замок, но, как ни странно, он не хотел. — Я думаю, — отозвалась через какое-то время Белинда, — что изначально не было шансов на то, что вы вернетесь в будущее. И вы это знали, но продолжали цепляться за слабый проблеск надежды. Ваше пребывание здесь изменило все. Знание Тома не имеет большого значения в общей схеме вещей: вашего будущего уже не существовало. Капля дождя упала на его очки, затем еще одна, пока все перед глазами не затянуло длинными влажными дорожками. — Но это не делает его невозможным, — ответил он. — Это только делает будущее непредсказуемым. Раньше я знал каждый его шаг. В общих чертах, по крайней мере. И осознавал, что могу на что-то повлиять. Может, конечно, я бы сделал все еще хуже, но… — Твое присутствие уже изменило Тома. Ты этого не замечаешь, но… он другой. Неурегулированный. И ты все равно смог бы вернуться? Оставить его здесь? Гарри ощетинился. — Конечно, смог бы. — Я не это имела в виду, — мягко сказала она. Дождь падал на ее волосы, которые от влаги приобрели жемчужный оттенок. — Ты думаешь, что он – твоя ответственность. Если бы вы вернулись в будущее, то приговорили бы всех к жизни, полной боли и войны – ты позволил бы этому случиться. Но пока ты здесь, ты можешь предотвратить это. — Я знаю. Но Том… Он не был уверен, что сможет его изменить. Том не мог измениться, как и Гарри, согнувшись и потеряв форму, тоже не мог. Однако, пусть невозможно было изменить Тома, можно было изменить исход. Хотя бы попытаться. — Я бы хотел, чтобы Рон и Гермиона вернулись, — произнес он. — Я хочу, чтобы они были счастливы. Семьи Рона и Гермионы – теперь они потеряли всех. Он снял очки и вытер о свою мантию. Но когда снова надел их, на стеклах остались разводы, потому что с волос безостановочно капала вода. — Родители Рона поспешили заключить брак из-за войны. Войны, которой больше не будет. И я бы хотел как-то исправить это, но, боже, я едва могу смотреть на него. Рыжие волосы. Эти похожие глаза. Боль – обнаженная и грубая. — Ну, взгляни на это с другой стороны – войны здесь нет, по крайней мере, пока. Она не должна повториться. И твоя прежняя жизнь, кажется, не была такой уж веселой. Бесконечное лето у Уизли. Сад, в котором они раньше играли в квиддич, гудел от пчел и одуряюще пах пыльцой. Он смеялся с Фредом и Джорджем до колик в животе. — Не все было плохим. — Но этого больше нет. Дождь стал сильнее: зыбкий туман окутал озеро, скрывая Лес. — Я думаю, у тебя есть выбор, — негромко сказала она. — Когда ты оказался здесь, у тебя появилась возможность изменить будущее. Или сломаться, с головой погрузившись в воспоминания. Сверкнула вспышка, и озеро на миг осветилось белым светом, кроны деревьев в лесу стали четко видны. Через несколько секунд раздался раскат грома, и Белинда отступила. — Мы должны вернуться, — опомнился Гарри. — Знаешь, прежде чем… Дождь хлынул стеной. То, что еще секунду назад было влажной моросью, превратилось в ливень. Капли отскакивали от земли, ощутимо падали на их лица, а очки Гарри так затуманились, что все, что он мог видеть, был белый свет, отпечатавшийся на обратной стороне его век. Белинда засмеялась, задыхаясь от удивления. — Уже слишком поздно, — фыркнула она. Снова прогремел раскат грома, и, когда они побежали к замку, хлюпая ногами по мокрой траве, его эхо еще долго разносилось за их спинами.***
Он провел несколько часов в библиотеке с Роном и Гермионой – никто из них почти ничего не говорил, и лишь тихое царапание перьев заполняло пространство, в конце концов, умирая в тишине. Пил чай с Абраксасом и Белиндой (шрам горячий и пульсирующий, игнорировать, игнорировать, игнорировать), лежал в ванной до тех пор, пока вода не остыла, и, больше не имея возможности оттягивать неизбежное, отправился в общежитие. Это было самое худшее. Все мысли и тревоги возвращались в эти долгие ночи. Хотя он мог избегать их в течение дня, блокировать этот поток переживаний, отстраняться – его разум оживал, стоило