***
Прошло много времени с тех пор, как они разговаривали в последний раз, и какое-то неприятное чувство поселилось у Гарри под кожей. Оно непрерывно зудело, пуская по телу шквал мурашек при каждом взгляде, каждом случайном прикосновении, которыми они обменивались. Гнев притупился. Теперь, глядя на Тома, Гарри явно испытывал что-то, однако ненависть уже не была такой сильной. Все казалось иначе – погрязло в ожидании. Напряжении. Как будто они оба затаили дыхание, и одно неверное движение могло спровоцировать взрыв. Вернувшись в гостиную, он услышал тихие разговоры. В подземельях Слизерина никогда, даже в особо эмоциональные моменты не велись шумные обсуждения, не доносился веселый гвалт, который был извечным спутником гриффиндорской башни. Даже на пике оживления здесь царили сдержанность и уравновешенность – это нравилось и не нравилось Гарри одновременно. Впрочем, входить в общую комнату и знать, что вокруг всегда будет тихо, было странно привычным. Он скользнул взглядом по ученикам, устроившимся небольшими группами, и за одним из столов нашел Абраксаса, который что-то увлеченно говорил, активно размахивая руками. Его светлые волосы переливались в свете факелов, а рядом с ним, лениво и расслабленно улыбаясь, сидел Том. — Гарри, — повернув голову, окликнул его Абраксас. Но стоило Гарри приблизиться, как Малфой растерянно замер, чувствуя себя между двух огней. — Ты слышал новости? — О Клубе Слизней? — Гарри опустился в кресло. — Разумеется, как я мог такое пропустить. Мой любимый профессор, любимое сборище Пожирателей смерти, любимое место, где можно весело провести время… Том молча сносил все завуалированные камни, летящие в свой огород. Лишь смотрел – молча, внимательно. Гарри чувствовал на себе чужой пронизывающий взгляд, но решительно его игнорировал. — Он пригласил Талию Флюм, — неловко попытался сгладить атмосферу Абраксас. — Ты ведь знаешь ее? Художницу. — Конечно, — отозвался Гарри, написавший о ней с десяток эссе по Истории магии на четвертом курсе. — Весьма наслышан. Он опустил локти на подлокотники кресла, устраиваясь поудобнее, и Абраксас снова бросил на него обеспокоенный взгляд. — Знаешь, мы говорили о… — Малфой осекся на полуслове, вопросительно взглянув на Тома. — Планах по захвату мира? — иронично поинтересовался Гарри. — О вашем маленьком Клубе или Темной метке? Малфой нервно рассмеялся, но Гарри теперь смотрел только на Тома. — Да, вроде того… — Абраксас умоляюще заглянул Гарри в глаза. — Могу я… мне нужно… — он неопределенно махнул рукой, и Гарри кивнул. — Давай, — негромко сказал он. — Увидимся позже. Абраксас облегченно выдохнул и, неловко попрощавшись с Томом, поспешил прочь. Когда он ушел, Гарри откинулся на спинку кресла и заставил свое тело расслабиться. — Думаю, ты его пугаешь, — небрежно бросил он. — Я? — Том выгнул бровь. — Мы довольно долго беседовали, пока ты не пришел. — Обсуждали что-то интересное? — Ну, ты же знаешь, как он любит болтать. Рука с черным перстнем лениво покоилась на подлокотнике кресла. Гарри сверлил его многозначительным взглядом, не собираясь принимать правила чужой игры и что-то отвечать, бессмысленно жонглируя словами. Воздух между ними сгустился. Том слегка наклонил голову – в его темных глазах светились ожидание и настороженность, – и хотя он смотрел на Гарри так, словно уже был доволен этим незначительным контактом, в его позе отчетливо проступило напряжение. Гарри продолжал молчать. — Мы говорили о Пожирателях смерти, — наконец сказал Том. Гарри ухмыльнулся своей маленькой победе. — Неудивительно. — Да, это неплохая идея, как ты, возможно, знаешь. — Побольше твоего, — фыркнул Гарри, но Том не отреагировал на это замечание так, как он рассчитывал. Его лицо чуть исказилось, но в итоге тот лишь согласно хмыкнул. — Тогда, может, ты хочешь поделиться этой информацией? Рассказать обо всех моих ужасных провалах и попытках Дамблдора остановить меня? — Спасибо, воздержусь, — отрезал Гарри. — Как ты сказал, это в прошлом. А прошлое не стоит ворошить, верно? На этот раз Том расплылся в злой, жестокой улыбке. — Все может развиваться аналогично, независимо от того, цепляешься ты за свои знания или нет. — Может, — не стал спорить Гарри. — Хотя, знаешь, я все равно буду за них «цепляться». В качестве воспоминаний и всего такого. — Разумеется, ты будешь, — если Том был раздражен, он ничем этого не показал. Он лишь сидел напротив и выглядел благодарным и заинтересованным, словно легкий намек на опасность волновал и его. Они давно не разговаривали, и воздух между ними буквально искрил статическим электричеством. Впрочем, даже несмотря на сдерживаемый гнев и желание уколоть друг друга побольнее, их взаимодействие все равно ощущалось до боли знакомо, так просто и правильно. — Но у меня есть один вопрос, — продолжил Том, — сколько крестражей я создал? Гарри улыбнулся. — Имеешь в виду, создал ли ты идеальную семерку? — Да. — Так часто разрывал свою душу, что едва ли остался человеком? Том просто смотрел на него, и Гарри равнодушно пожал плечами. — Я думаю, тебе следует быть осторожным в своих желаниях, — ответил он. — Вот и все. — Какой хороший способ избежать вопроса, — хмыкнул Том. — Я просто приму это как «да». — Думай что хочешь, но я тебе не скажу. Будущее или то, что потенциально может случиться, в общем, как бы ты его ни назвал, принадлежит мне. Следовательно, если это все, что тебе нужно… — он многозначительно замолчал. — Гарри, дорогой, ты действительно так думаешь? — его слова, несмотря