serotonin

я вырыл эту могилу и назвал её своим домом моя жизнь не так много для меня значит так что я живу ради тебя да, я живу ради тебя       Теперь я пожизненный должник семьи Уэй. Точнее, именно Майки. Он напоминал мне Зака, а когда Джерард сказал, что они учатся в одном классе, то я всеми силами пытался уговорить Майки не говорить о том, что он знает Тайлера Джозефа. Зная, как Зак умеет меня сдавать, я теперь не хочу иметь лишние слухи. Мало того, что Майки все понял, так он ещё пописал для меня в специальную баночку, благодаря которой моя мать не узнала, что я нюхал то, от чего недавно получил передозировку. Я не хотел её обманывать, но мне приходилось, иначе я так всегда и буду в заложниках. Я хочу, чтобы все было по моему желанию, а пока я не хочу бросать употреблять, поэтому пока мне это не нужно. Я все контролирую, правда.       Моей маме понравилось то, что я общаюсь с кем-то из своей группы, она сказала, что мы должны помогать друг другу выбираться из этой ямы, на что я многозначительно усмехнулся и пошел спать. Мы с Джерардом определенно помогаем друг другу. Не важно, как именно. — Он мне названивал вчера всю ночь, — смеется Уэй на другой стороне экрана ноутбука, пока я сижу на полу и разбираю свою одежду, пытаясь не думать о пустоте в своей груди, которая возникла после прошлой ночи. Отходняки переживать сложнее, чем ломку. Если ломка врывается резко, то отходняки будут медленно резать пару дней тупым ножом. — Он понял, что мы подменили пакетики, но не злится. Хочет поговорить со мной. — А он ведь говорил, что ты был с ним из-за наркотиков, — подмечаю я, выкидывая все футболки, которые мне больше не нравятся, хотя скорее всего они понравятся мне потом, поэтому у меня было так много вещей. — Возможно ему легче думать так, чем то, что я ушел от него из-за наркотиков, а потом попал в клинику, — недовольно фыркает парень. — Каким же я был тупым. — Зато теперь он хочет тебя вернуть, — выдавливаю улыбку я, хватаясь за свою грудь и закатывая глаза. Вроде принял таблетки, а ничего не проходит. — Пусть сначала полежит в клинике.       Я перебираю все свои вещи, смотря на время и кусая свои губы. Мне придется идти на собрание и придется притворяться, будто я не употреблял два месяца, держать свою фишку в руках и улыбаться, соврав о том, что переборол зависимость. Джерард тоже будет там, но ему легче врать об этом, потому что он действительно намерен бросить. Из-за Фрэнка он сидел на кокаине и героине. Если для Фрэнка это было просто развлечением, то Джерард стал зависимым. Он ощущал Фрэнка каждый раз, когда ширялся, поэтому став зависимым от Айеро, Джерард стал зависимым от кайфа, при котором он может чувствовать рядом Фрэнка, особенно, когда тот его временно бросает или уезжает за границу. Для Уэя стационар и правда помог разобраться во многих вещах, он стал умнее и больше не собирается прогибаться. Мало того, он понял, что у него нет физической зависимости. Я рад за него, хоть кто-то не обречен. А я… Что ж, моя зависимость хотя бы не в человеке. Даже не знаю, хорошо это или плохо.       Мой отец подвозит меня к тому месту, где проходят собрания. Мы с ним почти не разговаривали, наверное, он единственный, после Зака, в семье, кто не верит моей истории об исправлении и познании. Просто он реалист, не живёт никакими мечтами, хоть и верит в того, кого ни разу не видел. Я характером пошел больше в маму, я тоже мягкий, тоже часто фантазирую, очень близко принимаю к сердцу. Это такой я без зависимости и антидепрессантов. Наркотики сделали меня острее и тяжелее, так что и за это качество я им благодарен. — Тебе сказали искать спонсора? — спрашивает Джерард, наливая воду из кулера, потому что его, в отличии от меня, сильно сушит. Я же чувствую себя прекрасно, не считая этой чёрной дыры в груди. — Это те, кто следят за тем, чтобы ты не сторчался, когда сами бывшие торчки? — Типа того, — пожимаю я плечами. Спонсоры выступают в роли поддержки. Те люди, которым можно позвонить среди ночи, когда ты думаешь, что сейчас сорвешься. Они либо тебя успокаивают, либо приезжают, чтобы сдержать. Наверное, это отстойно. — Но я не знаю. Я не хочу какого-нибудь дряхлого мужика, который будет втирать мне о силе духа. Не хочу женщину, которая станет, как моя вторая мать. Хочу какого-нибудь ровесника, чтобы, если что, мне было не скучно с ним нюхать, а на утро врать, что мы уже не торчим несколько лет.       