***
Вчерашним днем в отеле. — Господин, вам был передан звонок в вестибюль, — услужливо улыбнулся Себастьян, — Вероятно, сэр Тагор. — Да-да, сейчас спущусь, — Сиэль утрамбовал последние отчеты по уликам расследования в папку, — Найди мой револьвер и оставь на столе. Мальчик вышел за двери. Эрскин продолжала сидеть в кресле и рассматривать карту дворца на журнальном столике перед собой. План выглядел абсолютно обычным, насколько могла посудить обывательница вроде нее. Демон прошел мимо, держа в салфетке револьвер, и саркастично посмотрел на бумаги вокруг нее. — Вы считаете это бесполезным занятием? — Что вы… Просто мне кажется, что если потребуется, то они создадут нам мышеловку и в пустой комнате о трех квадратных ярдов. — Тогда не лучше ли нам знать все ходы отступления? — ее взгляд съехал на оружие в его руках, и она мрачно осведомилась, — Я надеюсь, вы не собираетесь устраивать перестрелок? — Я никогда не знаю, чего можно ожидать от господина. Он не очень любит пачкать руки, однако с револьвером аргументы обычно звучат весомее, как он сам утверждает. — Понятно… В таком случае, я хотела бы попросить вас о кое-чем. Вы же в любом случае будете в состоянии его защитить, а направленное дуло не сообщает о том, какие патроны внутри, так что…***
— Леди, вы сами попросили меня заменить патроны на холостые, — демон сладко улыбнулся, и Эрскин, цикнув, опустила пистолет, — И я знал, что вы так сделаете, потому что я знаю правила. Недовольно пройдя пару шагов обратно к графу, она вручила ему оружие и присела на стул рядом, закинув ногу на ногу и дерзко посмотрев на демона: — Давай, твой великолепный монолог. — Я не могу так, по требованию… — дворецкий улыбнулся, но никто не был впечатлен, а потому он резко посерьезнел, — Ах, ладно, раз теперь уж выяснено, что все просто пытались блефовать, мне просто нужны ответы на некоторые вопросы. Если вы, глубокоуважаемые требовательные мерзавцы и те, кому больше нечем заняться вечером вторника, не против, конечно. — Говори уже. — Я все время хотел спросить тебя, — он обернулся на прелестную ангелессу, — Как ты стал заведующим, как попал сюда? — Я? Я сбежал, мой план не мог пойти прахом из-за каких-то документов. На самом деле, я просто позаимствовал ее пропуск — Эйрена показала на Эрскин, которая все так же сидела и старалась не смотреть в сторону принца. — Так вот зачем леди здесь… — Полагаю, мисс Эрскин сама знает, о чем я говорю. — Ох, раз уж у нас вечер снятия покровов, то… Меня зовут Дайорбхэль. — она снова похлопала себя по карманам и не нашла табака, что разозлило ее еще больше, — Редкое, старомодное и весьма дурацкое традиционное имя, которое мне дал отец. Я никогда его не называла, примерно с тех пор, как приняла постриг. Жить с простым именем, вроде Кирстин, оказалось легче. Но по этому имени меня могли найти в Лондоне, так что я стала просто «Д». — В таком случае, тебе придется его вспомнить и научиться с ним жить. — Эйрена скрестила руки, — Дарованные не могут разбрасываться именами, даже их имя — это дар. Хотя, из-за Его Высочества ты вряд ли сейчас знаешь, что ты тут делаешь, и в чем вообще твои регалии. Метатрон такое передает лично, а ты знаешь… — она улыбнулась Себастьяну. — Она иронично неразговорчива. — вздохнул демон. — Да, твоя шутка про «глас Божий» работает даже сейчас, — ангел хихикнула. — Но… Метатрон говорила со мной. — сказала Эрскин. Ангел и демон недоуменно посмотрели на нее.***