на едва уловимую резкость, получились легкими и нежными. — Я нахожу этот спор смешным. Итак, я узнал, что ты скрывал. Но хронология будущего все равно изменилась, и та надежда, за которую ты цеплялся… — он пожал плечами. — Я не виноват, что она рухнула. — Ты не понимаешь, — серьезно проговорил Гарри, — и это только усугубляет ситуацию. Тебе все равно. Ты думаешь, что можешь использовать людей в собственных интересах, и тебе все сойдет с рук. Ты залез в головы Рона и Гермионы и продолжал лгать мне все это время. — Да, — не стал отпираться Том. — Когда ты что-то скрывал и знал, что я хочу это выяснить. Ты просто не хотел смотреть правде в глаза, не хотел думать, что будущее может сбыться. Выражение его лица теперь казалось более открытым, и было отчетливо видно, как за убедительным тоном его голоса скрывается что-то мрачное и разочарованное. У Гарри перехватило дыхание, поэтому он ничего не сказал. — Ты всегда знал это, Гарри, но ты выбрал путь отрицания. Решил ждать и надеяться, что сможешь и дальше обманывать себя. Пальцы Гарри заскользили по подлокотнику кожаного кресла, но его лицо осталось пустым. Он просто смотрел на Тома, еще в зачатке проглатывая любые слова в свою защиту. Том сделал паузу, а затем очень тихо спросил: — Ты действительно думал, что все будет развиваться иначе? После этих слов воздух между ними наполнился ожиданием и таким сильным напряжением, что на одно мгновение они оба затаили дыхание. — Значит, я обманывал самого себя, — все же признал Гарри. — Но тебе ли меня винить? После всего, что ты сделал… — он замолчал на секунду, а когда продолжил, в его голосе звучала холодная сталь. — Я хочу, чтобы впредь ты держался от меня подальше, исключил любое вмешательство в мою жизнь, манипулирование. А что касается Рона и Гермионы, если ты еще хоть раз подойдешь к ним… На бесстрастное лицо Тома упала тень, хотя оно ничего не выражало. — …ты умрешь. Медленно и мучительно. Том промолчал, возможно, из-за убежденности, прозвучавшей в голосе, или решительного выражения его лица. — Мне плевать на твоих жалких друзей. Если их еще можно так назвать. Глаза Гарри сузились. — Ты ничего не значишь для меня по сравнению с ними, Том. — Как сокрушительно. А что насчет моих целей? Ты на самом деле думаешь, что значишь хоть что-то, когда речь идет о моих планах? Повисла давящая тишина. Слова Тома были резкими и холодными, но Гарри не удивился. Он ожидал подобного, впрочем, подтверждение оказалось не лишним. — Полагаю, мы пришли к соглашению, — насмешливо сказал он. — Вполне. Напрашивается вопрос – что ты собираешься делать теперь? — Том многозначительно выгнул бровь, но Гарри только покачал головой. — Что я собираюсь делать? — повторил он, и, несмотря на всю серьезность ситуации, слабая улыбка появилась на его губах. — Я собираюсь пойти и поговорить с Абраксасом. В конце концов, ты его напугал. Глаза Тома потемнели, и Гарри ощутил пробежавшую по телу дрожь. — Со стороны твое упрямство вовсе не так очаровательно, как ты думаешь, — зло бросил Том. — Неужели? — Гарри приподнял брови. — Тогда паршиво быть тобой. Лицо Тома окаменело, когда, буквально закипая от сдерживаемой ярости, он наблюдал за уходом Гарри. А тот, едва ступив за порог, наконец осознал, как сбилось собственное дыхание.***
Это была не столько игра, сколько серия все более напряженных встреч. Гарри наслаждался разочарованием на лице Тома, которое со временем только усилилось. Было приятно, наконец, взять верх и обнажить эти накопившиеся чувства, недоверие. На следующий день в Большом зале он все еще думал об их недавнем взаимодействии. Наблюдение за напряженным поведением Тома за ужином доставило Гарри удовольствие. Неужели после всего случившегося Том действительно думал, что Гарри вернется к нему? Он встретился глазами с Томом через стол, и его губы изогнулись в ухмылке. Том смотрел в ответ не моргая, и его лицо оставалось мрачным и серьезным. Альфард, потянувшийся за картошкой, случайно задел Гарри, который сразу отвел взгляд, заканчивая их безмолвный разговор. Он мог притвориться, что его не волнуют повисшие между ними ожидание, разочарование и желание. А Том… Том возненавидел бы это больше всего на свете. Улыбка Гарри исчезла, когда он посмотрел на гриффиндорский стол, где склонивший голову Рон рассеянно размазывал еду по тарелке. Гермиона, однако, подняла глаза и поймала его взгляд – она кивнула в сторону двери, а затем снова уставилась в свою тарелку. Гарри подождал несколько минут, гадая, не показалось ли ему. Затем, извинившись, он вышел из Зала. Она появилась спустя несколько мгновений. — Гарри, — выдохнула Гермиона. — Как хорошо, что ты пришел, я думала, ты не сможешь и… Впрочем, неважно. Когда они стояли там, Гарри вновь почувствовал острый приступ уже знакомой боли. Прошло так много времени с тех пор, как они разговаривали в последний раз, но воспоминания все еще были достаточно яркими. Он прочистил горло и неловко улыбнулся. — Как поживаешь? — спросил он, когда они немного постояли, прислушиваясь к доносящимся из Зала оживленным голосам. Гермиона, засунув руки в карманы, глубоко вздохнула. — Лучше. Вернее, лучше – неподходящее слово, но сейчас я смиряюсь с обстоятельствами. С тем фактом, что мы здесь застряли. — Это хорошо. А Рон? Ее лицо напряглось. — По иронии судьбы ты оказался хорошим отвлечением. Он так зол на тебя, что это отодвинуло на задний план все его переживания. — Что ж, рад помочь. Если ненависть ко мне отвлекает его внимание… это здорово. — Он не ненавидит тебя, — решительно сказала подруга и замолчала, когда Гарри покачал головой. — Все в порядке, Гермиона, правда. Я не виню ни его, ни тебя. Она закусила губу. — На самом деле я хотела кое-что спросить у тебя о Реддле. Гарри напрягся. — О, — осторожно выдохнул он. — И что конкретно? — Ну, я даже не буду притворяться, что понимаю ситуацию. Честно говоря, эта новость была такой тревожной и странной, но это все еще ты, Гарри. Ты мой лучший друг, и я не хочу оставлять тебя одного, но… — ее лицо болезненно исказилось. Подруга смотрела на него так, будто пыталась передать что-то очень важное, и Гарри почувствовал, как его сердце сбилось с ритма. — Я просто не знаю, что я должна теперь делать, — в конце концов призналась Гермиона. Пара младшекурсников с Когтеврана вышла из Зала, громко смеясь. Проходя мимо, они не удостоили Гарри и Гермиону взглядом, но он все равно подождал, когда те завернут за угол. — Тебе не нужно ничего делать. Я знаю, что это непросто, и тебе, правда, не нужно... принимать это, — он говорил уверенно. — Тебе не нужно ни с чем мириться или притворяться ради меня, потому что я все понимаю. — Но мне больно от того, что мы поссорились. Ведь мы учимся на разных факультетах и уже видимся вдвое реже. Ты и Рон – все, что у меня осталось, — выдохнула она, поднимая свои карие, чуть блестящие глаза. — Однако я пока не могу быть твоим другом, Гарри, я не могу… — Гермиона, у тебя нет причин чувствовать себя плохо, — быстро и решительно произнес он, не позволяя ни грамму горечи проявиться в своем голосе. По правде говоря, ее слова позволили чему-то странному и головокружительному поселиться в нем – маленькой, слабой надежде, такой волнительной, что его дыхание участилось. — Я в порядке, честно. Подруга, нахмурив тонкие брови, недоверчиво наклонила голову. — Ты действительно выглядишь немного лучше. Ты принимаешь снотворное? Гарри отрицательно покачал головой. — Теперь все по-другому. То есть я постепенно привыкаю находиться здесь, и все вокруг становится более реальным. Это уже не говоря о той огромной тяжести, исчезнувшей с его груди, и ужасном признании, которое, несмотря на последствия, принесло облегчение и было правильным решением. — В любом случае, что ты хотела узнать? О Реддле. Она замялась, будто то, что она хотела спросить, было по меньшей мере неприятным. — Ну, это больше о Волдеморте и о том, насколько Реддл близок к тому, чтобы стать им. В конце концов, я понимаю, что знаю о нем катастрофически мало, не считая ситуации с Миртл и того, что ты рассказал нам об увиденном в Омуте памяти. — Что ж… — что он должен был сказать? Что Том был другим? Более сложным? Что под всей этой мишурой масок скрывался человек? — В целом, он все так же ужасен. Немного разумнее, чем в наше время, а жажда убийства – скорее пассивная черта, хотя, вероятно, это временно. И, очевидно, что он не собирается меня убивать. Ну, пока что. Подруга покачала головой и улыбнулась. — Ты ненормальный. Но, если серьезно, как ты думаешь, что-то может измениться? Я знаю, это маловероятно... Гарри поморщился. Как бы он ни хотел оправдать Тома или свой выбор в попытке вернуть расположение Гермионы – он не мог. Не хотел возвращаться на путь лжи и самообмана. — Вряд ли, — ответил он. — Но я уверен в том, что все пойдет по-другому, хотя Том до сих пор настроен стать Темным Лордом. Я не собираюсь лгать и говорить, что он другой. Он действительно ужасен настолько, как ты о нем думаешь. — Это… — она устало выдохнула, — по крайней мере, ты в курсе. Знаешь, когда я разговаривала с ним, в какой-то момент мне показалось, что он думает, будто заботится о тебе. Я знаю, это звучит глупо… Гарри напрягся. — Ты разговаривала с Томом? — перебил он. — Когда? — Неделю назад на Древних рунах. Вот почему я хотела поговорить с тобой – потому что он говорил ужасные вещи, что мы так удобно бросили тебя и что он собирается использовать нашу ссору как возможность повлиять на тебя. Но я не хочу, чтобы ты думал, что это правда. — Поверь мне, Гермиона, — мрачно отозвался Гарри, — я знаю, какой он на самом деле. Его дыхание участилось при мысли об их разговоре: упрямая, праведная Гермиона и ужасный, скользкий Том. Его внутренности вспыхнули жаром, когда он представил, как Том – подстрекающий и злой, насмехается над ней, пока на его губах играет издевательская улыбка. — Полагаю, да. Однако сейчас все по-другому. И я все еще думаю, что это ужасно, но пообещай мне, что с тобой все будет в порядке? С ним, с этим и со всем остальным? — Мы еще не убили друг друга, — усмехнулся Гарри. — И я настроен вполне оптимистично. — Гарри. Он пожал плечами. — Я справлюсь, Гермиона. Не беспокойся обо мне. Наступил неловкий момент, когда никому из них больше нечего было сказать, и он захотел протянуть руку, захотел извиниться, сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить ужасную боль, которая гнойной язвой разрасталась внутри. Вместо этого он попытался ободряюще улыбнуться ей, не позволяя ни одной отрицательной эмоции проявиться на своем лице. — Что ж, тогда увидимся, — Гарри прочистил горло. — Да… — она отвела взгляд, как будто не могла смотреть на него. Гарри воспользовался секундой, чтобы загнать все свои чувства поглубже и постараться не усугубить ситуацию. — Спасибо, Гермиона, — тихо сказал он, — что проведала меня. Она сглотнула. — Конечно, Гарри. Жаль, что мы не можем… — она неопределенно махнула рукой. Многие студенты уже выходили из Зала, скрывая паузу в их разговоре. Гермиона переступила на месте, а затем посмотрела на него более твердым взглядом. — Ну, до встречи, — сказала она, покусывая нижнюю губу. Гарри попытался слабо улыбнуться. — До встречи, — отозвался он, надеясь, что на его лице не отразилась та боль, которая разъедала его изнутри. Мгновение спустя Гермиона решительно кивнула и отправилась искать Рона в Большой зал. Гарри старался не смотреть, как она исчезает в толпе.***