Уэй скептически на меня смотрит, а потом переводит взгляд на зал, в котором расхаживают дряхлые мужики, вторые Келли и остальные более-менее подходящие. Все здесь действительно были теми, кто старается держаться, и не было похоже, чтобы кто-то употреблял. Я теряю какую-либо надежду на плохой поступок ради собственной выгоды, но думаю, что раз мне не дают то, чего я хочу, то я возьму какого-нибудь старика с деменцией, который в любом случае будет моим алиби. — я не стану возиться с подростками, — говорил дедушка по имени Стивен. — не хочу быть ответственным за твой труп на углу 45-й, — а это был Френсис. — мальчик, если ты готов жить со мной и ухаживать, то я с радостью тебе помогу, — мне на секунду показалось, что это тот самый педофил из 2006 года. — да пошли вы н-       В общем, это оказалось сложнее, чем я думал.       Мы садимся в круг, и я решаю расслабиться в позе лотоса на стуле. Дело в том, что я не умею сидеть ровно. За счёт моего веса я как только не могу скрючиться на одном стуле. И нет, это не шутка про костлявую задницу. Что-что, а вот жопа у меня есть, ладно? Я просто люблю удобство. Если я не иду в какие-то клубы или если у меня нет настроения — стиль оверсайз это то, что мне нужно. Хотя в больших вещах я выгляжу ещё более худым, но мне все равно. Мне нравится, как я выгляжу. — Привет, меня зовут Джерард Артур Уэй, — представляется мой мальчик, который сидит рядом со мной, и я невольно улыбаюсь от полного имени. — И я наркозависимый.       Все хлопают, я же просто делал вид. В детстве все смеялись с этой шутки, в том числе и я, когда клал руку на сердце и со всем отчаянием говорил: «Я Тайлер, и я алкоголик», никто и не знал, что через десять лет это все окажется более серьезным. Когда ты ребёнок, все так легко и неподступно, будто до четырнадцати лет ты под полной защитой от любого дерьма, а с пятнадцати все становится слишком сложным. Я был под защитой до одиннадцати лет, пока моя депрессия не показала себя полностью. Я ведь тогда попал в больницу, потому что отказывался есть, принимать душ, ходить в туалет, вставать с кровати. Такое состояние невозможно подделать. В какое-то утро ты просто просыпаешься с мыслью, что у тебя нет сил, что ты не хочешь ничего делать, что ты до сих пор спишь, осталось просто подождать, когда проснешься. Понимаешь, что не спишь, когда из глаз идут слезы. Я даже не ощущал необходимость в туалете, пока мой живот не заболел, не ощущал необходимость в еде, пока живот не заурчал. Так забавно, что о всех моих жизненных функциях мне напоминает именно желудок. Мои родители решили не рисковать и не ждать, когда я встану, просто на второй день вызвали скорую. Ещё в десять лет моих родителей предупредили об этом, но те лишь фыркнули и не стали ничего делать. Винил ли я их? Нет, ведь благодаря им я тогда впервые попробовал флуоксетин, от которого почувствовал себя нереально хорошо. — Тайлер? Расскажешь нам свою историю.       Эту часть собраний я просто ненавижу. Но для такого у меня уже давно выучена моя краткая история, которая не сопровождается слезами и чувствительностью. Когда повторяешь одно и то же по двести раз, то теряешь даже какой-либо смысл в ценности рассказа.       Здесь было как минимум четыре человека из моей группы в стационаре, поэтому, думаю, что они тоже уже заучили эту тупую историю, но слушают, потому что верят в силу исцеления от ушей. — Я Тайлер Джозеф, и я наркозависимый, — со вздохом произношу я, смотря на свои пальцы, которые крутят фишку. — Мне поставили тяжелую депрессию в десять лет, я пытался заткнуть её наркотиками, как только узнал о них и попробовал впервые. Два с половиной месяца назад я словил передоз и с тех пор больше не употребляю.       В зале было молчание, хотя после моих слов должны идти слова поддерживающей стороны, поэтому я поднимаю взгляд, увидев ожидающие чего-то взгляды. — Это все, — дёргаю плечом я, отводя взгляд обратно на фишку. Как я понимаю, никого не удивил мой рассказ и не расчувствовал, но на собраниях в стационаре всем было все равно, а здесь люди хотят вырвать душу с корнем. — Наши собрания нацелены на то, чтобы люди раскрывались, вытаскивали все свои давящие частички и делились ими с каждым, чтобы мы совместными усилиями от них избавлялись. Я бы очень хотела, чтобы в следующие разы ты был более открытым, Тайлер.       Она улыбается, ожидая в ответ такую же улыбку, но получая лишь жёсткий кивок. Да, я могу быть сучкой, когда меня все раздражает. Только вчера на полчаса я смог побыть не злым и не раздраженным, так что считаю, что я больше полезен обществу, когда нахожусь под веществами.       