***
Он приходил в себя медленно, урывками. Окончательно Гарри очнулся, когда мерцающие блики на потолке стали совсем уж невыносимыми. Лежа на спине, он чувствовал, как к лицу прижимается что-то холодное. Гарри попытался отмахнуться от надоедливых цветных пятен, но ощутил такую тяжесть, будто его тело придавило к земле огромным валуном. Руку прострелило болью, и он застонал, тут же роняя ее обратно. — Гарри? — послышался чей-то обеспокоенный голос. — Ты живой? Он узнал этот голос. Поморщившись, Гарри очень осторожно сел. Стоило головокружению немного уняться, а цветным пятнам прекратить вспыхивать перед глазами, он увидел рядом с собой Рона. Гарри коснулся своего шрама, перевязанного повязкой, и пальцы снова окрасились алым. — Вот, — торопливо сказал Рон и неловко надел на него очки. Мир приобрел четкость, и размытые мерцающие огни превратились в свечи. — Я потерял сознание? — хрипло спросил он, едва ворочая языком. В горло будто насыпали песка пополам с битым стеклом, а слова казались незнакомыми. — Всего на пару минут, — нервно отозвался Рон. — Гермиона побежала за Дамблдором. Они должны вернуться с минуты на минуту, — он неуверенно двинулся вперед. — Как ты себя чувствуешь, приятель? Гарри встретился с его взволнованным взглядом. — Как будто по мне только что проехал Хогвартс-экспресс. Рон слабо усмехнулся. — Так ты в порядке? Нет ощущения, что от тебя отрезали половину души или что-то в этом роде? — Нет, я… — Гарри замер и снова поднял на друга взгляд – уже гораздо более осмысленный. — Получилось. — Ага, и тебе для этого потребовалось чуть ласты не склеить. Что произошло? Сначала все было нормально, а потом… — Что потом? — У тебя начались судороги, — голос Рона посерьезнел, с него шелухой слетела вся напускная веселость. — Ты выглядел так, будто тебя пытали – глаза закатил и кричал. Мы с Гермионой попытались подойти ближе, но руны вспыхнули и не пускали. Мы ничего не могли сделать, поэтому вынуждены были просто… смотреть… — его голос дрогнул. — Извини, — пробормотал Гарри. — Этого не должно было произойти, но крестраж сопротивлялся. Помнишь, что было, когда ты уничтожил медальон? Рон отвел взгляд и поморщился. — Он вел себя так же? Гарри ничего не сказал. Покачнувшись, он осторожно встал. В ногах разливалась дикая слабость, но Гарри все же устоял и поднял руку, касаясь своего шрама. Было невозможно почувствовать пульсацию под плотным слоем ткани, однако каким-то необъяснимым образом он точно знал, что его больше нет. Что-то было в том последнем надрывном крике… — И раньше кровь у тебя была черной, — внезапно сказал Рон. — А глаза – красными. Почему так? — Крестраж пытался остановить меня. Все время показывал что-то, говорил… Он поднял с пола Бузинную палочку, откатившуюся в сторону, и нахмурился. Прежде темные прожилки в резном дереве теперь сверкали золотом. Задумчиво прижав палец к узору, Гарри почувствовал слабое тепло. — Как думаешь, что это значит? Рон пожал плечами. — Может быть, на нее как-то повлияло количество магии, которую ты использовал во время проведения ритуала? Или, раз ты уничтожил крестраж, то теперь официально являешься единственным Повелителем Смерти и поэтому активировал ее. — Может быть, — не стал отрицать Гарри и его взгляд случайно переместился со Старшей палочки на рунический круг. — Воу. — Ага, так было с тех пор, как ты потерял сознание, — с понимающим смешком кивнул Рон. — Выглядит покруче, чем было нарисовано в книгах, да? Руны отливали серебром, какими и должны были стать по завершении обряда – по крайней мере, так говорилось в книге. Зато от них, растягиваясь на всю комнату, тянулось огромное обугленное черное пятно. Гарри наклонился и потрогал дерево – оно было горячим и испещрено трещинами. — Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил Рон. — Твой шрам все еще кровоточит. — Прекрасно, — ответил Гарри и внимательно посмотрел на Рона, отмечая его бледное, обеспокоенное лицо. — Спасибо, что был здесь. Рон шумно выдохнул и пожал плечами. — Ты же знаешь, что я не позволю тебе делать сумасшедшие и смертельно опасные вещи в одиночку. Так ты уверен, что с тобой все в порядке? Прежде чем Гарри успел ответить, дверь Выручай-комнаты распахнулась, и внутрь ворвалась нервная, запыхавшаяся Гермиона. Она увидела Гарри и без промедления бросилась к нему на шею. — Мерлин милостивый, ты очнулся! Как ты себя чувствуешь? Позади нее показался Дамблдор. Профессор сначала окинул Гарри с ног до головы внимательным взглядом, а затем спокойно осмотрел полную разруху вокруг. — Я в порядке, — задушенно пробормотал Гарри, отчего Гермиона только сильнее стиснула его в объятиях, сбивчиво рассказывая о том, как он их напугал, что он самый упрямый баран на всем белом свете и что она бесконечно рада, что с ним все в порядке. — Ритуал сработал, — воскликнула она со смесью недоверия и шока в голосе. — Руны стали серебряными, как и должны были. И в книге говорилось, что в конце произойдет небольшой взрыв, и что ж, — она обвела рукой обугленное пятно, — он прогремел. Думаю, его вызвала твоя палочка. Из нее что-то вырвалось, и ты рухнул на пол, как подкошенный, при этом так сильно истекая кровью. Мерлин, мы страшно перепугались. Он сжал ее руку. — Думаю, они были правы насчет магического истощения. Гарри не мог пойти в Больничное крыло после завершения обряда (целительница, хотя и была довольно милой и дружелюбной женщиной, обязана была сообщить директору об использовании темной магии), поэтому Дамблдор наложил несколько диагностирующих заклинаний, чтобы оценить состояние его здоровья, при этом уделяя шраму особое внимание. Через