Часть 3
– Лучше так, чем… – даочжан не договаривает, но и так ясно, кого он имел ввиду. «...чем Сюэ Ян». Синчэнь просто не знает, какая тварь постоянно находится рядом, иначе не был бы таким заботливым. Сюэ Яну бы гордиться своей репутацией: он же внушает трепетный страх праведному вершителю справедливости! Но этот факт неожиданно злит – сильно, до едва преодолимого желания сделать какую-то непоправимую ерунду, которая перечеркнёт всё проведённое в конспирации время. Хочется схватить Сяо Синчэня за плечи и тряхнуть хорошенько. И крикнуть прямо в точёное бледное лицо: «Вот он я, тот, кого ты так ненавидишь! Нравилось приносить мне конфеты каждое утро?» Скрипнув зубами, Сюэ Ян обгоняет даочжана и, взбежав на деревянное крыльцо, с ноги выбивает дверь. Как же всё бесит! Он входит внутрь, сопровождаемый недовольным шипением даочжана – тот, видимо, хотел всё сделать тихо. Но оба прекрасно знают, что если Нюйгуй не явилась их встретить, значит, её оболочка попросту слишком слаба, чтобы выдержать столь сильного духа. Всё, на что она способна – это управлять марионетками, излучая сильное поле тёмной ци. – Подожди! – Синчэнь останавливает его, удерживая за плечо, и это становится последней каплей. Сюэ Ян ощетинивается, перехватывает его запястье и, прежде чем понимает, что делает, тянет даочжана на себя и ловит губами его приоткрытые губы. Четырёхпалая ладонь хватается за тонкую талию и крепко сжимает. Вторую он кладёт Синчэню на затылок и наклоняет его голову к себе. Проклятая разница в росте, чтоб её! Со сдавленным рыком он прикусывает нижнюю губу даочжана – а в следующий момент Сюэ Яна спиной впечатывают в стену, выбивая воздух из лёгких. Чужой язык проникает в рот, углубляет поцелуй, и проклятый стон не удаётся сдержать. Он нагло опускает ладони на ягодицы Синчэня и прижимает его к себе, не противится поцелую, отвечая со спешкой и горячностью. Но даочжан так же внезапно возвращает себе самообладание, как и потерял. И быстро отстраняется, высвобождаясь из объятий и делая шаг назад. – Время неподходящее, – выдыхает, сжав пальцами переносицу. Сюэ Ян хищно скалится, облизываясь, и ощущает на языке вкус металла. Кровь не своя, даочжанова. Прокусил-таки губу. – А почему нет? Тебе не нравится, даочжан? – Тебя не смущает количество погибших людей вокруг? – Ни капли. Я же целуюсь с тобой, а не с ними. Синчэнь качает головой, но уголки его губ всё же вздрагивают в сдерживаемой улыбке. Он достаёт из рукава несколько талисманов и запечатывает дверь. Стены по периметру подёргиваются тонкой голубоватой рябью барьера – это задержит нежить на некоторое время. – Давай продолжим потом, – произносит, направляясь вглубь дома с Шуанхуа наготове. – Это предложение? Синчэнь не отвечает. Впрочем, Сюэ Яну всё равно. Он, гуй побери, обязательно продолжит. Даочжан останавливается на пороге спальни, выставляя перед собой морозное лезвие меча. Сюэ Ян проскальзывает рядом и замирает сбоку от него. Посреди комнаты, объятая густым потоком тёмной энергии, парит над полом молодая женщина – лет двадцати, не более. Руки по локоть в крови, серые сельские одежды в чёрно-багряных потёках, лицо острое, белое. Глаза её, широко распахнутые, черны, как смола, и слепо обращены перед собой. Даочжан чувствует своим внутренним зрением, что её душа спаяна с душой давно умершей и ставшей мстительным духом женщины. То же самое ощущает и Сюэ Ян – тёмная энергия бьёт по рецепторам, обдает покалывающим холодом лицо и ладони, такая плотная и крепкая, хоть плети из неё корзины. Но вот видит он куда больше, чем Сяо Синчэнь. – Опиши мне, – просит тот и протягивает руку, зачёрпывая в горсть концентрированную тьму. По стенам дома начинают бить добравшиеся до них мертвецы. Но пока что им не под силу пробить барьер. – Всё действительно началось с неё, – Сюэ Ян проходит вглубь комнаты и останавливается в шаге от одержимой. На её руках – окоченевший до синевы младенец с неестественно вывернутой шеей. И прижимает она его к себе так бережно, точно он до сих пор жив – придерживая ладонью скосившуюся набок голову. Сюэ Ян отчего-то задерживает взгляд дольше обычного, прищуривается. Возникает странное ощущение, будто он что-то подобное уже видел, холодок неприятными мурашками проносится по позвоночнику, и в сознании вспыхивают неясные, ускользающие образы. Мёртвый ребенок на руках, слёзы и страх. Он переводит взгляд на пол у окна. В потемневшей куче мяса и крови с трудом угадывается мужчина. Лицо разодрано до черепа, скорее всего, ногтями, глаза выцарапаны, нос валяется вместе с ушами недалеко от трупа, вместо них – черные провалы. Конечности неестественно вывернуты, выкручены в суставах пальцы рук и ног, а само тело исполосовано и изорвано, словно в него вгрызался зверь. Живописно. Однако, на вкус Сюэ Яна, слишком грязно: видно, что расправа совершена бесконтрольно и с животной яростью. Женщина уже была одержима в этот момент, иначе у нее просто не хватило бы сил на такое. Сам же Сюэ Ян предпочитает расчёт и хладнокровие в подобных вещах, но всё равно в некоторой степени проникается уважением. Эта женщина отомстила за своего ребёнка, а мать Сюэ Яна… «А-Ян, так нужно. Прости. Иначе он и тебя убьёт…» …отдала его чужим людям, чтобы те увезли его в чужой город и оставили на улице. Сколько их было в семье? Четверо? Пятеро? Сюэ Ян помнит голод, страх, крики родителей. Помнит, что младший много плакал. А потом во время одной из ссор внезапно замолчал. Дерьмово. Казалось, всё это давно позабыто. Тогда Ян уяснил главные в своей жизни уроки. Первое – даже самые близкие люди способны тебя убить. И второе – раз ты не нужен даже собственной матери, ты не нужен никому в этом сраном мире. Осмыслил и закрепил он их позже, через пару лет, когда ему стукнуло семь. – Почему ты молчишь? Вздрогнув, Сюэ Ян роняет напускной смешок: – Да вот думаю, что ты сегодня на обед приготовишь, даочжан. – Что захочешь, когда вернемся. «Ох, даочжан, ты хоть понимаешь, что говоришь?» Подойдя, Синчэнь останавливается так близко, что касается плечом его плеча. И его едва уловимое тепло отводит непрошенные воспоминания. – Чей это труп? – спрашивает даочжан, глядя белизной повязки на пол. Он, конечно же, чувствует запах крови и остаточное поле ци. – Её благоверного. Сюэ Ян даже не предполагает – уверен, тут и так всё ясно, как день. Помимо сладковато-металлического запаха крови в воздухе ощущается недвусмысленный запах винной браги. – Что он сделал? Нюйгуй откликается только на сильные эмоции. Эти духи слишком редкие, я лишь читал о них. И обычно они ищут справедливого возмездия, а не истребляют всех мужчин в округе. Сюэ Ян тоже никогда не встречался с этим видом духов, лишь слышал, что Нюйгуй – неупокоенная душа женщины, убитой или покончившей с собой, душа, которую привлекает сильная жажда мести других женщин. Вредит лишь мужчинам – так, собственно, Сюэ Ян и понял, с кем они имеют дело. – Он убил её ребёнка. Синчэнь приоткрывает рот, но вопрос повисает в воздухе. Он не ощущает в комнате ещё одного тела, но откуда-то его друг узнал о ребёнке. Даочжан поворачивается в сторону одержимой и, наверное, впервые радуется своей слепоте. Равнодушно пожав плечами, Сюэ Ян без интереса обводит взглядом комнатушку, скудно обставленную, но аккуратно прибранную. Даже несмотря на потеки крови и разорванный в клочья труп, можно сказать, что тут довольно уютно. По крайней мере, кровать неплохая. Надо бы одеяла забрать, а то домашние совсем прохудились – даочжан замучился штопать дыры. – Давай уже покончим с ней и пойдём домой, – Сюэ Ян пинает носком сапога обрубок уха, и тот летит куда-то в угол. – Изгоняй уже эту дрянь. – Нельзя, – качает головой даочжан, – их души тесно переплетены, насильное извлечение приведет к расколу. – Да и какая разница? Эта дура половину деревни