Десять человек сидят в кругу, некоторые стоят около столов с едой и напитками, там в основном спонсоры, а на их одежде были прикреплены значки, на которых написана цифра, которая обозначала их срок без наркотиков. У некоторых было два года, у некоторых пять лет, у стариков в основном больше двадцати лет, я даже не понимаю, что они здесь делают, есть ли вообще смысл ходить сюда хотя бы после полугода, как не употребляешь? В любом случае, в кругу сидят новички до года, а на следующем собрании, которое будет проходить в церкви, уже будет больше человек. Сказали, что это что-то вроде вступительного, хотя некоторым придется постараться — на этих словах на меня многозначительно посмотрели. Я все равно здесь только для подписи. — Думаю встретиться с ним, — говорит Уэй, попивая чай, пока я набиваю щеки печеньем с шоколадной крошкой. — Хочу вразумить и попытаться уговорить на лечение. — Мне кафется, фто он откавется, — бубню я, пытаясь прожевать и запить одновременно. — Он не ив тех, кто офущает себя фломленным.       Джерард задумчиво кивает. Фрэнк и правда делал это ради развлечения, можно сказать, что он даже не зависим. Это тот тип людей, который перестает, как только покидает родительский дом и заводит свою семью. Не знаю, любит ли Айеро Джерарда, но в одном я уверен точно — они будто не созданы для кого-то другого, кроме друг друга. Сочетаются так же, как это печенье с шоколадной крошкой. — И все же я позволю ему встретиться. Где-нибудь на нейтральной обстановке, типа кафе, где он не сможет выпустить свои чары. — Чары? — недоуменно спрашиваю я, держа тарелку около своего лица, чтобы не крошить. — От которых мой член так и пытается вырваться из штанов, — объясняет Джерард, отчего я поперхнулся, начиная кашлять и отнимая у него чай, чтобы все печенье не вышло обратно. Чертов Джерард со своими членами. — Эм… можно печенье? — спрашивает чей-то голос сверху, и я тут же перевожу на него взгляд, округляя глаза и начиная кашлять ещё больше. — Боже, Тайлер, — качает головой Уэй, отнимая у меня печенье и передавая тарелку парню напротив, который выглядит, как ебаный греческий Бог. — Спасибо, — улыбается этот бархатный голос, пока я пытаюсь отвернуться, чтобы спрятать свое красное и наверняка все оплеванное печеньем лицо. — С ним все в порядке?       Джерард смотрит на меня с приподнятой бровью, и я взглядом прямо умоляю его выгнать этого парня куда-нибудь подальше, потому что из-за его выделяющихся феромонов, я начинаю кашлять из-за другого. — Да, не волнуйся, я позабочусь о нём, — кивает Уэй, хлопнув этого парня по плечу, после чего тот уходит с моей тарелкой вкусного печенья. — Что с тобой?       Я вытираю рот, поворачиваясь обратно и смотря вслед тому парню, пытаясь понять, кто он и где я его раньше видел, потому что я точно не мог пропустить мимо глаз такого красавчика, не трахнув его при этом. Мое волнение и восхищение заставляют меня забыть черты лица, поэтому я буквально хочу выть, чтобы тот подошел ещё раз. — Я где-то его уже видел, — произношу я, кусая большой палец, будто собираюсь расследовать какое-то таинственное дело. — Ну… он же играет в группе на барабанах. Одна из любимых местных групп Майки, на которые он заставляет меня ходить с ним, — вспоминает Джерард. — Майки, наверное, с ума сойдет, если я достану автограф…       Уэй хмыкает, пытаясь найти бумажку и ручку, пока я думаю о том, какого хрена тогда этот парень здесь забыл. Тоже бывший наркоман? Не знал, что они могут выглядеть настолько хорошо. Я даже почувствовал себя некомфортно, поэтому сжимаю руку на другом локте, не замечая, как Джерард уже бежит к этому Богоподобию, чтобы взять роспись. Правда, Уэй? Это оказывается настолько легко?       Я фыркаю, решая больше не пялиться и снова украсть несколько печенек, пока не чувствую, как меня тошнит. Иногда меня бесит, что из-за переизбытка чувств я отказываюсь от еды, борясь с тошнотой. А это ведь всего лишь парень. — Теперь у меня есть подарок на день рождения для Майки, — радуется Джерард, пряча автограф в карман, а затем хмурясь. — Правда, за год до его дня рождения…       Я закатываю глаза, толкая его к выходу, потому что собрание для новичков закончилось, и нам здесь делать больше нечего, а ещё потому, что я не хочу зацикливать свой взгляд на одном человеке все это время. Мне нужно домой, готовить вещи к завтрашнему дню в колледже.       Забавная ситуация. После того, как я вышел из стационара, то удалил как минимум пять записей на странице в фейсбуке, где говорят о том, что небо обязательно станет моим новым домом. Многие и правда считали, что я умер. Может, это потому, что я не общался со своими однокурсниками без надобности, а слух о Тайлере, словившем передозировку около клуба, разнесся быстро. Все сразу обо мне вспомнили, начали рассказывать другим, как были близки, даже начали сбор денег для семьи, но эти деньги так и не дошли. И как всегда, после таких случаев в учебных заведениях проходят лекции о вреде наркотиков. В Колумбусе такие случаи далеко не редкость среди подростков, поэтому эти лекции проходят очень часто.       