***
Клуб фехтования, центр Лондона, этим утром. Себастьян стоял перед входом в женский клуб с обыкновенной улыбкой, и только собрался постучать. Сиэль попросил его чуть подождать. Вокруг дверей словно бы нависла дурная аура, и граф это чувствовал, собираясь с духом. Официально данное заведение значилось Клубом фехтования, но за последние пару лет все участники мужского пола вышли оттуда, и теперь он стал неформальным местом сбора жен и матерей аристократической прослойки Лондона. Фехтованием тут все еще занимались, но помимо того участницами значились и леди, имеющие к спорту весьма опосредованное отношение. Граф чуть помялся, так и не решаясь входить, а за дверью послышались голоса разговаривающих дам. Дверь сама открылась. Из коридора потянуло шлейфом духов, дамы на секунду отвлеклись от разговора и посмотрели на стоящих: — День добрый, месье, вы к кому? Сиэль только собрался попросить позвать мадам Мидфорд, чтобы поговорить на улице, но Себастьян, явно увлеченный происходящим внутри клуба, его опередил и с обаятельными комплиментами попросился внутрь. Граф невольно проследовал за ним, пытаясь не смотреть никому в лица. В последнее время о женском клубе ходило много слухов. Сиэль, разумеется, верил, что тетушка не станет впутываться в дурные движения, но с тех пор, как председательницей стала Эммелин Панкхерст из Манчестера, общественность напряглась. Фантомхайву не хотелось быть причастным ко всему происходящему даже косвенно. — Ой-ой… — Себастьян вдруг остановился в коридоре у входа в зал тренировок, и Сиэль уперся ему в спину. Мальчик выглянул из-за спины дворецкого и почти сразу же юркнул обратно, смутившись. В зале была дуэль в самом разгаре между двумя молодыми леди, в окружении публики. А женская дуэль на шпагах предполагала одно верное правило — верхняя часть корпуса должна быть открыта. Иначе говоря, дамы состязались только в юбках. Себастьян формально загородил ладонью себе обзор и демонстративно прокашлялся. Беда только, что никто не обратил внимание от напряжения: дуэль явно была недружественной. Через несколько мгновений одна из дуэлянток упала на пол, выронив шпагу, и потерла запястье. Вторая выставила лезвие перед лицом пораженной — демонстрировала превосходство. Упавшая неприязненно оскалилась: — Несмотря на ваше владение оружием, моих слов то не отменяет. — акцент оказался американский. Победившая, леди де Вальсэр, была готова ударить снова, ведь обидчица посмела не извиниться даже после поражения, но вмешалась Фрэнсис Мидфорд. Она потребовала сдать шпаги. Сиэль на голос Фрэнсис активизировался из-за спины демона и хотел посмотреть, что происходит, но Себастьян аккуратно задвинул его обратно, попросив прикрыть глаза. — А вы, леди Шелби, — Мидфорд старалась скрыть пренебрежение за пассивной английской агрессией, — Должны следовать кодексу чести, раз уж находитесь в Старом свете. У нас честь в приоритете, как вам известно. Названная Шелби недовольно цикнула и попросила свой корсаж обратно. Дуэль кончилась, и дворецкий снова хотел попробовать привлечь внимание, но их заметила Элизабет, все состязание простоявшая, облокотившись у судейского стола. Судей на дуэли не было и не могло быть, но обыкновенно этот зал использовался для спаррингов. Заметив джентльменов, девушка крикнула: — Сиэль? Что вы здесь делаете? Теперь уже весь зал смотрел на непрошенных гостей. Невозмутимый дворецкий, не раз бывший в таких ситуациях, улыбнулся и, продолжая держать раскрытую ладонь у взгляда, сообщил, что Его Сиятельство третий граф Фантомхайв хотели бы видеть на срочный разговор Достопочтенную маркизу Мидфорд. Женщина тяжело вздохнула и вышла за пределы поля для спарринга.***
Себастьян был оставлен в клубном кабинете для расспросов мадам Мидфорд, Сиэль же был внезапно (не сказать, что уж совсем) вытянут из хода расследования собственной невестой. Дворецкий счел нужным сверить клубные документы, пока в комнату никто не вошел, но Фрэнсис никогда не заставляла себя ждать. Она зашла и оставила дверь открытой. Это было мерой предосторожности для ее репутации. — Моя дорогая знакомая после тех странных событий в поместье племянника, о которых я имею достаточно немного информации, но не собираюсь «совать свой нос», со мной не встречалась. — предвосхитила вопрос об Эрскин маркиза, — Однако, около недели назад, если мне не изменяет память, мы собирали деньги на помощь одной из наших участниц, как мы обыкновенно поступаем. Это наши меры поддержки. Я спросила миссис Панкхерст, разумеется, на что мы собираем, и мне поведали, что она — леди Эрскин — пришла в клуб, сюда. Меня в тот день не было — подготовка к торжеству отнимает порядочное время, знаете ли. Леди Эрскин была встревожена, по словам дочери Панкхерст, Кристабель, ходила по комнате вперед и назад. Выкурила две сигары и не закашлялась, как говорят. Оказалось, что ее преследователи снова «вышли» на нее, а потому ей требуется срочно уехать и, возможно, навсегда. Неприятно, конечно, но мы не властны над судьбой. — Вы не могли бы рассказать, о каких «преследователях» идет речь? — Себастьян заметил на лице женщины скрываемую грусть, но не уделил этому время. — Мы здесь таким не интересуемся. — Фрэнсис пожала плечами, — Часто случается такое, что для самих участниц клуба их преследователи составляют весьма неприятный предмет обсуждения, а вызывать в человеке нервное истощение и, как мужчины это называют, «истерию»… — на последнем слове маркиза понизила голос, — Это дурной тон. — Мхм, а