Остров Ватерсей. Обряд получения Орудия. Тогда, несколько лет назад, я осталась одна в зале во время обряда, то обнаружила сидящую за столом фигуру. От неловкости я упала перед ней, споткнувшись о порог алтаря. Силуэт встал передо мной — невероятного роста, почти семи футов высотой, в бело-голубом облачении, похожем на англиканскую сутану или хитон, прикрывая лицо накидкой, словно древнееврейская последовательница Христа. Я попятилась назад, насколько могла, лежа навзничь и упираясь локтями. Существо открыло лицо и оказалось… женщиной. Хамитянка. Она была весьма красива, но странные глаза, немигающим взглядом наблюдавшие за мной, создавали ужасный дискомфорт. Словно подсвеченные голубым огнем, они изучали меня. Спустя несколько мгновений она заговорила: — Изуй сапог своих, ибо место, немже ты стоишь, земля святая есть. Аз есмь аггел гласа Господня, Его сло́ва. Только после этого я опустила взгляд и обнаружила, как вокруг нее растекаются кругами волны, словно бы она камень, брошенный в озеро. Я бросилась к шнуркам ботинок и стала судорожно их развязывать. Откинув обувь в сторону, я посмотрела на нее — та удовлетворительно кивнула. — Видя видех безпутие и апостат племен Иудовых, услышах лязг сосудов смертных и грех нудмы над хранилищем душ богомужних; ведах страхование того, что ключитися, и волех устудити их от внутряной усобицы. И нынь гряди: да послю тя к архистратигу установления их и будешь ты головой их. Я не до конца поняла сказанное, но более всего меня смущало, что в самом деле это существо обращалось ко мне. Поняв, что оно ожидает ответа, я наконец подала голос, осипший от напряжения: — Что? — я сглотнула, не заметив вовсе никакой перемены в лице, — Я… Я не говорю на древнеанглийском, это шотландский монастырь… Нет, смысл ясен, просто вдруг я не до конца поняла контекст… Может, гэльский? Она продолжала пялиться на меня, словно статуя. Я наконец встала и отряхнула одежду. — Э, ладно… Латынь? Латынь я хорошо знаю… В лице ничего не поменялось. Но вдруг, на мгновение, она открыла рот. Видимо, проанализировав ситуацию, она выдала вслух какую-то часть внутреннего процесса вдруг совершенно нормальным языком: — Лингвистическое сканирование окончено, благодарим за предоставленный образец. Сейчас я переведу предыдущие предложения на актуальный в данном году английский язык. «Мы отметили многократные нарушения установленного порядка в одном из отделов нашей организации, в частности несанкционированное использование «кос смерти» — запатентованное наименование — и ненадлежащее использование человеческих тел и пленок душ после их смерти. У нас есть соответствующий прогноз касательно дальнейших событий, и в планы главного офиса входит снижение показателей нарушений в данной части света в конкретном Департаменте. Мы посылаем вас в качестве начальника Департамента для установления порядка». Все ли было понятно? — Знаете… Вот слова вроде знакомые, а совсем не помогло. — Вы получите соответственные полномочия для выполнения поставленной задачи. Пожалуйста, сделайте два шага в сторону ангела. — Что? Полномочия? Но как могу я? Кто я и, вообще, для чего?! — я сделала ровно обратное — попятилась назад. — Вы наверняка ошиблись, я не подхожу как минимум по двум критериям для идеального пророка: по возрасту и полу. Никто меня и слушать не станет! — КТО ВЛОЖИЛ СЛОВА В УСТА ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ? — вдруг за ее спиной раскрылись огромные крылья, а меня озарил такой яркий свет и шум, что я скрючилась около кресла и закрыла голову руками, думая лишь о пощаде, — КТО ДАЛ ЧЕЛОВЕКУ ВЛАСТЬ И ВОЛЮ? НЕ МЫ ЛИ, ГОСПОДЬ ТВОЙ? Меня окатило теплой волной, вокруг затанцевал свет, словно дым от окуривания. Я словно бы задохнулась в горячей воде, не в силах и вдохнуть, и только пыталась протянуть руку к креслу, что оказалось так далеко. Мое имя звучало на разный лад со всех сторон, шепотом зовя меня. Оттуда же послышался голос: — Я дам тебе силу усмирить каждого слугу и раба Моего, каждого посланника, верного и неверного. Придешь ты к каждому, кому потребуется помощь твоя, и скажешь, что пришел Я. Именем Моим открываются любые врата, и именем Моим творишь ты чудеса, ибо каждое твое деяние есть Истина отныне. Я не знала, сколько прошло времени, когда я очнулась. Все тело болело, и никого в зале не было. То, что я узнала, теперь давило на череп изнутри, и мне пришла в голову единственная мысль: если после всего я окажусь бесполезна для Мастера, он просто убьет меня, не услышав того, что хотел бы. Тогда я подошла к рыцарям, которые стояли за троном, и не нашла решения лучше, чем вытащить оттуда чуть заржавевший меч и назвать своим Священным Орудием. Это было бы логично — именно таким же они хотели видеть то самое могущественное оружие. С небольшим «кивком» в сторону пламенного меча ангела, охраняющего Рай.***
— То есть… — тихо заговорил Сиэль, грустно-иронично улыбаясь. — Этот сундук… — прошипел Себастьян. — Это оружие… — Альберт не отводил от Эрскин взгляда. — Да, это была просто старая железка. — она улыбнулась, — Где она, кстати? — Торжественно совершает плавание вокруг океана на пути сюда на корабле. Посвященная закрыла рот рукой, расхохотавшись. Все посмотрели на нее как на врага народа в этот момент. — Поверьте мне, леди, — голос Сиэля стал вдруг вкрадчивым, — Судя по тому, что я выяснил о вашей личности, вы бы не смеялись, если бы знали, сколько человек погибли из-за этой старой, как вы выразились, железки. Если бы не ваша маленькая ложь, никто бы не стоял здесь сейчас, никто не был бы на пороге смерти… — А что вам-то с этого, граф? — Альберт изучающе оглядел его, — Как мы выяснили, именно это невероятное стечение обстоятельств привело вас к ответу, которого вы, я полагаю, так жаждали? — Заткнись. — мальчик посмотрел на него так, что тот невольно замолк, — Замолчи. Замолчи, замолчи! Ты наговорил достаточно, так заткнись же теперь! — Право, я не понимаю, чем вызвана такая неприязнь ко мне… — принц затянулся сигарой, уже успевшей прилично истлеть, — Если вы все здесь так переживаете за смерть миссис Лэнгтри, так это не моих рук дело. Я повинен лишь в том, что был недостаточно внимателен. И та злоба, с которой Избранная леди смотрит на меня, говорит лишь о том, что ей невыносимо признать свою вину, ведь она была с ней и могла бы предотвратить больше, чем я из Букингемского дворца, не так ли? Тонкая творческая натура, я даже могу предположить, что случилось… — Даже если револьвер бесполезен, ты еще бессмертным не стал! — рявкнула Эрскин. — Да ладно уж, — отмахнулся принц, — Я верю демону, как ни странно. Не думаю, что ты можешь меня убить. Себастьян хотел было напомнить о еще одном возможном исходе, но было поздно. Посвященная с матерным криком кинулась на Альберта и схватила его за грудки, скинула с трона и протащила по ступеням, пнула ногой в грудь так, что он упал на спину, села сверху и принялась щедро раздавать удары по лицу. Никто не стал вмешиваться. — Пожалуйста, будьте аккуратней, не все травмы можно оправдать падением с лошади, — лишь добавил дворецкий.***
«14 декабря. Наш десятый день рождения… Особенный день, когда все вокруг улыбаются. Во всяком случае, таким он должен был быть».
