***
С тех пор жизнь Гарри будто обрела новую цель. Каждую свободную минуту он проводил в библиотеке, быстро расправлялся с едой и возвращался в общую гостиную только ночью, когда страницы начинали расплываться перед глазами. Книги, которые одолжила ему Белинда, невозможно было найти в Хогвартсе. Эти тяжелые, старинные рукописи в твердых переплетах открывались только после того, как он протыкал палец и размазывал по корешку кровь. Казалось, его разум был настолько переполнен темной магией – обрядами, заклинаниями и проклятиями, что иногда он чувствовал себя Томом. Впрочем, некоторое время спустя он пришел к удручающему выводу: найти что-то стоящее ему не удалось. Все упомянутые ритуалы были слишком специфичны, а жертвы – слишком высоки. Ему нужно было что-то более адекватное, чем обряд, который требовал литра его крови и обещал оставить постоянный визг в ушах. Единственный человек, который знал, что ищет Гарри, был одновременно тем, к кому он не мог обратиться за помощью. Осведомленность Тома значительно усугубила бы ситуацию, поэтому Гарри проявлял осторожность: он не оставлял книги в общежитии и читал их только в Выручай-комнате. Не брал Бузинную палочку на занятия и всегда надежно прятал после тренировок. Он никому ничего не говорил, и только через три дня бесплодных поисков и безуспешных попыток, Гарри рассказал обо всем друзьям. — О боже, это ужасно, — пораженно выдохнула Гермиона, проводя пальцами по пожелтевшим страницам книги «Магия крови и ее применение». Они сидели в Выручай-комнате, которая теперь выглядела как импровизированная библиотека, где находились лестница, стол и несколько потрепанных красных кресел. Подруга, поджав под себя ноги, сидела в одном из них и читала вслух старинную рукопись. — Вот, послушайте. При проведении обряда Совершенствования, предназначенного для увеличения предрасположенности волшебника к темной магии, расходуется мощный заряд энергии. В результате способность владельца творить светлые заклинания, например, заклинание патронуса, существенно снижается. Природная магия, вступающая в конфликт с ритуалом, может вызвать опасные, неконтролируемые последствия, масштабы которых до сих пор не известны. Она перевернула на следующую страницу. — Разве это не мерзко? Здесь нет внятного объяснения, каким образом ритуал влияет на магию волшебника. И вообще, что именно «вступает в конфликт»? А если ты не сможешь аппарировать, левитировать или применять исцеляющие чары, потому что обряд сочтет их слишком светлыми? Сомневаюсь, что ради этого стоит извлекать крестраж. — Ты избавишься от одного магического паразита взамен другого, — согласился Рон. Он подавил зевок. — Может, Дамблдор что-нибудь знает. В смысле, вдруг он нам расскажет. Однако Гарри не собирался сдаваться. Он точно помнил рывок крестража, когда приставил палочку ко лбу в тот вечер. Нужно было только найти способ управлять этой силой. Прошлый разговор с Томом укрепил его решимость: он знал, что крестраж никогда не даст ему жить спокойно. Когда Гарри сосредотачивался на исследованиях (с той настойчивостью, какую раньше ни разу не проявлял в отношении учебы), то мысли о прошлом уже не захватывали его с головой. Он не позволял своему глупому сердцу и надежде на что-то большее – даже бесконечно крошечному проблеску – сбивать себя с намеченного пути. Все еще было больно, когда они неожиданно сталкивались с Томом – на пороге ванной туманным утром или в пустой гостиной. Пересекающиеся взгляды – короткие, пронизывающие насквозь. Однако напряжение между ними сменилось тихим, осознанным принятием. На Зельеварении атмосфера перестала быть удушающей: они молча работали каждый над своим котлом, и Том больше не пытался заговорить с ним. Впервые они пришли к согласию. Шрам покалывал во время собраний Пожирателей смерти, но не с той интенсивностью, какая выбила его из колеи на прошлой неделе. Настойчивая, тупая пульсация лишний раз напоминала о необходимости уничтожить крестраж. Ему следовало найти способ навсегда избавиться от невидимой удавки, которую Том мог затянуть в любой момент, чтобы с легкостью испортить ему жизнь. Через две недели профессор Слизнорт прикрепил в гостиной объявление: «Встреча семикурсников по вопросам будущего трудоустройства». Ниже был представлен длинный список имен – Гарри нашел себя где-то в середине, между Абраксасом Малфоем и Томом Реддлом… Абраксас, который все время заглядывал Гарри через плечо, удрученно вздохнул. — Для меня каждая встреча Клуба Слизней похожа на обсуждение будущего трудоустройства, — невесело хмыкнул он. — Отец каждую неделю справляется у Слизнорта о моих оценках. Клянусь, он ведет себя как одержимый. Впрочем, слизеринцы были не единственными, кто встречался с деканами своих факультетов. На следующее утро, когда они с Роном вместе сидели на Чарах, друг