На меня смотрят так, будто я восстал из мертвых, а я просто хочу курить. Я понял, что если я не получаю наркотики, то попытаюсь компенсировать это сигаретами и алкоголем, поэтому я за вчерашний вечер скурил пол пачки, после чего обнимался с туалетом. Сегодня же у меня с собой электронные сигареты, которые я бы мог курить в школьном туалете без риска обнаружения. Наверное, я и правда какой-то мазохист. Либо же мне просто так сильно плевать на себя.       В школьном туалете в третьей кабинке у меня припрятана заначка в виде двух таблеток промедола. Не то, что хотелось бы, но для расслабления в первый учебный день после всей хуйни, что со мной произошла, подойдет. И я очень рад, когда обнаруживаю свои таблетки под кафельной плиткой под бочком. Благо, что за мной никто не следит, а мама вряд ли будет думать, что я могу принимать на учебе.       Из туалета я выхожу уже слишком расслабленным и пытаюсь делать все так, чтобы никто не думал, что я под кайфом, но мой план не срабатывает, потому что я даже не заметил, как десять минут простоял, уткнувшись лбом в прохладную стену. Меня толкает Марк, спрашивая, собираюсь ли я на ланч. Я же говорил, что всем все равно.       Столовая была заполнена, а все ученики перед моими глазами плывут. Мне казалось, что все вокруг меня такие же расслабленные и чувствуют внутри лишь невероятную лёгкость, но на деле таким был только я, и из-за этого я привлекал к себе излишнее внимание. — Ты под кайфом? — спрашивает Марк, беря меня под локоть и таща за стол, чтобы все перестали пялиться. — Просто устал, — качаю головой я, скидывая лоб на руки. — Столько всего происходит…       Марк Эшельман. Учится на факультете фотографии. Мы знакомы с ним только благодаря тому, что я как-то делал для него домашку за деньги. Я тогда сидел на мефедроне, поэтому со всех брал их доклады. Неважно какой курс и какая специальность, главное заплати и все будет сделано в чистом виде. Сам я учусь на литературном и, если честно, совершенно не понимаю, что я здесь делаю. Я бы и в этом году зарабатывал с помощью студентов, но теперь у меня нет мефедрона, который даст мне физическую выносливость и умственную активность. Единственное, что мне дадут, так это кулаком в лицо за такие дьявольские слова.       Марк классно фотографирует, но он никогда не спрашивает разрешение. Сфотографировать Джозефа, пока тот курит травку за колледжем? Конечно, это так красиво, что можно поставить на выставку. Кстати, эту фотографию все-таки кто-то купил… — Все думали, что ты мертв, — с каким-то хмурым взглядом произносит Марк, будто перед ним сидит труп. Ну, это почти так. — Да, ты говоришь это человеку, который удалял около двадцати писем с сожалением на моей почте, — усмехаюсь я. — Будто на том свете есть интернет, где я смог бы все это прочесть.       Я краду у Марка с подноса яблоко, но тот этого даже не замечает. Скорее, просто не против. Кажется, я так и не взял поднос со своей едой… — Ты вернешься в общежитие?       Я смотрел на Марка все это время, но сейчас мой взгляд сосредотачивается на ком-то за ним, и я хмурюсь, пытаясь настроить своё размытое зрение. Либо это тот, о ком я думаю, либо наркотики вызвали у меня шизофрению. Я же говорил, что уже где-то его видел. — Моя мать против, боится, что я сторчусь без присмотра, — вздыхаю я, снова откусывая яблоко и на секунду ловя фокус. Именно в тот момент, когда этот парень ловит фокус на мне. Чудесно. — А ты не сторчишься с её присмотра? — неуверенно спрашивает Марк, что заставляет меня устало усмехнуться. — Определенно, сторчусь, — отвечаю я, решая теперь снова смотреть в голубые глаза Марка. — Наркоманы же всегда найдут способ, да?       Может, я его немного запугиваю. Может, у меня даже получается. Но Марк не глупый парень, и он, как и я, знает, что наша сегодняшняя встреча неслучайна. Пока я не знаю, в чем мне может пригодиться этот парень, но я беру его на заметку, а в особенности его фотоаппарат, который он никогда не снимает с груди. Эшельман же уже точно знает, что он хочет именно от меня, ведь просто так он бы не стал спрашивать мое самочувствие. Мы можем помочь друг другу.       