***
Гарри и Рон играли в квиддич, летая над пожухлой травой и с силой сжимая в покрасневших от холода руках школьные метлы. В воздухе чувствовалась свобода. Несколько раз Гарри ловил себя на том, что улыбается без причины. После игры они втроем долго обсуждали свое пребывание здесь, в Хогвартсе, и задумывались над перспективами ближайшего будущего (Гермиона подняла тему рождественских подарков и предстоящей поездки в Хогсмид; Рону пришлось вновь напомнить ей об их бедности). Сидя на кухне и потягивая из дымящейся кружки горячий шоколад, Гарри смотрел на своих друзей. Он думал о том, что найдет способ сделать им достойные подарки, особенно после всего, через что они прошли вместе. Что-то, что не будет напоминать о плохих временах, что-то новое. Когда Гарри, в конце концов, вернулся в гостиную и упал в ближайшее кресло, то почувствовал себя слишком уставшим, чтобы погружаться в глубокие размышления или предаваться меланхолии. Он лишь прикрыл веки и рассеянно вслушивался в тихий скрип перьев и наполнявшие комнату негромкие разговоры. Кажется, отчужденность Тома сошла на нет. Наверное, это было связано с тем временем, что Гарри провел с Роном и Гермионой, однако Том яростно отрицал свою ревность. Хотя, возможно, смене его настроения способствовал их вчерашний полуночный разговор. Открыв глаза, Гарри нашел Тома взглядом. Тот разговаривал с Вальбургой Блэк и ее приятелями. Все они сидели на приличном расстоянии, не имея права быть ближе к нему даже сейчас. Вальбурга вдруг рассмеялась и откинула блестящие кудри, открывая плечо. Гарри нахмурился. Что могло ее так позабавить? — Не хочешь сыграть партию в шахматы? Оторвав взгляд от Тома, Гарри заметил рядом Абраксаса. Интересно, как давно он здесь? — Прости, ты что-то сказал? Малфой, расслабленно сидевший на одном диване с Белиндой, проследил за его взглядом, и понимающе усмехнулся. — Задумался? — Нет, — Гарри прочистил горло, прогоняя из головы дурацкие мысли. — Просто устал. — Как думаешь, она ему нравится? — Белинда была в своем репертуаре. Гарри хмыкнул, больше не удивляясь ее прямоте — уже приобрел своего рода иммунитет. — Вальбурга? — он скосил глаза в другой конец гостиной. — Не знаю, меня это не касается. За исключением того, что от подобного предположения что-то в груди противно сжалось, а настроение покатилось к отметке «отвратительно». Вальбурга снова ярко улыбнулась и запрокинула голову, будто невзначай обнажая бледную тонкую шею. Нотт и Малсибер недалеко от нее ушли и, словно послушные щенки, глядели на Тома с обожанием. — Ты серьезно, Гарри? — она хитро улыбнулась. — Держу пари, он прибежит сюда, стоит тебе только поманить. Ну, давай, сделай что-нибудь. Посмотри в глаза, например... Гарри рассмешило подобное предположение. — Он злится, потому что я несколько часов пропадал с Роном и Гермионой. Сомневаюсь, что Том даже пальцем пошевелит, если я просто посмотрю ему в глаза... Белинда не выглядела убежденной. — Как скажешь, Гарри. К лицу прилил жар, но виной тому была дурацкая духота в гостиной. Да, точно. Вот только Белинда с Абраксасом наблюдали за ним с нескрываемым весельем, чем портили весь настрой. Тогда Гарри попытался отвлечься и заставил себя сосредоточиться на сегодняшнем дне, на Роне и Гермионе, на их разговорах. Но мысли предательски вернулись к Тому и тем чувствам, которые поражали его изнутри, как медленный яд. Гарри хотел бы сопротивляться им, но не мог. Как безнадежно больной, который давно смирился со своей участью, он лишь улыбнулся, находя удовольствие в малом: тихом потрескивании поленьев в камине и приятном гудении натруженных мышц. — Ладно, Абраксас, — проговорил он, поворачиваясь к другу, — ты что-то говорил о шахматах?***
В пятницу занятия закончились, и количество учеников в замке значительно сократилось. В гостиной Слизерина теперь стало еще тише обычного, и среди семикурсников остались лишь Гарри, Том, Розье, Абраксас, Белинда и Лукреция. Гарри, зная, что Рождество ударит по Рону сильнее всего, старался как можно больше времени проводить со своими друзьями – гриффиндорцами. Рон и Гермиона прошли боггарта в среду, и настроение между ними скатилось к отметке «подавленное». Единственной хорошей вещью в этом было то, что они оставались рядом друг с другом. Собственный боггарт Гарри все еще не давал ему покоя, всплывая неприятным воспоминанием в минуты тишины. Он, неуловимый и мимолетный, мелькал в его мыслях, оставляя после себя тревогу и беспокойство. Гарри не мог сосредоточиться на рациональном анализе увиденного, потому что мрачные видения постоянно менялись и искажались. Он не мог понять, почему это его так беспокоило… Боггарт что-то пробудил в его памяти, что-то туманное и недосягаемое, напоминающее забытый сон, который очень хотелось вспомнить. В субботу вечером в гостиной было тихо. Профессор Слизнорт устроил вечеринку для оставшихся в замке младшекурсников, которые – как Гарри услышал от Тома – жаловались на то, что их оставили в стороне от всеобщего веселья. По-новому странным оказалось входить в общую комнату и уже заранее знать, что там осталось совсем немного студентов. В итоге Абраксас решил, что они обязаны организовать собственную вечеринку. — Вечеринка? — озадаченно повторил Гарри, и Абраксас решительно кивнул. — Это последняя неделя до отъезда Белинды домой на Рождество! И вообще, у Лукреции в чемодане припрятаны пять бутылок огневиски... Гарри решил, что сейчас не время задавать вопросы. Впрочем, как выяснилось позже, слизеринское понимание слова «вечеринка» оказалось намного более скромным, чем гриффиндорское. Гарри, привыкший к махинациям близнецов Уизли, ожидал большего, чем немного еды, стащенной из кухни. Тем не менее, довольный Абраксас торжествовал, что ему удалось заполучить ее. — Действительно, как украл, — хмыкнул Гарри, бегая глазами по тарелкам. — Тебе пришлось закрывать глаза домашним эльфам, пока они тебе ее накладывали? — Ой, заткнись, Гарри. Общая гостиная оказалась в их полном распоряжении. Довольно скоро к ним присоединились Лукреция, Белинда и, что удивительно, Том. — Так себе вечеринка, да? — негромко спросил у него Гарри. Том выразительно вскинул бровь. — А тебе есть с чем сравнивать? Разве ты не обучался на дому? Они обменялись усмешками. Абраксас, как примерный организатор, усадил Гарри в одно из кресел, и тот, закатив глаза, подчинился. Однако стоило на секунду забыться, как взгляд вернулся к Реддлу. Гарри чувствовал себя глупо, но не мог перестать смотреть на него. В голове не укладывалось, что тот не остался в Комнате, библиотеке или любой другой части замка, предпочтя их дружеские посиделки своему излюбленному одиночеству. Впрочем, Том всегда умел удивлять. Абраксас, наконец закончив рассаживать всех по местам, бросил на Тома неуверенный взгляд. — Хм, Лукреция, — начал он, прочищая горло. — Кажется, ты говорила, что у тебя есть огневиски? — Верно, — девушка гордо подняла сумку и со звонким стуком начала вытаскивать бутылки, наполненные янтарной жидкостью. Те переливались в неярком свете, пока она неторопливо, по очереди наполняла бокалы. — Но лучше помолись старине Мерлину, чтобы Слизнорту не взбрело в голову нас проведать. Что ж, все готово. Гарри непроизвольно скользнул взглядом к Белинде. Он не хотел, правда. Это был, скорее, неконтролируемый порыв, поскольку в голове замаячило первое собрание Клуба Слизней. Белинда натянуто улыбнулась ему, с благодарностью принимая бокал от Лукреции, и тут же поморщилась, проглотив половину. — Гарри? Он на секунду прикрыл глаза, избавляясь от назойливых воспоминаний. Затем выдохнул, огляделся. Абраксас казался непринужденным, чего за ним не наблюдалось со времен встречи с боггартом. Белинда обеими руками вцепилась в бокал и теперь напряженно, почти испуганно наблюдала за Гарри. Том с присущей ему элегантностью развалился в кресле и, поймав его взгляд, коротко улыбнулся. — Хорошо, — решительно выдохнул Гарри и, повернувшись к Лукреции, посмотрел прямо в ее теплые карие глаза. — За ваше здоровье. Огневиски оказался что надо. Опалил глотку огнем и, минуя желудок, ударил, кажется, сразу в голову. Зато напряжение покинуло