***
— Не смей даже задумываться о моей мантии. То, что я разрешаю тебе использовать ее сейчас, вовсе не означает, что это произойдет снова. Это единственный раз, когда... — …мы тайком убегаем, чтобы заняться сексом, а ты не хочешь столкнуться с двумя своими друзьями-гриффиндорцами. Гарри кивнул. — Именно так. Они достигли восьмого этажа, и вокруг было тихо, если не считать приглушенной болтовни портретов. Том наблюдал за Гарри, который держал в руках шелковистую и словно сотканную из серебра мантию-невидимку. Несколько секунд Гарри колебался, прежде чем его лицо наконец разгладилось. — Хорошо, — кивнул он скорее себе, чем Тому, и одним решительным движением накинул ее сверху на них обоих. Струящийся материал был тонким и холодным на ощупь: Том чувствовал вплетенную в саму основу древнюю магию; практически кожей ощущал, как та едва заметно вибрирует, сокращается, дышит. Он зачарованно прикоснулся к мантии. Теперь он как никогда ясно осознавал, что это была не просто мантия-невидимка, а Дар Смерти. Он вспомнил, как осматривал ее, когда узнал о путешествии во времени: натянул на себя и лично убедился в безупречной работе магии. Однако сейчас все было иначе. Захватывающе. — Нам нужно шагать в ногу, — тихо сказал Гарри. — Или ты можешь наклониться еще ниже. Мантия предназначалась для одного человека, и вдвоем под ней было мало места, поэтому им пришлось очень тесно прижаться друг к другу. Том послушно склонился ниже, пока его ноги не исчезли, и почувствовал, как что-то – не совсем торжество, но близкое, более мягкое ощущение – наполнило его тело. Настоящее сводилось к одному существенному отличию: Гарри доверял ему достаточно, чтобы показать мантию. Доверял Тому, разрешая воспользоваться своим единственным ценным имуществом из прошлого. — Я так понимаю, твои друзья-гриффиндорцы тоже знают о Выручай-комнате, — негромко произнес Том, когда они двинулись вперед по коридору. Его живот неприятно сжался от мысли, что он был не единственным человеком в этом замке, который знал о ее существовании. Осознание этого было неприятным. — Как думаешь, они тоже используют ее для секса? — Я не хочу думать, как Рон и Гермиона занимаются сексом, спасибо, — отозвался Гарри. — Но, возможно… Боже, Том. Том засмеялся. Он чувствовал, как мягкие волосы Гарри щекочут ему лицо. Чувствовал слабый запах его шампуня и кожи. Ему хотелось уткнуться головой в шею Гарри и вдохнуть. Они медленно добрались до гобелена Варнавы Вздрюченного. Том всю дорогу пытался свыкнуться с мыслью, что Гарри знал о Выручай-комнате – комнате, в которой он планировал спрятать крестраж, навсегда оставив частичку себя в Хогвартсе. Однако стоило им миновать поворот, как его мысли свернули в более приятное русло. — Что мне попросить? — спросил Гарри прямо у него над ухом. — Не знаю, Гарри, может, кровать. Давай я, — Том выкинул из головы все мысли об Уизли и Грейнджер и снял с головы мантию. Он зашагал взад-вперед перед стеной, и спустя некоторое время перед ними материализовалась золотая дверь: она была именно такой, какой ее запомнил Том. Он не раздумывая вошел внутрь, зная, что Гарри последует за ним. — О, отлично, это даже не камера пыток, — усмехнулся Гарри, оглядываясь по сторонам. — Я впечатлен. — Правда? — Да, я имею в виду, кровать могла бы быть немного больше, но… — внезапно кровать расширилась, и Гарри торжествующе ухмыльнулся. — Я сделал это, — Том почувствовал необходимость указать на это. — Ты уверен? — Гарри уже развязывал галстук, попутно скидывая ботинки. — Да, — твердо сказал Том, хотя его настойчивость быстро испарилась, и он двинулся вперед, охваченный неконтролируемым желанием прикоснуться к оголившейся