в чем такая секретность обсуждения истерии? — дворецкий тоже перешел на шепот. — Этот диагноз был поставлен некоторым нашим участницам, и совершенно необоснованно, надо сообщить. С тех пор, как они вырвались «из Бромлей», мы не обсуждаем и подобные явления, потому как они вызывают в женщинах страшные мучения, какие вызывают в военных воспоминания о сражениях. Думаю, это о многом говорит. Но кого интересует мнение женщин по поводу их здоровья, — Фрэнсис вздохнула и махнула рукой, — Наши билли о поправках в таких базовых представлениях, как звание «человеком» и «подданной», в этой стране даже открывать не хотят, не то что обсуждать. Себастьян потерял внимание, пока маркиза отошла от темы, и рассматривал фотографии дам на стенах. Внизу фотокарточек были указаны даты съемки, каллиграфическим почерком от руки, и возможно было свободно определить, кто и когда вошел в членство клуба, а когда из него вышел. На снимке 1887-го года появилось знакомое лицо. Второй ряд с краю — демон прищурился и увидел достаточно четко — мисс Эрскин. Не будь он самим собой, вряд ли узнал бы ее в этой весьма худой и нервной, что виднелось во взгляде. Он вернулся к предмету разговора. — Простите за нескромный вопрос, но на что пошли собранные деньги? Вы следите за этим? — Конечно, следим. Мы же англичанки, — Фрэнсис на секунду улыбнулась, — Это был ночной билет на поезд. В Калькутту. Дворецкий сначала удивился, но через секунду догадался и кивнул: — Это самый дальний край, куда можно добраться в максимально возможный краткий срок.***
— Если ты про леди Эрскин, то она уехала, причем уже некоторое время назад, — Элизабет отвела взгляд к крышам зданий, вспоминая, — В Бенгалию. Да-да, точно, мы ей помогали вещи собирать, она еще шутила, что навсегда дарит клубу свой ольстер и прочие теплые вещи. Обладала бы кто-нибудь из нас еще такими плечами! — девушка рассмеялась. Граф бы присел от удивления, если бы нашлось такое место. Они вышли для разговора на улицу и встали через квартал от дверей клуба — Сиэль незаметно увел Элизабет оттуда. Она хотела сразу начать рассказ о подготовке к свадьбе Эдварда, но Фантомхайву было не до того, и он задал вопрос с самого начала. Теперь же ему быстро приходило осознание, что придется ехать в Индию. — Я надеюсь, что у тебя найдется время посетить собор и наше торжество, мы так много готовились! Я лично придумывала… — Элизабет, я не приеду на свадьбу. — Сиэль прервал ее поток мысли и попытался втиснуть вторую часть фразы до того, как девушка расплачется, — Поездка в Индию займет не менее двадцати дней в одну сторону. Но Элизабет не расплакалась. Веселость чуть поутихла, но через несколько секунд она понимающе улыбнулась и чуть коснулась его плеча. — Ничего страшного. Когда ты вернешься, фотографии уже будут готовы, и я все тебе покажу. Граф вдруг понял, что его пятнадцатилетняя невеста выросла. Она все еще была неуверенной, но точно перестала быть ребенком. Было понятно, что, несмотря на все старания, ей не очень нравилась вся ситуация с женитьбой Эдварда, но она находила в себе силы поддерживать брата, помогать матери и принимать обстоятельства самого Сиэля. Ему оставалось только быть благодарным. — Я обещаю, что вернусь к «Гаю Фоксу». Себастьян неслышно подошел сзади и дождался окончания разговора. Они говорили достаточно долго во временном формате, а потому он успел купить нужный билет. Однако же, вернуться к Ночи Гая Фокса — непростая задача. Но кто, если не дворецкий семьи Фантомхайв, уложится в этот срок?***
Письмо о своем приезде Сиэль отправил принцу Соме заранее. Билет в обе стороны стоил чуть менее годового дохода дворецкого, и, тем не менее, поезд того стоил: невозможно было не предоставить английскому пэру первый класс при долгом путешествии. В купе столь высокой стоимости были две небольшие комнаты длиной в четыре шага одна, и два — другая. Первая служила спальней графа и находила в себе прекрасную постель с нагромождением подушек, приличный комод для одежды, полки для книг, небольшой журнальный столик и собственное окно. Вторая комната была весьма роскошной, хоть и небольшой, ванной. Выкуп билетов для мистера Хокинса и его команды не составил бы проблем для дворянского кошелька, но Сиэль отказался от подобных расходов, заявив, что «у пиратов есть свое судно — это мы могли бы к ним напроситься». Путь по морю же, коим направились пираты, шел через Египет и составил гораздо большее количество дней — полтора месяца в одну сторону. Потому первые недели в Калькутте граф планировал лишь проводить неспешные расследования и заниматься туризмом, если будет желание. В поезде было скучно. Несмотря на то, что номер-купе включал в себя практически все удобства, долгое пребывание в ограниченном узком пространстве к третьему дню Сиэля начало напрягать. Сначала он невзначай стал выходить с чтением в вагон-ресторан еще до обеда или после ужина. Позже включался в разговоры соседних столов. К десятому дню пожилая графиня Маунбеттен научила его отменной игре в вист и звала за игральный стол почти каждый ужин, на что он молча и словно бы нехотя, но соглашался. Дворецкий частично приходился графу воспитателем, однако, никоим образом не мешал играть на деньги — к тому же, получалось у него прекрасно. Играл Сиэль исключительно на рупии, притом не имея при себе ни одной. Повышенная общительность человеческого рода в условиях замкнутого пространства не была для Себастьяна чем-то новым, он заметил это, еще владев собственными