тело: в груди потеплело, мышцы расслабились. Задумчиво глядя на ребят, Гарри вдруг понял, что кого-то не хватает. Точно, Розье. И куда он запропастился?.. Однако не успела мысль оформиться полностью, как на смену ей пришла другая: он впервые чувствовал себя полноправным членом Слизерина. Почему-то это согрело так же, как алкоголь минутой ранее. Когда Гарри мимолетно улыбнулся Белинде, напряжение покинуло ее тело. «Столько всего изменилось, — подумал он, — но не все было к худшему». — Итак, — начал Абраксас, откашлявшись после целого бокала огневиски, — кто-нибудь знает, когда запланирован следующий поход в Хогсмид? — Я не пойду, — сразу отозвалась Белинда. — Но я вышлю тебе сову с рождественским подарком. — А ты не можешь аппарировать сюда? — поинтересовалась Лукреция. — Нет, я… — на лице Белинды появилось странное выражение, и она сделала большой глоток из своего бокала. — У меня есть планы. На секунду воцарилась тишина. Абраксас моргнул и, наклонившись вперед, что-то пробурчал себе под нос. Лукреция негромко прочистила горло и прикусила губу. Гарри помолчал. — Восемнадцатого, — произнес Том. — Что… А, Хогсмид! — Абраксас благодарно посмотрел на Тома: градус напряжения в воздухе заметно снизился. — Откуда ты знаешь? Том пожал плечами. — Мы обсуждали это на последнем собрании старост. Или вы хотите, чтобы я предложил перенести поход на число пораньше? — Нет, восемнадцатое – в самый раз, — быстро сказала Лукреция. — Я как раз смогу встретиться с… — она запнулась, — Вальбургой. Ее взгляд метнулся к Тому, но он ничего не сказал, и Лукреция расслабилась. Заметив их переглядывания, Гарри почувствовал укол любопытства. Нечасто можно было увидеть, как Том общается с остальными слизеринцами в такой дружелюбной манере. Однако, само собой разумеется, что это должно было происходить – такую преданность и уважение нельзя было заполучить исключительно страхом. Наверняка их связывало множество общих историй. Историй, которые Гарри никогда не сможет до конца понять. Интересно, кто-нибудь из слизеринцев понимал, что Том просто терпит их? Или, несмотря на весь страх и осторожность, внутри них все еще теплилась надежда, что он чувствует к ним нечто большее? — Эй, Гарри, — расслабленно позвала Лукреция, делая глоток из своего бокала. Ее длинные ногти были покрыты нежно-розовым лаком, а на пальцах ярко переливались тяжелые золотые кольца. — А у тебя есть какие-нибудь планы на Рождество? — Какие, например? Предлагаешь навестить могилы? — Нет, я имела в виду не это, — она засмеялась. — Не знаю. Наверное, тебе будет одиноко здесь сидеть. Может, сходим в Хогсмид? — Может быть. Не люблю совиную почту. — Да? Какое совпадение, я тоже… Абраксас вдруг зашелся громким кашлем, и все обернулись. Малфой, раскрасневшийся и явно сбитый с толку, смущенно прятал глаза. — С тобой все в порядке? — участливо спросил Гарри и покосился на Тома, чье лицо выглядело бесстрастным. Слишком бесстрастным. Том вздернул бровь, уставившись в ответ. — Извини, просто… пошло не в то горло, — Абраксас махнул рукой. — Постоянно такое происходит. Гарри не понял, чем его разговор с Лукрецией так возмутил Тома, но решил в подробности не вдаваться и откинулся на спинку кресла. Постепенно вечер становился глубже, а темы разговоров – легче. Абраксас и Лукреция внезапно решили, что сейчас самое подходящее время завалить Гарри вопросами о прошлом, чем вынудили его в срочном порядке сочинять сумасшедшие небылицы, а Белинду и Тома – давиться понимающими усмешками. В целом, Гарри не возражал, особенно когда алкоголь начал влиять на его восприятие, делая все более мягким и расплывчатым. К тому же Абраксас с Лукрецией смеялись так весело и заразительно, что он чувствовал в груди почти физическое тепло. — А ты не задумывался, почему тебя распределили на Слизерин? — поинтересовался Абраксас. — Когда двое твоих друзей – гриффиндорцы? Том, который большую часть разговора просто слушал, лишь изредка вставляя незначительные замечания, заинтересованно поднял голову. — Я… — Гарри, откровенно говоря, никогда особо не