Марку нужна была сенсация, а мне повод доказать родителям, что я действительно исправился. Нельзя держаться рядом с теми, кто пишет стен газету, потому что иначе в ней соберутся все грязные слухи, а ещё пятьдесят процентов того, что там написано — неправда. Людям нужен только красочный заголовок, и они уже сами придумывают историю, которую будут передавать, как сообщение через сломанный телефон — все время каверкая. Мне лишь нужна газета, которую увидит моя мама, а на остальные слухи, которые могут возникнуть из-за неё, мне было плевать. — Как насчет… «Тайлер Джозеф, который отлежал в наркологической клинике, чувствует себя лучше и готов помогать другим в борьбе против наркотиков»? — спрашиваю я, лежа на столе в кабинете, где создаются все самые эксцентричные новости колледжа. — Одним названием хочешь описать всю статью? — спрашивает Эшельман, отчего я фыркаю. Я же не гребаный журналист. — Нужно что-то короткое и броское, типа… «Бывший наркоман создаёт группу поддержки».       Ладно, я решаю не вмешиваться в мозговой штурм Марка, было понятно, что у него в этом опыта больше, вместо этого я слезаю со стола, решая пока просмотреть старые выпуски газет, которые я ни разу не читал. Видел, что у нас есть какие-то новости, но обычно я слышал их из других ртов. Но мне всегда было плевать на это, я учусь здесь постольку поскольку. После школы я не хотел куда-то идти, мои родители сами позаботились о том, куда меня засунуть. Я уже тогда подсел на наркотики и начал употреблять их слишком часто. Но родителям необязательно знать, как я себя чувствую, главное, что мои оценки были очень хорошими. Я любил читать, вообще-то, поэтому учиться на литературном мне было вполне комфортно. Мозги на месте, мысли есть, а это все, что нужно, чтобы хорошо учиться.       Я перебираю пальцами все интересные статьи, иногда зачитываюсь, иногда понимаю, о чем именно идет речь. Было не так интересно читать то, что было до моего поступления, но я узнал, что раньше в столовой кормили куда лучше. Хотя еда здесь все равно вкуснее, чем в клинике. От неё меня не тошнит. — Это статьи, которые так и не попали? — интересуюсь я, открывая пыльную коробку. Тут полно таких коробок и вообще очень сильно пахнет пыльной бумагой, как в библиотеке, но я кайфую от этого запаха, даже от пыли, которая оседает на пальцах. — Да, там в основном про наркотики и алкоголь, — не отвлекаясь от дел, отвечает Марк, и я заинтересованно присаживаюсь в пойду лотоса около этой коробки. — Цензура? А если и эту не пустят? — У нас нет цензуры, но есть свобода выбора. Если человек не хочет видеть про себя статью, то мы её удаляем, но сначала пытаемся уговорить.       Я хмыкаю, понимая, что, наверное, я единственный, кто сам предложил написать про себя в школьной газете, тем более с таким ужасным случаем. Да ладно, лучше слухи о торчке, чем о смерти. Некоторые до сих пор думают, что я мертв. Одна девчонка сегодня чуть не упала в обморок при виде меня. Насколько сильно же люди верят словам других людей.       Мне куда было интереснее читать про случаи употребления запретных веществ, чем про того, кто одержал победу в самом большом растении, так что я думаю, что моя статья точно залетит. Я натыкаюсь на статью двухлетней давности, очерчивая пальцем цветную обложку, на которой был худой парень с красным цветом волос. Я даже бровями дёргаю, когда понимаю, кто это. Ученика второго курса нашли в мужском туалете       Я чувствую, как мое сердцебиение учащается, глаза начинают тут же искать подробности этой статьи. Я вспоминаю, что от кого-то слышал про этот случай, но тогда я здесь даже не учился, я пришёл на следующий год. Джошуа Дан, ученик второго курса по специальности «Менеджмент», был найден в кабинке мужского туалета без сознания. Его нашел его приятель, который заподозрил, что с Даном что-то не так, когда тот отпросился в туалет и не возвращался весь урок. «Он лежал там, без сознания, его рука была обтянута жгутом, а рядом валялся шприц», — рассказывал друг, который попросил остаться анонимным. Скорая приехала незамедлительно. Медсестры сказали, что если бы еще немного, то Джоша уже не было бы с нами. Врачи буквально вытащили парня из рук «серой смерти». Сам же Джош идет на поправку и обещает, что больше никогда в жизни не будет принимать наркотики. Впредь колледж будет пытаться находить подход к каждому ученику, чтобы таких случаев больше не было. Вся подробная информация на сайте колледжа: www.cscc.org Телефон доверия: 08003583456       Я облизаю свои губы, быстро вытерев слезу, которая скатилась по щеке. Текст меня не затрагивает — он был настолько холодным, насколько его можно было таковым сделать. Я думаю о том, как сильно автор пытался рассказать всем, что именно принимал Джош, завуалировав это «серой смертью». Я думаю о том, как, наверное, хреново находить полуживой труп с иглой в руке. Я сталкивался с этим один раз, но я практически ничего не помню. Мои близкие люди сталкивались. Даже Зак… Я не считаю тех наркоманов, которые вызвали мне скорую, близкими людьми. Они разбежались как только приехала скорая, чтобы их не загребли вместе со мной, а потом так же под кайфом приходили ко мне в больницу. Наверное, они просто пытались загладить вину. Наркоманская солидарность? Каждый наркоман эгоист.       «Серая смерть» — так называют смерть от самого сильнейшего наркотика в Америке, в состав которого входит «розовый» героин и некоторые другие опиоидные анальгетики по типу фентанила. Это настоящая адская смесь. Я только слышал об этом, но нигде не видел среди продажи, даже у своих дилеров. От этого наркотика можно умереть практически сразу. Насколько же этот Джош был отчаянным.       Я сую газету себе в рюкзак, решая как-нибудь поговорить с этим Джошем, если он ещё придет на собрание. В колледже я вряд ли настроюсь на разговор, а вот в помещении с бывшими наркоманами вполне. Не знаю, что именно я хочу у него узнать, наверное, моя заинтересованная задница просто хочет больше информации, чем написано в статье. Услышать ещё больше того, что может причинить мне эмоциональную боль. — Я написал, — сообщает Марк, и я подбегаю к столу, выглядывая статью на его ноутбуке.       Я даже не спрашиваю откуда у него мое фото. Марк Эшельман обожает врываться в личное пространство других людей.       Я пробегаю глазами по статье и на некоторых частях перенимаю себе клавиатуру, чтобы подправить, не обращая внимания на недовольство Марка от таких жестов. Я просто пытаюсь сделать текст более живым, чтобы в него действительно поверили. Я же не зря учусь на литературном.       Тайлер Джозеф, который только вернулся с клиники, решает начать сбор средств в помощь наркозависимым.       «То, что я пережил, действительно страшно, и я никому не желаю когда-нибудь побыть на моем месте или месте моих близких,» — говорил парень.       Вот такая шутка. Конечно, там все остальное разбавлено соплями и слезами, но мотивы действительны. Я и правда хочу собрать средства и отдать их в клинику, чтобы там хотя бы еда стала получше. Если я и обречен, то есть люди, которые действительно хотят, чтобы им помогли. Я знаю, что наркоманов меньше не станет, но хотя бы ради собственной выгоды я должен был что-то сделать. Я же говорил о том, что все наркоманы эгоисты.       После этого я видел Джоша ещё пару раз. Он выглядит намного лучше в отличие от тех фотографий на заголовке. Видимо, он и правда бросил, либо же перешёл на что-то менее опасное. По нему ведь даже не скажешь, что этот парень два года назад чуть ли не умер в мужском туалете. Надеюсь, что не в той кабинке, в которой я прячу нычку. Было бы иронично. Цвет его волос сейчас был небесно-голубым, и как бы я не пытался, я не мог не думать о значении простого цвета, но потом я углубился и стал рассматривать его тату под футболкой. Целый разноцветный рукав. Наверное, это делали очень долго и, возможно, в этой картинке тоже есть какой-то заложенный смысл. В любом случае, как бы я ни старался, но на дальнем расстоянии не смог рассмотреть, тем более Джош уже засек, что я на него пялился.       У меня тоже были татуировки и пирсинг. Мои татуировки никто не поймет, кроме меня, но хуйня в том, что я делал их под каким-либо наркотическим средством, поэтому иногда и сам забываю с чего я вообще решил нарисовать три полосы на запястье, две над локтем и символы на правом предплечье. Зато мне нравилось, как чёрные тату смотрятся под прозрачными футболками или кофтами, которые я ношу лишь в исключительные дни.       Следующее собрание было через два дня, и пока я собирался, то принял свою последнюю таблетку. Рано или поздно мне нужно было бы сходить к своим парням, так что сегодня я смогу пополнить свои запасы. Конечно, за пять баксов ничего стоящего не купишь, но я знал, что по случаю моего возвращения мне сделают скидку, а если я правильно уговорю, то дадут бесплатно. Я слишком милый и не принимаю отказов. — Майки рассказывал мне об этом случае, — кивает Джерард, когда я рассказал ему про Джоша. — Но, чувак, розовый героин? Это же пиздец.       