Альберт присел в кресло в отеле, чуть покряхтев, как всегда. Сиэль смерил его взглядом и продолжил пить чай, посматривая в чашку, в которой отражалось необъяснимо высокое окно. Принц заметил этот взгляд и иронично улыбнулся, позволив мальчику начать разговор тогда, когда он посчитает нужным. Дворецкий налил и ему чаю. Они сидели в личном номере графа, потому как Фантомхайву порядком осточертело ожидать подвоха из любого угла незнакомой обстановки. Теперь же принц оказался в подчиненном положении: в присутствии Себастьяна, местами покалеченный собственным Рыцарем, он вывалил бы любую правду, стоило мальчику щелкнуть пальцами. И он почти был готов. Почти. — Занятно то, как истина, являясь добродетелью, не всегда становится нашей желанной гостьей, верно? К сожалению, это тот случай, когда я не могу обещать вам, что она вас не потревожит. — Она потревожит меня в любом случае, сэр. — Сиэль снова отпил из чашки. — О, я уже «сэр». Вы меня разбалуете — так и до «Его Высочества» недалеко. Граф не оценил шутки. Отложив чай, он обернулся на то самое окно: низко над землей летали птицы, готовясь к дождю. Страх перед демоном постепенно отступал. Ведь дворецкий так же сновал туда и обратно, создавая видимость, будто ему совершенно нет дела до происходящего. Никто не раскрыл пасть Кракена, готовящуюся перемолоть косточки мальчика. Никто не заставлял его сидеть одиноко в комнате, ожидая собственной участи. Не зная, когда вернется брат. Не зная, что он не вернется. В этот раз, когда смерть снова подобралась так близко, почти дыша в затылок, он был хозяином своей судьбы. Он сам мог решить, когда ему стоит умирать. И это мгновение власти хотелось растянуть чуть подольше. — Знаете, сэр, я так никогда и не был в Америке. — заговорил он, — Я почти доплыл туда, но, видимо, сила Провидения развернула меня назад. Я никогда не видел Африки, которая так полюбилась вашему союзнику. Я и в Шотландии-то не был. — Что ж, юный джентльмен, у вас еще многое впереди. Сиэль ничего не ответил. Чуть задержал взгляд на небе и вдруг оживленно развернулся. — В вашей книге был отрывок из какой-то арабской рукописи, где был рисунок собаки, которую окружали четверо мужчин. Что это было? — Собака? — он чуть задумался от внезапного вопроса, — Ах да. Это иллюстрация из поэмы Хамсы Низами, ширазского религиозного поэта. Конец пятнадцатого века. На ней изображены Иисус со своими учениками, разглядывающие труп собаки. Согласно притче, его ученики были в отвращении при виде ее гниющего тела, и только царь царей разглядел, как прекрасны ее белые зубы. У магометан свои представления о моральных посылах в притчах, знаете ли. — Вот оно как… — мальчик кивнул, — А мне показалось, будто бы человек в огненной короне протыкает собаку палкой. Что ж, как бы то ни было… Говорите. Расскажите мне, кто сделал это. — Я рад, что вы решились. Но мне не понадобятся слова, — он вложил руку во внутренний карман пиджака и достал оттуда распечатанный конверт, — Я, как ангел, всего лишь посланник. Сиэль узнал издалека сургучную печать даже надломленной. — Уверен, вы могли бы решить, будто я любое письмо могу впихнуть и подписать от этого имени, вот только… Я не сомневаюсь, что вам знаком почерк. Граф тревожно выхватил письмо и принялся читать. Слова смешивались в кучу, ужас захватил разум — он думал о том простом решении, что оказалось перед ним. Возможно, Сиэль понял все давно, но побоялся себе в этом признаться. Вместо того он читал, чувствуя, как ужас осознания пробирается все глубже, к самому сердцу. Конечно, следовало этого ожидать. Кто же еще будет держать врагов ближе друзей…***