поделился новостью, что похожее объявление появилось и в гостиной Гриффиндора. — По крайней мере, я могу открыто поговорить с Дамблдором, — признал он. — Потому что он знает, в какой передряге мы оказались. Гермиона же сохраняла более оптимистичный настрой. Она начертила схему с перспективами на будущее, которые разветвлялись в семи разных направлениях. По ее словам, только один путь заканчивался отсутствием жилья. — Видите? Конечно, Министерство сейчас – цель недостижимая, однако я всегда любила исследования… Когда Гарри порвал с Томом, то целыми днями штудировал книги по темной магии и изучал свои новые способности, поэтому особо не задумывался о будущем. В какой-то степени, их разрыв даже облегчил размышления о настоящем. Он мог думать о том, что его ждет после окончания Хогвартса, не возвращаясь мысленно к воображаемому таймеру, висящему над головой и отсчитывающему последние минуты его жизни. Мог не думать обо всех невысказанных истинах, которые игнорировал прежде. — Ты все еще хочешь стать аврором? — спросил он Рона, пока они листали книги о волшебных палочках. — Точно нет, — отозвался Рон. — Попасть в Академию было возможно, когда твоя слава могла привести нас куда угодно. А каковы наши шансы теперь? Вот именно. И Реддл – бог знает, чем он планирует заняться после Хогвартса. Или что с ним собирается сделать Дамблдор. Гарри закрыл книгу и отложил ее в сторону. — Ты думал, я помогу тебе поступить в Академию авроров? — скептически спросил он. — Ты забыл, что я должен был убить Волдеморта? — Я верил, что ты справишься, дружище. Я не мог… я не мог смириться с тем, что ты просто умрешь, — он нахмурился и ткнул пальцем в пыльный фолиант на столе. — Поэтому, если любая подобная ерунда потребует от нас добыть кровь девственницы, отрубить конечности или изувечить сердца животных, мы не будем этого делать. Но мы определенно найдем выход. Гарри вопросительно вскинул бровь. — Кровь девственницы? Ты где такое вычитал? — Ой, заткнись, — фыркнул Рон, хотя кончики его ушей предательски вспыхнули. — Ты понял, что я имею в виду. Я не хочу, чтобы ты умер. — Ну, я тоже, — хмыкнул Гарри и покачал головой. — И я больше не думаю об аврорате. Честно говоря, я бы хотел заняться чем-то новым. Не думать о войне, не пытаться оправдать чьи-то ожидания и не принимать никаких жизненно-важных решений. Я что, слишком много прошу? — Конечно, нет, — успокаивающе ответила Гермиона. — Но разве ты не всегда хотел стать аврором? Гарри пожал плечами. — Это просто подходило больше всего. В тот момент я не особо раздумывал: был только Волдеморт и бесконечные попытки выжить. На некоторое время все трое погрузились в молчаливые размышления. Потом Гермиона бодрым, прозаичным тоном отметила, что, поскольку у них нет семей, им придется искать работу сразу после Хогвартса. Рон предложил заняться азартными играми, что привело к долгому спору о морали и вполне реальной возможности прогореть и попасться Департаменту магического правопорядка. — И что? — не унимался Рон, качаясь на стуле так, что ноги опасно отрывались от пола. — Мы должны чем-то заниматься, раз все равно не можем вернуться. Будущее ушло. Тогда Гермиона предположила, что они не могут быть единственными студентами, которые не имеют финансовой поддержки. — Неужели больше никого нет? — вслух рассуждала она, щурясь от яркого солнца. То место, где они сидели в дальней части библиотеки, со всех сторон окружали огромные окна. — Хотя я полагаю, что если бы такие студенты действительно были, этот вопрос обсуждали бы еще на первом курсе. И наверняка создали трастовый фонд или что-то подобное. Помню, профессор МакГонагалл это объясняла, но я не могу вспомнить учеников, у которых совсем не было родственников, опекунов или какой-либо помощи. — Том, — напомнил Гарри ровным голосом, уткнувшись пустым взглядом в деревянный стол. От неожиданности Рон чуть не навернулся со стула, а Гермиона удивленно распахнула глаза. Они быстро переглянулись, словно на это имя было наложено табу, и уже одно только упоминание могло привести к чему-то ужасному, например, сходу лавины или взрыву. — Конечно, — мягко согласилась Гермиона несколько секунд спустя. — Реддл работал в «Горбин и Беркс» после Хогвартса, но я уверена, что ему есть на кого положиться. Судя по их отношениям со Слизнортом, думаю, профессор позволил бы Реддлу остановиться у него, если бы тот захотел. — Слизнорт был таким лицемером на шестом курсе, — хмуро сказал Рон. — И продолжил вылизывать Реддлу зад, даже когда тот спросил, как разрезать душу на полдюжины частей, — друг зажал кончик пера между зубами. — Как думаете, он каждое лето возвращался в тот приют? Гарри не хотел думать о пребывании Тома в приюте. Слишком живые образы всплывали в голове: Том и другие сироты, грязные руки и впалые щеки. Вот Том бродит по улицам