Мы сидим на длинной скамейке, перешептываясь, пока женщина на сцене рассказывает о том, как чуть не пырнула свою сестру под действием мефедрона. Иногда я завидовал Джерарду за его брата, тот действительно его поддерживает и не смотрит косо каждый раз, когда они встречаются по утрам, чтобы позавтракать. Не смотрит так, будто смирился с тем, что у него больше нет брата. Это давит и из-за этого мне только больше хочется нюхнуть что-нибудь. — Его еле откачали, — подмечаю я, смотря вперёд на голубую и кудрявую макушку. — Я имею в виду, что после всего этого он выглядит слишком- — Превосходно, — продолжает за меня Джерард, и я даже щелкаю пальцем в подтверждение, от чего несколько человек оглядывается. Я все еще под кайфом. — А почему бы ему не выглядеть так, если он уже два года не сидит. — Я не верю, — качаю головой я, смотря на свою дергающуюся ногу, пока зубы искусывают пальцы. — Не может быть, чтобы он раз и бросил. — Обычно такое случается после смертельных передозов, Тайлер, — усмехается Уэй, кладя свою руку на мое колено, чтобы как-то успокоить энергию в моей крови. — Не со всеми, но со многими.       Он сказал это с намеком на меня, отчего я только фыркаю. Джерард лег в стационар по собственному желанию, в отличие от всех тех, кто попал туда в результате передозировки. Я могу посмотреть на людей и сразу понять, кто из них до сих пор употребляет, и будьте уверены, что из моей группы действительно бросили только четыре человека. Два из тех, кто еще не бросил, посещают собрания, чтобы найти силы бросить, а остальные три (не включая меня) не ходят на собрания и скорее всего вместо этого загибаются в переулке. По Джошу непонятно, он вроде не употребляет, но я бы не сказал, что все два года, может, он бросил только год назад. — Кто-нибудь ещё?       Я автоматически скатываюсь по скамейке, но такой жест обычно только больше привлекает внимание. Психолог смотрит уже на меня, но тут татуированная рука взмахивает вверх. Хорошо, я бы очень сильно хотел послушать его историю, чтобы определить врет он или нет. Тем более, он спас меня от позора. — Меня зовут Джош, и я был наркозависимым, — начинает он, стоя около дипломатной стойки так, будто собирается баллотироваться в президенты с крестом за спиной. — Два года и пять месяцев назад я начал свою терапию после употребления розового героина.       Все новички в зале ахают, но я мог только грызть пальцы и думать о том, какой у этого Джоша сладкий голос. — Сначала я был зависимым от обычного героина, а потом мне продали не тот товар, вследствие чего я передознулся. Я ощущал смерть на концах своих пальцев, чувствовал каждый её удар, который все больше приближался к сердцу. Но я не переставал бороться, я не хотел тогда думать о том, что это конец. Врачи меня вытащили, буквально спасли мою жизнь, за что я им благодарен. Моя семья стала спонсором этой больницы.       Он кашляет, постоянно обводя взглядом каждого человека в помещении. Я не исключение. Может, мне кажется, но на мне он задерживает взгляд немного подольше. — Ломка была настолько адская, что я ломал свои кости, и этот период был для меня ужасно сложным, но я справился. Я верил, что смогу, я не хотел больше видеть в глазах близких волнение. И я больше не вижу.       Он улыбается, и я скрываю свои губы под кулаком, потому что от этой улыбки меня и самого начинает пробирать, будто я принял экстази и скоро наступит тот самый момент. — Я хочу, чтобы вы знали, что я в вас верю. Каждый из вас может преодолеть этот порок, даже если кажется, что сил нет. Зависимость это рак, который распространяется по клеткам и убивает с каждым разом все мучительнее. Откажитесь и увидите, как ваша жизнь станет лучше уже через месяц.       Моя жизнь не стала лучше через месяц после отказа, но я понял, что он имеет ввиду. Поверить в себя, найти в себе силы преодолеть и бла-бла-бла.       Все в зале начали хлопать, я хлопаю тоже исключительно из-за его симпатичной мордашки. На некоторых речь Джоша произвела впечатление, я вижу это по мурашкам Джерарда на руках, хотя надеюсь, что тому просто холодно. Я уже потерял всех своих сородичей наркоманов, не хочу, чтобы Джерард причислил себя к группе «взываний к разуму». Хотя он довольно умный парень и не станет лезть в мои дела, если я сам этого не захочу, но я бы повторил с ним ещё раз то, что было после моей выписки. Если Уэй не зависим, то ведь не будет против дунуть со своим другом, так?       После знаменательной речи Джоша все уходят к столу, чтобы перекусить, и как бы я ни хотел снова наесться тем печеньем, мне нужно было пересечь Дана, пока тот не ушёл, но Джерард пообещал оставить мне парочку… десятков.       Я не волнуюсь, как в прошлый раз, может, на меня так действует наркотик, который уже должен был пройти, либо же мной движет уверенность в том, что этому Джошуа Дану недолго осталось быть всеобщим любимчиком и примером. — Хей, я Тайлер, — я представляюсь, когда буквально выпрыгиваю перед Джошем, чего тот не ожидает сначала. Отлично, теперь его очередь кашлять и плеваться. — Я знаю, — только и говорит он, и я от этих слов чувствую какие-то мурашки, будто так приятно, когда этот парень обращается только ко мне. Да уж, эффект от наркоты точно ещё не прошел. — Помню тебя с прошлого собрания. Скажем так, ты уж точно мастер речей.       