Горький мёд

Лука был полукровкой. В венах этого, неординарной красоты юноши, текла итальянская и английская кровь. Он был из хорошей семьи музыканта-саксофониста Давида Санти, и переводчицы с английского и французского языков Веры Норман. Внешне Лука был похож на мать, такой же светло-русый и зеленоглазый, а характер и любовь к игре на саксофоне, и в частности, к джазу, унаследовал от отца. Но не только музыка открывала в жизни Луки двери в прекрасное, но также и живопись, иностранные языки. Лука свободно, к своим 23 годам, владел английским, классическими вариантами французского и итальянского; изучал «для себя» франкопровансальский и ломбардский языки, историю, литературу. Не любил шумных компаний, пустых разговоров, сплетников, навязывания. С Роберто, Лука познакомился в университете, когда они оказались в списке поступающих на отделение живописи и реставрации. Но Лука, в итоге учился на кафедре живописи, и они с Роберто встречались лишь на совместных лекциях по истории искусства, а Роберто поступил на кафедру реставрации. Между ними спустя некоторое время знакомства, завязалась дружба. Они много путешествовали по Италии, несколько раз бывали в Англии на летних каникулах, общались обо всем на свете. Обычные отношения, которые нельзя было назвать любовью. По крайней мере, со стороны Роберто. Лука же — любил Роберто, но скрывал свои чувства, подозревая, что если раскроется, то, возможно потеряет всё то, что имеет на данный момент. И вот сейчас, Лука, обеспокоенный звонком Роберто и его голосом, ехал по шоссе, в сторону виллы друга, и гадал, что же могло случиться. — Я уже поворачиваю, Роберто. Где ты? — Я у дерева. Прислонил вещи, и спрятался от жары. — Вижу-вижу. Спрятался в кипарисах. — улыбнулся Лука, подъезжая к стоящему в тени Роберто. — Привет, Лука. Спасибо, что откликнулся. — Привет, дружище, — Лука обнял Роберто, — Что случилось? Почему с тобой почти все вещи? — Давай по дороге объясню, идет? — Роберто взял мольберт, чемодан, а Луке отдал ящик с красками. Захлопнув багажник, друзья устроились в салоне, и Роберто заметно выдохнул. — Тебе нехорошо? — Лука посмотрел на юношу, который откинулся на спинку кресла, и закрыв глаза, просто дышал… — Это сейчас пройдет, — тихо произнес Роберто. — Со мной такое бывает. Лука достал с заднего сиденья бутылку с водой, и поставил рядом с Роберто. Он будто бы услышал это: — Спасибо, Лука. Машина тихо двигалась по нагретому асфальту. Роберто всё также сидел с закрытыми глазами, Лука ни о чем его не спрашивал, ожидая, что он сам расскажет, когда захочет. Когда они проехали больше половины пути, Роберто открыл глаза и долго смотрел на черный, будто замшевый, асфальт, а потом тихо позвал: — Лука… — Да? — донеслось до слуха Роберто с соседнего кресла. — Я очень ценю тебя. Лука слегка задохнулся от эмоций, а потом улыбнувшись, посмотрел на профиль Роберто: — Мне приятно это слышать, Роберто. Может быть поделишься, что случилось? — Всё банально, и одновременно с этим — сложно. — То есть? — Конфликт семьи. Классика. Но при этом… — Но? — Лука ждал, а Роберто медлил с ответом. — …Но моя семья не принимает меня таким, каков я есть. — Как это — не принимает? Они ведь — твоя семья. — Вот и я так же думал до сегодняшнего утра. Что я нужен им таков, какой есть, и если я даже отличаюсь от других, то для родных — это не будет трудностью. — Отличаешься? Чем? Роберто не знал, как сказать об этом Луке. Ведь он знал, что Лука для него — просто друг, и ничего более глубокого, интимного, Роберто к нему не чувствовал… и если он сейчас признается, то это повлечет за собой вероятность надежды Луки к сближению с ним. — Это сложно объяснить, Лука. — Какая-то тайна, которой ты боишься поделиться? — А ты проницателен… — Роберто посмотрел на него, и почувствовал, как Лука взял его за руку. — Я тебя пойму, Роберто. Всегда пойму. — Лука остановил машину. Взгляд молодого человека был искрящимся. — Я тронут. — произнёс Роберто. — И обещаю поделиться, Лука, но чуть позже… дома. — