***
Чем чаще Себастьян оказывался прав, тем скучнее ему становилось. Как он и предполагал, псевдо-камердинер не смог совладать с юным господином, как и большинство людей в целом. Мальчишка походил на злую маленькую собачку, отпугивающую своей агрессией всех вокруг, часто даже тех, в ком нуждался. Однако же, для демона это не казалось существенным недостатком. Потому что в итоге было очевидно, что единственный, кто останется подле маленькой души — ее настоящий владелец. Никто не мог сказать, что Себастьян не заслужил награду. Но в тот момент более всего его занимала мисс Эрскин. Была ли та книга оставлена на столе по неосторожности или же это был прямой намек? В любом случае, Себастьян никогда не поступал опрометчиво, и самым разумным ему казалось — наблюдать. Теперь каждое сказанное этой женщиной слово весило в три раза больше. Было достаточно легко убить двух зайцев одним выстрелом: позвать мисс Эрскин с собой на День Леди, дабы присмотреть и за юным господином, и за ней. Уж слишком много о человеке говорит его поведение. И когда Себастьян вошел в комнату к директрисе с данным предложением, узнал, насколько крепким может быть женское «нет».***
— Что же произошло? — мисс Хопкинс поправила спадающие очки, — Вам действительно они больше не нужны? Швея держала в руках несколько отрезов кружевных лент и рюш, служивших частыми гостями на платьях юной Мидфорд. Элизабет посмотрела на них с некоторым сомнением, но в итоге все же тряхнула головой: — Они мне больше не к лицу, Нина. Хочу что-нибудь по… посерьезнее. И не зеленое. — Что-то я совсем вас не понимаю, дорогая… — Зелёный — это мамин любимый цвет. А я хочу… Возможно, голубой. Что это там? — Элизабет указала на стопку тканей за зеркалом. — А? Это заказ дома Фантомхайв. — Хочу их. — Но… Возможно, я могу вам заказать их, конечно, но мы не успеем ко Дню Леди. — Значит, пусть будут эти. — Но господин Фанто… — Скажете ему, что это я забрала. — Не думаю, что это избавит меня от скандала… — Граф прекрасно осведомлён о моем упрямстве, он вам посочувствует. Девушка зашла за ширму, дабы переодеться для снятия мерок. Юную леди приходилось измерять чуть чаще, чем взрослых клиентов, так как она росла и постоянно менялась. Из-за ширмы послышалось шуршание выкроечной бумаги и голос мисс Хопкинс: — Так говорите, хотите в два слоя? Подумайте, пожалуйста, о погоде — нынче пригороды Лондона излишне нас балуют солнцем. — Я точно ещё не уверена. Накалывание выкроек было в самом разгаре, когда колокольчик над дверями звякнул, и в ателье вошла дама. — Добрый день, мисс Хопкинс, я пришла за своими лентами. Галантерейщик сказал, что они у вас. — гостья перевела взгляд на обколотую выкройками Элизабет и слегка смутилась, — Прошу прощения, я вас не потревожу, просто я ужасно спешу. Ох… Здравствуйте. — Рада вас снова видеть. — Мидфорд узнала вошедшую. Высокая худощавая леди со смолянисто-черными волосами и южным профилем еле заметно улыбнулась. — Взаимно. Как ваши дела? — Вы знакомы, мисс Галлахер? — в комнату вернулась мисс Хопкинс с коробкой, продолжая удерживать зубами пару портновских булавок, — Ваши ленты. — Благодарю. Да, мы познакомились на судне «Кампания». — мисс Галлахер помрачнела, — Я недавно путешествовала. — О, помню, ужасное крушение. Когда я по утру читала газету, помню, кляла весь свет, что не могу в ту же секунду оказаться там и справиться о состоянии всех близких. — Не будем о грустном, — мисс Галлахер прервала движением руки швею и перевела взгляд на Элизабет и ее бумажное «платье», — О, прошу прощения, я уже ухожу… А что это будет? Вместо Элизабет ответила Хопкинс, ревностно относящаяся к своим творениям: — Пока что мы только начали, ничего еще нет. — Как любопытно. Только не говорите мне, что это для Дня Леди. Вы приглашены? — Конечно, она приглашена! — разговор затевался между двумя дамами, и Элизабет поняла, что не следует даже и стараться отвечать на вопросы, — Это будет особенный наряд. Галлахер задержала взгляд на деталях на несколько секунд, ее лицо загорелось необычным интересом. По обыкновению дамам безразличны чужие туалеты, либо свойственно проявлять легкую зависть, но по всей