Я опускаю взгляд, издавая смешок, пока Джош с меня его не сводит, попивая кофе из своего стакана. — Только после тебя. — ладно, так и быть, я немного пофлиртую. — Мы вместе учимся. — Я видел газету, — тут же начинает он, что ставит меня в некий ступор, и я даже оглядываюсь на Джерарда, который все это время с трепетом наблюдает. — Мило с твоей стороны. — Просто пытаюсь помочь там, где однажды помогли мне, — вру я и, кажется, Джош это понимает, потому что от его взгляда мне действительно стало не по себе. Будто эти сладкие глаза так и пытаются прижать меня к стене и выбить всю дурь. — Серьёзно? Это довольно благородно.       Он на секунду отводит взгляд, а я понимаю, что мой план по затаптыванию Джоша вряд ли свершится, потому что этот парень уже затоптал меня, хотя ничего такого даже не сказал, но мне кажется, или я все-таки уловил нотки сарказма? — Ладно, кажется, мне нуж-       Я ощущаю его крепкую руку на своём локте, а потом сталкиваюсь спиной со стеной, с испугом смотря, как надо мной нависает эта громила. Сейчас я действительно чувствую эту разницу в наших с ним размерах и, если честно, сейчас мне не на шутку становится страшно, хотя в этом моменте и есть что-то такое, что заставляет мое сердце сильно биться вовсе не из-за страха. — Я знаю таких, как ты, Тайлер, — говорит он, опуская мой локоть и ставя одну руку сбоку от моего лица. Я замечаю взглядом Джерарда за его плечом. Тот думает, что меня соблазняют, поэтому и делает взгляд а-ля «кому-то сегодня очень хорошо вставят». Ага, только вот по лицу. — Ты пытаешься казаться правильным, будто ты и правда исправился, а на деле приходишь в зал, где люди каждый день пытаются бороться, с таблеткой во рту. Что это? Ксанакс? — Флуоксетин, — отвечаю я, ощущая себя чихуахуа, которая пытается тявкать на волка. — Мои антидепрессанты.       Я бы добавил в конце «козел», но думаю, что с него хватит. Я и правда принимаю флуоксетин… иногда вместе с ксанаксом. Как сейчас, да. Он был прав, но ему необязательно знать об этом.       Мы долго выдерживаем друг друга взглядом, и я вижу, что он знает куда больше, чем я ему говорю. В любом случае, его взгляд не злой, скорее обиженный. Я могу его понять, иногда у меня все же просыпается совесть, которая не дает мне даже заснуть. Хорошо, что её можно заткнуть парочкой таблеток. — Подойди ко мне, когда ты захочешь перестать всех обманывать, — говорит Джош и отстраняется, забирая с собой запах кофе и мятного дезодоранта.       Я чуть ли не скатываюсь по стене от облегчения, когда он уходит, ощущая, как мое тело начинает трястись, будто ударяет отходняк от экстези. Я понимаю, что еще немного и я сам убегу под таким давлением, с которым на меня обрушился Дан, но, вообще-то, благодаря этому давлению, в моей груди что-то резко саднит. Давно не виделись, чувство вины. — Что он тебе сказал? — тут же начинает интересоваться Уэй, помогая моему телу удержаться на двух ногах. — Ничего хорошего. Он каким-то образом вычислил, что я употребляю.       Уэй усмехается, усаживая меня на скамейку и подавая стакан воды, пока я ощущаю себя так, будто сейчас случится припадок, хотя ничего больно страшного не произошло. — Конечно, по твоему лицу все видно.       Я смотрю на него словно на предателя, хватаясь за свою грудь. — А раньше не мог сказать?       Внезапно я начинаю чувствовать, словно задыхаюсь, отдергивая ворот кофты подальше от горла. На моем лице выступает пот, а перед глазами объекты начинают сильно размываться, в том числе и мои руки. Я пытаюсь вдыхать воздух, но он будто не проникает в лёгкие, будто не хватает кислорода. — Что с тобой? — где-то со стороны слышится голос Джерарда, на лице оказываются его теплые руки, которые пытаются помочь мне сосредоточиться на его глазах, но это не выходит, мои глаза просто начинают закатываться, а тело расслабляться. Я ненавижу это чувство. Когда ты даже не можешь контролировать сознание. При наркотиках тоже невозможно себя контролировать, ты отдаешь всего себя и расслабляешься, а при панических атаках все, что ты ощущаешь, как медленно сходишь с ума и уже не можешь отвечать ни за легкие, ни за мозг, ни за речь. Будто во сне, в котором ты медленно двигаешься, хоть и пытаешься убежать от того убийцы за спиной как можно быстрее.

я просто наблюдаю, как проходят дни, в надежде умереть

— Кажется… паниче… ская… — дальше я не говорю, потому что отключаюсь.