***
— Гарри! Мерлин трижды всемогущий! Ты умереть захотел или что? Кровь непрерывно хлестала из его носа – по крайней мере, Гарри предполагал, что из носа, потому что, если судить по ощущениям, вся нижняя половина его лица представляла собой пульсирующее кровавое месиво, – когда Гермиона опустила палочку и бросилась к нему. — Гарри, мать твою, — ошарашенно выдохнул Рон, опуская руки. — Ты должен был увернуться, придурок. Гарри поднес палочку к лицу и стер кровь. Тут же кто-то зашипел. — Вот, позволь мне, — пробормотала Гермиона, поднося палочку к носу Гарри, из которого снова хлынула непрерывная струя теплой крови. — Рон, что это было? Профессор Вилкост быстрым шагом пересекла кабинет, раздвигая руками небольшую толпу студентов, собравшихся вокруг. — Отойдите, мисс Грейнджер, — велела она. Окинув Гарри цепким взглядом, Вилкост вздрогнула. — Сломаны нос и челюсть, если не ошибаюсь. Лучше доверить исцеление специалисту, если вы хотите сохранить свое красивое лицо в целости и сохранности, мистер Поттер. Мне не хочется сегодня возиться с костями. Она рявкнула на остальных учеников, чтобы они продолжали практиковаться, и те виновато попятились прочь. Гарри зажал пальцами переносицу, чтобы остановить кровотечение. Пол уже смахивал на место преступления. — Уизли! Грейнджер! Будьте добры, помогите ему.***
Последовало много ругательств. Гермиону буквально потряхивало от злости, хотя на кого был направлен ее гнев – на Рона или на Гарри – сказать было сложно. И пока они с трудом добирались до Больничного крыла, Гарри постоянно вытирал лицо салфеткой. Боль в челюсти ощущалась так, словно ему на лицо плеснули свежеизвергнувшейся лавы; она была такой обжигающей и невыносимой, что на время притупила все остальные переживания. Увидев их, медсестра тут же начала причитать. В ее бормотании угадывались фразы, похожие на «…защита. Небо знает, почему они потворствуют этому варварскому предмету. Учить детей калечить друг друга, никогда я этого не понимала и не пойму…» Она довольно быстро вылечила его нос, но исправление челюсти заняло гораздо больше времени и усилий. Целительница наложила несколько обезболивающих чар, заставила выпить зелье, которое на вкус напоминало какие-то помои с вечеринки в честь Дня смерти Почти Безголового Ника (если точнее, это было похоже на смесь тухлой рыбы и сгнивших яиц, которую Гарри проглотил, зажав нос), и их провели в ярко освещенный холл, наказав пропустить оставшееся занятие по Защите. Выйдя в коридор, Гермиона сразу же накинулась на Гарри. — Почему ты позволил ему это сделать? — резко спросила она. — Я видела, как ты опустил палочку. Гарри не мог подобрать правильные, логичные аргументы в защиту того, что им нужно было решить проблему по-мужски и сбросить накопившееся напряжение. Вместо этого он равнодушно пожал плечами. — Ну, зато теперь мы не на уроке? — он обменялся быстрым взглядом с Роном; взглядом, суть которого Гермиона никогда не поймет. Рон отрывисто кивнул. — Честное слово, вы двое. Вам нравится драться? Вы выражаете свои чувства таким образом? Удары кулаками, пинки, толчки и проклятия, ломающие кости… — Я не знал, что он собирается подставиться! — Ну, в любом случае, — прервал их Гарри, прочистив горло. — Теперь, когда все позади, мы можем поговорить? Или ты хочешь проклясть меня еще раз? — Я не хочу тебя проклинать, — отрезал Рон. — Еще раз, — он скрестил руки, выжидающе глядя на него. Собираясь с мыслями, Гарри глубоко вздохнул и задумчиво пожевал губу. — В Слизерине все не так плохо, как вы думаете, — наконец сказал он. — Конечно, есть мудаки, которые только спят и видят, как бы побыстрее стать Пожирателями смерти, которых мы знали. Но в основном это просто дети: одинокие, наивные и желающие стать частью чего-то большего. Можно сказать, что Том управляет факультетом, но больше для галочки. Кожа неприятно зудела, но Гарри подавил желание расчесать ее до крови. Рон и Гермиона смотрели на него, и их лица