видимости, мисс Галлахер даже не собиралась появляться на скачках. — Я спешу, поэтому не стану… много говорить, но… могу я посоветовать? Прошу прощения, — она прикоснулась к одной из деталей, — Разве это не слишком многослойно для июня? Мисс Хопкинс поправила очки и посмотрела внимательнее: — Мисс, мы только начали. Леди говорит, что еще не уверена. — В таком случае, попробуйте добавить воздуха, если вы понимаете, о чем я. И вот тут, если приколоть чуть ниже… А что насчет цвета? — Леди хотела бы голубой, вот этот. — Это прекрасный выбор, но стоит подумать дважды над тканью, чтобы не опошлить результат. Снаружи постучали, и лицо мисс Галлахер снова «потухло». Она сказала, что ей необходимо идти, но в последний момент нагнулась ниже, дабы прошептать Элизабет пару слов. — Ни в коем случае не соглашайтесь на шелковые цветы.***
На скачки принято приезжать за три часа до начала: тогда же устраиваются пикники, распиваются первые бокалы шампанского. В четвёртый день — День Леди — помимо основных зрителей скачек, мужчин, приглашаются и дамы, основным развлечением которых становится конкурс нарядов, и в особенности шляпок. Шляпкам принято быть не только красивыми, но и в какой-то мере экстравагантными: так, на герцогине Сазерлендской в этот день была прекрасная большая шляпа, украшенная маленькими свинцовыми фигурками пушек. Графа Фантомхайва подобные причуды совершенно не веселили. Однако, увидев утром Элизабет, он на пару секунд перестал ощущать собственные голосовые связки, чтобы сказать хоть слово. Это было именно то аристократическое великолепие, которого не хватало, как ни абсурдно, многим дворянам. Несмотря на относительную скромность наряда, любой увидевший его мог бы с легкостью сказать, что он идеально подходит Элизабет Мидфорд. Настолько, что на любой другой леди смотрелся бы тускло, если не безобразно. Нежнейшая накидка из бледно-бирюзового шифона, расшитая мелкими простыми цветами из стекляруса, превращала простое белое платье под ним в невероятное сочетание простоты и нарядности; шляпка, украшенная живыми незабудками и английским кружевом, была отнюдь не большой, но и не нарушала регламента мероприятия. Наблюдая, как юную леди обступают глазеющие окружающие, Сиэль ощутил гордость за другого человека. Ему уже давно не было знакомо это чувство.***
На скачки в ложу королевы Анны прошли и те гости, которых мало кто ожидал увидеть. Фантомхайв был свято уверен, что его дворецкий и гостья-директриса заняты домашними делами, настолько они не выказали интереса к Аскоту. — Я же сказала, что ненавижу такие мероприятия, — мисс Эрскин попыталась прошептать это, но пара человек все равно обернулись. — Я всего лишь просил об одолжении сопроводить меня, мадам. С самого утра мисс Эрскин не могла перестать удивляться тому, как легко принял образ богатого молодого джентльмена этот дворецкий. Но кроме того ее более интересовал факт, где мистер Михаэлис нашел деньги на ложу королевы Анны. — Что-то слишком часто вы меня об одолжениях просите. Вы мне совсем не симпатичны, если что. — Вам чертовски идет это платье… — да, и платье тоже принес он. — Cum do theanga ablaich gun fheum! — Как грубо. — ответил Себастьян с улыбкой. Мисс Эрскин не могла вспомнить момент, в который она решила согласиться на эту аферу. Более того, платье должно было протрезвить ее разум, но понять, что ей все совершенно не нравится, она смогла лишь тогда, когда этот «шут во фраке» вывел ее из экипажа. Возможно, она оставила дела в поместье на бедного Ричи, а возможно, когда они вернутся, придется нанимать строителей. Впрочем, это имело некоторую вероятность осуществиться в любом случае. Со слов дворецкого, юный граф имел особенность наживать неприятности и потому нуждался в строгом контроле, а его новый камердинер был совсем не против, чтобы с мальчишкой что-то случилось. Суть конфликта мисс Эрскин так и не уловила, но в искренние побуждения дворецкого тоже верила слабо — уж больно он походил на садиста. Ложа королевы Анны находилась достаточно далеко от собрания аристократов, приглашенных самой королевой, так что Эрскин было не особо понятно, как дворецкий собирается