несколько минут профессор предупредил, что его невозможно было вылечить привычным способом. Гарри не удивили его слова – он уже сталкивался с ситуациями, где исцеляющие заклинания оказывалась бессильны против темной магии, поэтому не ожидал, что с крестражем будет иначе. Напоследок, обеспокоенно заглядывая ему в лицо, Дамблдор объяснил, что шрам заживет естественным образом, когда его собственная магия восстановится после ритуала. Он вручил Гарри крововосполняющее зелье вместе с укрепляющим раствором и наказал, чтобы тот немедленно сообщил ему, если вдруг почувствует себя хуже. Чтобы не привлекать ненужного внимания к своему шраму, Гарри пригладил взлохмаченную челку ко лбу. Он не хотел возвращаться в гостиную, прижимая к голове окровавленную тряпку, однако альтернативой была кровь, которая свободно стекала по лицу, что точно напугало бы остальных. Однако думать о слизеринцах и тем более о Томе сейчас хотелось меньше всего. В какой-то момент, когда они остались только втроем, Гермиона очень осторожно поинтересовалась, изменилось ли его отношение к Реддлу. Возвращаясь в общую гостиную, Гарри ясно понимал, что это не так. И неудивительно, ведь он давно принял свои чувства и не ждал, что они изменятся. Заклинания, наложенные Дамблдором, продолжали действовать, поэтому он, если не считать все прочие обстоятельства, вполне спокойно добрался до подземелий. И хотя повязка почти полностью пропиталась кровью, боли не было. Осталось лишь онемение, как после наркоза. Гарри быстро пересек общежитие, нырнул в ванную и уставился на свое отражение. Он исчез. Гарри снял повязку. Яркий, залитый кровью шрам выделялся на коже так сильно, будто кто-то недавно попытался вскрыть ему голову тесаком. Он схватил ближайшее полотенце, намочил его водой из-под крана и прижал ко лбу. Наконец он исчез. Гарри не ожидал, что испытает какие-то сильные эмоции, однако шок постепенно утихал, и теперь его переполняло какое-то странное, невесомое чувство. Это была непривычная легкость, пронизанная настолько сильным облегчением, что он готов был прямо сейчас оторваться от земли и взлететь. Дверь ванной открылась, и Гарри вздрогнул. — Том, — растерянно сказал он, все еще прижимая полотенце ко лбу. Сердце замерло, а потом испуганно заколотилось о ребра. Голова закружилась, и он вдруг почувствовал себя каким-то потерянным. Дезориентированным. — Извини, — равнодушно бросил Том. — Я не знал, что здесь кто-то есть. Он окинул помещение мимолетным взглядом и, подняв глаза на Гарри, едва заметно нахмурился. — У тебя болит шрам? — в его голосе прозвучала подчеркнуто формальная вежливость, от которой в груди неприятно кольнуло. — Немного. — Мне жаль, что… — начал Том, отворачиваясь, но вдруг замер. Его глаза расширились, плечи напряглись, а потом он так быстро оказался рядом, что Гарри успел только вздрогнуть. — Почему он кровоточит? — Все в порядке, — сбивчиво произнес Гарри, отступая на шаг. — Ничего серьезного. Лицо Тома исказилось. — Гарри, — очень тихо позвал он. — Что ты сделал? На секунду его лицо приняло такое ошарашенное и одновременно испуганное выражение, что у Гарри все внутри оборвалось, и он растерянно застыл. Как-то сразу он захотел пожалеть Тома, вернуть его лицо в нормальное состояние, сделать хоть что-нибудь, чтобы не видеть откровенное потрясение в глазах напротив. Том выглядел так, будто Гарри ударил его. Будто в глубине души он уже знал, что тот сделал. — Я избавился от крестража. Поэтому шрам кровоточит. — Ты… — Том сглотнул. Его лицо стало таким же белым, как мрамор вокруг, а глаза ошарашенно впились Гарри в лоб. — Ты, блядь, серьезно? — Я… — не имело значения, что этот крестраж не принадлежал Тому или что это не его дело. Он выглядел настолько пораженным и шокированным, что Гарри почти извинился. — Я говорил тебе, что хочу избавиться от него, и я это сделал. — Как? — Том бездумно провел рукой по волосам, отступая на шаг. — Почему ты не умер? Как это… Почему… — он вдруг застыл. — Бузинная палочка. — Что? — Твоя магия нестабильна уже несколько месяцев, я это чувствую. И Дамблдор с начала года ни разу не доставал ее в классе, хотя прежде размахивал во все стороны, демонстрируя свое величие, — выплюнул он. Том вылетел из ванной, и Гарри бросился за ним, все еще прижимая полотенце ко лбу. Он думал, что Том примется рыться в его вещах в поисках Бузинной палочки, но тот лишь заметался по спальне, как разъяренное животное. Воздух вибрировал от сдерживаемой ярости и обжигающей злости, которые расходились от него почти физическими волнами. Он развернулся и посмотрел на Гарри широко распахнутыми глазами, в которых за шоком и потрясением отчетливо виделся страх. — Как ты это сделал? — рявкнул он. От его тона Гарри на секунду растерялся, а потом сильнее прижал полотенце к шраму. — Я провел ритуал. — Какой ритуал? — Не все ли равно, какой ритуал? — Нет, не все равно! Ты хоть представляешь, насколько это глупо и опасно? Ты головой вообще подумал? — Ты последний, от кого я хочу это слышать. Сколько раз ты разрывал свою душу на части? — Ты мог умереть! — заорал Том. Гарри замер. На секунду воцарилась тишина, но Том даже не попытался взять слова обратно или натянуть на лицо одну из своих бесстрастных масок. Он лишь продолжал смотреть на него полубезумным, недоверчивым взглядом. — Как ты мог… в смысле, ты правда… — Мне очень жаль, — растерянно произнес Гарри. — Неужели ты так сильно не хочешь иметь со мной ничего общего, что готов рисковать своей жизнью? Что ты предпочтешь умереть, чем быть связанным со мной? — Дело не в тебе, — Гарри нахмурился и покачал головой. — Это вообще не твой