убила, а ты с ней возиться будешь? – Это не она убила, а злой дух, – настаивает на своем Синчэнь. – Даочжан, ты же сам понимаешь, что Нюйгуй любезно пригласили ради мести, – Сюэ Ян чувствует себя идиотом, пытающимся объяснить слепому прописные истины на пальцах. А пальцев-то и не хватает. – Только поэтому их души спаялись в одну – она сама отдала своё тело. – Очевидно, что она была в крайнем отчаянии. Сюэ Ян всплескивает руками. Ну до чего же упёртый даос ему достался, а! – Я понимаю, что из-за своего даосского благородства ты хочешь спасти хоть кого-нибудь сегодня, но её личная месть послужила причиной смерти скольких человек? Пятидесяти? От Сюэ Яна не укрывается, как Синчэнь невольно вздрагивает, услышав эту цифру. – Ты хочешь сказать, её можно простить за это? «По какому принципу ты делишь тех, кого можно простить, а кого – нет?» – Нельзя, – полушепчет даочжан. – Но можно дать шанс на искупление, если она раскается. Сюэ Ян всматривается в его лицо, абсолютно бесхитростное и честное, и на языке горечью оседает вопрос, который он никогда не задаст. «А мне бы дал шанс, если б я раскаялся, а?» Но Сюэ Ян ни в чем не раскаивается. Всё содеянное он, не задумываясь, повторил бы снова. Тогда отчего вообще возникла эта чушь в голове? Спрятав в ножны мерцающий неспокойным светом Шуанхуа, Синчэнь становится напротив женщины и плавно проводит открытой ладонью на расстоянии локтя от её тела. Рука замирает на уровне нижнего даньтяня. – Она заклинательница. Слабая, но всё же. Вот как ей удалось призвать Нюйгуй. Сюэ Ян складывает руки на груди. – И что ты собираешься делать? – Есть только два способа уберечь душу от раскола: либо убедить жертву пожелать освободиться от одержимости, либо заставить духа покинуть тело по собственной воле. Второе в данной ситуации невозможно, поэтому я войду с женщиной в Сопереживание – только так смогу поговорить с ней и попробовать убедить избавиться от Нюйгуй. Стоит только представить, как небесно-чистый даочжан с головой окунается в болото тёмной энергии – и не по сюэяновой воле! – Сюэ Ян вмиг захлебывается возмущением. Он тут же хватает Синчэня за запястья и отталкивает назад, становясь между ним и одержимой. – Ты вообще из ума выжил, даочжан? – угрожающе чеканит он, усиливая хватку. – Там не одно сознание, а два. Неизвестно вообще, откуда эта мёртвая баба появилась и насколько она не в себе. Судя по фону тёмной энергии и ненависти к мужикам, у нее не один десяток лет уже не все дома. И ты собираешься это дерьмо пропустить через себя? Ты и так блаженный на всю голову, а что я буду делать, если умом совсем тронешься?! – Друг мой… – растерянно выдыхает Синчэнь, сбитый с толку его импульсивной речью. Но Сюэ Ян ещё не всё сказал. – И вообще, ты собрался оставить меня одного с кучей мертвецов? Вот так я тебе нужен, да? Умелое давление на совесть – как последний аккорд в песне, сеющей смуту в уверенности даочжана. – Не собирался, конечно. Я намеревался уничтожить нежить, а потом… Не нужно Синчэню лезть, не его стихия. А вот Сюэ Ян не прочь покопаться в тёмной ци, размяться. Соскучился. Да и чисто из профессионального интереса – в конце концов, он специализируется на мертвецах, а не на одержимых. Должно быть интересно. – Знаешь что, даочжан, – Сюэ Ян мягко подталкивает его к выходу из комнаты, заставляя отступать, – ты сейчас пойдёшь развлекать наших новых друзей, а я буду разбираться с твоей несчастной жертвой. – Нет. – Синчэнь освобождает руки и упирает ладони в грудь Сюэ Яна, останавливая. – Это слишком опасно. – Поверь, я не только крыши латать умею, – произносит тот сквозь колючую, кровожадную улыбку, исказившую губы. Как же хорошо, что даочжан его не видит. Звуки снаружи усиливаются. Стук и рёв, противный скрежет ногтей по стенам. О сияющую преграду, что закрывает проём узкого окна, точно мотыльки об лампу, бьются мертвецы. И барьер начинает угрожающе