были абсолютно нечитаемыми. — Итак, ты утверждаешь, что его последователи не такие уж плохие, как мы думаем. Черт, это даже малость забавно. Почему бы нам всем не присоединиться к этим отморозкам, пока мы здесь? — Рон горько усмехнулся. — Я этого не говорил. Я не на их стороне и никогда не буду. Я по-прежнему против. Мы все время спорим об этом… — Ты и Реддл? — нахмурившись, уточнила Гермиона. — Да. Все совсем не так, как вы себе представляете. Я не соглашаюсь с ним и не поддерживаю. — И ты до сих пор жив? — скептически спросил Рон. — Да, как видишь. Мне кажется, Тому даже нравится с кем-то спорить. В этом плане он странный. — Хорошо, — медленно произнесла Гермиона. — Значит, ты не согласен с Реддлом насчет… его суждений и взглядов, его Пожирателей смерти и, по всей видимости, его планов после школы. Но при этом вы все еще… — Трахаетесь? — услужливо подсказал Рон. Гарри его проигнорировал. — Я знаю, со стороны звучит дико, — кивнул он. — Но, по крайней мере, я буду в курсе, когда он что-то задумает. Еще я непосредственно контактирую с Пожирателями смерти… — Не только с Пожирателями… — пробормотал Рон. — …поэтому смогу что-нибудь предпринять, прежде чем все повторится. Война, крестражи… Если Том снова попытается ступить на путь Волдеморта, я узнаю первым. Но пока все очень запутанно и… — он выдохнул. — В общем, нельзя отрицать, что близость к нему имеет свои преимущества. — Но это опасно, — возразила Гермиона. — Гарри, это может плохо кончиться. — Например? Думаете, однажды я решу захватить Волшебный мир? Или пойду убивать людей? — Гарри не мог подавить острый приступ разочарования, который тяжелым комом встал поперек горла; подавить возникшую боль от того, что у нее язык повернулся сказать подобное, несмотря на то, через что они прошли вместе. Гермиона выглядела слегка виноватой. — Я не имела в виду… — Зато я имел, — перебил Рон. — Не забывай, что Реддл знает все о нашем времени. И он наверняка знает, что ты тот, кто должен победить его, и сделает все возможное, чтобы этого не произошло. — Если бы он хотел убить меня, думаешь, я до сих пор был бы жив? — Гарри провел рукой по волосам и сел на каменную скамью, вырезанную в стене. Рон начал беспокойно расхаживать по коридору, а Гермиона осталась стоять на месте, скрестив руки. — Итак, значит, ты встречаешься с Томом Реддлом, — прямо сказала Гермиона. Она подняла руку, когда Гарри открыл рот, чтобы возразить. — Или типа того. Также ты не намерен соглашаться с ним или менять свои взгляды, а лучше порвешь эти отношения… — Отношения не вечны, — пожал плечами Гарри. — Если ты настаиваешь на том, чтобы так это называть. Волдеморту потребовалось пятьдесят лет, чтобы захватить Волшебный мир. Думаю, к этому времени Том уже не будет представлять серьезную опасность. Некоторое время они молчали. Рон перестал мерить шагами коридор, но его руки до сих пор сжимались в кулаки. Гермиона села на скамью рядом с Гарри и, задумчиво прикусив нижнюю губу, о чем-то глубоко задумалась. — Хорошо, у меня странный вопрос, — прервал общее молчание Рон. — Как началась вся эта история с сексом? Что заставило тебя решить, что трахаться с Реддлом – это отличная идея? Реддлом, который, во-первых, парень, во-вторых, на голову чокнутый, а в-третьих, ненормально одержим тобой? Гарри открыл рот, но не смог выдавить ни слова. — Он довольно привлекательный, — наконец сказал он, пытаясь сохранить максимально беспечный вид. — И он мне нравится. Он мне нравится. Он мне нравится. Он мне нравится. Это признание ощущалось сильнее, чем оно было на самом деле. Ему внезапно захотелось отделить от себя часть души, которая отвечала за это безумие, и оставить Рону с Гермионой, чтобы они проанализировали ее вдоль и поперек. — Вы должны верить мне, когда я говорю, что знаю его. И вообще-то, он не совсем плохой. Может, процентов на девяносто… Они не оценили шутку. — Я все еще ненавижу его, — отрезал Рон. — Очень сильно. Тем более сейчас, когда ты, черт возьми, дрочишь ему и… — Рон! — осадила Гермиона. Гарри приподнял брови. — А ты зациклен на сексе, да? — Ну, очевидно. Это немного унизительно, не находишь? — В каком смысле? — Ну, знаешь ли… — Рон неловко дернул плечом, отказываясь произносить слова прямо. — Я очень сомневаюсь, что он согласится быть сни… — Давай не будем об этом, приятель, — перебил Гарри, надеясь, что его лицо не было таким ярко-красным, как ему казалось. На мгновение повисло молчание, и все трое неловко переглянулись. Гарри почувствовал, как его изнутри распирает смех: дикий коктейль из стыда, смущения и облегчения требовал немедленного выхода. — Я знаю, что не могу ничего исправить, — сказал он, прочистив горло. — Или изменить то, что он сделал в прошлом. Но я просто хочу, чтобы вы знали, что я все еще на вашей стороне, и это никогда не изменится. И я прошу прощения за все. Вы видите в нем Волдеморта, но я – нет. И хотя вам не нужно взаимодействовать с Томом – то есть вы действительно не должны – я понимаю, что вы больше не чувствуете себя комфортно рядом со мной. — Дело не в этом, Гарри! — Гермиона повернулась и заглянула ему в лицо. Глаза подруги были очень серьезными. — Да, это странно, но, возможно, ты знаешь его лучше, чем мы. Я хочу доверять тебе, и ты действительно можешь самостоятельно принимать решения. Я знаю, как сильно ты ненавидел его в начале года, и то, что мы не различаем Реддла и Волдеморта – это наша проблема, а не твоя. Но... — она подняла руки, — я волнуюсь за тебя. — Почему? И, пожалуйста, не говори глупостей. — Что, если он разобьет тебе сердце? Что, если он использует тебя? Это разорвет тебя на части, а Реддлу будет все равно, потому что он придурок… — Он гребаный обмудок, — исправил Рон. Гарри не знал, что на это ответить. Воротник внезапно показался слишком тугим, а их взгляды – слишком пристальными и навязчивыми. Неужели они не понимали, что он уже думал об этом? Из окон струился полуденный свет, и Гарри предпочел сосредоточиться на том, как его мягкие лучи играют и переливаются в пушистых волосах Гермионы. — Вероятно, мы оба в какой-то степени используем друг друга, — наконец сказал он. — Учитывая, что мы знаем, чем это закончится, и все такое. Но больше нет смысла лгать и скрываться. И вообще, может, я смогу оказать на него большее влияние – вы когда-нибудь думали об этом? Том, наверное, думает, что может получить в жизни все что захочет, и к черту последствия. Губы Гарри горько скривились, но слова прозвучали легко. Признание пробежало волной по телу, и было приятно говорить об этом так открыто. Он много думал о Томе, мучительно обдумывая все возможности, прежде чем его несгибаемая решимость дала трещину, сквозь которую пробились первые ростки неуверенности. — Без обид, приятель, но я очень сомневаюсь, что Реддл будет убиваться горем, — фыркнул Рон. — Ну, я тоже, — отозвался Гарри. — Честно говоря, я знаю, что это хреново и странно, но я готов положить конец всему, когда он пойдет по пути Волдеморта. Чего бы это ни стоило. Рон облизнул губы, а Гермиона провела руками по волосам. В воздухе повисли такие очевидные, но невысказанные мысли: «Какой же ты дурак, Гарри. Действительно ли временное счастье стоит будущих страданий?» Они не понимали, что он должен попытаться, что неопределенность была для него хуже всего. И пусть Гарри вел себя глупо, он не отказывался от последствий своего решения. Даже если попытка окажется провальной, он узнает об этом наверняка, и над ним перестанет довлеть, подобно невидимой удавке, их с Томом связь. Не будут лишать сна нескончаемые вопросы «а что если» и отпустит навязчивая мысль – сожаление – что все могло развиваться иначе. Связь, которую он не мог игнорировать… Рон вдруг поднял голову. — Обед начинается, — резко напомнил он. — Нам пора в Большой зал.***