крестраж. Это темная магия, которая всю жизнь причиняла мне страдания. Это часть Волдеморта – отвратительный осколок его души, отделившийся сразу после убийства моих родителей. Я сделал это не назло тебе. Однако ты настолько одержим этим дурацким крестражем и думаешь, что я – часть тебя… — Я так не думаю. — О, да брось! Ты сам это сказал. И ты никогда не заботился ни о ком, кроме себя. Тебя никогда не волновало… — Ладно, я понял, — раздраженно оборвал его Том. — Можешь пойти и отрезать себе голову. Мне плевать. — Хорошо, — ядовито выплюнул Гарри. — Может, теперь ты наконец успокоишься, потому что перестанешь думать, что я гребаный сосуд для твоей ненаглядной души. — А разве нет? Ты был так одержим желанием избавиться от крестража… — Потому что мне было противно даже смотреть на тебя… — Гарри осекся на полуслове. Полотенце с влажным хлопком шлепнулось на пол, а ноги предательски подкосились. Он пошатнулся, на секунду теряя равновесие. Голова все еще ощущалась кипящим котлом, она была жутко горячей и страшно гудела, а перед глазами расплывались черные пятна. — Гарри… Он заставил себя выпрямиться. Это потребовало огромных усилий: в данную секунду не было ничего более желанного, чем опуститься на пол и закрыть глаза, ныряя в спасительную темноту. — Я в порядке. — В порядке? — Том нервно усмехнулся. — Ты едва на ногах стоишь и весь пол залил кровью. — А тебе не все равно? Пошатываясь, Гарри направился к своей кровати и испарил успевшую набежать кровь. Его даже не волновало, что он использовал Бузинную палочку, пока Том наблюдал за ним. Он был слишком зол, слишком обижен, слишком опьянен болью. — Какой обряд ты использовал? — снова спросил Том. Его ровный голос прозвучал глухо. Он не смотрел на палочку – его взгляд был прикован к шраму Гарри и сочащейся из него крови. — Обряд Восстановления. Чтобы… эм… избавиться от паразита с помощью темной магии. — И ты просто, — на его мертвенно-бледном лице разлился гневный румянец, — ты просто рискнул своей жизнью? Что, если бы вместо крестража он забрал твою душу? Очевидно, обряд подпитывался твоей магией. И ты жертвовал жизнью, ты… — его голос едва заметно дрогнул. — Ты даже не представляешь, насколько неприятные последствия могли быть у твоего поступка. — Ну, все обошлось. Теперь ты оставишь меня в покое? И даже не думай прикасаться к моей палочке, Том. Я, блядь, серьезно. — Не умри во сне, — справившись с собой, отрывисто бросил Том. — Иначе будет крайне досадно после всех глупостей, которые ты с собой сделал. Гарри бил озноб. Кожа покрылась гусиной кожей, и резкие слова Тома заставили его вздрогнуть. — Разве это не забавно, — стуча зубами, едко проговорил он, пока Том не сводил с него яростного взгляда. — Что я удалил крестраж – твою ненаглядную часть души, – а ты ничего не почувствовал? Том вздрогнул – на мгновение его натянутая холодность уступила место растерянности. Казалось, он не мог сдвинуться с места, все еще глядя расширенными, удивленными глазами на его кровоточащий шрам. — Пожалуйста, просто уходи, — не выдержал Гарри. — Мы поговорим об этом позже. Или нет, — его всего буквально колотило. — Я, правда, очень хочу спать. Том моргнул, и потерянное выражение исчезло с его лица. — Прекрасно, — холодно обронил он, вернув себе самообладание. — Надеюсь, тебе понравятся кошмары. Но прежде чем Гарри смог спросить что, черт возьми, это значит, Том вылетел из комнаты, захлопнув за собой дверь. Гарри выдохнул. Его продолжал колотить озноб. Подрагивающими руками он снял очки и попытался наколдовать еще одну повязку, чтобы прижать ее к шраму. Однако палочка не слушалась и отказывалась работать, как бы сильно он ни старался. В итоге он просто сдался – забрался под одеяло и задернул балдахин. Но и под теплым одеялом ему было холодно. Тело взрывалось протестом на малейшую смену положения, поэтому он обессиленно распластался на кровати и стиснул во влажной ладони Бузинную палочку, понимая, что в таком состоянии не сможет наложить даже самые элементарные защитные чары на свой сундук. Попытается ли Том украсть ее? Распахнуть полог Гарри и вырвать палочку из его рук? Он не мог ясно мыслить, его трясло от холода, а веки были такими тяжелыми. Гарри закрыл глаза, и в наступившей темноте его мгновенно атаковали воспоминания недавних событий. Волдеморт. Его мать. Том в общежитии. Снова Том, но уже бледный и растерянный. Выражение его лица. Его слова. Отпечатываясь в сознании, эти навязчивые образы буквально прожигали мозг. Гарри прижал пальцы к холодному шраму, пытаясь нащупать пульс. «Ничего, — подумал он, испытывая невообразимое, головокружительное облегчение. — Его больше нет». По мере того, как он засыпал, вспыхивающие на обратной стороне век образы успели несколько раз смениться. Мысли в очередной раз вернулись к Тому – они всегда к нему возвращались, – и возможным последствиям, которые его ждали. Но даже в таком измученном и уставшем состоянии, его последней мыслью было осознание того, что все наконец кончено. Гарри больше не был сосудом для души Волдеморта. Больше не был крестражем. И несмотря на возможные последствия, эта мысль приносила успокоение. Обряд, наконец, был завершен.Глава 46. Опустевший сосуд
2 декабря 2021 г. в 00:00
Выручай-комната освещалась одними лишь длинными белыми свечами, призрачное пламя которых взвивалось вверх и тревожно мерцало, несмотря на полное отсутствие сквозняков. В центре комнаты Гермиона сидела на коленях перед кругом из меловых рун. Время от времени слышалось ее негромкое бормотание, и, хотя она работала уже несколько часов, только половина рун излучала неяркое рубиновое свечение.