Лондона, петляя среди руин и наблюдая жуткие последствия войны. Кролик, которого подвесили на стропилах. Я могу причинить им боль, если захочу. — Я как-то спросил его, — произнес Гарри. — Он приезжал туда каждое лето до пятого курса, а потом останавливался у Малфоев. Не думаю, что с тех пор он возвращался в приют. Рон бросил на него странный взгляд, будто до глубины души был удивлен тем фактом, что Гарри располагает подобной информацией. — Пожалуй, не так уж и трудно оставаться в особняке Малфоев. Как думаете, сколько у них домашних эльфов? Гарри переплел пальцы. — Ну, возможно. Но не стоит забывать, что он все еще нищий полукровка с магловской фамилией. Уверен, Малфои были от него не в восторге. Он и раньше догадывался об этом: по изредка проскальзывающим интонациям или грубости в сторону Абраксаса, словно Том пытался скрыть свою уязвимость. Он не любил говорить об этом прямо, однако стоило Гарри спросить в лоб – они относились к тебе так же ужасно, как и к нему? – Том в ответ лишь пренебрежительно хмыкнул. Вот только его лицо сделалось бесстрастным, а глаза – пустыми. — В любом случае, — Гермиона закусила губу, — это уже не имеет значения. Нам нужно сосредоточиться на нашем будущем, а не на будущем Реддла. Он уже не представляет той угрозы, какой был раньше. По крайней мере, пока. — Я помечу красным в календаре тот день, когда он облажается и его упекут в Азкабан на пожизненное, — бездумно бросил Рон слова, которые острыми копьями вонзились в сердце. Однако почти сразу уловив изменения в лице Гарри, он быстро продолжил. — По крайней мере, как только крестраж исчезнет, ты сможешь о нем забыть, верно? — Ага, — глухо отозвался Гарри. — И когда ты выпустишься, это поможет, — добавила Гермиона. — Тебе больше никогда не придется его видеть. Ты больше никогда его не увидишь. — Может быть, — не стал отрицать Гарри. — Не знаю. Но даже несмотря на то, что все это было глупостью и ложью, и он действительно ужасный человек… Я все еще скучаю по этому. Время, проведенное с Томом, было одновременно и лучшим, и худшим в его жизни. Он всегда знал, что все закончится, постоянно боролся со смесью вины и отвращения к самому себе. Но даже с учетом того, насколько неправильными казались эти отношения, ничто другое не приносило ему столько удовлетворения. Ничто не отвлекало от боли и не приносило такого облегчения. — Конечно, — кивнула Гермиона. — Но, по крайней мере, все закончилось не так уж плохо? Реддл мог попытаться убить тебя, превратить твою жизнь в ад или уничтожить все имущество. Рон фыркнул. — Отличный способ искать плюсы, Гермиона. — Нет, она права, — негромко возразил Гарри. — В Слизерине все спокойно. И скоро я обязательно перестану чувствовать себя дерьмово. Он слабо улыбнулся, но друзья только грустно посмотрели на него. — Я горжусь тем, что ты признал это, — тепло проговорила Гермиона, заглядывая ему в глаза. — И если ты когда-нибудь захочешь поговорить… — Я помню, — мягко перебил Гарри. Он знал, что будет в порядке. Он больше не ощущал себя таким подавленным и задыхающимся, словно железные тиски наконец перестали сжимать внутренности и позволили сделать вдох. — В любом случае, давайте снова посмотрим на тот график будущего, который ты составила. Хочу посмеяться перед уроком. Подруга возмущенно пнула его под столом, но Гарри поймал взгляд Рона и усмехнулся.***
Иногда было странно наблюдать, как Рон и Гермиона держатся за руки под столом или обмениваются влюбленными взглядами, когда им казалось, что он не обращает внимания. Они словно боялись его расстроить – были настолько сдержанны в проявлении своих чувств, настолько тактичны, что порой Гарри вообще забывал, что его друзья встречаются. Но он не возражал, что их дружба изменилась, и теперь они стали Рон-и-Гермиона и Гарри. Он был просто благодарен, что они снова вместе, даже если их трио сначала распалось на части, а потом сложилось в нечто совершенно новое. Несколько дней спустя, когда предстоящее собрание у Слизнорта было не за горами, профессор задержал Гарри после урока и с довольно горделивой улыбкой сообщил, что его успехи в приготовлении зелий заметно улучшились. Гарри не стал говорить, что он решил сосредоточиться на зельях с той лишь целью, чтобы не думать о Томе, и вместо этого просто поблагодарил. Он распахнул дверь в коридор и увидел, что его ждали Рон и Гермиона. — Чего он хотел? — спросила подруга, когда они направились в Большой зал. — Слизнорт – ужасный сплетник, — фыркнула она после того, как Гарри объяснил причину. — Держу пари, он хотел услышать что-нибудь о Реддле. Гарри в ответ только неразборчиво хмыкнул. Яркий полуденный свет заливал пустые коридоры, а встречающиеся на пути доспехи изредка вытягивали пустые рукава и сгибали пальцы на железных перчатках, издавая лязгающие звуки. — В любом случае, даже если