Он заставил себя сосредоточиться на повседневных делах и не зацикливаться на недавнем разговоре. Стараясь глубоко и размеренно дышать, Гарри выполнял ежедневные обязанности. Рон и Гермиона – несмотря на зияющую рану в груди, которая у него осталась после признания – больше не пребывали в темноте неведения. Теперь они могли сделать свой собственный выбор, и что бы они ни решили, он найдет способ с этим справиться. Он должен был. Остаток дня тянулся медленно. После игры в шахматы с Абраксасом (и попыток не вспоминать о легендарной партии Рона на первом курсе и тех огромных расколотых фигурах, которые они оставили позади) и тренировки по квиддичу (проходившей под ноябрьским мокрым снегом: квоффл несколько раз уносило ветром к блестящей глади Черного озера; и Рон, снова Рон – настойчивые мысли о котором уже начинали походить на зубную боль), Гарри сидел в кресле и грелся в тепле гостиной. Сидя на диване с Абраксасом и Белиндой напротив тлеющих в камине углей, Гарри почувствовал, как его глаза тяжелеют. Он сжал пальцы и сосредоточился на свежем чернильном пятне на полу, наблюдая, как оно медленно впитывается в потертый ворс зеленого ковра. Затем последовал резкий импульс, и Гарри сел, мгновенно напрягаясь. Острая боль – ослепительная и сильная – пронзила его голову. — Ты в порядке? — тут же спросил Абраксас, но Гарри смог только стиснуть зубы и неопределенно махнуть рукой в знак согласия. Его голова была словно в огне – яростном и удушающем, и он с усилием сжал губы в тонкую линию, чтобы не застонать от боли. В тот же момент открылся вход, и вошел Том. Было в нем что-то такое – от показного безразличия на лице до стремительной манеры двигаться, что заставило всех замереть на своих местах. Он, казалось, излучал волну сдерживаемой ярости, которая настоящим ураганом бушевала где-то внутри него. Когда он шел через общую комнату, вокруг стояла гнетущая тишина. Гарри с силой прикусил нижнюю губу и почувствовал себя так, словно его лоб прижгли раскаленным добела железом. Спустя несколько мучительных мгновений иллюзия рассеялась, и он зажал шрам рукой. — Ты в порядке? — обеспокоенно повторил Абраксас, на этот раз намного тише. Гарри отрывисто кивнул и, не в силах сдержаться, болезненно застонал. — Том, — с трудом выдавил он. — Голова болит. — У тебя от Тома болит голова? — Да. В смысле, нет, но ты только посмотри на него – разве можно меня винить? — он медленно встал, и в глазах потемнело. Когда очередной импульс боли едва не расколол его голову надвое, он ощутил такой прилив гнева, что с трудом устоял на ногах. Кем Том себя возомнил? Он продолжал отравлять жизнь его друзьям, продолжал нагло вмешиваться в его дела и отравлять вообще все, к чему прикасался. Даже здесь, в Хогвартсе – где бы он ни находился, Том продолжал портить ему жизнь. — Куда ты идешь? — с тревогой спросила Белинда. — Он выглядел разъяренным. — Прекрасно, — бросил Гарри, пересекая гостиную, — потому что я тоже. Боль в голове ослепляла, и он так сильно ненавидел Тома – ненавидел его безжалостное спокойствие и холодное равнодушие. Ненавидел их взаимодействия, которые больше напоминали бесполезное кружение вокруг да около, оставляющее на языке горечь, а внутри – отравляющий, мучительный осадок. Ненавидел их связь, которая сохранялась даже сейчас, когда все остальное было кончено. Поднявшись по лестнице, он быстро пересек узкий коридор и распахнул дверь. Воцарилась какая-то нехорошая тишина. Развернувшись, Том замер в центре комнаты. На его лице мелькнуло удивление, но быстро исчезло под черным гнетом ярости. Взгляд у него был бешеным и одновременно затравленным. — Какого черта, — он почти шипел, — тебе нужно? — Мне? — оторопело рассмеялся Гарри, а секундой позже его голову пронзила новая вспышка боли. — Какой же ты ублюдок, Том. Какой напыщенный, самовлюбленный мудак, который жаждет все контролировать и всерьез верит в то, что имеет право вмешиваться в жизни других людей. Глаза Тома опасно потемнели, но когда он заговорил, его голос оставался холодным: — А я и забыл, какой ты святой. Какой особенный. Ты говоришь, что я хочу, чтобы все подчинялись моим прихотям, кроме тебя? Ты намного хуже, Гарри. — Забавно, но я нигде не вижу своего культа последователей, а ты? Мерлин, как сильно ты заблуждаешься. — Я заблуждаюсь? Это ты ошибаешься, если считаешь, что можешь иметь все, что захочешь. Твой утопический волшебный мир с Дамблдором и всеми отвратительными маглами. Меня, признающего твои идиотские идеи и отказывающегося от своих планов, своей жизни – как будто это когда-нибудь может произойти. Он пересек комнату, и его глаза блестели: среди коричневых ярко светились маленькие алые пятнышки. — Меня нельзя держать на поводке, — прошипел Том. — Ты хочешь контроля так же сильно, как и я. Идеальный Гарри Поттер, неспособный забыть прошлое или смириться с ситуацией – вот оно. — Ну а почему я должен? — зло поинтересовался Гарри. — И знаешь что, Том? Пошел ты. Ты разрушил мою жизнь. Ты одержим идеей постоянно вмешиваться в нее. Ничего нельзя оставить в покое, даже с Гермионой... Они