Мистер Доусон, Как вы могли запятнать столь важный день для всего британского престола своим опрометчивым решением? Неужели не нашлось других календарных дат, когда граф Фантомхайв был бы дома?.. В тот вечер все поместье графской четы Фантомхайв готовилось ко дню рождения его самых маленьких обитателей. Несмотря на ежегодный траур, на котором королева не так уж настаивала спустя почти четверть века, по всему дому были развешены заранее приготовленные к Рождеству украшения, и мальчики знали, что когда последняя гирлянда была развешена, приходило время их личного праздника — насколько личным мог быть праздник на двоих. В этот день глава, Винсент Фантомхайв, освобождал свое расписание на весь вечер, чтобы провести его с семьей и довольно многочисленными слугами. И когда все было почти готово, и оставалось только позвать мальчишек в главный зал, он заметил экипаж королевского почтальона, подъезжающего ко дверям. Граф отправил за письмом дворецкого Танаку. Его окликнула Рейчел: — Кажется, самое время доставать подарки! Они с женой держали подарки для сыновей в только им известных тайниках, так как ни один слуга гарантированно не мог сохранить тайну сюрприза. Это было проверено на практике в прошлые дни рождения. Так что теперь они вернулись в свою спальню, чтобы наконец вынести коробки. Экипаж действительно принадлежал королевской почте. Но вышедшие оттуда мужики, не иначе как из народа, мало чем подходили на выглаженных слуг Ее Величества. Кроме одного. Мистер Доусон знал свое дело и старался не привлекать внимания ни с какой стороны. А потому привык заручаться любой поддержкой. Дворецкий открыл им. При виде Доусона у Танаки чуть дернулся глаз. — ここで、あなたは借金を返済できないのではないかととても心配していました, — гость чуть улыбнулся и посмотрел японцу за плечо, проверяя обстановку, и вдруг деланно-громко произнес, — А вот и ваша почта! Веселого Рождества и Счастливого Нового года! Они пропустили вперед себя прочих мужчин, что также вышли из почтового экипажа. Наемники постарались тихо подняться по этажам наверх. Выстрелов не было слышно, так как все благоразумно были снабжены глушителями, чтобы главный убийца в доме ничего не понял. — Я надеюсь, вы выполнили мои требования? — мистер Доусон спрашивался о делах, словно бы совершал торговую сделку. — Да. — мрачно ответил дворецкий. На втором этаже не было и лишнего звука, но Фантомхайв все равно почувствовал неладное и обернулся на дверь. Она вдруг шумно распахнулась, и Винсент рефлекторно загородил собой жену. Вошедшими оказались какие-то низкородные крестьяне, подавшиеся в разбой. Он достал из сюртука личный револьвер и нацелился на одного из них. — Ни шагу! — крикнул Винсент, но те лишь расхохотались. Он нажал на курок. Внутри не оказалось патронов. Посыпалась тихо свистящая пулевая очередь. Внизу же мистер Доусон продолжал отвлекать дворецкого разговорами, чтобы тот не вслушивался в происходящее. В какой-то момент стали слышны сдавленные крики, но этого было недостаточно, чтобы всполошить тех, кто еще ничего не подозревает. — Итак, теперь, когда вы свободны, какие у вас планы? Возвращение на родину? О, я понимаю, будь Окинава моей родиной, я бы и сам мечтал туда вернуться. — Я думал, что вы патриот своей страны, сэр. — безучастно ответил Танака. — Безусловно. Иначе на моей работе не выжить. Через некоторое время на этаже послышался детский, неуверенный, но громкий голос. — Сиэль! Куда все подевались? Эй, кто-нибудь! Где же вы все? — Юный господин! — ахнул Танака. — О, это отдельный пункт моего договора… — Господи, я должен помочь им, они наверняка ужасно напуганы… — дворецкий развернулся и резво побежал наверх. — Да постойте же! Никто не собирается их убивать! — крикнул ему вслед Доусон.***
Сиэль навис над письмом, лежавшим на коленях, и за челкой не было видно его лица. Альберт хотел что-то сказать, но мальчик вдруг встал и подошел к своему столу, раскапывая документы. На дне папки расследования лежало письмо, еще один вскрытый конверт. Он положил бумагу, врученную только что, рядом, и стал водить пальцами, сравнивая. Буква «Y» — размашистая с галкой, там и там. Плоский наклон, мелкие едва различимые символы. Дата вверху чужого конверта — «январь, 03.1885». Крупные капли упали на бумажную поверхность, размазали буквы в колючие кляксы. Голос сам предательски сорвался на плач, и Сиэль прикрыл рот рукой, судорожно подергиваясь. Альберту стало неуютно. — Хотите, я зайду позже? — Не… смейте, — шепотом ответил мальчик, выдавливая из себя слова. Прошло некоторое время, пока он стоял так. Из соседней комнаты послышались шорохи