Гарри и Рон не разговаривали, замерев от подруги на некотором расстоянии. Рон явно нервничал и занимался тем, что в сотый раз перечитывал выученные наизусть три страницы текста, изредка отвлекаясь, чтобы с неподдельным восхищением отметить успехи Гермионы. Глядя на него, Гарри нервничал тоже и не мог перестать касаться Бузинной палочки в кармане.
Прошло две недели с тех пор, как они нашли книгу. Две недели, и наконец все приготовления были завершены.
Мышцы Гарри сводило нервным напряжением, а желудок неприятно тянуло. Расхаживание по Выручай-комнате ситуацию никак не облегчило – наоборот, Гермиона шикнула на него, а Рон не преминул поинтересоваться, точно ли он хочет довести начатое до конца. Поэтому Гарри, от греха подальше, застыл на месте и перебрасывал в руке палочку, мысленно пытаясь сохранить ясность ума.
Рон нашел этот ритуал в «Магии разума и тела», и поначалу он казался им очередным тупиком. Обряд Восстановления использовался для снятия с волшебника темного проклятия, с которым не могла справиться его собственная магия. На потрепанных страницах ветхой книги теснились мрачные, карикатурные изображения проклятий крови, паразитов и бьющихся в агонии волшебников.
— Это не избавит от крестража, — Гермиона сначала резко отвергла эту идею. — И посмотри сюда – количество магической энергии, необходимое для проведения ритуала, может полностью лишить волшебника сил, и тогда проклятие убьет его намного быстрее. Здесь написано, что почти во всех случаях обряд оканчивался провалом, а исключений зафиксировано всего два. Первой была ведьма, умирающая от проклятия крови, от которого она все же сумела избавиться, но вот ко второму у меня много вопросов, потому что ребенок, одержимый демоном – каким-то темным существом, я полагаю, – прежде никогда не использовал магию.
— Может, он был сквибом, — предположил Гарри. — Существуют еще упоминания каких-либо опасных последствий, помимо магического истощения?
Не было. Несмотря на то, что ритуал всего дважды давал положительный результат, возможные последствия, по сравнению с остальными, оказались вовсе не так ужасны. Магическое истощение являлось основной проблемой – о нем упоминалось в каждом источнике, который они смогли найти. Но Гермиона объяснила, что магическое истощение намного опаснее для волшебника, подверженного проклятию, так как после него банально не оставалось сил бороться со страшной хворью. Именно поэтому в результате большинство попыток привели к скоропостижной смерти.
Однако, как справедливо заметил Рон, волшебники в итоге все же умерли от темных проклятий. На самом деле, удивительно, что они вообще смогли начать обряд, в то время как их магия практически полностью уходила на поддержание жизненных сил. Никто не смог завершить ритуал, потому что в процессе требовалась постоянная энергетическая подпитка – и Гарри надеялся, что в его случае дополнительным источником магии станет Бузинная палочка, а не он сам.
— Но ты не снимаешь проклятие, — напомнила Гермиона таким тоном, будто разговаривала с умственно отсталым. — Ты хочешь удалить крестраж – отпечаток самой мерзкой и темной магии из всех ныне существующих. И для этого потребуется очень много энергии. Но что, если в процессе она обернется против тебя?
Они несколько раз обсуждали этот вопрос с Дамблдором, и к четвертой встрече профессор вынужден был признать, что это наиболее подходящий обряд из всех, что они находили прежде.
— Но это очень темная магия, — предупредил он, — которая непременно потребует чего-то взамен.
— Твоя душа и крестраж на протяжении семнадцати лет существовали как единое целое. Их разделение может оказаться невозможным – только не без уничтожения твоей собственной сущности.
Гарри заверил нервную, обеспокоенную Гермиону, что не собирается достигать опасных пределов магии, и если ему покажется, что его душа разрывается на части, то он обязательно найдет способ остановиться.
И теперь, когда они стояли в темном помещении, освещаемом лишь сотней мерцающих свечей, эти слова настойчиво бились в его голове. Он найдет способ остановиться.
— А ты не думал, что ритуал может сделать крестраж еще сильнее? Активировать его или что-то в этом роде, — неожиданно прозвучал неуверенный голос Рона. Он спрашивал подобное уже в четвертый раз, и Гарри с тяжелым вздохом снова понес какую-то пространную чушь о том, что крестраж был слишком мал и недостаточно силен, чтобы подавить его волю и заполучить контроль. Они ведь раньше уничтожали крестражи, так почему этот должен отличаться от других?
— Понятия не имею, — честно ответил он. — Но я либо сделаю это, либо буду ненавидеть себя до конца дней.
Они вновь замолчали. Гарри краем глаза наблюдал за пламенем одной из свечей. Оно было тусклым и горело настолько слабо, что даже малейшее колебание воздуха могло его погасить.
Гермиона встала, и свеча погасла.
— Готово, — сказала она, отряхивая колени. — Нужно начинать, потому что руны сейчас сильнее всего.
Гарри и Рон вскочили на ноги. Не в силах толком смотреть друг на друга, они приблизились к руническому кругу, от которого исходил слабый, потусторонне-алый свет. Круг был достаточно большим, чтобы вместить около десяти человек, а в центре виднелся крест, хитрыми линиями перетекающий в три символа, которые, по словам Гермионы, предназначались для защиты.
— Думаю, все в порядке, — с долей сомнения в голосе произнесла подруга, окидывая результат внимательным взглядом. — Некоторые из этих рун я вижу впервые, но они выглядят именно так, как изображены в книгах. Я почти уверена, что все сделала правильно.
Гарри поднял глаза от светящегося круга и посмотрел на ее побелевшее от волнения лицо.