коже. Гарри улыбнулся – уголки его губ весело скривились. — Смотри, — довольно хмыкнул он, а потом простыни вдруг стали алыми с золотыми вставками. Том бросил на него полный отвращения взгляд, и ткань снова побелела. Коротко хохотнув, Гарри прикрыл глаза и подался вперед, обжигая кожу горячим дыханием. Том протянул руку к его лицу, скользнул вдоль линии челюсти, а затем поднялся ко рту, большим пальцем проведя по нижней, более пухлой губе. — Готов поспорить, Уизли и Грейнджер трахаются на гриффиндорских простынях, — издевательски выдохнул Том прямо ему в лицо, и Гарри отшатнулся, широко открыв глаза. Том рассмеялся. Он почувствовал прилив такой нежности – собственнической, легкой, пьянящей, что вдруг осознал: в его голове настойчиво бились мысли только о Гарри – и это на долю секунды выбило его из колеи. — Это уже слишком, — Гарри обескураженно покачал головой. — Ты отвратителен. Том рванул его на себя, не обращая внимания на мимолетно проскользнувшую неуверенность. Зачем что-то портить, когда все и так было хорошо? Когда все было в точности так, как он хотел? — Ты начал это, — фыркнул Том и запустил пальцы в растрепанные темные волосы. Он поцеловал Гарри, чтобы заставить замолчать, и тот вцепился в воротник его мантии, утягивая за собой на кровать.***
Голые и взмокшие, но при этом совершенно удовлетворенные, они лениво растянулись на прохладных простынях. Гарри лежал на боку, укрывшись до середины живота, а Том рассеянно водил пальцами по его теплой коже, чувствуя приятное ощущение от контакта и завороженно наблюдая, как грудь Гарри медленно поднимается и опускается при дыхании. Выручай–комната не вызывала того нервного состояния, какое всегда сопровождало их в общей спальне или чулане для метел. Над ними не висело навязчивой мыслью опасение быть прерванными в любую секунду – когда, наоборот, каждое мгновение хотелось растянуть дольше положенного. В голове Тома приятно гудело. Гарри, казалось, тоже это чувствовал. Он смотрел на Тома из-под полуприкрытых ресниц и изредка прикасался к его груди рукой, зажатой между их телами. Его лицо светилось тихой полуулыбкой: легкой, бессознательной и безмятежной. Интимной. Том позволил своим пальцам коснуться и ее. — Ты останешься в замке на Рождество? — тихо спросил он. Гарри удивленно хмыкнул. — А куда я денусь? Предлагаешь найти своих прабабушку и прадедушку? — его глаза были ясными, веселыми. — Это породило бы массу новых вопросов, — признал Том. Он не стал упоминать о небрежном приглашении Абраксаса, который звал Гарри провести Рождество в кругу его семьи. Том отказывался признавать горячее чувство ненависти, которое поднималось в нем уже от одного воспоминания об этом. — Ага, — рассеянно согласился Гарри, не отрывая изучающего взгляда от шеи Тома. От его рта. Затем Гарри наклонился вперед, почти касаясь губ Тома своими – их разделяло расстояние не больше дюйма – и поднял руку, чтобы ласково провести по его щеке кончиками пальцев. Том замер: больше не было тумана от желания, и интимность действия была подобна ушату ледяной воды. Гарри поцеловал его так мягко, лишь слегка касаясь губ – и от этой нежности Тому захотелось поежиться. Его одолела потребность увеличить дистанцию между ними и одновременно – углубить поцелуй, пока обоим не снесет голову от взаимного вожделения. Нет, ни за что… Он еще способен себя контролировать. Мгновением позже, несмотря на внутренние увещевания, Том не выдержал и ответил на поцелуй, привычно зарываясь в чужие непослушные волосы. Рот Гарри был горячим, глаза прикрыты, и он все еще поглаживал скулу Тома. Это было восхитительно. Нет, это было невыносимо. Гарри раздраженно замычал, когда