остаться одному в своем балдахине, глядя в темный потолок. Гарри открывал свой сундук – осколки битого стекла, скомканные черные носки, погнутое перо – когда дверь скрипнула и кто-то переступил порог. Он знал, кто это был, даже не поднимая глаз. Эти мягкие шаги, тишина. — Знаешь, ты не можешь избегать меня вечно. Гарри встал. Он не мог расшифровать лицо Тома, на котором отражалась лишь беспорядочная смесь любопытства и опасения, внимания и сосредоточенности. — Слизнорт провел со мной беседу, — продолжил Том, — ранее. Из-за ссоры. — Очаровательно. — Я, конечно, не сказал ему правды. Хотя это было бы интересно, правда? Гарри пристально посмотрел на него. — Что тебе нужно, Том? — Ну, — лукавая улыбка, — а что ты предлагаешь? Гарри не удостоил его ответом. Мгновение он смотрел на Тома: головная боль утихала, и между ними повисли тишина и ожидание. — Я думаю, тебе следует это пережить, — продолжил Том, выступая вперед. Из круглого окна за его головой виднелась мрачная тьма озера. — Будущего больше нет. Во всяком случае, никогда не было. — Мне все равно. — И… — на этот раз его голос звучал более ровно, почти доверительно. Как будто он открывал секрет только для них двоих, а его аргументы были настолько логичными, настолько неопровержимыми, что у Гарри не было другого выбора, кроме как согласиться. — Я не совсем тебе солгал. Гарри проигнорировал инстинкт отступить. Инстинкт ударить его по глупому, лживому лицу. — Да? Как тогда ты это называешь – избеганием правды? — В любом случае, это было в значительной степени невысказанным. Твое будущее разрушено, я это знаю, и ты это знаешь даже дольше моего. — Значит, я должен тебя простить? Притвориться, что все в порядке? Гарри слышал стук собственного сердца, видел, как глаза Тома блуждали по его лицу, затем спустились к расстегнутой пуговице на его мантии, за которой угадывался легкий намек на ключицу. Том поднял взгляд и пожал плечами. — Почему нет? Тебе нравится хандрить по поводу того, что ты не в силах изменить? Ты прожил здесь несколько месяцев, не думая о прошлой жизни. Все может вернуться в нормальное русло. Нормальное. В нем и Томе не было ничего нормального, и все же, почему-то… Этого не должно было быть. Но, казалось, вернуться было так легко. Правильно. — Разве ты этого не хочешь? — он убрал с глаз прядь все еще влажных волос Гарри. Кончик его пальца был теплым. — Я хочу. То, что раньше было размытым, поверхностным знанием, теперь стало совершенно осмысленным. Это онемение, это дрейфующее, бессмысленное состояние – будто его до критической отметки накачали воздухом; тяжесть всего его тела – он ощущал себя одновременно готовым взлететь и тут же провалиться сквозь землю. Но что бы он ни испытывал – всего было недостаточно, все чувства будто заволокло туманом. Он не мог сосредоточиться. Но сейчас пребывание рядом с Томом для него было похоже на поражение электрическим током. Это разгоняло кровь по телу, заставляло нервную систему взбодриться. Сердце начинало бешено колотиться, легкие работали во всю мощь, эмоции становились ясными и живыми, и весь мир, казалось, наполнялся красками. И это было таким изменением, так отличалось от недавнего онемения – когда он, наконец, чувствовал что-то. — Ты ничего не можешь изменить, — выдохнул Том. — Нет смысла больше с этим бороться, не сейчас. Не с тем временем, которое ты провел здесь, и выбором, который ты сделал. Гарри мог видеть каждую ресницу Тома, его глубокие глаза, расширенные зрачки. Он так непоколебимо верил в силу убеждения, что ни на секунду не сомневался в себе. Гарри протянул руку и коснулся щеки Тома. — Да, — сказал он так мягко, как только мог, позволяя пальцу задержаться на мгновение. Глаза Тома загорелись. Грубые, торжествующие, они сияли неприкрытой победой. — Но, — продолжил Гарри, отступая на шаг. Он смотрел, как Том моргнул – на его красивом лице появилось выражение крайнего удивления, – и позволил своим губам изогнуться в улыбке. — Нет.