Неочевидные способы познания духовного

      Раннее утро, до зарниц       Снаружи доносились различные шумы: кто-то двигал мебелью, некоторые собирали стекла, а еще нерадивые «мастера» сажали двери на петли, но раз за разом эти же самые двери роняли, создавая глухой грохот по всему этажу. Себастьяна радовало то, что он мог это отчетливо услышать. После того, что случилось парой часов ранее ему уж подумалось, словно бы он окончательно утратил все свои способности. Однако, внезапная контузия после контакта с той странной женщиной прошла достаточно быстро, и к демону вернулись прекрасный слух, зрение и — он вдохнул полной грудью — обоняние. Он сидел на краю кровати, постепенно приходя в себя.       Данные обстоятельства, разумеется, ужасно потеснили бы любого человека или демона, но Себастьяну подумалось, что внезапная недолгая потеря абсолютного контроля над происходящим и собственным телом могла бы стать единственным в жизни прецедентом такого рода. Себастьян был любопытным демоном. Ему казалось безумно интересным бытие человека, а потому происшествие было не столько досадным, сколько развлекательным.       Себастьян встал с кровати и чуть пошатнулся: вестибулярный аппарат все еще плохо справлялся со своей задачей. Дворецкий осторожно сделал пару шагов вперед, но тут же заметил, что нехотя выставляет руки и старается опереться на стену. Он вспомнил о чтении трудов Сеченова и мысленно похвалил врача за наблюдательность — то, что он неосознанно выполнял, оказалось так называемым «рефлексом». Себастьян решил все же посерьезнее проверить ученого, вспомнив его дополнение о том, что рефлексы имеют место случаться при падении человека, когда тот выставляет вперед руки, совсем о том не думая.       Демон встал в центр комнаты. Его отчего-то посетила трусливая мысль упасть на кровать, чему он удивился и отбросил в сторону. Если Сеченов был прав, то он не разобьет себе голову, упав ровным бревном на пол. Себастьян уже было почти расслабился, но что-то странное внутри не давало ему возможности даже отклониться вперед больше нужного.       «Это и есть человеческая трусость? Какая беспочвенная и цепкая».       Но Себастьян не был бы собой, если бы не смог отвоевать свое священное право падать. Особенно ради науки. Поймав момент и все-таки грохнувшись на пол, дворецкий повеселел: руки действительно непроизвольно выставились локтями вперед, и он уберег нос от перелома.       За дверью послышались быстрые шаги. На грохот явился лакей, как водится, обвешенный змеями. Снейка просили посидеть в соседней комнате и проследить, понадобится ли что-нибудь дворецкому, а потому, явственно услышав падение, он пришел проверить. Открыл дверь. Дворецкий лежал на кровати, весьма увлеченно читая книгу, его волосы были странно взъерошены, а колени перепачканы в пыли.       — Я слышал…       — М? — Себастьян словно нехотя оторвался от чтива и приспустил очки на кончик носа, — Ты что-то сказал?..       Снейк нахмурился и снова оглядел непринужденного дворецкого, лежащего на кровати в обуви. Решив, что это в любом случае его личная кровать и, возможно, у Себастьяна просто странные привычки, лакей отрицательно помотал головой и хлопнул дверью. Когда шаги за дверями стихли, демон отбросил книгу и прошипел, потирая локти. Удерживать на них взрослого мужчину, упавшего с высоты собственного роста было лишним.       Он снял пиджак и закатал рукава. Вся задняя поверхность предплечья покраснела, причем обеих рук, а на том, за которое схватилась Эрскин, остался белесый шрам, похожий на то, словно бы руку в зубах терзало животное. Демон не подумал, что с покраснением следует как-либо разобраться, чтобы не получить наутро огромный болезненный синяк, вместо того он прикрыл глаза, вспоминая механическую формулу расчета веса. Заключив, что как человек, он имеет массу примерно в сто пятьдесят фунтов, то упав, на его локти подействовала бы сила, равная примерно шестистам тридцати семи… Но не будем углубляться в физические изыскания.       Более того, после собранных подсчетов Себастьян нашел необходимым их записать и благополучно совершил это на полях случайным образом выбранной для маскировки книги. Далее ему подумалось, что однозначно необходимо решить вопрос с ходьбой. Его нынешний навык, наскоро полученный для того, чтобы добраться хотя бы до своей комнаты, годился разве что для насмешки; дворецкий не мог себе позволить так тормозить. Себастьян снова решительно поднялся с кровати. Его встретило головокружение, и демон догадался, что чрезмерно нагрузил себя сразу после травмы. Однако, его не отличало умение терпеть и относиться к себе с бережностью, ведь зачем такие навыки, если ты неуловимое всесильное порождение тьмы?       Словом, Снейк слышал еще достаточно падений в следующий час. Он более не заходил в комнату дворецкого и не мешал ему заниматься, чем бы оно ни было, — покачав головой, тот решил, что иногда после травм головы человеку свойственно на некоторое время терять рассудок. Но ближе к шести утра все же наступила тишина.       Лакей решил проверить, жив ли его начальник, и обнаружил того странным образом лежащим на ковре около кровати. Сама кровать выглядела так, словно по ней прыгала собака, фрак был небрежно брошен на стул, а дворецкий, казалось, отключился на середине своего чрезмерно увлекательного чтения: книга в раскрытом состоянии валялась около его головы. Снейк опустился на корточки и проверил дыхание и пульс. Себастьян спал.