— Я уверен, что ты все сделала правильно, Гермиона. Но даже если что-то пойдет не так, в этом не будет твоей вины, потому что это было исключительно моим решением.
— К тому же, руны начертаны твоей рукой, — поддержал Рон. — Сам Мерлин не справился бы лучше.
Подруга слабо улыбнулась.
— В любом случае, Гарри, если ты не передумал, тебе следует начать уже сейчас. Удачи.
— Спасибо, — выдохнул Гарри и, не желая показывать друзьям собственную неуверенность, добавил: — Я могу использовать Бузинную палочку. Еще никогда не выпадало более благоприятного шанса уничтожить эту штуку.
Он расстегнул свою мантию и небрежно отбросил в сторону. Гермиона поймала ее в воздухе, быстро и аккуратно сложила, а затем налетела на него с отчаянными объятиями.
— Я правда не хочу, чтобы ты умирал, — дрожа всем телом, сдавленно прошептала она ему куда-то в шею.
— Я тоже, — тихо ответил Гарри. — Только если с крестражем что-то действительно пойдет не так, — он сжал ее плечо. — Все будет хорошо.
Затем они с Роном неловко обнялись. Друг выглядел настолько бледным и растерянным, будто недавно пережил встречу с дементором. Он коротко кивнул Гарри и невидящим взглядом уставился в пол.
— Я больше не злюсь на тебя, — внезапно проговорил он. — За все, что случилось, — его улыбка была до ужаса натянутой. — Успехов, дружище.
Сжав Бузинную палочку, Гарри посмотрел на друзей в последний раз и шагнул внутрь круга. Он почему-то думал, что на него повеет теплом от светящихся красным рун, однако его окатило волной леденящего кровь холода: кожа мгновенно покрылась мурашками, а волосы на затылке встали дыбом.
Магия окружила его со всех сторон. Казалось, эта неконтролируемая стихия разгоняла тени в комнате, игриво касалась его лица, взволнованно металась и парила вокруг, в который раз заводя свой дикий танец и звеня от яростного нетерпения. Гарри почувствовал, как неприятно покалывает кожа, и усилием воли подавил охватившую его дрожь.
Стараясь не сосредотачиваться на том, как магия гудела вокруг него, он напомнил себе, что именно поэтому они выбрали Выручай-комнату. Это древнее, полностью созданное магией помещение могло выдержать то, что ждало его впереди. Не оглядываясь на Рона и Гермиону, Гарри поднял Бузинную палочку.
Диффиндо.
Его ладонь расчертил глубокий, поблескивающий в тусклом свете порез. Прежде чем пролилась мимо хоть капля его крови, Гарри опустил руку в самый центр пересекающихся линий. Снова возникло ощущение холода – казалось, что-то проникло через рану прямо к его сердцу, – и руны ожили.
Гарри отпрянул, когда перед ним внезапно вспыхнул огонь. Руны горели: высокие, резко взметнувшиеся к потолку языки пламени в мгновение ока превратили очертания комнаты в размытое марево. Не было ни единой возможности узнать, звали ли его Рон и Гермиона. Уши заложило от шипящего звука – низкого и пронзительного, – и Бузинная палочка начала вибрировать в его руке.
Гарри сжал ее крепче. Несмотря на свои бьющие тревогу инстинкты, несмотря на то, что он больше не видел друзей, он не стал сопротивляться и просто закрыл глаза.
Тело буквально гудело. Магия яростно кружилась вокруг него, а следом что-то коснулось его сознания. Словно стая жужжащих насекомых вонзились в каждую клетку тела – они жалили и извивались, беспрестанно искали и тянули его силы, впиваясь в мягкую, податливую плоть. И несмотря на отвращение и неприятные, даже болезненные ощущения того, как магию выкачивают из его тела, несмотря на то, как сильно он хотел сопротивляться, избавиться от этих невидимых пут, он сдался.
Несколько мучительных мгновений спустя пламя исчезло так же внезапно, как и появилось. Температура резко упала. Гарри открыл глаза, но не смог ничего увидеть – перед глазами расстилалась кромешная мгла.
— Я готов, — хрипло произнес он, чувствуя, как сердце бьется уже где-то в горле. — Используй силу этой палочки, предложенную добровольно, чтобы уничтожить живущего внутри паразита. Используй этот тщательно начертанный круг, чтобы лишить его сил.
Гарри почувствовал давление в груди. Чем больше он говорил, тем сильнее приходилось сжимать зубы.
Это звучало нелепо – почему он это делал? Внутри зарождалось нестерпимое желание остановиться. Казалось, не было ничего более естественного, чем прекратить этот фарс здесь и сейчас.
— Используй это тело как подходящий сосуд, чтобы наполнить его магией, необходимой для извлечения и восстановления.
Стиснув зубы от усиливающегося давления, Гарри буквально выталкивал из себя слова. Если ритуал проверял его волю, то он не собирался останавливаться просто потому, что это было больно.
Лоб блестел от пота.
— Animus fragmentum, — выдохнул он. Бузинная палочка вибрировала так сильно, что с каждой секундой становилось все труднее удерживать ее в ладони. — Perditus voluntarie.
Давление исчезло.
Покачнувшись, Гарри тихо ахнул. Перед глазами заплясали цветные пятна, голова закружилась. И несмотря на то, что его больше не пронизывало изнутри ощущением, как из тела непрерывным потоком выкачивают магию, на него по-прежнему давило нечто тяжелое. Неподвижное.
Он взял себя в руки и огляделся. В темноте виднелась слабая сетка красноватых рун, образующая теперь полностью запечатанный магический круг.
Однако на его подробное изучение не было времени. Гарри едва успел перевести дух, когда уловил странное колебание в воздухе. Старшая палочка похолодела в руке, и все внутри дрогнуло от нехорошего предчувствия. Краем глаза он заметил промелькнувшую в темноте фигуру, но, повернувшись, наткнулся лишь на мрачную пустоту.