ты… — начала Гермиона, но вдруг осеклась. Из-за угла резко вывернули Абраксас и Белинда. Это произошло так внезапно, что все пятеро едва не столкнулись. — Гарри! — первым пришел в себя Абраксас. — Что от тебя хотел Слизнорт? Однако, заметив за его спиной Рона и Гермиону, он замер. Гермиона шагнула вперед и застыла рядом с Гарри, инстинктивно скрестив на груди руки. Рон и Абраксас уставились друг на друга с ярко выраженной неприязнью на лицах. Гарри откашлялся. — Он сказал, что мои навыки зельеварения улучшились. Но я думаю, он мне просто сочувствует. — Не может быть. Он без ума от Тома. Наверное, Слизнорт думает, что ты разбил ему сердце. В коридоре стало слишком тихо. Гарри перекинул тяжелую сумку через плечо. — Ну, возможно, это задело его самолюбие. Абраксас вскинул на него умоляющий взгляд. — Ты идешь на обед? — Разве ты не собирался обедать с нами? — они оба обернулись, услышав напряженный голос Рона. Гарри открыл рот, чтобы ответить, но слова не шли. Рон свел брови к переносице и в целом выглядел так, будто эти слова вырвались у него непроизвольно, но он уже не мог забрать их обратно. — Наверное, мне следует сесть за слизеринский стол, — извиняющимся тоном сказал Гарри. — Они и так достаточно меня ненавидят. — Это неправда, — сразу возразил Абраксас. — Дело в том, что… Ну, ты знаешь. Гарри виновато улыбнулся Рону и Гермионе. — Что ж, увидимся позже? — Отлично, — Гермиона холодно посмотрела на Абраксаса и Белинду. — Позже. — Что, мы недостаточно хороши, чтобы сидеть с Гарри за одним столом? — вызывающе поинтересовался Абраксас. Он проигнорировал красноречивый взгляд Гарри, в котором одновременно читались мольба и предостережение. — С какой стати вы лучше нас? Рон сразу же ощетинился. — Как минимум, мы никогда не пытались его убить. Возможно, для Пожирателей смерти вроде вас это слишком высокий стандарт, который мы устана… — Убить его? — ошарашенно повторил Абраксас. Взгляд Гарри метнулся к Белинде – та застыла, приоткрыв от удивления рот. — Он говорит про Тома, — быстро вмешался Гарри. — Вы можете перестать ссориться, как дети малые? — Единственный ребенок здесь – Уизли. — Это начал ты, Малфой. Лживый ублюдок. После этих слов Белинда быстро пришла в себя и вскинула голову. Ее лицо ожесточилось. — Держи своего пса на поводке, Грейнджер. Бешенство заразно. — Тебе ли об этом говорить. Как успехи с клептоманией? Лечишься? — Хватит! — не выдержав, рявкнул Гарри. Когда все замерли, он прочистил горло. — Это что, соревнование на звание лучших друзей? — Извини, — торопливо произнес Абраксас. Белинда молча склонила голову. — Вы напали на нас без всякой причины. — Вряд ли это можно назвать отсутствием причины, — резко отозвалась Гермиона. — Но все в порядке. Меня не сильно заботит, как устроена ваша дружба с Гарри. — Вот именно, Грейнджер. Поговорим позже, Гарри. Прежде чем он успел что-либо ответить, она свернула в смежный коридор и стремительно зашагала прочь. Абраксас колебался секунду, а затем последовал за ней. Их светловолосые головы переливались на солнце, коса Белинды нервно покачивалась из стороны в сторону. Гарри знал, что она была расстроена с того момента, как Рон упомянул о попытке убийства в присутствии Абраксаса. Гарри тяжело вздохнул. — Итак, — медленно начал он, — какого Мордреда только что произошло? Гермиона неловко переступила с ноги на ногу, зато Рон скрестил на груди руки и возмущенно произнес: — Ты же не думаешь, что мы станем лучшими друзьями с кем-то вроде них. Они Пожиратели смерти. — Пожиратели смерти, — эхом повторил Гарри и покачал головой. — Здесь эти слова имеют несколько иное значение, чем в наше время, и ты это прекрасно знаешь. Между ними повисла многозначительная тишина, и все трое продолжили скованно переминаться с ноги на ногу. Несколько портретов, ставшие свидетелями их небольшой потасовки, притихли и внимательно наблюдали за разворачивающимся представлением. Однако стоило Гарри взглянуть на них, как те поспешно отвернулись и заговорили друг с другом. — Пойдем поедим на кухне, — решил Гарри, быстро отворачиваясь от Зала. — Я не хочу сейчас видеть никого из слизеринцев. — Хорошо, — с напускным воодушевлением отозвалась Гермиона, и звонкое эхо ее голоса прокатилось по пустому коридору. Она взяла Гарри под руку, и Рон, хотя его плечи все еще были напряжены, бросил на них веселый взгляд. Они все вместе начали спускаться по лестнице. — Я не заставляю вас дружить с ними, но вы можете хотя бы не грубить? Они свернули направо и зашагали по ярко освещенным коридорам, ведущим на кухню, петляя в лабиринте каменных серых стен, которые, впрочем, казались гораздо шире и теплее, чем в подземельях. В нишах по бокам стояли красивые растения – ребята прошли мимо вьющейся герани и потянувшейся к ним виноградной лозы, темные листья которой мягко коснулись груди Гарри. — Я