Том попытался отстраниться, но, скользнув напоследок языком по его нижней губе, Том все же откинулся назад. Впрочем, рук он не разжал: даже сейчас, насытившись вдоволь, он не мог заставить себя отпустить Гарри. И разве это не жалко? Внезапно ему стало плохо. Выпутав пальцы из чужих волос, Том сел и медленно начал одеваться. — Хочешь вернуться в гостиную? — спросил Гарри после короткого молчания. Его лицо сделалось пустым и ничего не выражало, если не считать крохотной морщинки между бровями. Он тоже поднялся. — Да, — отозвался Том, подхватывая с пола брошенную как попало мантию. При взгляде на Гарри у него неприятно свело живот. Эта глупая взлохмаченная голова и большие зеленые глаза стояли перед глазами, куда бы они ни посмотрел. Даже закрыв глаза Том продолжал видеть восхитительный румянец на его скулах. Он все еще хотел Гарри. Хотел, подобно паразиту, залезть ему под кожу и пустить корни в сердце. Желал обладать им. Навсегда и во веки веков и… Боже, ему нужно взять себя в руки. Одним быстрым движением он обернул галстук вокруг своей шеи. Теперь в глазах Гарри плескалось озадаченность пополам с непониманием и едва заметной толикой обиды. Но Том, одеваясь, ни единым жестом не выдал своего противоречивого состояния. Сделав глубокий вдох, он заставил губы изогнуться в улыбке: — Снова воспользуемся мантией или рискнем выйти так? Гарри провел рукой по своим сводящим с ума волосам. — Наверное, — неопределенно буркнул он, поправляя мантию. — Ах да, у тебя на шее засос. Справа над воротником. Извини. Пальцы Тома подлетели к коже. На секунду он замер и, длинно выдохнув через нос, все же избавился от отметины. Гарри бросил на него еще один странный взгляд, но Том его проигнорировал. Сейчас он не хотел смотреть на Гарри, не хотел снова чувствовать нехватку воздуха, одышку. Поэтому, распахнув дверь одним уверенным движением, он расправил плечи и решительно шагнул вперед.***
Уизли и Грейнджер в гневе выглядели одинаково. Эта мысль со смутным весельем посетила Тома, когда он взглядом окинул пустой коридор, в котором его умудрились загнать в угол. — Вы, как всегда, весьма дружелюбны, — озвучил он, тактично игнорируя, как Уизли ковырялся в своей мантии в поисках палочки. — Неужели настал тот момент, когда мы отбросим прошлое и наконец станем добрыми приятелями? — Ты не должен иметь связь с Гарри! — рыкнул Уизли. Его голос дрожал от сдерживаемого гнева. «Еще две минуты, — понял Том, — и он взорвется». — Иметь связь с Гарри? — Том приподнял брови, изображая замешательство. — Или просто иметь? Уизли рывком шагнул вперед, но Грейнджер схватила его за руку. Какие идиоты. — Ты нам отвратителен, ублюдок! — выплюнул Уизли, в попытке успокоиться оглядывая безучастные к его эмоциональным всплескам стены. — Это взаимно, уверяю вас, — Том внимательно смотрел на них. Они были такими жалкими. Неужели они действительно думали, что могли запугать его? — Скажи мне, Рон, ты в самом деле веришь, что Гарри чем-то лучше меня? Если все, чем мы занимаемся, так противно… Палочка нацелилась ему прямо между глаз. Рука Уизли дрожала так сильно, что буквально ходила ходуном. Ненависть, отметил про себя Том, но мгновением позже осознал: нет, не только ненависть – страх. Одно движение его пальца, и чужая палочка со звонким стуком отлетела на пол. Этот звук эхом разнесся в пустом коридоре: падение, короткий перекат, тишина. — Не испытывайте мое терпение, — тихо процедил Том. Уизли бросился к палочке. Подняв ее, он выпрямился и уставился на него с плохо скрываемым опасением во взгляде. Лицо Грейнджер застыло. — Вы хоть представляете, как легко я могу разрушить ваши жизни? — Том холодно улыбнулся. — Думаете, меня