Он поднял палочку. Что-то определенно находилось поблизости, он это чувствовал. Что-то, что заставляло прислушиваться к каждому шороху, а волосы на затылке вставать дыбом.
…Гарри.
С конца Бузинной палочки непроизвольно сорвалась искра. Гарри вздрогнул и резко обернулся, но не увидел ничего, кроме бесплотных теней. Он недоумевающе моргнул. Его утомленный разум далеко не сразу смог понять, что именно видит перед собой.
Оказалось, что эти темные сгустки начали закручиваться спиралью – с каждым мгновением все сильнее и агрессивнее, формируя настоящий смерч, сотканный из тьмы. Свечение рунного круга померкло. Комнаты больше не было. Не было ничего, кроме магии, которая с яростным свистом металась в воздухе, стремительно заполняя собой помещение.
И эта холодная, разъяренная стихия снова неумолимо выкачивала из него силы.
Согнувшись пополам, Гарри мучительно застонал.
«Еще минута, — подумал он, — и магии будет достаточно, чтобы извлечь крестраж. Еще минута, и обряд сработает. Еще минута, и все закончится. Еще минута, и…»
…мы будем уничтожены, Гарри. Ты и я – одно целое.
Даже с учетом того, что боль оглушала и дробила кости в порошок, разрывала внутренности на части, пронзала насквозь и вытягивала его магию до остатка, Гарри сразу узнал голос Волдеморта.
Сгорбившись сильнее, он лишь крепче стиснул в руках палочку.
Или ты упорно пытаешься отрицать этот маленький факт?
Раздался смех, напоминающий ветер, который тревожно шелестел в высоких кронах и заставлял все живое в страхе бежать прочь. Высокий, бьющий по ушам смех, что настойчиво раздавался в голове и дрожью катился по позвоночнику, пробуждая внутри инстинктивный, почти животный ужас.
Гарри с усилием выпрямился и уставился в темноту. Было трудно оставаться уверенным, что он все еще находится в Выручай-комнате. Воздух казался заряженным. Вокруг стоял лютый холод.
Почему ничего не происходило?
Он поднял руку и коснулся своего шрама Бузинной палочкой. Однако ничего не почувствовал: та будто прошла сквозь плотный, клубящийся дым. Дезориентированный, Гарри не сразу заметил, что комната вокруг начала вращаться – она искажалась до неузнаваемости и стремительно менялась…
Но мгновение спустя все прояснилось.
Он стоял в спальне. Звук удара тела об пол был глухим и далеким. Повернувшись, он увидел внизу копну разметавшихся рыжих волос, отметил пустые зеленые глаза, а затем равнодушно перешагнул через безжизненное тело к кроватке.
Ребенок не плакал, только смотрел во все глаза – удивленно и непонимающе. Маленькие руки обхватили прутья кроватки, нижняя губа задрожала.
Он поднял палочку и прижал древко к гладкому лбу. Нажал так сильно, что оставил яркий след, рваную рану, шрам на коже. «Любопытно», — подумал он, и с ослепительной вспышкой ядовито-зеленого света они стали одним целым. Мешанина цветов вокруг и нестерпимый свет мешали видеть, а в отдалении звучало что-то, похожее на плач, однако он даже не понимал, откуда тот исходит.
Он знал только, что все это было неправильно, неправильно, неправильно…
— Ты не просто сосуд для меня, Гарри. Ты – это и есть я.
Свистящее шипение Волдеморта доносилось изнутри. Гарри уставился на свои руки, бледные, тонкие, с длинными пальцами. Красивые руки. Руки Тома. Он узнал бы их где угодно. Однако его собственный шрам, хотя и значительно потерявший цвет, все еще был отчетливо виден – «я не должен лгать» неровными линиями навсегда отпечатанный на коже.
— Каждое решение и каждый выбор мы приняли вместе. С таким же успехом ты мог бы попытаться избавиться от своей совести.
Он говорил правду?
Голос звучал низко, до ужаса интимно. Гарри вскинул Бузинную палочку, и крестраж засмеялся.
— Наша палочка здесь не работает. В противном случае, разве я не должен был уже поддаться ей?
Комната дрогнула и начала заваливать набок.
Очертания спальни в Годриковой впадине полностью растворились, и теперь его со всех сторон окружал туман. Белый дым, густой и непроницаемый, клубился вокруг и недружелюбно напирал, давил на него. Было сложно даже сделать шаг вперед, а каждое движение напоминало пробирание сквозь цемент, но он упорствовал, понимая, что где-то должен быть конец, что в иллюзии всегда имелся изъян.
Где заканчивался рунический круг?
Рядом кто-то усмехнулся – и звук этот показался знакомым до невозможности. Мгновением позже его посетила дикая, мимолетная мысль, и Гарри пораженно замер.
Когда туман рассеялся, он увидел себя.
Абсолютно идентичный, материальный Гарри стоял немного поодаль и задумчиво наблюдал, как сквозь пальцы лениво просачиваются тени. Затем он поднял голову и выжидающе уставился в его сторону.
— Хочешь увидеть, что от нас останется?
Гарри не ответил.
И хотя голос двойника звучал точь-в-точь как его собственный, лицо напротив приняло настолько чуждое, противоестественное выражение, что Гарри перестал узнавать в нем себя. Ухмылка гротескно растянула губы, а глаза буквально за секунду сделались дикими и насмешливыми.
Тот, другой Гарри, поднял руку и откинул со лба челку – таким же жестом, каким это всегда делал Гарри, – а затем вскинул вверх Бузинную палочку, по-прежнему не сводя с него глаз.
— Подожди, — попытался остановить его Гарри, невольно делая шаг вперед.
Однако было уже слишком поздно. Его двойник улыбнулся и произнес те роковые слова. Темная, почти черная жидкость хлынула из шрама неконтролируемым потоком. Фонтан крови был таким сильным, что забрызгал настоящему Гарри лицо.
