Стратегия

«Не бросай меня здесь, но и не отвечай мне ничего, пожалуйста». (Татьяна Замировская, «Четыре письма четырём адресатам)

Он будет думать об одной вещи за раз. Найти мальчишек, выяснить, что они там себе думали, проводить до кровати и чтоб точно крепко спали. Четыре вещи. Кое-кто плохо считает. Маглор ворвался в мысли явно полусонный, едва ли не зевнул: «Что там мои?..» Это теперь так называется? Эти твои разграбили твой стол и убежали. «Ничего», – ответил Маэдрос коротко. Закрыться бы. В спальне мальчишек не было. «Ты их уложил?» Сам и укладывал бы, раз так беспокоишься. Что за привычка перекидывать… и ладно ещё дома. Как будто всё осталось тем же самым. Майтимо, Майтимо, Тьелко опять куда-то делся. «Нельо?» «У нас тут вышло разногласие, – непросто, знаете ли, держать осанвэ и в то же время шарить взглядом по углам, – ничего страшного. Найду – уснут как миленькие». «Они делись куда-то?.. Что случилось?» «Как делись, так и обнаружатся, – отрезал Маэдрос, распахивая двери каминного зала. – Всё, спи давай. Завтра узнаешь всё в подробностях». И всё-таки закрылся – потому что Маглор сбивал с какой-то мысли, Маэдрос сам не знал, с какой. Не то что он хотел эту мысль думать. Не то что он вообще чего-то хотел в это время вечера, кроме как смотреть в стену и в огонь, или сидеть за всякими отчётами-расчётами, или можно с мечом ещё. Но в огонь – лучше. А не на крепость пытаться смотреть глазами мелких. Сейчас надумают ещё куда-то прыгнуть… Маглору всё это потом, небось, изложат как-то так – выскочил лорд, глаза безумные, на руке ленточка завязана, и говорит – вы детей видели? Не видели? И очень плохо, что не видели. А мы-то что… Действительно, а мы. *** – А знаешь что? – Что? – А я не буду никуда с тобой уходить, вот что. Так вообще можно сказать – не буду уходить?.. Они умели быть незаметными – тише кошки, тише мышки спать пойдут мои мальчишки, – умели как-то так выйти из комнаты, что никто и не помнил, что они там были. Например, когда маму спросила одна там, почему у них нет вторых имён. Но когда они что-нибудь роняли – ломали, прятали, теряли, забывали сделать – когда не являлись вовремя на завтрак или ужин, или одежду портили, или ещё что – вот тогда ускользнуть не выходило. Как будто тогда все смотрели прямо, и видели их, и деваться было некуда. Или когда их видела сама мама, и хотела им что-то рассказать, и была с ними. А иногда всем будто было проще, чтобы их не стало. Они успели прошмыгнуть на кухню, и взять плащи успели тоже, и теперь оставалось только выскользнуть наружу, не в двери – за ворота. Мы очень-очень маленькие, ночь такая тёмная, стены высокие, вам всё равно, нас нет, нас нет. – Эй! – кто-то крикнул, кажется, им вслед, но не погнался, вот и хорошо. – Я не пойду, – сказал Элронд ещё раз, – я не хочу один в лесу! Я не хочу один! Когда-то их учили нырять с лодки – сложите ладони, вытяните руки... Однажды он, Элрос, нырнул на глубине. Он плыл и плыл в самую синеву и черноту, пока не позабыл, где верх, где низ, и делалось всё холодней и холодней, и потом его вытащил кто-то из старших, кажется. Сейчас вокруг как будто была та же синева. – А что, – спросил Элрос в ответ, – вот что ещё теперь нам делать, если Маэдрос всё расскажет Маглору, и тот на нас обидится, и что тогда? Они ругались, вообще-то, по сто раз на дню и так же легко всё это забывали, и если дрались – то обычно тихо, пихались больше, никто и не замечал. Но сейчас было стыдно и зло от того, что стыдно, и слёзы никак не лились, и Элронд со своими… – Я говорил – не надо туда лезть! – А сам-то, сам! Маглор вернётся, а Маэдрос ему скажет – твои дикие дети трогали твою шкатулку, им пой не пой – толку не будет. Да