стояли в нескольких дюймах друг от друга и тяжело дышали; пальцы Гарри касались древка палочки, которая на треть выглядывала из кармана его мантии. — Гермиона? — повторил Том. — Я хочу, чтобы ты знал, что она сама подошла ко мне. — Но ты просто не смог устоять, верно? Укол, издевательство, угроза – тебе всегда нужно взять верх. — Ты точно такой же. Если бы ты не был таким упрямым… — в его голосе теперь звучала более очевидная нотка разочарования. — Ты когда-нибудь переживешь это? Твоя временная шкала исчезла – подумаешь, большое дело. — Знаешь, с тобой так легко тебя ненавидеть, что мне не нужно даже пытаться. Одна фраза, и я сразу вспомнил, какой ты на самом деле. — А ты когда-нибудь думал, — прошипел Том, — что я тоже тебя ненавижу? Что ты такой же нелепый, невыносимый и бесишь меня так же сильно, как и я тебя? Пожалуй, я должен тебя убить. — Попробуй, — выплюнул Гарри, поднимая брови. — О, подожди, ты ведь уже пытался. Они уставились друг на друга. Кровь кипела у Гарри в жилах, и выброс адреналина притупил головную боль. Он смотрел на Тома: в его глазах горели алые всполохи, и его буквально потряхивало от злости – весь он был такой яркий, злобный и живой, что это вызывало сильный зуд где-то у Гарри под кожей. Видимо, Том провел рукой по волосам до его прихода, и теперь они торчали в разные стороны. — Ты считаешь себя таким манипулятором, — продолжил Гарри, — таким умным и обаятельным. И ты думаешь, что все у тебя получится, но ты просто идиот. — Все получится, — убежденно сказал Том, не отрывая пристального взгляда от его лица. — Все, что ты знал, ушло. Ты больше ничего не знаешь о моих планах, Гарри. — Неужели? — Гарри облизнул губы. Их разделяло всего несколько дюймов, и он чувствовал жар дыхания Тома. Понизив голос, он спросил: — Ты ходил к Слизнорту, чтобы предложить свою кандидатуру на место преподавателя ЗОТИ, не так ли? Скажи мне, как тебе такой план? Том напрягся, и Гарри понял, что угадал правильно. Холодно улыбаясь, он продолжил: — Какая жалость, не правда ли? Когда у тебя что-то отнимают вот так? Лицо Тома потемнело, и на мгновение Гарри затаил дыхание. Его палочка все еще была в кармане, и они продолжали гневно сверлить друг друга взглядами. Воздух между ними буквально звенел от сдерживаемого напряжения – он мог слышать только кровь, которая шумела у него в ушах; чувствовать, как внутри все горит и сжимается… А потом Том подался вперед и поцеловал его. Его губы были теплыми, настойчивыми и такими жадными, что было больно. Они ударились зубами, и Том рванул его вперед, издавая низкий разочарованный стон. Гарри оттолкнул его и пораженно ахнул. — Ты такой придурок, — выдохнул он и еще раз толкнул Тома. Когда руки Гарри коснулись его груди, он почувствовал жар: тот же коктейль отвращения и желания, от которого у него кружилась голова. Его пальцы все еще сжимали ткань чужой мантии, а губы покалывало в том месте, где они соприкасались с губами Тома. — Почему ты все время такой придурок? Глаза Тома потемнели, и от концентрации гнева в них у Гарри перехватило дыхание. Он видел не неприкрытое желание, которое наверняка отражалось на его собственном лице, а недовольство – грубое, очевидное и настолько осязаемое, что оно, казалось, затапливало пространство вокруг них густыми, вибрирующими волнами. — Ты закончил читать свою маленькую лекцию? — поинтересовался Том, тяжело дыша. — Потому что меня тошнит от твоих нравоучений. Ты такой ребенок... Гарри поднял руку, чтобы ударить его, но обнаружил, что тянет Тома за воротник. Поцелуй получился не менее жадный, чем предыдущий – во всяком случае более злой. Он крепко обхватил Тома за подбородок, чьи пальцы запутались в его волосах и притянули ближе, словно Том не мог выдержать ни дюйма расстояния между ними. Они отчаянно целовались, сталкиваясь языками, зубами и болезненно цепляясь друг за друга пальцами. Гарри выдохнул, когда рот Тома приоткрылся, и прикусил его нижнюю губу. Зашипев, Том так сильно сжал его волосы в ответ, что Гарри поморщился и укусил снова. — Ты бесишь, — промычал Том ему в губы. — Ты хоть представляешь как… — он глухо застонал, когда Гарри вновь поцеловал его, а затем, не теряя времени зря, расправился с чужим галстуком и небрежно отбросил кусок ненужной ткани в сторону. — Ты такой манипулятор, — выдохнул Гарри, отстраняясь. — Такой эгоцентричный, такой назойливый. Ты даже не можешь это исправить, правда? Ты просто придурок. — И что ты собираешься делать? Продолжать играть в эту глупую игру с игнорированием и притворяться, что все волшебным образом исправится само? — он откинул голову Гарри, приникая ртом к шее. — Ты просто не можешь признать тот факт, что хочешь сдаться. Он не кусал, как думал Гарри, а рассеянно парил там, ощущая горячими губами его участившийся пульс. — Заткнись, Том, — прошипел Гарри. — Ты когда-нибудь перестанешь об этом говорить? Гарри толкнул его назад, и он ударился ногами о ближайшую кровать. Том уставился на него, помятый, разъяренный – и внутренности Гарри затопило жаром. Казалось, все эти чувства: сплошное разочарование и гнев, недели ехидных замечаний и удушливого напряжения сконцентрировались в огромный, обжигающий ком, который требовал немедленного выхода. — Черт, — ругнулся Гарри, быстро поправляя свою мантию, — ты хочешь… — Трахаться? — улыбка Тома была греховной. — Ты еще спрашиваешь? Сократив расстояние между ними, Гарри снова поцеловал его. Он ничего не мог с собой поделать: целоваться с Томом было подобно наркотику. Нет, это