наблюдать за графом с такого расстояния. — Кажется, сэр Дадли уже преодолел порог необходимого, — Себастьян указал на выпившего молодого мужчину, пристающего к группам дам в Королевской ложе, — Если его убить и подстроить несчастный случай, то можно попасть в нужное помещение с приглашением для баронов Дадли. Все равно никто не знает, как он выглядит, помимо бродяг у борделя на Харрингтон-стрит. — Во-первых, откуда вы знаете, что на Харрингтон-стрит стоит бордель, а во-вторых, если вы убьете барона Дадли, я буду первой, кто сообщит о вас констеблю. Не рассчитывайте, что я стану вашей сообщницей только потому, что вы подарили мне билет на скачки не в Виндзорскую ложу. Так и знала, что ничего хорошего не случится. — Прошу, не беспокойтесь, мисс Эрскин, это всего лишь шутка. — лицо дворецкого оставалось непроницаемым, и она так и не смогла определить, двойной ли это блеф или тройной, — Так как приглашение в Королевскую ложу достать практически невозможно, будем наблюдать отсюда. Так что протрите очки получше. — Мне нет никакого дела до вашего графа, мистер Михаэлис, но я отнюдь не желаю встречать здесь знакомых, пребывая в таком виде… — ее слова прервали пьяные крики из Виндзорской ложи, — …Боже правый, и эти люди пойдут в воскресенье в церковь. — Или не пойдут. Не всем свойственны такие увлечения. — Дайте угадаю: в поместье Фантомхайв давно не было Бога? — Эрскин поправила шляпку, чтобы лучше видеть собеседника, — Мне горничные говорили, что не нашли даже Библии. — Но вы ее нашли, верно? — лицо дворецкого приняло чрезвычайно хитрый вид, словно бы он намеревался подловить кого-то, — Так вот зачем вам все это. Внедряетесь в дома дворян и влиятельных личностей, чтобы собирать сведения… Умно, умно. — Господи Боже! — директриса оказалась чрезвычайно возмущена, — Советую перебрать память, мистер Михаэлис, и вспомнить, что меня пригласила тетушка вашего господина, я не… — Тише, тише… Я верю. Но все же советую рассмотреть это как возможность для заработка. — Это как минимум бесчестно и низко, так что я отклоняю ваше предложение. — И кто же будет проверять вашу честность и благородство? Господь Бог? — Себастьян сложил руки на груди, как бы усмехнувшись. — По-вашему, этого мало? Вы, как я погляжу, атеист. Модное веяние, однако. — А вы — праведная христианка? Мы можем это обсудить, если хотите. — Я не вступлю в полемику, мне нечего сказать таким людям как вы, вы оперируете только доказательствами, а суть веры в том, чтобы верить, а не знать. Они отвлеклись от разговора, так как заметили знакомые силуэты среди прогуливающихся. Из экипажа вышла чета Мидфордов: Алексис с сыном тотчас умчались к турнирным табло для обсуждения стратегии ставок; маркиза с дочерью же пошли искать знакомых, в особенности, графа Фантомхайв. Схватив мисс Эрскин под локоть, Себастьян решительно пошел в сторону выхода, но совершенно в противоположную своей цели. Неожиданно сильная Эрскин дернулась, и он остановился: — Я вам не марионетка, сэр. Я не собираюсь показываться на глаза маркизе Мидфорд в таком виде! — Иначе она будет требовать от вас подобающего внешнего вида на ежедневной основе? — дворецкий в этот день был более чем охоч до ехидных замечаний, — Не бойтесь, мы лишь идем за шампанским. Что-то вы чрезмерно напряжены сегодня. Эрскин хотела было гаркнуть, что это потому что ее насильно уволокли непонятно куда, но Себастьяну, казалось, было безразлично, что она ответит. Он действительно приобрел бутылку прекрасного шампанского и позаботился о месте для незатейливого пикника. Нет, разумеется, дворецкий не пытался проявлять какие-либо знаки внимания директрисе Дартфорда, более того — он знал, что она немного из другого теста и не поведется на его уловки. Но алкоголь прекрасно развязывает людям язык. После первого бокала, выпитого с некоторым недовольством, Себастьян вновь поднял тему для дискуссии: — Но мне все же интересно, с чего вы продолжаете верить им. Им — тем, кто продвигает эту идею в массы. — Я им и не верю, с чего вы взяли? Я верю только Богу. — алкоголь еще не подействовал, но Эрскин смягчилась. — Мм, — дворецкий, казалось, был разочарован, — Я предполагал, что