ещё сбежали! Волны шумели, заслоняли небо вместо леса. Крепость со двора виделась опять чужой, будто если сейчас они вернулись бы – в их комнате были бы другие Элронд с Элросом, и их бы Маглор укладывал спать, а их бы, первых – не заметил. – Я просто хочу хоть немножко радоваться! – у Элронда как будто воздух кончался в груди. Неужели сам Элрос тоже так пищит? – И что, что они все потом уйдут, что, если мама стала птицей, нам и маму нельзя было любить? Мы сделали плохое, и Маглор рассердится, и мы расстроили его брата, и теперь надо извиниться, вот и всё! – Да сдался тебе этот Маглор! – заорал Элрос на последнем воздухе, не очень-то легко кричать, когда ты почти под водой. – Да чтоб они все провалились: и он, и Маэдрос, и мама со своими путешествиями, и отец может из-за моря и не возвращаться! Сам испугался того, что кричал, но оборвать – ну тихо, тихо, Элероссэ, что-то ты лишку хватил, так нельзя говорить, да ты ведь так не думаешь – оборвать было некому. И даже «сам-то понял, что сказал?» никто не спросит. А потом Элронд всё-таки его ударил – прыгнул и повалил, и так они и покатились – вместо побега, вместо извинений, вместо всего-всего. Волна нахлынула. *** – Я с тобой не пойду. Кто б сомневался. На руки – на руку – Элрос, впрочем, дался, и хорошо. Элронд пошёл сам, рядом, вцепившись в обрубок. Потом, видимо, осознал, во что вцепился, и отпустил. – Можешь держаться, – сказал Маэдрос, – мне не больно. – Пусти, – сказал Элрос. Наверняка же пялился из-за его плеча куда-то вдаль. – Чтобы ты снова убежал в ночную тьму? Ответа не было. – Сейчас умоетесь и отправитесь ко сну, – сказал Маэдрос, – Маглор вернётся завтра. – Не хотим ко сну. Элронд молчал. Да отвести обоих в спальню и дело с концом. Майтимо, Майтимо, а ты нам почитаешь? – Хорошо, – сказал, не сбиваясь с шага, – а на кухню хотите? – А зачем? – Масло взобьём. – Какое ещё масло? Такое, что мне надо занять руки, а ещё кое-кто полупридушенный вдруг поднял голову и вспомнил старые привычки. Кое-кто внутри меня. «Нет тебе смысла воскресать, уйди где был. Три резни, Фингон мёртв, оставь меня». «Ну, может быть, тебе я и не нужен, – Маэдрос, в общем-то, его почти не помнил. Старший сын из семи сынов, да даже не семи ещё, вечно встрёпанный, вечно кого-нибудь от чего-нибудь да оттаскивающий и сбегающий в гости, чтоб развеяться. Там, в гостях, всего трое, и никто никуда… – Может, тебе я и не нужен, но вот этим – нужен. Может, мы всё и сделали неправильно, но теперь я могу помочь, и я хочу помочь, и я хочу наружу, а не…» – Хватит! Элрос дёрнулся, и Элронд стиснул калечную руку ещё сильней, и тут только Маэдрос понял, что последнее слово произнёс вслух. Думал, что эти двое промолчат, но нет, Элрос спросил: – Кому это ты? – Себе самому, – Маэдрос усмехнулся, – глупости говорю. А что? – А, – Элрос, кажется, так озадачился, что даже злиться позабыл. Сидел крольчонком. «…и я могу помочь, и я не неженка, и вообще-то, если бы не я…» «Братья мертвы». На этот раз тишина длилась подольше – успели войти в крепость, дойти до купальни и даже чистую одежду детям успели принести. Нашли где драться, нет бы на ковре же! «Они бы не порадовались, что и тебя не станет, знаешь, Майтимо». «Майтимо – это ты». «Нет, это и ты тоже. Я никуда не исчезал. Маглор один не выдержит». «Что ж ты его не зовёшь Кано?» Майтимо внутри молчал. В его историях всё кончалось хорошо. Элрос уснул на руках – а, нашёл где спать. *** – Так, – сказал голос, – этого в тепло. Давай очнись-ка, Элрос. Вижу, что ты тут. Волны и впрямь стали горячими. Синими-синими, яркими ужасно, аж руки заболели от такого. Пахло мылом, а не солёным. Мылом, а не водорослями. И кто-то в этой неожиданной