ощущалось более опьяняюще, чем любой наркотик, и гораздо более разрушительно – он мог потеряться в нем, делать это вечно… Он отстранился, и они уставились друг на друга. Том выглядел в полном беспорядке: губы покраснели, волосы растрепались, мантия была наполовину расстегнута. — Общежитие, — напомнил Гарри и едва не застонал от этой мысли, — уже почти комендантский час, а дверь не запирается. — Неужели? — Том с довольно горделивой улыбкой пробормотал что-то на парселтанге, и со стороны двери явно послышался щелчок. — Как удобно, — сухо сказал Гарри, не сводя глаз с ручки, которая превратилась в медную голову змеи. Том рассеянно прижимал руки к груди Гарри, будто ничего не мог с собой поделать. — Но все же, — продолжил Гарри, хотя его мысли поплыли от этого прикосновения, — что, если кто-то захочет лечь спать? — Ты правда думаешь, что меня это волнует? — Том выглядел таким возмущенным и недоумевающим, что Гарри головокружительно рассмеялся, понимая, что Том без зазрения совести запер общежитие от всех остальных. — Том, — начал он и коснулся его лица. Вот только это было слишком нежно, слишком ласково, и через секунду он сжал пальцы в его темных волосах. — Это звучит как абсолютно ужасная идея. — Ага, — согласился Том, — худшая. Его пальцы – теплые и твердые – все еще лежали на груди Гарри, и оба они стояли так близко, что каждым дюймом могли чувствовать напряженные тела друг друга. Гарри легко качнул бедрами, и Том издал приглушенный стон, который горячей волной прокатился по телу, опускаясь куда-то вниз живота. — Я все еще думаю, что ты полный придурок, — пробормотал Гарри, ахнув от этого ощущения. — И ты должен страдать. Твоя жизнь будет разрушена, ты будешь, ты… — его следующие слова, бессвязные и ненужные, утонули во рту Тома, и он наполовину забыл, о чем они спорили, зная, что ничего больше не имело значения, кроме настоящего. К нему пришло предельно четкое осознание, лишенное налета внешней шелухи; осознание сделанного выбора – ужасного, мучительного выбора, который на самом деле никогда таковым не являлся. Говоря откровенно, это было скорее признание, которое освобождало то, что он хранил глубоко внутри. И разочаровывающий, ужасный, прекрасный Том... Разве это не было тем же самым для него? В их движениях чувствовалась безотлагательность, неистовство, граничащее с болезненностью: кожа Гарри горела, но он не мог остановиться. Был только Том и тот греховный прилив ощущений, когда их бедра перекатывались вместе, когда они задыхались друг в друге, сливаясь в яростных поцелуях; только Том и резкое, мучительное давление его губ, его сильные пальцы, которые сжимались так крепко, что причиняли боль. С какой-то жестокостью они возились с униформой, отбрасывая ее в сторону. — Гарри, — едва слышно прошептал Том, уткнувшись ему в шею. Гарри толкнул его, и они вместе упали на кровать. Том, резко и радостно смеясь, схватил его за запястье и прижал к постели. — Ты такой мудак, — бросил Гарри, освобождая руку. Они полусидели на кровати, и Гарри склонился над ним, тяжело дыша. Том прислонился к изголовью, наблюдая за ним слегка поплывшими глазами. Его скулы окрасились бледно-розовым, а глаза лихорадочно блестели. Гарри уже забыл, как он выглядит вблизи, поэтому заново изучая его лицо – от изящного изгиба рта до темного скоса ресниц – он вдруг почувствовал, как сбилось собственное дыхание. — Ты все еще злишься? — спросил Том таким невозможным, провоцирующим тоном, что гнев Гарри тут же вернулся. — Да, — выдохнул он и потянулся вперед, чтобы обхватить пальцами его бледную, прелестную шею. Том замер. Наступила тишина, и Гарри почувствовал, как под его пальцами подскочил пульс – он застучал быстро и прерывисто. И несмотря на спокойное лицо Тома и его попытки выглядеть расслабленным, Гарри увидел что-то осторожное и неуверенное в его глазах; что-то, что ему не удалось полностью скрыть. Это было похоже на силу в руках Гарри, хотя, разумеется, это было не так. Даже когда его пальцы обвились вокруг горла Тома и когда он чувствовал его кожу, его текущую по венам кровь, учащенное сердцебиение и жар – все могло измениться в мгновение ока. И только из-за этой непредсказуемости он чувствовал трепет и резкий всплеск азарта, которые накрывали его с головой. Гарри, казалось, затаил дыхание, находясь в шаге от реальной опасности. Это было пьянящее ощущение – предвкушение, принятие того факта, что прямо сейчас именно он контролировал ситуацию – и его сердце застучало быстрее. Губы Тома изогнулись в ленивой улыбке. — Гарри, дорогой, — позвал он, и Гарри готов был поклясться, что его голос звучал почти довольно. — Скажи мне, что ты делаешь? Это прозвучало как обещание и угроза в одном. Гарри не ослабил хватку, но наклонился к его уху так, чтобы каждое следующее его слово ощущалось на чувствительной коже легкими поцелуями. — Я думал, ты любишь игры, — медленно произнес он. — Но это только тогда, когда ты все контролируешь, не так ли? — Гарри почувствовал, как пальцы Тома легко, предупреждающе сжались на его спине, и улыбнулся. — Ты не можешь вынести того, — продолжил он, — как ты, великий Том Реддл, теряешь контроль. Том немного отстранил Гарри, и теперь они смотрели прямо в глаза друг другу. — Что ж, попробуй, — сказал Том мрачным и многообещающим голосом, в котором все же было что-то насмешливое; уголки его губ лениво тянулись вверх, — если посмеешь. Его пульс, несмотря на крепкую хватку Гарри, выровнялся – и тот на секунду затаил дыхание, не желая отводить