***

      — Себастьян, была бы моя воля, ты бы здесь еще дня три лежал, — знакомый голос вывел дворецкого из странного состояния, — Но наш господин как бы… Ну… Сам знаешь же. Вставай.       Дворецкий резко поднялся с кровати: голова тут же затрещала, а локти заныли. Ему вдруг пришли в голову события ночи, а после и утра. Он поморщился, но вовсе не от головной боли, а от воспоминаний — видимо, он действительно вчера слегка помутился рассудком после травмы, раз решил заниматься какой-то ерундой.       — «Женщина в двадцать семь лет, — объявила Марианна после недолгого раздумья, — уже должна оставить всякую надежду вновь испытать самой или внушить кому-нибудь нежные чувства» — Бардрой прыснул, чуть не рассмеявшись. Он держал в руке книгу, с которой Себастьян вчера пытался усмирить равновесие, — Не знал, что ты любишь женские романы… Ничего не говорю, у всех свои увлечения.       Последнее он добавил, поймав мрачный взгляд Себастьяна. Но мрачен он был лишь вполовину от того, что какой-то повар позволил себе насмешку: к своему ужасу, тот даже и вспомнить не мог, откуда имел в комнате любовный роман, ведь господин и сам дворецкий такого не читали, а из женщин в поместье была одна Мэйлин, чье умение чтения распространялось в лучшем случае на этикетки к полировочному воску.       — Господин молнии мечет, — Бард отложил книгу и подошел поближе. Внезапный сильный запах сигарет ударил Себастьяну в нос, и тот прикрылся рукой, отвернувшись, — Ничего себе, у тебя синяки на руках… Я к тому, что тебе лучше сейчас хотя бы дежурно прийти и доказать, что тебе помощь нужнее, чем ему. Помочь с одеждой?       Демон только сейчас осознал, что был беспощадно опорочен: кто-то проник в его комнату, расстелил кровать и уложил дворецкого спать, предварительно раздев. Себастьян приподнял край одеяла, чтобы убедиться. И тут же закрылся. Пробормотав что-то, содержащее в себе слово «унижение», он откинулся и накрылся одеялом с головой, постанывая. Повар не понял, что такого случилось, но снова напомнил о графе. Демон, не выглядывая, указал тому на дверь, прервал собственный поток тихих жалоб на ужасающее существование и сообщил страдающе-сдержанно:       — Мистер Бардрой, прошу, покиньте мою комнату. Честное джентльменское слово, юный господин не успеет и задохнуться от гнева прежде, чем я окажусь подле.       По прошествии примерно десяти минут Сиэль уже наблюдал дворецкого перед собой, стоящего на одном колене и просящего прощения за ужасно долгое отсутствие и отвратительное поведение. Граф думал, что паршивец догадывается о том, что его действительно простят, ведь иных путей просто не было: они оба не знали, что случилось и что натворила мисс Эрскин. По ее словам, демону нельзя вмешиваться в людские жизни и заканчивать их раньше срока. Фантомхайва такое мало волновало. Обидно было то, что при всем дамочка действительно обладала возможностью обезвредить демона, а это было не столько унизительно, сколько настораживающе.       — Неужели ты не понял, кто она? — граф поковырял десертной ложечкой мороженое в креманке, отделяя кусочек, — Такую силу и не заметить сразу?.. Ты слишком легкомысленный.       — Прошу прощения, господин. Но она казалась обыкновенным человеком по всем параметрам. Единственное, что смущало… — дворецкий встал из, как оказалось, неудобнейшей позы и потер подбородок, вспоминая, — Она видела жнецов. Или чувствовала их. Но на такое способны и вы, это не признак силы.       — А разве человек может такое натворить? — Сиэль посмотрел с претензией и обвел ложкой в воздухе всего демона. Тот дернул плечом.       — Я не уверен, но… обычно человеку такое можно подарить.       — Подарить?       — Да, есть понятие дара, оно и вам известно. — Себастьян приблизился к столу и стал иллюстрировать пальцем на поверхности собственные объяснения, — Обычно его можно получить по самым разным причинам и совершенно разного свойства. Однако, не каждый способен на этот дар. В том смысле, что не каждый может его дать. Например, господин, пожелай вы у меня даже избавления от собственной астмы, самое большее, что я могу сделать — это найти вам врача.       — Или заставить меня поверить в то, что я вылечился, ага. — мальчик подвинул дворецкому пустую креманку и спихнул его жестовые иллюстрации. Тот молча взял посуду, а Сиэль обратил внимание на его руки, — Мы это давно выяснили, хотя не думаю, что сейчас способен даже на это. У тебя руки дрожат.       — Э? — предплечья на самом деле тряслись и ныли под одеждой так, словно кто-то постучал по ним палкой, — Прошу прощения… Упал.       — В полку к Мэйлин и Финниану прибыло. — граф состроил страдальческое лицо и закатил глаза, а после и вовсе развернулся на кресле к окну, — Изыди, нервируешь. Отдай значок Танаке, от тебя сейчас толку мало будет, если даже с ровной ходьбой проблемы.       Граф ощутил спиной печаль «на улице» дворецкого и добавил, что тот сможет вернуть себе звание главного, как только придет в форму. Если демон хоть что-то понимал в человеческих чувствах, то должен был оценить уровень великодушия Фантомхайва по отношению к нему. Шаги стали удаляться, дворецкий вышел. Как только дверь закрылась, Сиэль услышал снаружи тихое и мерзкое хихиканье. У графа прошлись мурашки — как тот смел смеяться?!       А демону действительно было смешно. Ему подумалось, что люди имеют свойство сразу же сопереживать тому, кто напомнил им их самих. Тем не менее, Себастьяна радовали внезапные выходные: изучать собственную очеловеченную природу казалось, будет настоящим весельем. И первое, на что следовало обратить внимание — сон. Перед тем, как собраться и прийти в кабинет, он говорил с Бардроем, а перед тем… Не мог вспомнить. Себастьяна это огорчило. Если люди в самом деле просто на некоторое время впадают в забытье и потом просто продолжают существовать, то сон превращается из занятного события в неприятную тривиальную потребность навроде пищи. С другой стороны, иначе почему господин иногда просыпался по ночам с криками, почему люди писали сонники или разговаривали или ходили во сне?       Дворецкий старался заниматься простыми делами, которые мог выполнить и без демонической сноровки — укладкой сервизов, сортировкой одежды графа и чисткой серебра. Мэйлин оказалась не такой бесполезной. Она бегала по его поручениям, помогала нести вещи, если их оказывалось слишком много для пары рук, и занималась прочим, что он мог попросить. Саму Мэйлин изначально просьба о помощи смутила донельзя. Ей она показалась чем-то похожим на флирт, но сам Себастьян вовремя осадил полет фантазии горничной, показав травмы рук.       — Мне одному этот пиджак кажется невообразимым? — дворецкий вдруг стал размышлять вслух, — Вероятно, мисс Хопкинс пошила его в тот момент, когда я отвернулся, иначе этот пуговичный ужас не объяснить.       Мэйлин рассмеялась, но тут же прикрыла рот ладонью, отвернувшись. Себастьян улыбнулся и спросил, почему она смеется — неужели он не прав? — но та ничего не ответила, продолжая хохотать. В самом деле, никакого пиджака она даже и не видела, ведь с такого близкого расстояния определяла вещи разве что по цвету.       — То есть, это вы подбираете вещи для графа? — девушка наконец успокоилась и перестала тушеваться.       — И да, и нет, — дворецкий развел руками и снова помрачнел, посмотрев на несчастный пиджак, — В самом деле, господину почти безразличен его внешний вид, по крайней мере, не до таких мелочей. Основная идея принадлежит модистке, а там уже приходится корректировать ее… кхм… чрезмерно новаторские мысли. Однако, это почти всегда превращается в непримиримый спор. Я нахожусь в ожидании того дня, когда она вызовет «консервативного дворецкого» на дуэль.       Себастьян как поймал себя за руку: с чего вдруг такая болтливость? И что за улыбки? Ему сразу вспомнилась фраза старого знакомого о том, что человек — существо общественное, но Себастьян же не был человеком. Демон отложил в голове мысль об изучении природы смеха, ведь если это рефлекторное, как и желание перенять настроение собеседника, то такими темпами ему суждено стать душой компании. Такой вывод показался демону неприятным.       — Как бы то ни было! — вдруг громко завершил Себастьян внутренний монолог, и Мэйлин вздрогнула, — Вот эту стопку… Пожалуйста… Так…       Он не договорил, упершись руками в гладильную доску. Голова снова закружилась, и ему хотелось скандалить, что эта напасть все не покидает его так долго, но мысли спутались. Горничная придержала дворецкого за плечо, и он наклонился к ее уху и прошептал так, что та покраснела:       — Ты не знаешь, отчего может так болеть… здесь? — дворецкий ее рукой коснулся самого себя чуть ниже груди. У Мэйлин почти пошла из носу кровь, но потом мысли все же посетили голову.       — …Э? Вы давно ели-то?

***

      Себастьян хотел ответить, что ел последний раз около трех лет назад, но вдруг почти на месте сошел с ума, почувствовав в кухне запах обыкновенного супа. Стол заботливо накрыл Бард со Снейком, и все собрались вокруг начальника, наблюдая за его приемом пищи как за диковинкой. Себастьян даже помедлил, смутившись от столь пристальных взглядов. Среди демонов иметь наблюдателей во время «еды» было не столько не принято, сколько даже опасно. Люди же так выражали почтение.       — Так вот почему ты такой худой, — Бард развернул стул спинкой вперед и «оседлал» его, — Я думал, ты нормально ешь, раз такой сильный. Оказывается, нет. То-то мы тебя на нашей кухне не видели никогда, только за готовкой.       — Да, мы уж решили, что мистер Себастьян не человек, — как всегда лучезарно сообщил Финни, но на него тут же шикнули за некультурное замечание, — Ну, в смысле… Что у вас нет слабостей.       Под пристальным вниманием есть было практически невозможно, но Себастьян подумал, что ему было бы проще уговорить себя не обращать внимания, чем терпеть еще хоть пару минут. Все-таки слепое потакание собственным капризам оставалось больше в духе господина. После еды наступило страннейшее чувство спокойствия и даже лени. Как демон, он до того испытывал насыщение иного уровня, после которого скорее переполняла энергия и желание получить еще, что, судя по описаниям из книг, было больше похоже на человеческое удовольствие от… того, о чем в приличных обществах не говорят.       Как бы то ни было, Себастьяну ужасно захотелось спать, но в этот раз он публике глупых вопросов не задавал, и вместо того направился в библиотеку. Ему предстояло тщательное изучение многих медицинских и биологических трудов, чтобы быть готовым к различным ситуациям, а также заниматься профилактикой заболеваний, которые отныне могли ему угрожать.       Дворецкий оборудовал стол, достал очки, раскрыл книги. В голову пришла совершенно, на его взгляд, замечательная мысль: вести дневник. Конечно, не девичий, и сплетен он туда записывать не собирался, но отслеживать свое состояние было бы совсем неплохо, чтобы по прошествии времени сравнить с настоящим положением дел. И демон засел за записи. Стоит ли дополнять, что многого он изучить не успел, так как почти бесконтрольно снова уснул за столом, предварительно закрыв записную книжку со свежими чернилами?