Возвращение беглянки.

Эмма уже слышала от матерей, ставшую городской легендой, историю своего появления в кафе Бабули. — Так это был Пиноккио? — спрашивает Эмма. Тяжёлый том лежит у неё на коленях, раскрытый примерно на середине. — Собственной персоной, — зло кривится Белоснежка. — Но он, когда пересёк городскую черту, потерял память. Пиноккио тоже оказался в этом мире до Проклятия. Как и ты. Я была готова растерзать Джеппетто, но все решили, что того, что собственный сын его не помнит, будет для Марко (так зовут Джеппетто в этом мире — да ты и сама его знаешь) достаточно жестоким и достойным наказанием за предательство. Пиноккио стали звать Август Бут и он остался жить под опекой Марко — ты и с Августом должна была сталкиваться в школе. Ты вернулась ко мне и потому я была снисходительна к бывшему другу, но с тех пор Джеппетто старается не попадаться мне на глаза лишний раз. — Да, я заметила, — Эмма припоминает, что два жителя Сторибрука редко появлялись в кафе Бабули собственной персоной — Марко и Голд. И на обоих вдова Лукас смотрела без улыбки, сурово хмурясь. Да и к Голубой отношение стало заметно прохладней, но с Главной феей старались не ссориться. Она была могущественной волшебницей и даже Голд смотрел на неё с опаской. Голубая фея не была злой, но и доброй её назвать было нельзя. Рул Горм играла в свою собственную игру и никто не рискнул бы прямо спросить у Феи в какую. Голубая фея была много старше Голда и имела весьма специфические представления о морали. Добро и Зло? Подход Главной Феи был более рационален и опирался на совсем другие критерии — правильно-неправильно, полезно-бесполезно. Природа не бывает доброй или злой, жестокой или милосердной. Магия тоже и её законы также вечны и незыблемы. И феи подчиняются только законам магии и руководствуются только ими. Если Голубая сказала «Нет, это невозможно», это означает, что никто уже не сможет помочь. Сторибрук притворялся обычным провинциальным городком и Рул Горм очень шла синяя ряса настоятельницы. Эмма всегда почтительно раскланивалась с Феей на улице или в кафе. — И где Август сейчас? — спрашивает Эмма. — Я, после своего возвращения в город, видела Марко несколько раз, но в своей мастерской он работает обычно один. Иногда просит помочь Лероя. — Где-то странствует, — пожимает Белоснежка плечами. — Как ты понимаешь, я не расспрашивала Марко о сыне. Наши отношения далеки от дружеских. Спроси у мамы Регины. Она ничего не помнит и у неё нет никаких претензий к старому мастеру. — Август стал писателем, — говорит Регина дочери. — Довольно успешным — Марко показывал несколько книг, которые прислал ему сын, но в последнее время о Августе ничего не слышно… … Нил втащил своего спутника в квартиру и смог, со вздохом облегчения, убрать мокрую от пота прядь, что всё лезла в глаза, со лба. Август лежал на диване и щурился на лампу — сил отвернуться от слепящего электрического света почти не было. — Я должен увидеть отца, — с трудом проскрипел Август, — перед тем, как окончательно превращусь в куклу… В этом мире нет нашей магии и потому, я потеряю подвижность и совсем не уверен, что останусь в живых… Скорее всего это будет просто большая кукла в человеческий рост. — Там она, — Нил сгорбился на краешке стула и уставился куда то в стену. Смотреть на старого приятеля, который на глазах превращается в раскрашенный кусок дерева, просто невыносимо. — И он. Мой старый добрый папочка… — Тебе не обязательно там оставаться, — Август с трудом поворачивает голову. Один глаз уже мёртв, пальцы левой руки не сгибаются. — Доставишь меня к порогу лавки, сдашь с рук на руки моему отцу и можешь валить на все четыре стороны. Память вернулась. В самом начале фрагментарно, отдельными кусочками, внезапными озарениями. Потом картинка восстановилась полностью. Но воспоминания стали возвращаться, когда Август, в первый раз, обратил внимание на странные метаморфозы, что начали происходить с телом. Память возвращалась, но контроль над телом уходил. … Незнакомый, взъерошенный и небритый, парень переминается с ноги на ногу перед Марко. А на плече парня безвольной куклой повис… — Август, сынок… Как же так? — шепчет Джеппетто, слёзы потоком по колючим щекам. — Я был очень неразумным мальчиком, папа… — у Августа выходит с огромным трудом. С чудовищным скрипом. И клейкая смола вместо слёзы из пока ещё живого глаза. — Я сейчас, сынок, — суетится Марко-Джеппетто. — За Рул Горм, то есть за Голубой… — Бесполезно, — выдыхает Пиноккио с грустной улыбкой. — Она ничего не сможет изменить. Это магия, а не наказание для меня от Голубой Феи. Она предупреждала, а я не послушал… Это последнее, что успевает сказать Пиноккио. Челюсти потеряли подвижность. Как и правая рука. Марко захлёбывается слезами над деревянной куклой, которая только что была человеком. Нил не знает, что ещё ему сделать и ждёт, сам не зная чего, когда Джеппетто склоняется над окончательно одеревеневшим сыном и целует его в гладкую щёку… — Папа? — маленький мальчик в смешной шапочке сидит на земле и удивлённо хлопает глазами. — А почему ты плачешь? — Соринка в глаз попала, — Джеппетто сам опускается на землю рядом — ноги не держат, а Нил не знает, что теперь делать — бежать за врачом или в бар за виски. В конце концов они все отправляются в кафе Бабули. — Привет, Ворчун. Бабуля, — у Ворчуна-Лероя видно челюсть заклинила — рот не закрывается. Бабуля забыла про блины. Регина потом долго возмущалась, что «этот странный мальчик» обозвал её Злой Королевой и спрятался от мэра под стол.