дворецкого, и граф дернулся. Он выпрямился, вытер лицо, и встал перед принцем с самым серьезным выражением лица, которое только могло быть в данный момент. Только чуть покрасневшие глаза выдавали, что ему стоит великих сил держаться сейчас. — Я хочу всю информацию, что у вас есть. Мотивы, участники, кто такой этот Доусон. — Нет, боюсь, Доусона я вам не отдам. Он выдал мне этот конверт только по большой дружбе. — Он еще жив?! — Да, и он не умрет. Ни сегодня, ни завтра, ни через неделю. Никогда, пока не организует британскую внутреннюю разведку для меня. — посмотрев на гневное лицо Сиэля, Альберт тяжко вздохнул, — Только не впадайте в состояние вашей подруги. Он не виноват в том, что случилось, он всего лишь хорошо делает свою работу. Станете ли вы обвинять своего дворецкого в том, что он выполняет ваши приказы, если их последствия будут чудовищны? Здесь имеет значение только заказчик. Не позволяйте сантиментам брать над вами верх — так дела не ведутся. По поводу остального — что ж, я даже не знаю, когда это все началось… — он откинулся в кресле и начал рассказ довольно издалека. Еще много лет назад у королевской династии появилась привычка оставлять наместников в криминальных кругах. Криминальный институт — тоже институт. Предполагалось, что дед Сиэля по отцу будет хорошим подспорьем, ведь если не можешь искоренить зло — возглавь его. И по словам некоторых приближенных, это оказалось действительно удачным решением. — Но на твоем отце… все вышло из-под контроля. Ты можешь сколь угодно пользоваться своим положением. — тут его тон сделался тихим и напряжным, — Но не смей кусать руку, которая тебя кормит. Твой отец уже тогда как-то невнятно мельтешил, подтасовывал улики, в общем, вел свою игру. К слову, как и ты: мы ведь до сих пор не знаем, что случилось в цирке и детском приюте в прошлом году… Сиэль нахмурился. — Моя матушка — человек невероятно подозрительный и упрямый, как ты знаешь. Думаю, только из-за собственного упрямства она до сих пор отказалась умирать вопреки любой болезни или покушениям. А уж про подозрения и говорить не стоит: это же она отправила тебя на мой след? И не то, чтобы она сильно поменялась за сколько? Четыре года? Столько прошло с того пожара? В целом, стоило ей найти малейшее доказательство, и… твой дом уже горел. Соболезную, что еще скажешь. — Если все так, почему я все еще жив? — прошипел Сиэль, — Прошел уже год, неужели она стала бы держать сомнительного человека подле себя столь долго? Альберт почесал бровь. — Да, действительно. Случись это хоть десять лет назад… Нет, десять лет назад она бы не позволила этому случиться. Чтобы кто-то из рода предателей выжил? Абсурд. Во дворце попросту не осталось тех, кому бы она не насолила или не поломала судьбу каким-нибудь образом. Дело не в матери и ее скверном характере, это скорее издержки более чем полувека правления. Никто не может так долго быть у власти. — он пожал плечами. — То есть… Теперь я на вашей стороне. — Сиэль прошел и сел обратно в кресло. — Невероятно. Это действительно великий план… Хах. А она ведь назвала вас именем любимого мужа. — И это был последний ее полюбовный поступок, после которого она решила, что отныне я человеческого отношения более не заслуживаю. — он улыбнулся, но не особо радостно, — Тяжело быть взрослым мужчиной, перед ногами которого весь мир, но не возможность добиться одобрения родной матери. — Что ж, это не так. — граф кивнул в сторону своего конверта, — Она просила позаботиться о том, чтобы вы остались живы. Если бы она вас не терпела, то приказала бы убить. Монархам свойственно такое. — Не говори того, о чем не знаешь. Она старая, но превосходная манипуляторша, которая могла заставить бы всех поверить в то, что она будет благосклонна ко мне после этого. Но уж мы-то с вами теперь знаем, что никакой человеческой стороны в ней не осталось. — Альберт кивнул туда же, отзеркалив мальчика, и посмотрел на него невероятно печальными глазами, — Она решила запрячь в такую грязную работу юного мальчика, который делает качественно, да только не знает что. И для кого. В этой игре ты был пешкой.