остановит исключение? Не смешите меня. Даже если это маленькое происшествие когда-нибудь свяжут со мной – хотя вероятность, разумеется, ничтожна – мне все равно. Я уже добился всего чего хотел в Хогвартсе. Это однозначно стоило бы того. — Вот только ты ничего не сделаешь, — резко отозвалась Грейнджер. — Ты не навредишь нам, Реддл, потому что иначе Гарри тебя никогда не простит. Том засмеялся. — По-твоему, я его питомец? Гарри не контролирует мои действия и, в любом случае, когда он узнает, будет уже слишком поздно, — ему понравилось, как они замерли на своих местах. Это помогло ему игнорировать поднявшиеся внутри горечь от ее слов и неприятные ощущения, которые железным обручем внезапно стиснули грудь. Когда Гарри умудрился так глубоко проникнуть в его жизнь? Инвазивный. Коварный. Он будто на постоянной основе поселился у него под кожей, однако Том не хотел от него отказываться. И Гарри тоже не должен был. Но если он это сделает? — Вы закончили? — Том взял себя в руки и выпрямился. Он привык к одержимости, даже если она превращалась в зависимость. — Вынужден напомнить, что не все мы проводим целый день в праздношатании по замку. У меня много дел. Том бросил на них последний взгляд: яркий и насмешливый. Однако он не мог не задаться вопросом, узнает ли Гарри об этом разговоре и какова будет его реакция. Мордред его раздери, с каких пор Тома беспокоило подобное? Он отвернулся от них и громко зашагал по каменным плитам в противоположном направлении. Их хмурые взгляды прожигали затылок, но даже победа в этом вынужденном споре не принесла ему должного удовлетворения. Том резко свернул за угол, минуя группу пуффендуйцев, которые перешептывались между собой и над чем-то хихикали. Этот день действительно становился ужасным.***
У Гарри был отличный день. Не считая странностей Тома (который казался нервным, беспокойным и выскочил из гостиной, пробормотав что-то о Тайной комнате), Гарри чувствовал себя легче, чем когда-либо прежде. Напряжение в отношениях с Роном и Гермионой начало постепенно исчезать, особенно когда они пришли к выводу, что их общие черты и увлечения никуда не делись. Конечно, их взаимодействия никогда не вернутся в норму, однако теперь Гарри не испытывал такой горечи из-за прошлого – его накрыло огромной, всеобъемлющей благодарностью к своим друзьям, а облегчение принесло почти эйфорию. Они вместе прогуливались по территории: Рон и Гермиона держались за руки, и ее волнистые волосы развевались на ветру. Сгущались сумерки. Дождь утих, и на небе разлились предзакатные оттенки лилового, а вдалеке забрезжила темно-синяя завеса медленно подступающей ночи. Лицо Гарри раскраснелось от холода, и он неосознанно начал ускорять шаг. — Реддл сегодня был придурком, — внезапно сказал Рон, выглядя при этом несколько напряженным. Гарри не вздрогнул, хотя эти слова стали для него неожиданностью. — О? — выдохнул он преувеличенно беспечным голосом. Гарри не хотел снова обсуждать с ними Тома. — Он говорил с вами? — Ну, не совсем… — Рон дернул плечом. — Забудь. Я просто думаю, что ты справишься лучше. — С чем я справлюсь лучше? Что он вам сделал? Рон взглянул на Гермиону, которая не сводила глаз с проторенной дороги впереди. — Просто был придурком, вот и все. Ничего особенного, — он прочистил горло. — Кстати, ты сделал домашнее задание Вилкост? Гарри опустил плечи, расслабляясь. Ему не нравилась даже мысль о взаимодействии Тома с его друзьями. И судя по уклончивым ответам Рона, их встречу спровоцировал именно он. Но сейчас Гарри не хотел спорить: глядя на темную и блестящую, как масло, поверхность озера, он чувствовал, что подступившая было тревога покидает его тело. — Еще нет, — ответил он, оборачиваясь. — Пойдем в библиотеку?***
На следующий день странности Тома исчезли, и Гарри расслабился. Он знал, что лучше не упоминать об этом. Между ними впервые все было так хорошо, поэтому он не хотел рисковать и провоцировать новую ссору. Он затолкал эти переживания в самую отдаленную часть своего подсознания, и все вернулось на круги своя. Теперь Гарри наблюдал за Томом внимательнее, чем когда-либо прежде. Было так много вещей, которых он никогда раньше не замечал. Например, угрюмость Тома, его вялость и озлобленное состояние по утрам; как он с усилием держал себя в руках до одиннадцати часов. Это был неочевидный, едва заметный факт, который, впрочем, доказывал, что у Тома все же есть человеческие слабости. Он был так же одержим чтением, как и Гермиона: всегда носил книги с собой или, вытянув длинные ноги, сидел в кресле и сосредоточенно хмурил брови, делая на полях заметки. Если он не проводил время с Гарри, то занимался в библиотеке или Тайной комнате. Он относился к профессору Слизнорту с гораздо большим терпением и уважением, чем ему хотелось признавать; часами практиковал магию, полностью поглощенный и сосредоточенный. И хотя подобные открытия на первый взгляд казались незначительными и даже странными, Гарри понял, что ему интересно наблюдать за Томом. Он чувствовал, как новая информация, меньшего размера, более личная, цепляется к уже имеющейся, заполняя бреши и формируя новый, устойчивый образ в его голове. Но когда он вскочил на постели той ночью, Гарри вообще не думал о Томе. Его пальцы бессознательно потянулись к палочке, пока он не нащупал ее в окружающем полумраке. Он надел очки, хотя они помогли мало: тьма перед глазами была густой и непроницаемой, а полог плотно задернут. Гарри сидел, прижавшись спиной к изголовью, и отсчитывал удары загнанно колотящегося сердца. Его разум больше не тонул в зыбкой пелене сна, и в голове не мелькали отголоски кошмаров. И все же ему было холодно. Гарри поднес пальцы ко лбу: шрам тоже был холодным. Он напряженно прислушивался к малейшему шуму в спальне, каждому шороху в темноте. Наконец, закусив губу, Гарри поднялся на ноги. Том видел сон? Он сделал пару шагов и остановился перед его балдахином. Это было просто смешно, но Гарри на пару секунд неуверенно замер, а затем все-таки не выдержал и, затаив дыхание, поднял палочку. В это мгновение шрам едва не раскололся от резанувшей изнутри яростной, жгучей боли, похожей на поражение электрическим током – та жаром пронеслась по телу, накрывая его с головой и мучительной волной возвращаясь обратно, – когда полог перед ним распахнулся. Взгляд Тома был странно расфокусированным. Он, взъерошенный и упирающийся босыми ногами в деревянный каркас кровати, уставился на Гарри, которому потребовалась секунда, чтобы понять, что тот неотрывно следит за его палочкой. — Что это было? — тихо спросил Гарри. Он опустил руку, чувствуя, как боль постепенно утихает. Через мгновение лицо Тома прояснилось, и он моргнул. — Дамблдор, — ответил он. — Я видел, как он умер. — Ты видел… — Гарри оглянулся на утопающую в сумеречных тенях спальню, понимая, что даже самый тихий шепот будет отчетливо слышен в царившей тишине. Беспокойство вернулось, и он переступил с ноги на ногу. Том поднял на него лихорадочно блестящие глаза и понятливо кивнул. Он подвинулся, спуская длинные ноги на пол, и жестом показал ему залезать на кровать. Гарри осторожно обошел сундук Тома и миновал скрипящие половицы. Пока он забирался внутрь, его палочка осветила пуховое одеяло, тяжелый зеленый полог, выцепила из мрака бледную руку Тома, лежащую на простыне. — Ты видел, как он умер, — повторил