задумывался над этим. Еще откровеннее – ни разу со времен второго курса, когда его мучили страхи перед Тайной комнатой. И хотя факультет Слизерина во многом отличался от Гриффиндора, быть здесь оказалось совсем не так плохо, как он себе представлял. — Может, у меня просто больше амбиций, — Гарри пожал плечами, — кто знает. Уложив на плечо темные волосы, Лукреция держала миску с оливками, отправляя по одной в рот. Выслушав его предположение, она задумчиво хмыкнула. — Слизерин – это нечто большее, чем амбиции. Здесь важна хитрость. Способность приспосабливаться, — она сунула в рот оливку. — Связи. — У гриффиндорцев тоже есть связи друг с другом, — возразил Гарри. — Слизерин – не единственный факультет, где существует преданность... — О? — оживился Том — И откуда ты это знаешь? — Я предполагаю. Разве тебе не кажется, что они близки между собой? — Как семья, — согласился Том, — Вместе с Дамблдором, Уизли, Пруэттами и Грейнджер... — Ты мог просто сказать, что завидуешь Гермионе, я бы понял. — С какой стати? Губы Гарри дрогнули. — Ну, рано или поздно тебе придется говорить правду. Конечно, подобное для тебя дико, но... — Гарри, — осадила Лукреция, пытаясь сдержать смех. — О, точно. Прошу прощения, милорд, — он произнес эти слова дразнящим тоном, прозвучавшим чуть громче шепота, и встретил прямой взгляд Тома. Его глаза были темными, слегка затуманенными. Гарри бросило в жар. Лукреция отложила оливки в сторону, с любопытством наблюдая за ними. Гарри поерзал на месте, игнорируя шум крови в ушах и горячее, пьянящее чувство, которое не хуже огневиски опаляло внутренности, стоило ему взглянуть на Тома. — Мерлин, я слишком пьяна для этого, — простонала Белинда. — Гарри, нет ни единого шанса, что ты убедишь меня, будто между Гриффиндором и Слизерином есть хоть какое-то сходство. Они все такие громкие, шумные, хвастливые и… без обид. — Ага, без проблем, — отмахнулся он, хотя въевшийся под кожу инстинкт заставил на миг ощетиниться. Белинда подняла бледные брови, и ее лицо стало хитрым. — О, я говорила с Лукрецией. Лукрецию не пришлось просить дважды – спустя секунду она уже загибала пальцы, яростно доказывая обратное, и Гарри с облегчением понял, что на него больше не обращают внимание. Он повернулся к Абраксасу, который уминал принесенный с кухни сэндвич с индейкой и широко улыбался, демонстрируя торчащий между зубами лист салата. — На самом деле я рад, что ты не гриффиндорец, — поделился он. — Даже если ты самый странный слизеринец, которого я когда-либо видел. — Спасибо, — с напускной серьезностью кивнул Гарри. — Я тоже рад, что не гриффиндорец. Слова вылетели прежде, чем он успел их остановить, и Гарри непонимающе нахмурился. Он не заметил, как захмелел, но алкоголь определенно делал свое дело, развязывая ему язык покруче веритасерума. Он оглянулся: Лукреция с Белиндой продолжали громко спорить, ни на кого не обращая внимания, зато Абраксас даже жевать перестал от удивления. — В самом деле? — друг просиял. — Знаешь, я всегда знал, что рано или поздно ты обязательно станешь частью Слизерина. — Не совсем так, — поправил Том, однако его губы искривила довольная усмешка. — Замолчи. Разве ты не рад, что я не гриффиндорец? Вернув лицу бесстрастное выражение, Том скучающие пожал плечами. — Это, безусловно, улучшило нашу команду по квиддичу. Однако все остальное... — Какой ты все-таки лжец... В голове Гарри приятно гудело. Осталось две бутылки огневиски, одну из которых Абраксас смешал с тыквенным соком, и получившаяся бурда никому не понравилась, кроме него самого и Белинды. — Ух, как у меня кружится голова, — пожаловался Абраксас и оперся рукой на низкий столик в попытке сохранить равновесие. Однако координация его подвела, и вместо этого он ухватился за колено Гарри. — Мерлин, только не говори, что тебя тошнит, — взмолилась Белинда. — И почему ты держишь Гарри за ногу? Тот отшатнулся. Лукреция взорвалась смехом, и Гарри подхватил его, раздумывая, не предложить ли ей немного воды. — А вообще, — начал Абраксас, морщась, когда опрокинул в себя остатки ядреной