воде его ещё и придерживал за плечи – за одно плечо, точнее. – А что с ним? Этот голос – Элронд. И первый Элрос тоже помнил, просто думать не хотел. – Перенервничал, – хмыкнули сверху. – И далеко вы собрались? – Не знаю. Мы ругались. – Я видел, – согласился этот кто-то, – а ну-ка открывай глаза. Что, свет не мил? Маэдрос. Тут правда был свет, и тепло, и пар, и рыжие волосы у самого лица, и Элрос вспомнил всё как-то одновременно. Имя. И шкатулку. – Ну? – спросил Маэдрос. – И куда это ты отправился? Не знаю. В море. Подальше от вас. Какой же всё-таки Маэдрос был огромный. Раньше он не смотрел прямо на Элроса, то есть смотрел, но только если делал замечание, то есть ему важен был не Элрос сам, а то, что Элрос делает. И вообще-то, они всегда купались сами, Маглор им помогал только в первые дни. – А ты Маглору скажешь? Про шкатулку. Маэдрос вдруг плеснул ему в лицо: – Вот уж повод куда-то устремляться. – Маглор обидится? Маэдрос фыркнул. – Маглор на вас может всерьёз обидеться только за то, что вы в нём сомневаетесь, – он снова наладился было зачерпнуть воды, и пришлось быстро замотать головой. – Что? Правильно, сам умывайся. Перемазались как… Ленточка у него была повязана на левой руке, и этой же рукой он только что брызгался, так что вся ленточка была в воде и в пене. Жалко. *** Маэдрос правда взбивал масло – не из сливок, а просто масло, уже сделанное. Взбивал, взбивал. Миску держал, зажав коленями. Вилка в его руке слилась в одно мелькание. – Ну, – спросил вдруг, – а вы чего стоите? Яйцо разбить сумеете? Элрос молчал, и Элронд молчал тоже. Волны шумели где-то далеко. После купания ещё было тепло, да к тому же Маэдрос им велел закутаться чуть ли не в зимнюю одежду, будто всё шерстяное собрал, что вообще нашёл. И ещё и пригрозил: – Пейте пока горячее. Отправлю спать и всё. Они и пили чабрец в кипятке. Так странно это. Как будто тучи уже собрались, и уже хлынул дождь, и вдруг рассеялся, не добравшись до земли. Смотришь в чистое небо, как дурак, а сам уже укрылся плащом, сжался. Почему Маэдрос молчит? Побег, шкатулка, драка? Тем более он, наверное, слышал то, что Элрос кричал перед. Нет – растащил, сказал: «Вот дураки» и «А теперь пошли домой», и правда повёл. – Элрос, – ну что опять? – возьми яйцо в ладонь, не в пальцы, всю ладонь, и ударь о край миски. Хорошо. Теперь желток пусть вытечет. Дай покажу. Элронд, отмерь-ка сахара полкружки. Молодцы. Вот после этих молодцов и третьего яйца Элрос решился: – А что мы делаем? – Я ничего, а вы пирог. Потом засунем что-нибудь… что есть – то и засунем. Или простой поставим. Маглора можно угостить, пусть удивится. – А, это за шкатулку, да? Элронд просыпал сахар мимо кружки. – Про шкатулку, – Маэдрос вздохнул, – сами ему рассказывайте, я-то тут к чему. Залезли куда не просили. Что ж вы, первые? Элронд, а ну-ка сахар собери. – Но ты считаешь, – в миске теперь задрейфовала скорлупа, и Элрос выбирал её как мог старательно, и пальцы были все в желтке и белке, – ты думаешь, мы трусы, да? Что убежали. – А, – Маэдрос покачал головой, достал ту самую заколку. – Знаете, кто её сработал? – Маглор? – Ты?.. – Не мы. Мой младший брат, третий с конца. Очень старался наверняка, он всегда старался. Любил, чтобы его хвалили, кстати, – Элрос, всю скорлупу не вытащишь, оставь, – любил, чтоб восхищались. Все это знали. – Мы восхищаемся, – заверил Элронд искренне, и сам Элрос тоже не смог промолчать: – Очень волшебная. – Спасибо, – Маэдрос подкинул заколку на ладони. – Она раньше была поярче, это сейчас тусклая. – А где твой брат? Не надо было спрашивать. – Руки ополосни. Да где ему быть. Там все вещи принадлежали нашим братьям, а братья все мертвы. Дай миску, я взобью.