Стратегия

– Маглор! – Он самый. Была у них эта привычка появляться ниоткуда; у Элронда – меньше, он всегда как-то очень естественно присоединялся, а Элрос просто происходил и всё. Ждёшь ты его, не ждёшь, велел обоим заниматься, не велел, погружён мыслями во всякое, не погружён. И поделом. – Маглор, можно я сделаю одну штуку? – Здравствуй, Элрос. Вещь. Сделай, конечно, если от этого никто не пострадает. Возможно, это было опрометчиво, поскольку «пострадать» – понятие широкое, но Элрос спрашивал, а мог бы и не спрашивать. Он посмотрел на Маглора снизу вверх, примерился, вдруг обнял его и уверенно встал на его же ступню двумя ногами: – Вот. А теперь иди куда ты там шёл. Вот это развлечения. – Хорошо, – согласился Маглор сквозь смех и растрепал Элросу волосы, – только до лестницы, дальше никак, прости. – А если мы вдвоём так сделаем, ты сможешь идти? – Смогу. Где Элронд, кстати? – Читает то, что ты ему дал. – А ты почему не читаешь? – Я попозже, – Элрос спрятал лицо в складках его одежды, но тут же вынырнул, – а ты надолго? – К вечеру вернусь. – А с тобой можно? – Пока нет, – хромать вот так было забавно, но досадно. Впрочем, последние три слова Маглор бы сейчас сделал, кажется, собственной эпитафией. – Всё, лестница, слезай. Не накатался? Элрос помотал головой. – Не слезешь? – Неа. И вот что с ним сейчас делать? – Элероссэ, – сказал Маглор нараспев, – Элероссэ, ну что ты. Я вернусь. Если всё сделаешь как надо – расскажу что-то. – Ты и так всегда рассказываешь. Пришлось усесться на пол и прижать этого несчастного к себе. Скажи мне ещё, старший, что я о них не могу позаботиться! Ну, тихо, тихо. – Ну что, – сказал чуть ли не шёпотом, – ну что? Взъерошил было снова волосы, но Элрос дёрнулся. – И ничего, – буркнул куда-то Маглору же в грудь. – Я вижу. – И вовсе… и иди хоть на три дня. – Только на три? – Я к маме улечу. Так. – Тебе сколько лет? – взял за плечи, спросил сердито, как будто Элрос за его спиной забрался в буфет и стащил там каких-нибудь лишних сушёных яблок или что-то в этом роде. – Ну да. А маме сколько было? Вот вырастешь как мама, тогда и подумаешь. – А я сейчас хочу. О, а ответов-то тут сколько, загляденье. Думай о брате? Не выдумывай вообще? Ты молод, через море не осилишь? Сказал совсем другое: – Я по своей тоже скучаю. – А где твоя? – Осталась дома за морем. – А ты её ждёшь? Ну и что ему сказать? – Это она меня ждёт, может быть. Лучше б не ждала. – А если б папа знал, он передал бы ей привет. – Да ну? Спасибо ему. – Вы все куда-нибудь деваетесь. – Ну, знаешь ли, я вот денусь не раньше, чем ты научишься писать нормально. И пересказывать нормально, а не как сейчас. И… Ну наконец-то, хоть что-то сработало! Элрос вскочил: – Тогда ты никогда от нас не денешься. Тебе ничего не нравится! – Это пока тебе так кажется. Ну, я ушёл. Я скоро! *** Хуже всего было, что Элронд им поверил. Он вообще как-то так легко смирялся – ну хорошо, поедем незнамо куда незнамо с кем; а, мама улетела; а, мы тут надолго. Это так раздражало, что у Элроса даже волосы на голове начинали чесаться, и вообще всё чесалось, и хотелось то ли прыгать, то ли кричать, то ли бить по чему-нибудь, и хорошо бы – громко, вот по доспехам с удовольствием поколотил бы, да кто же ему разрешит, кто же его пустит. Вот и сегодня: Маглор взял и ушёл, и Элронд просто сел читать и всё, как будто всё было в порядке. Сколько можно. Ну то есть как сел. Элронд разлёгся у Маглора на кровати и читал, ну, пытался, и болтал ногами в воздухе. – А Маглор тебе разрешил тут лечь? Элронд поднял глаза от книги и помотал головой: – Нет. Но я не думаю, если честно, что он будет против, особенно если мы потом расправим покрывало и не накрошим тут никаким сыром. И тон-то у него был как у Маглора, и выражения те же, «я не думаю». Бррррр. – Каким ещё сыром? – Не знаю, Маглор так сказал. И опять Маглор! Вот он придёт, сгребёт в охапку, даже лица не ополоснув