Он был бессилен остановить это, поэтому беспомощно замер в отдалении и наблюдал, как закатываются его собственные глаза, а пальцы отчаянно впиваются в лоб, кажется, всерьез собираясь добраться до мозга. Вскоре среди кровавого месива блеснула кость. Пальцы уже были полностью залиты кровью, но его двойник не останавливался, продолжая растягивать кожу, безжалостно рвать и царапать…
Пару секунд спустя двойник не выдержал и рухнул на колени с хрипящим, булькающим звуком.
— В каком-то смысле это похоже на поцелуй дементора, — из последних сил прохрипел он. — Мы не мертвы, но и не живы.
А потом он закричал. И звук этот – высокий, пронзительный – перерос в нечеловеческий вой, который лезвием проехался по натянутым нервам Гарри, заставляя волосы встать дыбом, а желчь подступить к горлу. Спотыкаясь, он торопливо попятился прочь, но далеко уйти ему не дали: из пола вдруг взметнулись плотные тени, которые стремительно обвились вокруг его ног.
— От тебя останется лишь оболочка.
Гарри вздрогнул и резко обернулся на голос. Знакомые интонации пустили по коже разряд электрического тока. Чуть поодаль высилась фигура темноволосого юноши, который улыбнулся, заметив его реакцию.
— После этого твои друзья сойдут с ума от отчаяния. Конечно, они попытаются найти способ все исправить, но как можно спасти то, что ты, по сути, убил своими же руками? Вот что это, Гарри. Самоубийство.
Перед ним стоял не Волдеморт, поднявшийся из котла на четвертом году его обучения. Не тот монстр с восковым лицом, разорвавший собственную душу на семь частей. Не Том Реддл из дневника и не убийца, который пришел к нему в дом той роковой ночью.
Это был Том.
Его Том.
Грудь Гарри сжалась.
Том выглядел в точности так, каким он видел его в последний раз: в школьной мантии Хогвартса, с галстуком, повязанным строго по центру. Значок старосты блестел на отвороте мантии, на пару дюймов ниже правой ключицы, а волосы находились в легком беспорядке, небрежно падая на лицо – Гарри уже несколько месяцев не видел, чтобы Том их укладывал.
— На самом деле ты не хочешь этого делать, Гарри, — доверительно сообщил Том. — Но ты делаешь это назло мне, не так ли? Из-за того, что я сказал?
— Даже воображаемый, ты безумно высокомерен. Мир не вращается вокруг тебя.
Том легко улыбнулся: выражение его лица оставалось веселым и до ужаса искренним.
— Но твои действия говорят об обратном. Ты хочешь избавиться от крестража не из-за того, что он тебе противен, а потому что ты чувствуешь себя беспомощным.
— Забавно слышать подобное от крестража. Ты серьезно думаешь, что это сработает?
Гарри чувствовал, как силы стремительно покидают его тело. Как с каждой секундой становится все труднее удерживать в руках Бузинную палочку, оставаться в вертикальном положении, сопротивляться. В то время как Том – полный сил, улыбчивый, спокойный Том, – лишь склонил голову к плечу, продолжая твердо стоять на ногах.
— Но ты вовсе не беспомощен, Гарри. Только вместе мы сила. Ты ошибочно полагаешь, что крестраж делает тебя зависимым, однако связь работает в обоих направлениях. Том видел твои сны… А ты когда-нибудь спрашивал, болит ли у него голова?
Гарри не ответил. Крестраж хотел заставить его сомневаться, чтобы получить контроль над ситуацией.
— И иногда ты находил эту связь приятной, не так ли? К тому же, ты всегда знал, что он действительно чувствует…
— Приятной, — выплюнул Гарри, — находил ее ты.
— Но уничтожение крестража ничего не изменит. Откровенно говоря, ты лишишься гораздо большего.
На его лице промелькнула до ужаса отвратительная, понимающая улыбка.
Перед глазами кинолентой пронеслись отчетливые образы. Гарри увидел собственную сгорбленную фигуру – как он прижал колени к груди и медленно раскачивался из стороны в сторону, гипнотизируя пустым взглядом стену напротив.
— Забавно, не правда ли, — произнес Том, и Гарри вздрогнул, потому что голос прозвучал прямо у него над ухом. — Видишь себя?
— Ты ненастоящий, — упрямо сказал Гарри. — Все, что ты показываешь, нереально.
— Я реален так же, как и ты.
Невидимые губы коснулись его уха, пуская табун мурашек по коже. Однако Том продолжал неподвижно стоять на месте, и Гарри чувствовал, как собственные внутренности сжимаются в тугой узел от одного только взгляда на него. Лицо Тома было серьезным, мягким и нежным – он натянул самую легкую маску из своего обширного арсенала.
— На самом деле ты не хочешь этого делать, — повторил крестраж. — Ты отказываешься от нашей связи в попытке доказать самому себе, что я для тебя ничего не значу, — произнося эти мягкие, проникновенные, почти ласковые слова, Том продолжал внимательно смотреть на него. — Ведь ты по-прежнему уверен, что ничего для меня не значишь.
— Стой, — рявкнул Гарри, отпрянув так резко, будто получил оплеуху. Он знал, что палочка не сработает, что застывший напротив Том являлся не более, чем мороком, и все же...
— Ты любишь меня, разве не в этом все дело? Думаешь, что сможешь все забыть, когда разорвешь нашу связь и убьешь ненавистную часть себя? Что все вернется на круги своя, а ты сможешь сделать вид, будто ничего не было и все произошло исключительно по вине крестража, пророчества или смертельного проклятия?
Глаза крестража оставались спокойными. Лицо Тома буквально сияло уверенностью в собственных словах, а вкрадчивый голос звучал до боли интимно.
— Но ты ошибаешься, Гарри. Чувства между нами никогда не были проявлением нашей связи, судьбой или принуждением.
Его рука потянулась к груди Гарри, но тот отшатнулся, и бледные пальцы застыли в воздухе.
— Ты хочешь, чтобы я сказал это вслух? — тихо спросил крестраж.