жидкости из бокала, — не могу поверить, что Вилкост снова заставила нас пройти через это… этого проклятого боггарта. Что за издевательство. — Я больше никогда ее не увижу, — со злостью поддержала Лукреция. — Вы знали, что она хотела поговорить со мной о моей чертовой матери? — Я думаю, она еще не самый худший профессор, — отозвалась Белинда. — Во всяком случае, она лучше Слизнорта. — А что не так со Слагги? Глаза Лукреции расширились от возмущения, и она воинственно перегнулась через Гарри. Ее черные волосы упали ему на лицо, и он осторожно смахнул их. — Лучше не оскорбляйте Слизнорта в присутствии Тома, — вмешался Гарри. — Отвали, Гарри. Гарри тихо прыснул. — Ему на многое наплевать, разве нет? — начала перечислять Белинда. — Еще он постоянно напивается, устраивает вечеринки и делает вид, что жизнь – это один большой спектакль, — она зевнула. — Впрочем, неважно. Уверена, младшекурсники скоро вернутся, — Белинда взглянула на свое запястье и нахмурилась, не понимая, куда делись часы и почему они не материализуются из воздуха. Лукреция, вернувшись на свое место и негромко посмеиваясь сама с собой, решила уменьшить оставшиеся бутылки огневиски. Через какое-то время Том, устав наблюдать за разворачивающимся безобразием, все сделал за нее, и Лукреция с неподдельным восторгом принялась отвешивать ему комплименты. Над головой мерцали приглушенные огни сотен свечей. Абраксас прислонился к Гарри и сбивчиво рассказывал ему историю времен второго курса, когда Альфард (или, возможно, Орион, было непонятно) упал в Черное озеро. — Ты должен был видеть лицо Слизнорта, — довольно вещал друг, путаясь в словах. Он осоловело моргал и пьяно покачивался из стороны в сторону. — Альфард никогда не будет вспоминать об этом… ик… Спроси его в следующий раз на тренировке… Я тебе клянусь, это будет бесценно… Кивнув, Гарри негромко рассмеялся, а затем, повинуясь какому-то странному порыву, поймал взгляд Тома. В следующую секунду тот поднялся на ноги и рассеянно провел рукой по волосам. — Я иду в спальню, — сообщил он всем сразу и никому конкретно. Он не стал объяснять причину, а лишь слегка повел плечом и поставил бокал на стол. Гарри заставил себя зевнуть. — Я… э-э… мне нужно в туалет, — его движения и вполовину не были такими плавными, как у Тома. Перед глазами все покачнулось, и он умудрился влететь коленом в кофейный столик, чем заставил Абраксаса бурно захохотать. Гарри добродушно улыбнулся ему и направился вверх по лестнице. — Весьма искусная ложь, — иронично заметил Том, когда они подошли к комнате семикурсников. — Завтра расскажешь им, как ушел в туалет и провалился? — Они ничего не вспомнят. Здесь было свежее, чем в душной гостиной: Гарри застонал от облегчения, когда толкнул дверь. Пошатываясь, он добрел до кровати и рухнул лицом вниз на прохладную подушку. — А ты, как всегда, любишь рисковать, — хмыкнул Том. В его голосе прозвучало что-то странное, что-то, похожее на нежность, но Гарри был слишком пьян, чтобы разбираться в чужих интонациях и делать какие-либо выводы. Он лишь что-то протестующе буркнул в подушку и сел. — Подойди, — велел он, похлопывая по кровати, словно Том был особо непослушным питомцем. — Я хочу тебе кое-что сказать. Том поднял брови, но подчинился. — Что ты хочешь мне сказать? Его лицо буквально слепило, и Гарри наклонился ближе, как хотел сделать весь вечер. Глаза Тома казались слегка поплывшими от выпитого, а губы кривились в усмешке. Гарри усмехнулся тоже. — Мне нравится твое лицо. — Ты хотел сказать мне это? — Да. Ты такой… привлекательный. Это даже смешно. Том хохотнул, но, несмотря на желание казаться беспечным, его скулы вспыхнули румянцем. Гарри протянул руку, чтобы прикоснуться к его порозовевшей щеке, зачарованно проведя по коже пальцем. Том нахмурил брови. — Ты меня трогаешь. — Потому что ты краснеешь. — В гостиной было жарко. — Ага, как скажешь, — легко согласился Гарри и ухватил Тома за запястье, поднимая его руку выше, чтобы получше рассмотреть. «Красивая рука», — подумал он, и Том тут же рассмеялся. — Извини, я сказал это