вы умнее. — Послушайте сюда. — она внезапно оказалась достаточно близко к лицу Себастьяна, наклонившись через стол, — Вам никогда не казалось, что ваша жизнь пуста и бессмысленна? Дворецкий отчего-то воспринял этот вопрос всерьез и даже немного проанализировал свои мысли по этому поводу. Конечно, каждый, кто прожил достаточно долго, знает, что такое потеря смысла жизни, только вот он был не уверен, что такой экзистенциальный кризис в полной мере может быть знаком женщине, прожившей всего треть века. — Разумеется. Думаю, каждый в определенной мере ощущал это. — Нет, не каждый, — она заложила руки за спину, — Вы просто не общались с такими людьми. Если сегодня подойдете к Бейкеру и зададите этот вопрос, узнаете совершенно иную сторону бытия. — она чуть расслабила завязанный воротник платья и отпила из бокала, — Как же жарко в этих тряпках… Вы никогда не думали, что это от того, что в вашей жизни нет Бога? Себастьян со спокойной улыбкой последовал примеру Эрскин и также выпил. В плане алкоголя он более всего доверял детям. Они-то точно всегда знали, что забродивший виноград на вкус просто отвратителен, и не искали особых вкусов и запахов в этом пойле. — Нет. — на это она приподняла брови, и дворецкий продолжил, — Знаете, за неимением знаний и опыта я неизбежно верил в Бога в прошлом. Но позже, как и все, я «вырос». К тому же, со временем начинаешь задумываться, а так ли необходим тебе Он и ради чего. Все, что мне нужно, я могу получить сам, для этого нет необходимости натирать колени у алтаря. — Какая поразительная самоуверенность. И что же, по-вашему, Бог нужен для того, чтобы просить? Себастьян сдержал вздох разочарования. «Снова святоша, которая верит чтобы верить, не осознавая своих потребностей». Она продолжала: — И вы считаете, что чтобы жить, людям легче верить, чем справляться самостоятельно? — Для вас — разумеется, легче. — демону вдруг стало интересно, сможет ли он за час разрушить мировоззрение, внушенное годами. — Нет, мистер Михаэлис, верить трудно, очень трудно. Господь посылает нам страшные испытания. Иногда он даже требует невозможного… Вы думаете, что это просто? — Для его рабов? Да. — дворецкий даже подался вперед, почувствовав азарт, — В этом вся проблема. Человек скептичный не станет развязывать войну из-за мелочей в богослужении. Впрочем, моя жизнь не раз ставила меня в выгодное положение на почве слепой веры окружающих. — Интересно, чем же Господь вас так разозлил… — она оглянулась вокруг и пощурилась от солнца, — Только посмотрите на этот мир. Разве это не чудо? Разве одно существование всего, что мы видим каждый день, не явственное подтверждение Его могущества? — Еще минуту назад вы жаловались на жару, а теперь вдруг романтизируете? Да даже если и так, помимо «прекрасного мира» мы имеем войны, как я до этого упоминал, болезни, геноцид, и даже если опустить человеческий фактор, то землетрясения и наводнения, уносящие жизни детей Его. И в итоге, после стольких страданий, выпадающих на человеческую душу, что делает Бог? Оставляет в своей милости лишь единицы. — Чтобы стать частью тех, кто в его милости, нужно лишь совершить небольшое усилие над своей верой, сэр. — Старая христианская сказка. Не могу утверждать, работает это или нет, но что в таком случае делать тем Его детям, кто не знал и не понимал? Тем, кто умер до того, как колонизаторы воткнули крест в их земли? Собственно, это касается не только креста, другие сторонники Его тоже не особо жалуют других людей, кто не преисполнился истинным знанием. Звучит, к слову, как гордыня. Получается, Бог любит всех не одинаково? — Получается, вы верите в Бога, просто ненавидите Его? — Эрскин улыбнулась и допила бокал, — Я не Метатрон и Божью волю оглашать не могу, попробуйте задать Ему эти вопросы самостоятельно, и, возможно, получите ответ. Я горда вашей верой и таким ревностным изучением всего, что с этим связано. И половина прихожан такими размышлениями не могут похвастаться. Не забывайте о своем подопечном, кажется, у них тоже начался пикник. После этих слов мисс Эрскин встала, расправила платье и, пожаловавшись на неудобную конструкцию юбки, ушла в ложу.