Нет, нет, нет, нет.
— Потому что я тоже люблю тебя.
Голос прозвучал ровно, без пауз. Это было худшим, что мог сказать крестраж, самым жестоким – слова вспороли грудь тупыми кинжалами. Гарри, как и любой раненный, застыл, еще толком не поняв, что в теле появилась кровоточащая рана. Перед глазами все поплыло, когда он уставился в идеальное, лживое лицо Тома.
— Это не поможет. Это не… — прохрипел он, отступая назад. Споткнулся. Воздух казался тяжелым, раскаленным. Внутренности горели. — Ты ненастоящий.
— Говори что хочешь, но я часть тебя. Я – это ты. Думаешь, что когда-нибудь сможешь быть по-настоящему свободным?
Теперь в голосе Тома слышалась откровенная насмешка. Он звучал почти неправильно: угрожающие нотки резко контрастировали с прежними его мягкими уговаривающими интонациями.
Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что крестраж начал терять самообладание, но Гарри от нее отмахнулся. Ему было не до этого.
По лбу ручьями стекал пот, заливая глаза. Все тело дрожало. Гарри поднял руку, чтобы смахнуть влагу, но ее было так много, что ладони быстро стали липкими. Окружающий белесый туман дрогнул.
— Думаешь, что сможешь избежать последствий? Но своими действиями ты только усугубил положение. Новый Волдеморт будет еще хуже, чем прежний. Само твое присутствие здесь создало монстра.
Пол начал раскачиваться, как палуба во время шторма. Гарри почувствовал, что падает: с Астрономической башни или с вершины утеса. В ушах звенел оглушающий крик, сердце грохотало как сумасшедшее, горло сдавило, но он продолжал из последних сил цепляться за палочку…
Не слушай его. Не слушай. Он ненастоящий.
— Вся твоя жизнь – ложь. Все, за что ты боролся, все, во что ты верил, уничтожено. Ты ничто, и единственное, что ты когда-либо причинял окружающим – это страдания и боль.
«Eximento», — подумал Гарри. Очисти свой разум.
— Ты убил Сириуса Блэка. Ты стоял в тени и смотрел, как Снейп убивает Дамблдора. Ты разрушил жизни Рона и Гермионы. Как ты вообще можешь смотреть на них, зная, что лишил их всего? Они никогда не будут счастливы. Конечно, они никогда не покажут своих настоящих чувств, но в глубине души они всегда будут винить тебя во всем. Будут ненавидеть тебя.
Образ Тома искажался. Его глаза вспыхнули красным, кожа начала сереть и растягиваться, линия волос отошла назад.
— Даже твоим родителям было едва за двадцать, — продолжил Волдеморт, — когда им пришлось пожертвовать своими жизнями ради тебя. Думаешь, они бы гордились тобой, если бы увидели сейчас? Если бы они знали, что ты натворил?
Ноги подкосились, и Гарри рухнул на пол. Теперь от Волдеморта остался лишь хриплый, дребезжащий голос. Магия неистово металась вокруг.
Очисти свой разум, очисти свой разум, очисти свой разум.
Жар лизал внутренности. Он отчаянно протянул руку, но пальцы прошли сквозь тени. И ему было так больно, что в глазах побелело, и на несколько мгновений он полностью потерял связь с реальностью. Боль оглушала, она пронзала насквозь, его голова горела, а кости ломались с отчетливым хрустом…
— Но ты всегда будешь моим, — произнес крестраж. Мягкий голос Тома прозвучал в его голове, на короткий миг даже заглушая яростный взрыв боли. Том смотрел на него таким нежным взглядом, будто действительно любил его. Но он не мог – не мог – он никогда не…
— Сдавайся, — уговаривал он. — И все вернется на круги своя. Еще не поздно.
Теперь в голосе отчетливо прозвучала настойчивость, резкая и отчаянная. Гарри стиснул зубы. Потребовалось так много усилий, чтобы не позволить всплыть воспоминаниям, не позволить им сбить себя с толку.
Но перед ним стоял Том. Том. Живой и реальный. Казалось, он был единственным, что сейчас имело значение.
— Ты не сможешь уничтожить меня, Гарри. Сдавайся.
Гарри захрипел. За дребезжанием голоса, за воем в ушах он услышал страшный, нечеловеческий крик. По лбу непрерывно текла кровь. Голову сжимали железным обручем, сдавливали со всех сторон, пронизывали раскаленными добела иглами. Не выдерживая нагрузки, Гарри закричал. Он уже ничего не видел, ни о чем не думал…
— Сдавайся, — голос был далеким.
Время остановилось. Осталась только боль. Она была повсюду, ее было слишком много, и она ломала его, разрывала на части…
Все закончилось резко, внезапно.
Судорожно хватая ртом воздух, Гарри несколько раз дернулся от нахлынувшего чудовищного облегчения. Он ничего не видел, но это было неважно. Он чувствовал себя невесомым, парящим, ему было так тепло и легко. Такая восхитительная, неземная легкость. Ничего подобного он раньше не испытывал.
— Сдавайся.
Он упрямо стиснул в руке Бузинную палочку, едва не сломав ее.
— Освобождение, — с булькающим звуком слабо прохрипел Гарри.
Сопротивляйся, сопротивляйся, сопротивляйся.
В ушах нестерпимо звенело. Все горело. Он видел белое, неживое лицо своей матери рядом с размытым образом Рона – Рона, его лучшего друга, который склонился над ним. А затем барабанные перепонки взорвались от пронзительного визга. Что-то внутри него со страшным хлюпом сломалось, мир вспыхнул черными пятнами, закружился и разлетелся тысячей осколков. Гарри чувствовал, что теряет сознание, но его истерзанную душу снова что-то схватило, рвануло вверх, вовлекая в новую пучину боли, бросая в новый виток безумия. Осталась лишь боль – целая бесконечность невыносимой боли.
Очисти свой разум, очисти свой разум, очисти свой…