знаю, что ненавидеть их – это ребячество, — согласился Рон. — И, по правде говоря, я их не ненавижу, просто… Я все еще вижу в них Пожирателей смерти. — Он протянул руку к натюрморту вазы с фруктами и пощекотал грушу. Дверь на кухню медленно отворилась, и к ним устремились несколько домашних эльфов. — Мы будем то, что вы подаете наверху, — сказала Гермиона с такой теплой улыбкой, что маленькая эльфийка сразу покраснела и склонила голову. — Большое вам спасибо. Когда они устроились за длинным деревянным столом, перед ними по щелчку пальцев появилась тарелка с бутербродами. Гарри забавлялся мыслью, что ее переместили со стола в Большом зале. Возможно, Том только что протянул руку, но тарелка исчезла, оставив его в недоумении. Следом появился кувшин с тыквенным соком, три серебряных кубка, миски и картофельный суп с луком-пореем. Домовая эльфийка взволнованно поклонилась, когда Гарри, Рон и Гермиона немедленно выразили свою благодарность, и поспешила прочь. — Это заставляет скучать по Добби, правда? — с грустным вздохом спросил Рон. — Да чего уж там, я скучаю даже по старому мерзавцу Кричеру. Он взял один из бутербродов со свежим листом салата, откусил и, проглотив кусок, без лишних сантиментов вернулся к прежней теме. — Я знаю, что для тебя все по-другому, ведь ты так много времени проводишь рядом с ними. Но для меня, — теперь он нацелился на тыквенный сок, — это в новинку. Сделав большой глоток, Рон вытер рот тыльной стороной ладони и продолжил: — Посмотри на Абраксаса – он же вылитый Люциус. А их манера поведения и привычка держаться вместе? Перед глазами сразу встают те проклятые черные мантии и белые маски. Эти сумасшедшие куски дерьма с радостью замучили бы всех нас до смерти. Поверь мне, они смотрели на Гермиону и даже на секунду не сомневались, что она заслуживает смерти. Суп оказался обжигающим, и Гарри, проглотив его, поморщился. Напоминание о Добби было болезненным, и на мгновение он потерял ход мыслей. — Я чувствовал то же самое в начале года, — понимающе кивнул он. — Они все казались мне подонками и более молодыми версиями Пожирателей смерти. Но это не так. Некоторые из них, конечно, плохие, но Абраксас и Белинда – нет. С другой стороны, они тоже не совсем хорошие… Переулок. Палочка, прижатая к горлу. Вспыхивающие заголовки «Ежедневного пророка». Надежный способ. Единственный выход. — …но кто из нас идеален? Еще раз говорю, я не заставляю вас дружить с ними, но вы не должны себя вести так, будто перед вами стоит Волдеморт под оборотным. Рон опустил кубок с тыквенным соком на стол. С дальнего конца кухни раздался грохот, и, обернувшись, они увидели домашних эльфов, которые поднимали огромную кастрюлю с тушеным мясом и шепотом о чем-то спорили. — Может, это потому, что они слизеринцы. В смысле, гребаный Реддл весь факультет прибрал к рукам, а эти безмозглые подхалимы и рады следовать за ним. Ладно, возможно, они не так уж плохи и не следуют за ним вслепую, но это все равно… это все еще Слизерин, понимаешь? — Я слизеринец, — отрезал Гарри. Это прозвучало гораздо холоднее, чем он планировал. Рон быстро поднял на него глаза. — Я не это имел в виду. Я хотел сказать, что у меня просто сложилось такое впечатление. Прости. Гермиона не притрагивалась к своим бутербродам. Все это время она, опустив голову, беспокойно помешивала суп и слушала их разговор. Однако после возникшей паузы подруга подняла на него взгляд и, покусывая губу, задумчиво проговорила: — Ты слизеринец, поэтому вынужден смотреть на них по-другому. Но мы видим ситуацию со стороны, к тому же, все еще не смогли полностью разделить наше настоящее и прошлое. Я считаю удивительным то, что ты смог это сделать, Гарри. Ты пострадал от действий Волдеморта и Пожирателей смерти гораздо больше, чем все мы вместе взятые, но тем не менее ты смог преодолеть свою ненависть. Пару секунд она молчала, уставившись в свою тарелку. — В любом случае, я знаю, что они твои друзья, и, говоря откровенно, они не кажутся такими уж плохими. Я уверена, что они в какой-то степени милые люди. Особенно по сравнению с Реддлом… — Гермиона неуверенно осеклась. Гарри проглотил еще одну ложку обжигающего супа и ровным голосом произнес: — Можешь говорить о нем, если хочешь. Все в порядке. Она прочистила горло. — В общем, с нашей стороны было мелочно и глупо разводить спор. Мы должны быть выше этого. — Хотя они тоже облажались, — все-таки не удержался Рон и выразительно скривился. — На самом деле, вы все – кучка тупоголовых болванов, — хохотнул Гарри. — И я знаю, что так вы проявляете свою заботу, но мне это не нужно, правда. Рон усмехнулся. — Конечно, нет. Только не с той мирной и спокойной жизнью, которую ты ведешь. Гарри ухмыльнулся. В конце концов их беседа плавно перетекла к обычным вещам: предстоящему тесту по Чарам, исследованию по извлечению