взгляд. Затем Том небрежно, словно это было запоздалой мыслью, поднял руку и снял чужие пальцы со своего горла. Волна триумфа, пьянящего и сладкого, пронзила Гарри, и он понял, что практически оседлал Тома, когда тот обхватил его затылок и приблизил к себе. Том не стал целовать, а только приоткрыл губы так, чтобы они дышали в дюйме друг от друга – и от этого ощущения у Гарри закружилась голова. Так легко, потрясающе и до безумия сильно. Том поглаживал его нижнюю губу и, проводя подушечкой пальца по ряду зубов, слегка проникал во влажное тепло его рта. Глаза Тома были полуприкрыты, и он выглядел только расслабленным и любопытным. Веки Гарри затрепетали, когда он прижался к нему лбом, чувствуя, как горячий и лихорадочный румянец разливается по коже. А стоило Тому потянуться другой рукой вниз и коснуться его, как Гарри почти застонал. — Уже посмел, — выдохнул он, чувствуя дрожь, когда Том обхватил его член длинными, ловкими пальцами. Его дыхание сбилось: легкое, дразнящее прикосновение, ощущение скользящего вверх и вниз кулака Тома было невыносимо приятным. Это казалось почти несправедливым, как это было правильно – всего лишь легкое прикосновение, но Гарри все равно прижался ближе к Тому, чувствуя себя абсолютно беспомощным. — Ты хочешь заняться сексом? — спросил Том, не переставая легко надрачивать. Его голос стал ниже и грубее, и эти слова заставили Гарри замереть на месте. — Ты имеешь в виду, можешь ли ты меня трахнуть? — уточнил он и рвано выдохнул, когда Том обвел большим пальцем головку. — Да. Гарри колебался. Ощущение того, как Том дрочит ему, было восхитительным – на самом деле сплошным удовольствием – все это трение и его размеренные, круговые движения, наблюдать за которыми было так же приятно, как и чувствовать. — Ну, а почему я не могу трахнуть тебя? Том весело рассмеялся. — Забавная шутка, — обжигающе выдохнул он прямо в ухо. — Нет. — Тогда нет, — ответил Гарри, безотчетно толкаясь бедрами в руку Тома. — Ты забыл, как я тебя презираю? Или обо всем остальном? — Стоило попробовать, — Том поцеловал его, возможно, чтобы не слышать следующую обличительную реплику в свой адрес. Он прикусил губу Гарри, и поцелуй вновь стал настойчивым и резким, неистовым и горячим. Не отрываясь, Гарри немного подвинулся и лег так, чтобы им двоим было удобнее. Он со знакомым предвкушением скользнул пальцами по животу Тома, по бедру и, наконец, коснулся члена. Ладонь обернулась вокруг напряженной плоти, возвращая услугу. Они лежали лицом к лицу, практически прижимаясь лбами, а кровать была маленькой, шаткой и скрипела при каждом движении. Вместо того, чтобы смотреть в яркие и затуманенные желанием глаза Тома, Гарри закрыл свои, полностью отдаваясь ощущениям. Том мягко сжал основание его члена и медленно провел рукой вверх, большой палец чувствительно проехался по уретре, отчего Гарри вздрогнул и зашипел ему в рот. Постепенно ощущений становилось слишком много, давление нарастало, и он уже почти собирался... Как вдруг все прекратилось. — Что на этот раз? — сдержав разочарованный стон, поинтересовался Гарри и бросил на Тома испепеляющий взгляд. — Ничего, — после небольшой паузы произнес Том. — Извини, привычка. — Привычка? — эхом повторил Гарри и не смог удержаться от смеха. — Мерлин, ты такой садист. Губы Тома скривились, и он неспешно провел рукой по нежной коже. — Том, — промычал Гарри, задыхаясь от мучительно-медленного темпа. Его пальцы предостерегающе сжались на члене Тома, который, казалось, этого даже не заметил. Или ему было все равно. — Ты такой нетерпеливый, — пробормотал Том, запрокидывая голову Гарри, чтобы прижаться губами к его подбородку. Его зубы были острыми и едва оставляли за собой след – лишь призрак, намек, опасный трепет – и Гарри прижался ближе к почти лихорадочному жару его тела. — Я не думаю, что тебе следует – ах – испытывать мое терпение прямо сейчас, — Гарри ослабил хватку на его члене, чувствуя, как пальцы почти разжались. Но Том продолжал смотреть на него острым, внимательным взглядом, словно хотел запомнить выражение лица. — Это угроза? — уточнил Том, обжигая словами чужое горло, и Гарри даже не глядя знал, что глаза напротив стали практически черными от возбуждения. Было волнующе смотреть, как Том выглядит таким грубым; вся его холодность разбивается вдребезги, а на лице появляется что-то отчаянное, темное, горячее и напряженное. Гарри легонько провел ногтем по члену Тома и выдохнул: — Да. Они снова злобно целовались. Гарри издал низкий стон, когда пальцы Тома царапали кожу его головы, и еще более глубокий и протяжный, когда тот решил прекратить играть. Это была самая лучшая пытка – слишком много удовольствия, которого было достаточно, чтобы накрыть его с головой и утянуть на самое дно; сделать совершенно безумным. Гарри впился пальцами в плечо Тома так же сильно, как и Том сжимал его волосы в ответ. Он так сильно хотел кончить, что было больно. Эта отчаянная, жгучая потребность была единственным, что имело значение, и она неуклонно росла внутри него. — Гарри, — выдохнул Том, и его голос звучал так чудесно – на грани срыва. Он был так близко, что Гарри застонал и еще раз сильно и беспорядочно поцеловал его. Так блестяще, греховно, до омерзения правильно. Дыхание Гарри сбилось, его бедра дернулись, и он кончил с прерывистым стоном, все еще держа член Тома в руке. Гарри тяжело дышал, прижимаясь к теплой шее Тома, его разум был затуманен, он почти бредил. Но даже подрагивая и задыхаясь от оргазма, он продолжал дрочить