вслух? — Мерлин, ты так пьян. — Я не… — но Том уже целовал его, разделяя насыщенный вкус алкоголя на двоих. Руками он обхватил подбородок Гарри, придвигаясь ближе. Гарри тихо и удовлетворенно застонал ему в рот, отвечая на поцелуй. Казалось, время замерло, а комната вокруг них начала терять очертания. Гарри отстранился на секунду, чтобы посмотреть на Тома, но его лицо выглядело потрясающе. Оглушенный своими чувствами и будучи не в силах бороться с ними, Гарри протянул руку, чтобы вновь провести непослушными пальцами по его щеке. — Что теперь? — поддразнил Том. — У меня красивые глаза? — Безумно, — прошептал Гарри, ощущая на губах дыхание Тома, чувствуя тепло его кожи. Наклонившись, он быстро поцеловал его в уголок рта. Потом еще раз, и еще. — Ты очень красивый. — Замолчи, Гарри, — Том выглядел сбитым с толку. Он все еще гладил Гарри по щеке, чего, казалось, не замечал; его глаза были затуманены. Гарри опустил руку и коснулся Тома через мантию – показалось ему или нет, но наполовину возбужденный член Тома дернулся от прикосновения. Гарри ухмыльнулся такой реакции. — Я могу тебе отсосать? — Ты еще спрашиваешь? — хриплый голос дрогнул. Том почти заботливо откинул прядь волос с его лба, и Гарри почувствовал, как сжалось горло. Он неуклюже опустился на колени. — Тебя ведь не стошнит, правда? — Почему меня должно стошнить? Но руки Гарри не хотели сотрудничать с мозгом. Закрыв глаза, он на секунду прижался лицом к бедру Тома и ощутил головокружительный прилив эмоций, напоминающих спутанную вереницу из чувств и ощущений. Что-то нежное, теплое собиралось внутри, заполняя его от макушки до пяток и грозясь вот-вот выплеснуться наружу. Было сложно сдерживать этот ураган внутри, и, говоря откровенно, не хотелось. — Потому что ты выпил лишнего, — произнес Том, поглаживая Гарри по волосам. Его слова были немного невнятными. Гарри хотел возразить, но вместо этого замер на месте, надеясь, что Том продолжит эту непривычную ласку. Его переполняла не только нежность, которую он никогда раньше не испытывал, но и нечто большее – что-то, похожее на привязанность. И та была настолько сильной, что мир вокруг даже на какое-то мгновение дрогнул, слегка расплываясь. Эти чувства расцветали перед глазами, звенели в голове, пульсировали с каждым ударом сердца. Гарри выпрямился, вспомнив, для чего он встал на колени. — Ты уверен, что с тобой все в порядке, Гарри? — Конечно. Гарри не хотел смотреть на Тома, опасаясь, что найдет название этому чувству. Его разум был тяжелым и туманным: казалось, он так легко мог позволить ощущениям накрыть себя с головой, раствориться в них и погрузиться во что-то дезориентирующее – что-то, что невозможно было описать словами. Он расстегнул мантию Тома и, стянув нижнее белье, обхватил его член рукой. Гарри несколько раз лениво провел по всей длине, отчего Том шумно выдохнул и безотчетно толкнулся в его раскрытую ладонь. Он сидел на краю кровати, свободно запустив пальцы в чужие растрепанные волосы. Гарри, устраиваясь удобнее, опустил руки на его бедра и наконец взял головку в рот. Том едва различимо застонал. Сейчас заниматься этим было легче: Гарри не чувствовал себя таким застенчивым, как раньше, а Том казался более расслабленным. Каждое движение его бедер, его тихие стоны и пьяная, негромкая похвала подстегивали Гарри стараться усерднее. — Внутри тебя просто потрясающе. Гарри коротко взглянул на него и насадился глубже, плотнее обхватывая губами напряженный член. Он помогал себе рукой, пока Том продолжал откидывать ему челку со лба и зарываться длинными пальцами в непослушные волосы. Изредка пытаясь вернуть себе ускользающий контроль, Том с хриплым ругательством сжимал его вихры, непроизвольно толкаясь бедрами вверх, прямо в восхитительно тесный и влажный жар его рта. — Ты чертовски хорош. Ох, черт возьми… Гарри. И пусть от напряжения у Гарри болела челюсть, а в уголках покрасневших глаз выступили невольные слезы, он снова и снова громко стонал, пуская по стволу вибрацию, от которой Том задыхался и мелко подрагивал. Отбросив прочь всякое