с дороги, пойдёт по своим делам с ними обоими на руках, и сразу станет лучше, сразу перестанет хотеться покатиться по полу, и бить кого-то, и… – Может, он нас заколдовал. – Да как бы он мог? – Элронд опять вскинул голову, вот и хорошо. Пусть они оба ничего не прочитают, и Маглор тогда вздохнёт и может даже петь на ночь не будет, и хоть появится на что пообижаться, а не как сейчас. – Ну он же пел нам в первый вечер, и вот. – Да ну. – А что? – Да для чего ему нас заколдовывать, своих дел мало? – Да это он пока хороший, – буркнул Элрос, – пока вот мы с тобой ему не надоели. А потом помнишь, что Маэдрос говорил? Скажет, что позаботиться не может, и всё. – Что всё? – Да я откуда знаю!.. Очень хотелось наконец совсем поссориться, чтобы уйти потом одному и может даже на ночь не вернуться, или прийти, а всё равно не разговаривать. Вообще со всеми поссориться. И с Маглором. – Мне кажется, – сказал Элронд задумчиво, – он что угодно нам простит. Я его пнул как-то, случайно, мы дурачились, а он даже не рассердился. – Да он же нарочно так! А на самом деле он Маэдроса любит, а нас нет. Нельзя кого-то так любить. Нельзя так ждать, пока он начнёт петь, или пока просто придёт, или пока растреплет волосы, или пока похвалит ну хоть что-то. Нельзя так думать про кого-то, что дыхание перехватывает. – Ты… глупости говоришь, – когда Элронд вот так вот прятался, вот так смотрел как будто из ракушки – тем более хотелось закричать. Давай ещё мы из-за этих двух поссоримся, да? А Элронд продолжал: – Ты читать будешь? – Неа. – Ну так не мешай тогда мне. На самом деле жуть хотелось сунуться – там о крепости? там про битву? там про Маглора самого (ну мало ли)? Там про маму? Там про родню отца? Там про страну на западе? Маглор знал не пойми сколько историй, и какие-то, говорил, сам же и видел, и какие-то описал в книгах, тоже сам, а о каких-то в книгах и прочёл. Но Элрос уже сказал, что читать не будет, а значит, оставалось взобраться на стол и болтать там ногами. Или померить, например, одежды Маглора, но те свисают, как на верёвке, когда сушатся. Или можно ещё… – Ты чего делаешь! А он всего-то потрошил Маглоров стол. Ну да, невежливо, нечестно, – а уходить честно? И потом, он же сложит всё на место, просто хочется посмотреть. Хочется что-то, чтобы был как будто Маглор, даже когда Маглора нет. Что-нибудь важное. – И ничего не делаю, – огрызнулся, – помнишь, у мамы есть шкатулка? Была то есть. Не та красивая, где всякие украшения, а другая, на память. Там, например, была подвеска-жёлудь, которую отец подарил маме, когда они только поженились, или ещё была деревянная одноногая косуля, очень маленькая, и мама говорила – ей играл её брат когда-то. Такие вещи – цепочки, обломки, без истории не поймёшь, даже коры кусок. У Маглора тоже должно такое быть. Элрос даже приметил один раз, но Маглор сказал: «Это как-нибудь потом», и тут же спрятал. – Смотри! Вот же она. В шкатулке что-то так гремело, что Элрос распахнул её сразу, благо замков не имелось: только красное нутро, и всякие бусинки, и золотая лента, и заколка. И ещё… – Смотри, тут письма. – Нет, – сказал Элронд, отложив книгу и спускаясь к нему, – их мы читать не будем. Но он спустился! – А ты уверен, что… – Не хочешь – не смотри. Письма тут были сложенные и перевязанные, и некоторые почернели по краям. Их Элрос отложил. Они теперь сидели на ковре – Маглор специально для них откуда-то принёс ковёр – и рассматривали сокровища. Заколка, например, была с рубином, и он же был как будто сердцевиной цветка, только такого цветка Элрос никогда не видел. И стебель там переходил в две завитушки, а те как будто бы в морскую волну. Очень красиво. Элронд расправил ленту и разглаживал как живую. Элрос рассматривал теперь застёжку плаща, выполненную в виде головы собаки. И тут ещё была прядь рыжих волос. И засушенный фиолетовый цветок. И… Всё это было – будто Маглор рассказывал историю. Элрос