Гарри, когда они вместе устроились на смятых, нагретых простынях. Несмотря на наложенные заглушающие чары, Гарри все равно старался говорить тихо. Плечо Тома прижималось к его плечу: под пологом было довольно тесно даже одному человеку, чего уж говорить о двух взрослых парнях, которые сидели рядом. Однако никто из них не жаловался. Гарри опустил палочку и приглушил свет Люмоса до минимума. Тени вокруг сразу стали гуще, но он все еще мог различить очертания тела Тома, его скрещенные под собой ноги. — На Астрономической башне, — кивнул Том. — Он умер в Хогвартсе. Разве это не иронично? Голос Тома звучал хрипло после сна, почти мило в своей уязвимости. Но Гарри слышал, как под этими интонациями скрывалось сдерживаемое возбуждение, и это заставило его поерзать на месте. — Он стоял там и ничего не делал. Это выглядело жалко. Дамблдор настолько ослабел в старости? Или его беспалочковая магия на деле оказалась настолько ничтожной? — Том хмыкнул и покачал головой. — Кто был тот человек, который убил его? Я видел его раньше. — Снейп, — ответил Гарри. — Он был профессором Хогвартса. — А светловолосый мальчик? — Внук Абраксаса. Воспоминания о той ночи вернулись к Гарри. Он почти наяву увидел отчаянное выражение лица Малфоя, его дрожащие руки. Черное небо, вспыхнувшее белым, когда в нем расползлась Темная Метка. Вновь почувствовал, как горят конечности от неспособности двигаться, хотя он нуждался в этом больше всего на свете. Он лишь неподвижно стоял, наблюдая за разворачивающимся кошмаром. Снова увидел Дамблдора, которого поразило смертельное проклятие, и тот сломанной куклой полетел вниз с огромной высоты. Гарри склонился над его телом, упираясь коленями в мокрую траву, пока в бескрайней высоте равнодушно сияли звезды. — Думаю, когда-то Абраксас был мне верен, — задумчиво проговорил Том. — Хотя его внук кажется таким же трусливым. «Гарри», — губы беззвучно шевелятся. Хагрид, огонь и Снейп, и повсюду мертвые, мертвые, мертвые. — Пожиратели смерти вторглись в Хогвартс, — продолжал Том, не замечая его состояния. — И Дамблдор был убит. Так что, я полагаю, все это имело успех, — его лицо приняло забавное, слегка ошеломленное выражение. Гарри опустил взгляд на зеленое одеяло и заметил, что колено Тома прижимается к его собственному. Он отстранился. — Я видел его, — выдохнул Том. — Волдеморта. Гарри поднял голову. — Когда? — Он сражался с Дамблдором. Кажется, в Министерстве. Это было великолепно. — Он проиграл ту дуэль. — Однако именно Дамблдор в конце умер. Гарри скривился, услышав его голос: он был одновременно задумчивым и вместе с тем до крайности воодушевленным. — А ты знаешь, что случилось после, Том? Волдеморт захватил мое тело, и мой крестный погиб. Этот день стал одним из худших в моей жизни. Все плохое, что произошло со мной, так или иначе связано с Волдемортом, но ты по-прежнему считаешь его примером для подражания… — Почему ты принимаешь все на свой счет? Я не хочу тебя убивать, — произнес Том, чуть нахмурившись. Он говорил так тихо и осторожно, что у Гарри перехватило дыхание. Как они вообще попали в эту неразбериху? Как они оказались здесь, окутанные тьмой, невыносимо близко, неспособные полностью разделиться? — Не в этом дело, — покачал головой Гарри. — Ты восхищаешься им. Ты хочешь быть таким же. — Не совсем. Я не собираюсь совершать те же ошибки, что и он, я буду лучше. — Ты даже не подозреваешь, что уже их совершаешь. В какой-то степени он понимал, как, должно быть, Том воспринимал происходящее со стороны. Вот Дамблдор и Волдеморт сошлись в яростной схватке, наложив друг на друга заклинания столь мощной и разрушительной силы, что пламя магии наполнило