крестража и приближающимся собраниям с деканами факультетов. В итоге они проболтали на кухне до конца перерыва. Напоследок Гермиона коротко чмокнула Рона в губы и отправилась на Древние руны, а у них двоих еще осталось немного свободного времени. Рон предложил пойти в библиотеку, но Гарри посмотрел в окно и хмыкнул, что будет преступлением пропустить полеты в такую погоду. Свежий, морозный воздух, ощущение невесомости и общая непринужденность, которые не сковывали ни крики Альфарда, ни смех загонщиков, ни поиск снитча, сделали свое дело, на время сбросив тяжелый груз с души. Они по очереди летали на метле Гарри и перебрасывали снитч, в котором раньше находился Воскрешающий камень. А когда они совсем замерзли и окончательно выбились из сил, Гарри почувствовал такое облегчение, какого не испытывал уже целый месяц. Он не видел Абраксаса и Белинду до тех пор, пока не вернулся в гостиную. Друзья сидели возле одного из каминов, где слабо тлели затухающие угли. Белинда, скрестив ноги, писала длинное письмо на дорогой кремовой бумаге, а Абраксас ворошил железным прутом в камине, заставляя уголь недовольно искриться зелеными всполохами. — А, вот и ты, — откладывая кочергу, облегченно произнес Абраксас и чуть подвинулся в сторону, чтобы освободить Гарри место. — Ты ведь не ненавидишь нас, верно? — Что? Белинда оторвалась от письма и скривила губы в подобии улыбки. — Абраксас преисполнился уверенностью, что ты принял сторону своих настоящих друзей и больше не желаешь иметь с нами ничего общего. Ты же знаешь, как он любит драматизировать. — Я не драматизирую… Гарри подавил смешок. — Извини, Абраксас, но именно этим ты и занимаешься. Проблема в том, что вы все повели себя ужасно. Я не собираюсь прощать только Рона и Гермиону, когда вы все внезапно превратились в малолетних, ревнующих засранцев. — Прости. Но мы им не нравимся. Они явно нас ненавидят. — И ты, конечно, приложил немало усилий, чтобы это исправить. Абраксас поморщился. — Извини. Полагаю, я просто… Они тебе так нравятся, и ты их так долго знаешь. Но все же они… — Если ты скажешь «гриффиндорцы», я убью тебя. — …слишком откровенно нас ненавидят, поэтому я не хочу, чтобы ты ненавидел нас тоже. У Гарри заболела голова. И эта боль не имела никакого отношения к его шраму. — Ты говоришь как Том, — устало поделился он. — С какой стати мне вас ненавидеть? Вы тоже мои друзья. И я абсолютно серьезно. — Спасибо, Гарри, — облегченно выдохнул Абраксас и улыбнулся. — Знаешь, ты тоже ничего. Гарри закатил глаза и откинул голову на прохладную обивку дивана. Жар огня согрел его замерзшие конечности, а усыпляющее царапанье пера и их неторопливый, бессмысленный разговор принесли неожиданное успокоение. Удивительно, как много всего изменилось с сентября. Раньше он и представить себе не мог, что будет считать слизеринцев своими друзьями. И все же это было приятно.***
К кабинету профессора Слизнорта Гарри прибыл на десять минут раньше назначенного времени. Он опустился в богато украшенное кресло, которое предусмотрительно стояло снаружи, и принялся ждать своей очереди. За дверью слышались приглушенные голоса, но он старался не вслушиваться: Абраксас находился там последние полчаса. Гарри рассеянно изучал портрет в тяжелой раме на стене и лениво размышлял о том, как Слизнорт отреагирует на новость, что он больше не хочет поступать в Академию авроров или профессионально заниматься квиддичем. Но ему не пришлось долго над этим рассуждать – вскоре послышался скрип стульев, шаги. Абраксас отчетливо произнес «спасибо», и его голос прозвучал гораздо ближе, чем раньше. Наконец дверь кабинета распахнулась, и друг вышел в коридор. Он выглядел необычно бледным и энергично кивал. — Я подумаю об этом, — проговорил он напоследок. — Спасибо, сэр. Слизнорт ободряюще похлопал его по плечу. — Хорошего дня, мой мальчик. Гарри, заходи. Они с Абраксасом едва успели обменяться беглыми взглядами, прежде чем Гарри вошел в кабинет и с интересом огляделся. Кажется, впервые на его памяти помещение не пестрило разнообразными украшениями и больше не увеличивалось заклинанием Незримого расширения. Теперь кабинет казался маленьким и освещался лишь одной медной лампой. Напротив круглого окна располагался камин, чуть в стороне от которого стоял высокий письменный стол из красного дерева, заваленный рамами для картин, коробками шоколадных конфет и недописанными письмами. Толстая стопка эссе лежала на полу, вместе с дорогим страусиным пером. Профессор указал Гарри в центр комнаты, где напротив друг друга стояли два мягких бордовых кресла. Выдохнув, Слизнорт с видимым облегчением сел, и Гарри последовал его примеру. — Что ж, Гарри, — начал он, — ты все еще хочешь стать аврором? Я помню, как ты однажды упоминал об этом в Клубе. А также ты что-то говорил про ликвидатора проклятий, не