погладил цветок тоже – самыми-самыми кончиками пальцев. *** «Скажи близнецам, что я вернусь завтра». «…в порядке?» «В полном! Только они не уснут без меня, ты не мог бы…» «Мог бы». На что он согласился – рассказать им сказку или просто сидеть и нависать, пока дети не уснут чисто от ужаса, Маэдрос не знал, но собирался выяснить на ходу. Он не любил осанвэ. Маглор-то просто хотел, чтоб их верные его тоже помнили, и отправлялся то на охоту, то в разведку, и, будем честны, сейчас, после Гаваней, всем им хотелось помахать мечом куда-то не в сторону родичей. Ну, и ещё, возможно, Маглору нужно было подумать в одиночестве, то есть – без детей. Ещё он обещал попробовать «видеть красивое», а когда Маэдрос попытался уточнить – только рукой махнул: ты ведь велел вспоминать детство, я и вспоминаю! Пожалуй, если б самому Маэдросу кто-то велел всерьёз думать о детстве, Маэдрос мог бы этого кого-то и ударить, а Кано что – Кано всего-то навсего сбежал развеяться… В собственной спальне близнецы не обнаружились, и Маэдрос пошёл в комнату брата. Что бы они там… скачут по кровати? Читают что-то, что не нужно им читать? А, ему-то какое дело; растащить, если дерутся, увести, если тихие, и проследить, чтобы уснули. «Когда спишь, дышишь по-другому». Кто это говорил? Мама или отец – кто-то из старших объяснял давным-давно. А эти дети и сейчас дышали по-другому. Рассыпали по ковру какие-то безделушки и склонились над ними, и застыли. – Играете? – хотел сказать – хватит, айда мыться и спать, Маглор приедет только завтра, не дождётесь всё равно. Но среди этих безделушек… – Это ты откуда взял? Элронд – с которым, вроде, можно было разговаривать – гладил и гладил золотую ленточку. Потускнела, конечно. Потемнела. Может быть, и на ощупь стала жёсткая, откуда ему знать, он не хранил их, и Маглору когда-то велел выбросить. Какие ленточки? Какая память, когда… – Так, – сказал Маэдрос, усаживаясь на пол рядом с ними, – это придётся мне отдать. Это моё. Дети смотрели дикими глазами – что один, что второй. Опять забыл, кто из них кто, а, точно, Элронд с лентой. Куда-то не туда тебя ведёт. Голова кружится. Руку молча протянул. – Ты заберёшь её у Маглора? Из-за нас? – Он для меня её хранил, – сказал Маэдрос, сам поразившись тому, как вышло так – негромко и нехрипло, – забыл отдать, наверное. Ждал и ждал. А вам кто разрешал тут рыться? Правильно, никто. – А ну-ка вон отсюда оба, – сказал тем же голосом, не своим, молодым каким-то, – я сам тут уберу. Ждите за дверью. – А ты… – Я что сказал? Встали, попятились. Хорошо уложил спать. – Не убегать, – бросил вслед, – расскажу кое-что. Да, тут была застёжка Тьелкормо. Рыжие волосы – приложил к собственным, прищурился. Такие же. Амрод. Почему Маглор только эту прядь хранит? Цветок – кто его знает, откуда цветок. Жёлтое стёклышко – чей это был витраж, чья мастерская? Вспомнился Финдарато, но так, в дымке. Стекло погладил осторожно. Пальцы грубые, а впрочем-то, у Маглора не лучше. Заколка куруфинова, и камень почему-то потускнел. И вся она стала какая-то обезличенная, как будто и не брат делал. Как будто так, одна из сотни заготовок. А ведь дарил своим, и делал – юным. Мда. Надо и правда всё убрать, а то Маглор обидится. Ленточку сжал в кулаке, смял, разжал кулак. Куда её? Не в волосы же вплетать? Сложил осторожно. Может, выковать оправу. Книжку закладывать. Финьо бы кинул в угол – вечно их везде кидал, поэтому и сохранилась эта, видимо, – и позабыл бы. Можно тоже кинуть на стол, и пусть лежит. Или спрятать подальше. Или выбросить, и дело с концом. Пока всё-таки обмотал вокруг запястья, и узел затянул зубами в том числе – сто лет так не делал, давным-давно научился обходиться, но тут что-то... Теперь на языке мелкими блёстками скрипела позолота – как песок, только помельче. Что ж. Шкатулку убрал где ей было место, заколку Куруфина взял с собой, дверь затворил. А эти двое всё-таки сбежали.