смущение, Гарри откровенно наслаждался процессом: сосал глубоко, размеренно, жадно, неторопливо подводя Тома к разрядке. Он не был уверен, сколько времени прошло: все превратилось в смесь вздохов, стонов и прерывистых звуков. Еще несколько долгих минут он игрался в свое удовольствие, облизывая покрасневшую головку и перебирая в руке потяжелевшие яички, отчего самообладание Тома рушилось буквально на глазах. Это зрелище определенно следовало запретить из-за его откровенной интимности – оно всегда сводило Гарри с ума. Чувствуя, как в венах закипает кровь, а в штанах разгорается нешуточный пожар, он нырнул вниз, глубоко вбирая чужой член в рот. Наверное, это и стало последней каплей: издав отчаянный звук, который больше походил на полустон-полувсхлип, Том содрогнулся всем телом, и мгновением позже в горло Гарри ударила тугая струя. — Черт, — рвано выдохнул Том, отпуская его волосы. Гарри сглотнул слюну пополам со спермой и расслабленно откинулся назад. Он чувствовал непередаваемую смесь из похоти, удовлетворения и странной, всеобъемлющей нежности. Он все еще был возбужден, и Том вновь гладил его по лицу, прижимая длинные, тонкие пальцы к его рту, а затем легко пробегаясь ими по шраму. Разогнув занемевшие ноги, Гарри пересел на кровать, и Том нетерпеливо подмял его под себя, принявшись долго и с упоением целовать податливые губы. — Как думаешь, что происходит в гостиной? — спросил Гарри, когда они наконец оторвались друг от друга. Он чувствовал легкость и головокружение, когда потянулся вперед и ткнулся губами в уголок рта Тома. — Лукреция, вероятно, призналась, что встречается с Пруэттом, — улыбаясь, ответил тот. — Я думаю, Абраксас единственный, кто не знал. — Он всегда узнает обо всем последним. Том согласно хмыкнул. Его наполовину прикрытые глаза были затуманены желанием. Гарри мог различить красные искорки на радужной оболочке его глаз, темный наклон ресниц. Том снова поцеловал его. Он провел пальцами по изнывающему от напряжения члену, и Гарри пришлось подавить невольный стон облегчения. На этот раз Том решил не дразнить его: запутавшись пальцами в волосах Гарри и запрокинув ему голову, он спустился горячими поцелуями вдоль линии челюсти. Гарри выгнулся навстречу прикосновениям и вцепился Тому в плечи, чувствуя его жадные губы на своей шее, настойчивое поглаживание руки... Внезапно дверь распахнулась, и они отпрянули друг от друга. Гарри заморгал от яркого света и торопливо поправил брюки, чтобы скрыть очевидный факт своего возбуждения. Впрочем, ситуацию не спасало и то, что его губы казались неприлично опухшими. Глаза Тома немного прояснились, и он отодвинулся от Гарри, чтобы рассмотреть фигуру в дверном проеме. Розье застыл: на его ошарашенном лице не проскальзывало никаких эмоций, кроме глубочайшего изумления. Он несколько секунд пялился на Тома, прежде чем повернуться к Гарри, буквально ввинчиваясь в него своими темными глазами-бусинами. — Добрый вечер, Эдвин, — обронил Том, и последний след раздражения исчез с его лица, а голос прозвучал совершенно ровно. Розье уставился на Гарри таким диким, ненавидящим взглядом, что тот сглотнул, невольно задаваясь вопросом, не оставил ли Том у него на шее засос. Судя по потрясенному лицу Розье, несмотря на свои ехидные упреки и подначивания, он ничего не знал о них с Томом. — Мы вспоминали о тебе, — продолжил Том, когда Розье не удосужился сдвинуться с места. — В гостиной. Создавалось стойкое впечатление, что тот больше не мог смотреть на Тома. — Я был занят, — через силу выдавил он, отрывая взгляд от Гарри и впериваясь им в дощатый пол под ногами. — Мой… мой Лорд. На одно короткое мгновение Гарри стало его жалко. Затем Розье вновь поднял голову, и на этот раз его взгляд был уничтожающим. — На что уставился, Поттер? — Какого черта ты все еще здесь? — с усмешкой спросил Гарри. — Это не твоя комната. Ты даже не настоящий слизеринец. А если думаешь, что мы будем терпеть тебя только потому, что твои предки сдохли, и тебе некуда свалить… Том выразительно прочистил горло, и Розье был вынужден замолчать. Он