так ли? — Да, — кивнул Гарри, удивленный тем, что Слизнорт запомнил. — Но я больше не хочу становиться аврором. — Нет? Конечно, это вполне разумно. Быть аврором – изнурительный путь. Безусловно, подобная работа приносит уважение, славу, удовлетворение, но иногда я задаюсь вопросом, какой ценой… — он откашлялся. — Впрочем, ты когда-то думал о профессиональном квиддиче, верно, Гарри? Без сомнений, ты имеешь больший потенциал по сравнению с остальными игроками нашей команды – я говорю это совершенно искренне. Разумеется, у Альфарда есть решимость, но у тебя? У тебя прирожденный талант. Гарри неловко улыбнулся. — Спасибо, сэр. Мне нравится квиддич, но я воспринимаю его больше как хобби. И потом, постоянное внимание прессы, интервью, все эти статьи и бесконечная спешка… Слизнорт понимающе усмехнулся. — Что ж, согласен, не всем подходит жизнь в центре внимания. Но я уверен, что ты добился бы поразительных высот, – впрочем, вместе с тем никогда не остался бы в тени, это правда. К тому же, карьера в квиддиче мимолетна – лет десять, если повезет, а может, и того меньше. — Совершенно верно, сэр, — кивнул Гарри. — Однако у тебя хорошая успеваемость по всем предметам. Профессор Дамблдор высоко оценивает твои способности в Трансфигурации, которая, я всегда говорил, является очень сложным предметом. Несколько месяцев назад профессор Флитвик сообщил мне, что ты можешь призвать самого замечательного Патронуса – тоже без какой-либо практики. И профессор Вилкост всегда очень лестно о тебе отзывалась. Она всерьез считает тебя вундеркиндом Защиты от Темных искусств. Гарри улыбнулся. — Мне нравится Защита. — Но быть аврором по-прежнему не для тебя? — Точно не сейчас. Это все, что я могу сказать. Некоторое время они обсуждали разные профессии, напрямую или косвенно касающиеся ЗОТИ. Гарри мог дать руку на отсечение, что профессор Слизнорт пытается не предлагать ничего, что напомнило бы ему о Гриндевальде и той ужасной ситуации, с которой он якобы столкнулся. Тем не менее, когда они прошлись по длинному списку – в нем даже встретились профессиональный дуэлянт, целитель и магозоолог – Гарри не почувствовал ни тени того опустошения, которое еще полгода назад наверняка накрыло бы его с головой. Почему он должен выбирать именно сейчас? На его плечи больше не давили ничьи ожидания. Гарри подумал, что был бы абсолютно счастлив, работая в магазине «Все для квиддича», если бы у него была крыша над головой и его друзья рядом с ним. — Твои возможности очень широки. — Поднявшись, Слизнорт взял со стола стопку глянцевых брошюр. — Ты смог бы занять любой пост в Министерстве, если бы захотел. Поттер – уважаемая фамилия, и у тебя отличные оценки… — он протянул Гарри брошюры. — А я всегда замолвлю за тебя словечко. Подумав, что это конец встречи, Гарри попытался встать, но Слизнорт снова опустился в кресло. — Думай об этом как о новом начале, — произнес он. — У тебя есть возможность делать все, что ты хочешь, быть тем, кем ты хочешь. Если ты еще не определился, то для начала лучше посоветуйся с нужными людьми. Ты знаешь, в чем разница между тобой и твоими одноклассниками? Гарри отрицательно покачал головой, и тогда профессор продолжил: — Опыт. Знаешь, сколько слизеринцев приходили сюда до тебя, полагая, что достигнут того же, что и их родители? Они, конечно, амбициозны, их тоже балуют, но до сих пор ни один из них не ступил за пределы Британии. Однако тебе пришлось быстро повзрослеть, не так ли, Гарри? — Полагаю, что так, сэр. — Я понял это сразу, как увидел. Тебя не волновали дела факультета, ты даже не признавал их. Ты, Уизли и Грейнджер – в вас троих было и по-прежнему остается что-то особенное. Гарри не знал, что на это ответить. Как он мог рассказать Слизнорту, что ему пришлось смотреть в лицо Смерти еще на первом курсе Хогвартса? Рассказать о кладбище, охоте за крестражами, об Ордене Феникса? Что у него при всем желании не было времени оставаться подростком, когда над головой висело пророчество; что никакие фантазии надолго не задерживались, стоило прочитать статью в «Пророке» или увидеть очередное кровопролитное сражение. — В любом случае, Гарри, у тебя нет давления семьи, которая требовала бы от тебя карьеры в Министерстве. Как нет и ответственности быть наследником. Зато у тебя есть свобода выбора, о чем твои одноклассники никогда не смели и мечтать. — Я знаю, сэр, — вежливо ответил Гарри. — Поэтому я не тороплюсь с принятием решений. — Что ж, пролистай эти брошюры и скажи, что ты думаешь о ликвидаторе проклятий. Хотя, возможно, это все же слишком изнурительная профессия. Гарри сложил листовки и убрал в карман. Его не слишком беспокоили слова Слизнорта – впереди маячила надежда на светлое будущее. Он больше не тяготился мыслями о Волдеморте, поэтому и чувствовал себя лучше. — Мы организуем еще одну