— Что означало твое мазохистское представление? — поинтересовался Том легким, непринужденным голосом, но Гарри не обманулся. Прежде чем он опустился на скамью, Том впился в него внимательным взглядом, словно проверяя, все ли на месте. В его позе чувствовалось напряжение, а в неглубоких складках на лбу прослеживалось ярко выраженное неодобрение. Тем не менее Гарри оценил тактичность: сегодняшний день уже бил рекорды по количеству напряженных разговоров и выяснения отношений. Однако Том, хотя и ясно дал понять, что ему не нравится все в Гриффиндоре, не собирался предпринимать ничего существеннее, чем сверлить их стол мрачным взглядом – за что Гарри был очень благодарен. Едва он вошел в зал, на него тут же обрушилась лавина надоедливых вопросов и праведного негодования: — Разве вы с Уизли не были друзьями? — Вилкост не назначила ему отработки и даже не сняла баллы. Я так и знал, что она любит гриффиндорцев! — Почему ты не проклял его в ответ? Гарри проигнорировал большинство вопросов, лишь отстраненно пожимая плечами или бросая односложные, неопределенные ответы. Однако теперь, когда он повернулся к Тому, правда так и норовила сорваться с языка. — Они гриффиндорцы, — наконец пояснил Гарри. — А прямой подход с ними работает лучше всего. — Прямой подход – это получить проклятие в лицо? — Нужно было выпустить пар, — не стал спорить Гарри. — И я это заслужил. Том с откровенным сомнением хмыкнул, снова бросив мрачный взгляд на стол Гриффиндора. Не обращая на это внимания, Гарри сел свободнее. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы почувствовать внимательные взгляды Рона и Гермионы – они практически отражались в глазах Тома, чьи губы начинали кривиться от удовольствия. — Перестань дразнить их, — бросил Гарри. — Они смотрят на меня и, кажется, готовы испепелить взглядом. Что ты им сказал, чтобы добиться такого результата? — его губы изогнулись в легкой, многозначительной ухмылке, заставив Гарри закатить глаза. — Твоей личности достаточно, чтобы заслужить пожизненное заключение в Азкабане. Давай не будем притворяться, что это не так. — Но тебя же это не беспокоит, — Том замолчал, а в его глазах что-то изменилось. Гарри вдруг вспомнил, что покинул класс с Роном и Гермионой, и пауза после слов Тома затянулась достаточно, чтобы выдать некоторую его неуверенность. — Это ты себе говоришь, — фыркнул Гарри, и выражение лица Тома снова стало уверенным. Остаток трапезы прошел спокойно, хотя Гарри постоянно ощущал на себе пристальные, обжигающие взгляды Рона и Гермионы, оценивающие его взаимодействие с Томом. Чувствуя определенную скованность, Гарри отвернулся и вместо этого завел разговор с Лукрецией.***
С тех пор, как они начали заниматься сексом, скрывать отношения стало труднее. И хотя об этом в открытую не говорилось, Гарри был уверен, что все семикурсники знали. Если не пронзительный взгляд Розье, то об этом громче любых слов говорили новые попытки Эйвери быть с ним любезным – попытки, к которым Гарри испытывал безмерную неприязнь за их фальшивую приторность и плохо скрываемое презрение. Гарри считал, что, в основном, это была вина Тома: у того явно отсутствовала врожденная потребность скрывать вещи, как это делал Гарри. Он был бесстыдным, невозмутимым и откровенно уверенным в себе. Том мог делать в Слизерине что угодно, и никто не посмел бы ему перечить. Ему нравилась власть, которой он обладал, нравилась звенящая тишина, которая наступала при его появлении, нравились опущенные в пол взгляды. Или дело было в том, что он даже не заметил этих изменений? То, как он рассеянно задевал плечо Гарри, когда проходил мимо; как во время занятий прижимал свою ногу к его; как их пальцы соприкасались, когда он тянулся за пером или ингредиентом, при этом почти не поднимая глаз. Собственничество – вот более подходящее слово, которое характеризовало происходящее, но если не брать в расчет первый всплеск удивления, Гарри довольно быстро привык. Том был страшным собственником во всех аспектах своей жизни – и, откровенно говоря, Гарри сам на это подписался. Теперь, выходя из Зала быстрыми