все пространство атриума. — Волдеморт разрушил мою жизнь, — тихо сказал Гарри. — Ты, должно быть, почувствовал это на башне. Он забрал все. И я никогда не буду поддерживать твое желание стать таким же, потому что он убивал, уничтожал и… Гарри покачал головой. Том никогда этого не поймет. Он просто не мог. Ему было все равно. Так проявлялась его натура, его существо – он оставался монстром в теле человека. — Я иду спать, — резко сообщил Гарри. — Скажи мне, если тебе приснится твоя смерть. Он поднял палочку, и та ненадолго осветила лицо Тома, отбрасывая мягкие тени на изумрудный балдахин. — Подожди, — Том схватил его за запястье, но быстро отдернул руку, как если бы обжегся. Гарри замер. — Мы никогда не придем к соглашению насчет Волдеморта, — наконец проговорил Том. Он нервно поерзал на месте, пристально всматриваясь в лицо напротив. — Итак, я должен согласиться с тем, что в будущем ты собираешься захватить Волшебный мир и убить всех, кого я люблю? — Будущее не будет таким же, как раньше. У тебя здесь даже нет крестного отца. — Дело не в этом, — отрезал Гарри. — Ты видел, насколько все это ужасно, и тебе все равно. Ты хочешь убить тысячи людей и позволить этим бедам вновь повториться, и сделать даже хуже, чем было раньше. Ты видишь Волдеморта и восхищаешься им еще больше. Том молчал. Гарри провел пальцами по одеялу, чувствуя, как в груди разливается что-то неприятное и холодное, похожее на оцепенение. Они не могли разрешить этот спор, не покончив со всем, что было между ними. Но разве Гарри не имел права злиться? Даже если они решат отложить эту проблему в сторону, чтобы сохранить возникшие у них недоотношения, разве это не было бы справедливо? Гарри чувствовал исходящее от Тома тепло, его близость. У него перехватило горло: в кромешной темноте, сидя на кровати за задернутым пологом, все вокруг казалось каким-то нереальным. — Я бы не стал преследовать тебя так же, как это делал он, — сказал Том. — Теперь нет. — Да, не стал бы. Но будь ты таким же чокнутым, то мы бы даже не начали… — Гарри остановился, не решаясь вслух произнести слово «встречаться». — Я бы не стал этого делать. И разве так важно рассуждать об этом сейчас? Потому что если ты начнешь анализировать мои действия, размышляя о том, как все может пойти и как это соотносится с твоим временем, мы будем только спорить. — Ага, — Гарри закусил губу. Еще никогда он не ощущал в себе настолько сильного противоречия, и отчего-то именно сейчас ему было как никогда больно. — Давай просто забудем об этом, — он провел рукой по волосам, пытаясь разглядеть лицо Тома в темноте. — Увидимся утром. Сколько сейчас… почти четыре? — Ближе к пяти, я бы сказал. Зевнув, Гарри потянулся, чтобы раздвинуть балдахин и встать, но замер, не в силах устоять перед следующим вопросом, который пришел ему в голову: — Ты видел, как он выглядел? Волдеморт? Том вздрогнул. — Да, — отозвался он, скривив губы. — Ты не шутил насчет его уродства. — И как, все еще хочешь создать столько же крестражей? Том несколько мгновений колебался. — Волдеморта поразило смертельное проклятие, — наконец ответил он. — Это стало причиной его... трансформации. — Нет, — Гарри отрицательно мотнул головой. — Я видел воспоминания Дамблдора: это все еще был ты, но твое лицо… было таким воскообразным, белым. Как будто черты лица стерлись, исказились и едва держались вместе. Ты выглядел болезненно. — Мне нужно сделать еще крестражи, Гарри, — мягко сказал Том. — Я не могу умереть. — У тебя уже есть два. Ты разрываешь свою душу на части, делая ее только слабее. Не сильнее, Том. Слабее. — С какой стати я должен тебе верить? Они оба замерли, пристально глядя друг на друга. — Ты