встречу, когда ты будешь готов дать ответ. Остальным я сказал то же самое, хотя, Мерлин, если Том окажется хоть наполовину так же нерешителен, когда войдет, у меня будут проблемы. От этих слов улыбка Гарри исчезла. Пауза в разговоре внезапно растянулась, и, судя по тому, как внимательно Слизнорт изучал его лицо, он ждал реакции. Ждал момента, чтобы поймать Гарри на слове. На стене позади профессора располагались полки, сплошь уставленные всевозможными бутылями. Зелья, флаконы и фляги теснились рядом с бутылками глинтвейна и медовухи – все они неярко поблескивали на свету. Отвернувшись, Гарри посмотрел прямо на профессора и негромко, но уверенно спросил: — Вы не думаете, что Том в глубине души точно знает, чего хочет? Слизнорт торопливо отвел глаза. — Он очень хотел преподавать Защиту. И до сих пор подавлен из-за отказа. Впрочем, Том умен. Я уверен, что у него есть еще идеи, — быстро проговорил он и прочистил горло, нервно возясь со стопкой бумаг. — Он хочет изучить возможности магии, — сказал Гарри. — Но вовсе не с целью открыть что-то новое, он желает получить контроль, использовать магию как инструмент. И мы оба знаем, что Том более чем амбициозен. — Совершенно верно. Он буквально… эм… одержим. Том – очень целеустремленный мальчик. Возможно, дело в его магловском прошлом. Может, он думает, что должен кому-то что-то доказать, — плечи Слизнорта поникли. Он повернулся к Гарри, который отчетливо видел момент, когда профессор сдался. — Так вот почему вы с Томом больше не ладите? Это из-за тех целей, которые он перед собой поставил? — Мы разошлись во мнениях по важным вопросам. — Важным вопросам, — эхом повторил Слизнорт. Он посмотрел на него так странно, что Гарри на секунду даже растерялся. В его взгляде читалась не жалость, а скорее глубокое, сочувственное понимание, которое громче любых фраз сообщало Гарри, что он не единственный, кто знал каково это – одновременно и заботиться о Томе, и терзаться угрызениями совести. — Что ж, ты лучше меня знаешь, каким упрямым бывает Том, когда решится на что-то. Может быть, через несколько лет он избавится от этих идей. Реальный мир должен немного отрезвить его, — профессор растянул губы в слабой улыбке, которая не коснулась его глаз, и ободряюще сжал плечо Гарри. — Ты оказал на него хорошее влияние, даже если не замечаешь этого. А еще я никогда не видел мистера Малфоя и мисс Лестрейндж настолько уверенными в себе. Ты тоже далеко пойдешь, Гарри, запомни мои слова. Улыбка Гарри вышла чуть более искренней, чем он на самом деле себя чувствовал. Он не собирался оспаривать убеждения Слизнорта касательно того, что Том сможет избавиться от своих амбиции. Какой смысл, если это только расстроит профессора? — Спасибо, сэр, — произнес он. Было не лишним сказать это вслух. Теперь Гарри не преследовало ощущение, что его грудь вспарывают тупым ножом, когда кто-то поблизости произносил имя Тома. Ему больше не хотелось забиться в угол от стыда. Как ни странно, но было приятно знать, что Слизнорт тоже желал своему любимому ученику чего-то иного. Выйдя в коридор, Гарри почему-то был уверен, что увидит Тома снаружи, и всю встречу ожидал того мимолетного момента, когда их взгляды пересекутся. Но снаружи оказалось неожиданно темно и тихо, поэтому он, еще раз поблагодарив Слизнорта, двинулся в сторону лестниц. В голове внезапно всплыли слова Тома, что Гарри никогда не сможет удовлетвориться обычной и спокойной жизнью. Более того, он даже не будет знать, что с ней делать. Говорил ли он правду? Гарри засунул руки в карманы и поднялся по лестнице. Брошюры были гладкими на ощупь, а палочка неизменно оставалась холодной. Он достиг третьего этажа, по пути стараясь выкинуть из головы все непрошенные мысли. Он расправил плечи, произнес пароль – сдобные котелки – и его разум окончательно прояснился. Дверь в кабинет открылась, и Дамблдор жестом пригласил Гарри войти. На его голове покоился алый ночной колпак, а пространство комнаты освещалось теплым оранжевым светом лампы. — Гарри, — поприветствовал он и взмахом руки придвинул ближе к столу высокое кресло. — Как ты, мой мальчик? — Я в порядке, — ответил Гарри. И это даже не было ложью. — Я хотел обсудить с вами то, что недавно обнаружил. — Что ты обнаружил? — Дамблдор поправил очки-половинки и заинтересованно подался вперед. На его столе стояла пустая чашка, на дне которой чаинки сложились в причудливый, неразборчивый рисунок. Пару секунд Гарри изучал их, а затем перевел взгляд на темное небо за окном, где раскаленными газовыми шарами вспыхивали мириады звезд, напоминая узор ночного колпака Дамблдора. Бузинная палочка лежала в его кармане – неподвижная, холодная, скрывающая в себе огромный потенциал возможностей. Он повернулся обратно к профессору, посмотрел в его бледно-голубые глаза и решительно выдохнул: — Дело в крестраже.