Тому, который пару мгновений спустя громко застонал прямо у него над ухом. Вздрогнув от вибрации, Гарри почувствовал, как член Тома запульсировал и излился ему в руку; пальцы сильно сжали его волосы, а потом отпустили. Некоторое время они лежали, восстанавливая дыхание. Простыни холодили горячую кожу Гарри, и он, весь скользкий и потный, прижимался к Тому. Отодвинувшись, Гарри открыл глаза. Они лежали на его кровати, которая все еще была плотно застелена, а на полу валялись части униформы. Его галстук лежал на сундуке Абраксаса, небрежно накинутый на зеленую лампу; очки поблескивали на тумбочке. Гарри медленно оглядел комнату, а затем снова повернулся к Тому, и его грудь сжалась: раскрасневшийся, скользкий от пота он был так бесстыдно обнажен. Гарри старался не смотреть. — У тебя такой вид, будто твой питомец только что умер, — было первым, что сказал Том. Уголки его рта тянулись вверх, и Гарри захотелось рассмеяться. — Да, — сказал он, — это… Его палочка торчала из кармана мантии, в метре от кровати. Он мог достать ее, если бы захотел, неуклюже одеться и сделать вид, что ничего этого не было. И что потом? Гарри прикоснулся к своей нижней губе, задаваясь вопросом, так ли она опухла, как казалось на ощупь. И его пальцы – он взглянул вниз – были отвратительными. Рядом с ним Том ровно и глубоко дышал – так близко, что Гарри все еще чувствовал жар его кожи. — Ничего подобного, — сказал Гарри и понял, что говорит серьезно. Взяв свою палочку, он применил очищающие чары, чтобы избавиться от спермы и пота, и после этого отложил ее в сторону. «Общежитие заперто, — подумал он. — Тогда плевать». Гарри перекатился на бок. Лицо Тома теперь было красивее, чем обычно – выглядело более расслабленным и выразительным. Мгновение они смотрели друг на друга, и Том потянулся, чтобы коснуться руки Гарри. Он ничего не сказал, а только легко и изучающе провел пальцами по горячей коже. Гарри вздрогнул. Тогда у него возникло желание прикоснуться к раскрасневшейся щеке Тома, провести руками по прядям его мягких волос. Как легко было заставить себя думать, что это было что-то мягкое. Что-то сладкое и нежное. Что-то еще. — Мы спорили, — наконец произнес Гарри. Пальцы Тома замерли. — Да, — медленно отозвался он. — Мне кажется, ты говорил, какой я ужасный. Гарри согласно хмыкнул. Гнев угас, подобно искре, и внезапно ему стало все равно. Когда он подумал о случившемся, то не смог найти в себе ни капли сожаления. Было только осознание, ясное и отстраненное, и какое-то странное удовлетворение. Теперь он мог признать вину, стыд, извращенную потребность, которая у него была такой же сильной, как и у Тома. — Наверное, нам стоит встать, — сказал Том и не двинулся с места. Он рисовал плавные, замысловатые фигуры на руке Гарри. — Да уж, наверное. Не имело значения, являлось ли произошедшее ошибкой. Если бы он этого не сделал, то скопившаяся агония и бесконечные вопросы «а что если» однозначно уничтожили бы его изнутри. Это томилось бы в нем месяцами, разъедало и преследовало его, терзало разум – постоянно, всегда, вечно. И если он совершил ошибку, разве Том не сделал того же, если не большего, позволив ему приблизиться? Гарри убрал с глаз мешающую прядь волос. — Что сказал Слизнорт, — спросил он, — о вакансии преподавателя по Защите? Его тон был легким. Он чувствовал легкость. Его переполняло какое-то спокойное безразличие, равнодушие и любопытство. Лицо Тома едва заметно исказилось, но он не отстранился. — Ты знаешь, что он сказал. Этого не произойдет, попробуй еще раз через несколько лет, — он безучастно повел плечом, но в его голосе отчетливо послышался гнев. Гарри сел, чувствуя на себе взгляд Тома. — Случилось ли это когда-нибудь, — осторожно спросил Том, — в твое время? Пауза. Осознание, недолгие раздумья и принятие решения. — Нет, — наконец сказал Гарри, — ты его так и не получил. Том секунду молчал, а потом встал и призвал свою мантию. «Наверное, он собирается развеяться, — подумал Гарри, тоже начиная собираться. — Или спуститься в Комнату, или библиотеку, или посетить дюжину других мест, где ему удобно обдумывать и строить свои планы». Одеваясь, они молчали, и единственным звуком, наполнявшим спальню, был шорох ткани и негромкий стук пуговиц. — Что ты будешь делать, — первым нарушил тишину Гарри, — если это повторится? Том поднял сначала свой галстук, потом снял с зеленой лампы галстук Гарри и перебросил ему. — Ничего, — ответил он. — А что я могу сделать? Ткань в пальцах Гарри казалась шелковистой. Может быть, это было желание не начинать новую ссору, нежелание принять ситуацию или временное отсутствие боли от отказа, но в тот момент ничего из этого не пришло Тому в голову. У Гарри перед глазами пронеслись все занятия по Защите от Темных искусств и длинная вереница профессоров. — Пожалуй, ты прав, — согласился он, завязывая и поправляя галстук. Он слабо улыбнулся, проводя рукой по волосам в бессмысленной попытке пригладить их. Посмотрев на дверь общежития, Гарри пробормотал на парселтанге «откройс-с-ся», и замок щелкнул. Том молча наблюдал за ним – на его лице промелькнуло что-то странное, нечитаемое и мгновенно исчезло. — Мне нужно сделать обход, — легко сказал он. — Хочешь присоединиться? Гарри оглядел спальню, залитую зеленым светом, и в последний раз поправил мантию. Им нужно было поговорить, независимо от того, закончится это дракой или нет. Узел в его груди начал ослабевать, и он, недолго думая, пожал плечами. — Хорошо, — кивнул Гарри и распахнул дверь.