так боишься умереть, — выдохнул Гарри, — и одержим победой над смертью. Но ты уже ее победил. Дважды. — С помощью крестражей, о которых ты знаешь, — улыбка Тома стала злой. — Но если ты говоришь правду, и их создание лишь ослабит меня, я не буду делать столько. Лучше я найду безопасное место для тех, что у меня уже есть, — он слегка поерзал, словно был чем-то обеспокоен. Гарри подумал о том, насколько, должно быть, это тяжело: так сильно зацикливаться на смерти, бояться ее до помешательства. — Знаешь, магловская война закончится в следующем году. — ...И? Гарри пожал плечами, делая вид, что не заметил, как голос Тома слегка дрогнул. — Ничего. Просто вспомнил, — Гарри сидел на краю кровати, рассеянно перебирая руками край полога, который отделял их от остальной части комнаты. — Меня не интересуют дела магловского мира, — небрежно сказал Том. Гарри уклончиво хмыкнул, мимолетно взглянув на него. — Я вижу. Он подумал о приюте Вула и последствиях, что остались в душе Тома. Подумал о его настойчивом желании измениться, смыть все напоминания о своем магловском прошлом. От Тома не укрылось направление его мыслей. — Это произошло недавно, — спустя какое-то время произнес он. — Гибель Дамблдора. — Да, — кивнул Гарри и слабо улыбнулся. — Наверное, поэтому я так привязан к нему сейчас. — Пожалуй, — согласился Том, и они замолчали. Гарри зевнул. После резкого пробуждения и времени, проведенного за разговором с Томом, усталость навалилась на него в полную силу. Он протянул руку, чтобы опереться на колено Тома – твердое, настоящее, странно обнадеживающее, – и уже почти раздвинул балдахин, как до него донеслось негромкое: — Ты можешь остаться. Если хочешь. Гарри замер. Том сказал это тихо. Его голос звучал ровно, даже равнодушно, но последовавшая следом пауза выдала его с головой. Он смотрел на Гарри и, кажется, не дышал. Гарри сглотнул. — Ладно. Том не стал придумывать оправдания вроде «сегодня холодно» или «ты можешь кого-нибудь разбудить»; но при этом он также не сказал «не уходи». Гарри погасил Люмос, и все вокруг плавно погрузилось во тьму. Он лег на бок – иначе было просто не поместиться, – уложил голову на сгиб локтя и натянул на себя одеяло. Том переместился: нечеткие очертания его тела слабо проглядывались в темноте. Его дыхание щекотало лицо Гарри, и их колени столкнулись вместе. Наверное, это должно было быть неприятным – то, как близко они прижались друг к другу, как им было слишком тесно, слишком тепло вдвоем. Гарри закрыл глаза, прислушиваясь к размеренному, глубокому дыханию Тома, чувствуя, как все внутри болезненно сжимается. Хотелось одновременно и притянуть Тома, и оттолкнуть его. Но он слишком устал, чтобы сосредотачиваться на боли в груди; слишком устал, чтобы думать о том, как сильно ему нравится Том. Это был неприятный факт: правдивый, очевидный и ошеломляющий. Зачем с ним бороться? — Спокойной ночи, Гарри, — устало выдохнул Том. Гарри пробормотал что-то в ответ, касаясь руки Тома, лежащей между ними. Тот, словно вдохновленный этим коротким контактом, двинулся вперед: перекинул через Гарри руку, слегка забираясь пальцами под футболку, и притянул ближе к себе. Сердце Гарри замерло. Том практически зарылся ему в шею, обнимая. Пульс Гарри участился – тук-тук-тук – когда Том что-то рассеянно промычал себе под нос. Он казался полусонным. Некоторое время Гарри лежал без движения, позволяя ощущениям накрыть себя с головой. Он хотел запомнить этот момент. Но несмотря на отчаянное желание бодрствовать, его сознание все-таки поплыло – оставляя за собой последнюю осознанную мысль, одно-единственное ощущение того, как, засыпая, Том прижал его к себе еще ближе.