шагами, Гарри старался не обращать внимания на образы и воспоминания, вспыхивающие в голове. Должно быть, насколько их взаимодействия выглядели очевидными для тех, кто был в курсе. Каждое прикосновение, каждый разговор, каждый намек и трепетное волнение даже от самого незначительного контакта. От внезапного осознания у него по коже пробежали мурашки, и он почувствовал, как под воротником выступает холодный пот. Толпа студентов перед Гарри разошлась, открывая вид на яркие рыжие волосы и покачивающиеся кудри Гермионы, их развевающиеся мантии. Увидел две склоненные друг к другу фигуры – они переплели пальцы и явно что-то обсуждали. На какое-то мгновение Гарри почти крикнул, но звук – тихий и сдавленный – застрял у него в горле. Ему оставалось лишь смотреть, как его друзья, поглощенные беспокойным морем учеников, исчезают на лестнице.***
Гермиона успела сменить школьную мантию на повседневную одежду и заплести мокрые волосы в косу, которые в тусклом свете библиотеки отливали червонным золотом. Она провела по ним рукой, рассеянно накручивая завивающийся конец на палец. Рядом с Гермионой, касаясь ее плеча и положив веснушчатую руку поверх стола, сидел Рон. У Гарри, который расположился напротив, даже сложилось впечатление, что его сейчас будут допрашивать. — Я не хочу оставлять тебя, Гарри, — произнесла Гермиона. Она подняла серьезные глаза и откинула косу назад. — Ты мой лучший друг, и я люблю тебя, но теперь ты так глубоко увяз в Слизерине, и так близок к нему, что я волнуюсь. Стол между ними не был завален уже привычной горой из книг и учебников. Они собрались, чтобы просто поговорить, не более. Гарри провел пальцем по бороздке на деревянной столешнице и посмотрел вверх. — Знаешь, я тоже не хочу общаться только с ними. Я скучаю по вам: по тебе и Рону. И я знаю, что не заслуживаю дружбы с вами или чего-то еще, но… — Не говори так, Гарри. Ты вновь причиняешь вред себе, а не нам. И, полагаю, в каком-то извращенном, неправильном смысле я могу это понять. Сидящий рядом с ней Рон казался смиренным. Он провел по лицу рукой и тяжело вздохнул. — Ты настоящий придурок, Гарри. И я знаю, что ты не хочешь втягивать нас или причинять какой-либо вред даже косвенно. Я знаю, потому что, по правде говоря, ты такой мерзавец, такой до ужаса жертвенный, дерьмовый... — Рон замолчал, растеряв весь свой запал. Воцарилась тишина. В вечерних сумерках, которые сгущались за высокими окнами, открытое пространство библиотеки казалось практически безлюдным, а единственный факел поблизости, отбрасывающий на каменные стены мерцающий свет, лишь усиливал ощущение уединенности. — У меня есть кое-что для тебя, — внезапно сказал Гарри. Он сделал вид, что роется в сумке, чтобы не смотреть на удивленное лицо Рона. Перчатки лежали на самом верху еще с тех пор, как оказались у Гарри. Все это время он ждал подходящего момента, однако по прошествии нескольких недель понял, что существует вполне реальная возможность никогда его не дождаться. — Слизнорт дал мне их, — объяснил Гарри, передавая перчатки через стол. — Хотя ты больший фанат «Палящих Пушек», чем я. — Что… — Это не акт благотворительности или другая подобная ерунда. Я не жду, что ты меня простишь, дело не в этом. Если честно, я просто подумал, что они могут тебе пригодиться. Они неплохо сохранились. Рон моргнул, осторожно принимая оранжевые перчатки. Его глаза расширились, когда он увидел оставленный на внешней стороне размашистый автограф. — Срань господня, — пораженно выдохнул он. — В наши дни они стоили бы целое состояние. — Правда? — поинтересовался Гарри. — Разве у тебя в комнате не висел их плакат? — Висел, — кивнул Рон, на его лице отчетливо проступил шок пополам с изумлением. Это заставило сердце Гарри на мгновение сжаться. Он представлял, как отдаст Рону перчатки – это определенно должно было случиться после их примирения, когда бы оно ни произошло. Но подходящий момент все не наступал – более того, подобная