выглядел так, будто его заставили проглотить что-то очень мерзкое. — Откуда вообще у тебя этот шрам, Поттер? Тебе кто-нибудь говорил, что он выглядит стремно? Гарри приподнял брови. — От смертельного проклятия в лицо, — невозмутимо сказал он. — Какие-то проблемы? — Ты такой гребаный лжец… — Розье поймал на себе взгляд Тома и осекся. — Милорд, я хотел поговорить с тобой о… Слизнорте. Но неважно, забудь. Он развернулся и вышел из комнаты. Гарри и Том обменялись выразительными взглядами. Том тяжело вздохнул. — Я должен узнать, что ему нужно, — произнес он, не двигаясь с места. — Ага. Ты должен. Помещение поплыло у Гарри перед глазами, и лицо Розье в последний раз промелькнуло в затуманенном сознании. Возбуждение спало, оставив после себя какое-то неприятное, несвежее чувство. Он встал и направился в ванную, чтобы сполоснуть лицо холодной водой, а когда вернулся, Тома в спальне уже не было. Возвращаться в гостиную не хотелось, поэтому Гарри сел на край кровати, рассеянно скользнув по полу взглядом. «Слава богу, — подумал он, — что Розье не принесло на несколько минут раньше». Эта мысль была настолько парализующей, а облегчение – настолько сильным, что Гарри рассмеялся. Откуда вообще у тебя этот шрам, Поттер? Обычно растрепанные волосы скрывали шрам от посторонних, и Гарри задумался, почему сейчас было иначе. Только спустя добрую минуту он вспомнил, что это Том в очередной раз зарывался руками в его волосы и откидывал пряди со лба, нежно обводя выступающий контур. Гарри повалился на кровать, рассеянно вглядываясь в полумрак. Том любил трогать его шрам, долго изучал подушечками пальцев неровные линии, а потом утыкался носом в изгиб шеи, пряча довольную улыбку. В такие моменты его взгляд светился весельем, а Гарри просто нравилось слушать его хриплый голос. Некоторое время он лежал, предаваясь воспоминаниям, пока те из едва различимых совпадений не начали складываться в нечто последовательное. Мозг работал с трудом, но все же находил слабые, незаметные на первый взгляд закономерности, заторможенно собирая их в общую картину. Болезненная правда, осознание медленно проникало в разум, но голова у Гарри так сильно пульсировала, а перед глазами плясали смутные пятна, что ему было все равно. Не сейчас. Однако назойливые мысли продолжали тревожить уставший разум. Яркие огни общей комнаты. Скольжение языка Тома по его собственному. Пальцы на его шраме, его шраме, его... Гарри едва не выблевал содержимое желудка. Боггарт беспрепятственно проскользнул в его сознание, легко преодолев облако тумана, о существовании которого он даже не подозревал. В воспаленные мысли просочился шипящий голос. Ты сам выбрал это. Медальон прижался к горлу – раскаленный, клеймящий и тянущий на дно. Гарри будто вновь находился под водой. Легкие горели. Пальцы неосознанно подлетели ко лбу. Вот причина всего. Они связаны через шрам, и уже ничего нельзя изменить. Только не в том случае, когда он сам сделал выбор. Это должен быть ты, Гарри. Это всегда был ты. Кожа на лбу была гладкой и теплой, однако шрам оставался холодным. Желчь подступила к горлу, и он торопливо встал, бросаясь обратно в ванную. Но его не вырвало. Согнувшись, Гарри до побелевших костяшек вцепился в холодную раковину, уставившись на свое потрепанное отражение. Он не был уверен, происходило ли это на самом деле. Вообще все. Не был уверен, не привиделось ли ему собственное потрясенное выражение лица. Нездоровая бледность. Неужели он был таким бледным? Остекленевшая зеленая поволока глаз и тонкий, заостренный шрам, который даже сейчас был отчетливо виден. Руки мелко дрожали, мысли путались. В голове возник вакуум. Гарри закрыл глаза, пытаясь сбежать от реальности в спасительную тьму. Но даже за закрытыми веками перед ним отчетливо маячило одно-единственное слово, которое раскаленным, жгучим клеймом отпечатывалось в сознании. Нет, нет, нет. Пожалуйста, боже, нет. Гарри прижал ладонь к шраму, который мучил его последние семнадцать лет, и почувствовал, как тот сокращается под его пальцами. Теплый. Пульсирующий. Живой.