потрескивать. Синчэнь чувствует, что защита скоро рухнет. Выбирать не приходится. – Ты сможешь спасти её? – Я постараюсь, – выдавливает из себя Сюэ Ян. На самом деле ему просто охота повозиться с тёмной энергией и совершенно плевать на девчонку. Но если он её спасет, даочжан будет безмерно благодарен. И вот тогда… – Ты мне веришь? Синчэнь не колеблется: – Верю. Прежде чем барьер растворяется, он успевает запечатать окно талисманом, а вот входная дверь остается незащищённой, и слышно, как трещит хрупкая древесина. – Будь осторожен, – и вот сейчас Синчэнь впервые за вечер выглядит действительно взволнованным. Его ладони, всё ещё лежащие на груди Сюэ Яна, вспыхивают голубым светом, и по телу вмиг разливается тепло светлой ци. А потом прикосновение ускользает. Сжав губы в линию, даочжан достает из ножен Шуанхуа и белой птицей мчится во двор. Сюэ Ян глядит ему вслед и, лишь убедившись, что тот вышел из дома, поворачивается к парящей над полом женщине. Хорошо, что тут столько тёмной энергии. Можно не думать о том, что даочжан ощутит какие-либо манипуляции. А если даже и ощутит – не поймет, что именно происходит. – Ну что ж, – протягивает Сюэ Ян своим настоящим голосом почти нараспев, – теперь, когда мы избавились от лишних глаз, ха-ха, – он достаёт из-за пояса кинжал, смеясь собственной шутке, проворачивает его в руке и, подбросив в воздух, ловит не глядя, – мы с тобой побеседуем как тёмная тварь с тёмной тварью. Лезвие жалит ладонь, делая глубже совсем свежий разрез. Обходя одержимую по кругу, Сюэ Ян выверенными жестами чертит в воздухе печати, вспыхивающие алым и заключающие её в сдерживающее поле. Раз нужно, чтобы дух покинул тело по собственной воле, у Сюэ Яна есть предложение, от которого Нюйгуй не сможет отказаться. Его тело крепче этой чахлой дурёхи, Золотое ядро сильнее, потенциал несравнимо выше, а ещё – он достаёт из рукава-цянькунь половину восстановленной Тигриной печати – сила притягивает силу. Сюэ Ян ступает внутрь барьера. – Я в курсе, что ты предпочитаешь женщин, – он пристально всматривается в чёрные остекленевшие глаза жертвы и ласково проводит кончиками пальцев по прохладному металлу печати, оставляя на ней пятна крови, – но я та ещё мстительная сука. Тебе понравится. Тёмная энергия под куполом клубится, загустевает, окутывает Сюэ Яна чёрным дымом. Он закрывает глаза, позволяя ей проникнуть в своё тело, кладет окровавленную ладонь на лоб одержимой – и чужой сковывающий холод грубым толчком вонзается в грудь…***
Сознание окунается во всеобъемлющее тепло – оно мягкими волнами струится по телу, а сквозь веки пробивается мерцающее сияние. Сюэ Ян медленно открывает глаза и видит над собой напряжённое бледное лицо Сяо Синчэня. Яркий свет подчёркивает густыми тенями и без того острые черты, и из-за этого контраста кажется, что сквозь белую повязку проглядывает чернота пустых глазниц. Одна ладонь даочжана, передающая светлую ци, лежит на лбу Сюэ Яна, другая – на уровне нижнего даньтяня, прямо над Золотым ядром. И это было бы даже волнительно, если бы Сюэ Ян не осознал, что только что пришел в себя после потери сознания. – О, даочжа-ан, – собственный голос звучит как-то хрипло, будто после долгого молчания. Он откашливается, делает глубокий вдох – и вдруг разум иглой пронзает мысль о Тигриной печати. Сюэ Ян едва не подскакивает. Резко садится, оглядываясь, но его тут же берут за плечи и толкают обратно. Как-то даже настойчивее и жестче, чем можно ожидать от Синчэня. – Лежи, – требует он странно безэмоциональным, ровным тоном. Непонятно, злится или напуган, или ещё что. Так, лихорадочно соображает Сюэ Ян, очевидно, что перед тем, как отключиться, Тигриную печать он спрятать успел. Девка должна была остаться жива и с целой душой, если всё в процессе пошло так, как задумано. Что не так? ПРОКЛЯТЬЕ! Сюэ Ян ловит здоровой ладонью увечную и удивлённо распахивает глаза, глядя в тёмные тени-провалы на повязке даочжана. И, несмотря на то, что в его тело сейчас вливают первосортную ци, Ян тонко вздрагивает, точно от холода, и дыхание зажимается где-то в горле. Отвратительное чувство, он даже не помнит, когда в последний раз его испытывал. Тем не менее, Сюэ Ян сразу берет его под контроль и заставляет себя усмехнуться. – Ты чего такой кислый, даочжан? С нашей дамой что-то не так? – Нет, всё в порядке. Правда, ей нужно время, чтобы прийти в себя, – отвечает Синчэнь, а спустя мгновение добавляет слегка тише: – Я думал, тебе понадобится ещё больше. Сюэ Ян касается руки даочжана на своем лбу, намереваясь её убрать, но та не сдвигается с места. – Может, уже хватит? – произносит он осторожно, елейно-сладко. – Или ты хочешь, чтобы я светился от твоей ци, как жопа светлячка? Но у Синчэня другое мнение на этот счет. – Ты весь пропитан тёмной энергией. Я даже не сразу распознал в тебе живого человека. Что ты сделал? А вот и пошли вопросы. Фыркнув, Сюэ Ян оставляет попытки отстранить даочжана и, закрыв глаза, расслабляется. Если бы он узнал в нём своего врага, разве лечил бы? Связал бы и потащил куда-нибудь на суд. Но уже точно не в Башню Кои. В конце концов, даже если Синчэнь нащупал обрубок мизинца, то мало ли, сколько людей в Поднебесной могут обладать таким же увечьем. Да и тот Сюэ Ян, которого он знает, никогда бы не взялся помогать ему спасти кого-то. И уж тем более не жил бы с даосом под одной крышей столько времени, ни разу не причинив ему зла. – Ты сказал, что Нюйгуй можно изгнать без последствий либо по её собственному желанию, либо по желанию пригласившей её жертвы. Так вот, я предложил мстительной сучке своё тело, а потом изгнал из себя, – Сюэ Ян широко улыбается, довольный собой. Это было безумно, экспериментально и очень весело. Всё как ему нравится. – Тёмная энергия во мне – остаточная от духа. Если быть максимально точным, то не изгнал, а уничтожил до того, как Нюйгуй укоренилась в теле. Но об этом даочжану знать не стоит – здесь поучаствовала Тигриная печать. И ещё, видимо, до потери сознания его довёл энергетический всплеск от разрушения духа внутри тела, а уж точно не обилие тёмной ци. Она Сюэ Яна не берёт. Кажется, Сяо Синчэнь даже дышать перестал. Напрягся весь, крепко сжал зубы. Отчетливо видно, как на его острых скулах играют желваки. Злится. Молча, сдержанно. А потом вспыхивает: – И ты ещё меня блаженным называешь?! Что, если бы у тебя не получилось, и ты бы стал одержимым? Или повредил бы душу? Или получил искажение ци? Ох, знал бы он только, что его дорогой друг и так одержим. И одержимость эта – им, Сяо Синчэнем. И душа Сюэ Яна давно расколота, а искажение ци всю жизнь следует за ним по пятам, любовно дыша в затылок. – Ой, да не причитай ты, как Слепышка, – хохочет Ян, упиваясь такой непривычно пылкой заботой. – Мне одной ворчуньи хватает, а теперь и ты… – и не договаривает, потому что даочжан вдруг порывисто обнимает его, обвивая своими тонкими, но удивительно сильными руками. Прижимается носом к его шее, и Сюэ Ян ощущает на коже его обжигающее дыхание. А потом Синчэнь произносит, выделяя каждое слово: – Не. Делай. Так. Больше. – Как? – Не лги мне. Второй раз за последние пару минут к горлу подступает то самое гадкое чувство. Может, оно называется страхом, или испугом, или взволнованностью, Сюэ Ян не знает точно. «Не лгать о чём? О чём ты там догадался, даочжан?» Он открывает рот, чтобы по привычке всё перевести в глупую шутку, но неподалёку слышится сдавленный стон и слабый голос женщины, зовущей кого-то по имени. Так и не пояснив свои слова, Сяо Синчэнь размыкает объятия и идет к ней, а Сюэ Ян, не желая слушать, что будет дальше, уходит на крыльцо. Ему абсолютно не интересно, о чём там собирается говорить с ней даочжан. Зато хочется понять, что он имел в виду, произнося свою последнюю фразу, и что творится в его даосской голове.