возможность таяла, становясь с каждым днем все более маловероятной. — Слизнорт просто отдал их тебе? — удивленно спросил Рон. — Да, поразительное великодушие с его стороны. Хотя все могло быть иначе, знай он реальную цену этих перчаток. — Уверен, что не хочешь оставить их себе? — Нет, теперь они твои, — Гарри слегка пожал плечами. — Они все равно лежали в моем сундуке и… — горло сжалось, а ладони стали влажными от пота. — Ничего страшного. Он сделал глубокий вдох и наклонился вперед. — В любом случае, я знаю, что в последнее время наши отношения, мягко говоря, были напряженными. Вся эта ситуация с Томом – ужасная, я понимаю. — Значит, ты готов к тому, что в конце тебе будет плохо? — уточнил Рон. — Да, — Гарри поморщился. — Но сейчас я – единственное, что мешает ему стать Волдемортом. Рон какое-то время молча смотрел на перчатки для квиддича, а затем убрал их в сумку. Зато Гермиона наклонилась к Гарри, и ее лицо было очень серьезным. — Хорошо, — сказала она. — Ваши отношения странные и нездоровые и, скорее всего, закончатся катастрофой. — А твой парень – безжалостный социопат, который хочет захватить мир, — добавил Рон. — Я беспокоюсь, что ты слишком привяжешься к нему. — Я беспокоюсь, что он убьет тебя. — Я даже не могу назвать тебя идиотом, потому что ты, кажется, прекрасно понимаешь, насколько все это нелепо. — Если честно, ты безмозглый мудак. — Рон. — Хорошо, придурок. Так лучше? Гарри спрятал улыбку, глядя на их перепалку. — Закончили? — спросил он, стараясь скрыть неуверенность в голосе. — Не знаю, я мог бы заниматься этим весь день, — Рон откинулся на спинку стула. — В моей голове оскорблений накопилось как минимум на неделю. — Давай, — спокойно разрешил Гарри, отчего Рон лишь нахмурился. — Не-а. Ты же знаешь, что тогда Гермиона точно отгрызет мне ухо. Гермиона бросила на него хмурый взгляд и прочистила горло. — Но несмотря на все это, я хочу, чтобы ты знал, Гарри: я тебя никогда не брошу и меня не волнует, согласен ты или нет. — Даже если не согласна ты? Почему? — Мы нужны тебе, — просто сказала она. — А ты нужен нам. Гарри не думал, что сможет контролировать свой голос после этих слов. Его сердце громко, болезненно колотилось, и он пытался передать все свои мысли взглядом; пытался выразить хотя бы частичку той огромной благодарности, которая переполняла его. — То, что мы нужны тебе – это еще мягко сказано, — фыркнул Рон. — Особенно с твоим факультетом, кишащим Пожирателями смерти и грядущим коллапсом с Реддлом. Гермиона права. Они долго смотрели друг на друга. Лицо Рона все еще было напряженным, но Гарри готов был принять это – он готов был принять с распростертыми объятиями вообще все, что они могли предложить. — Хорошо, — согласился он, прочищая горло. — И мне, правда, очень жаль. Он не заслужил их. Честно говоря, никогда не заслуживал. Эти мысли обрушились на него в один миг – как будто плотину прорвало, и все сдерживаемые чувства ринулись вперед бурным потоком. Облегчение было настолько ошеломляющим, что у Гарри комок встал поперек горла. — Если он когда-нибудь сделает вам хоть что-нибудь, все будет кончено, — прохрипел Гарри. — Обещаю. — Мы можем противостоять Реддлу, — возмущенно сказала Гермиона. — Да, я бы посмотрел, как он посмеет, — согласился Рон. Гарри не стал спорить. Он устало покачал головой, с трудом сдерживая улыбку. Он чувствовал себя так, будто избежал чего-то ужасного – того, к чему готовился весь день – и от нахлынувшего облегчения у него закружилась голова. Конечно, не все было идеально. В воздухе до сих пор витали невысказанные обвинения, а шаткое перемирие, которое они перемотали изолентой, было до ужаса ненадежной конструкцией. Гарри знал, что их дружба уже никогда не будет прежней; знал, что когда они приземлились на окраине Запретного леса, все изменилось безвозвратно. Но его замечательные друзья каким-то непостижимым, невероятным образом до сих пор оставались рядом с ним. И это было лучше всего.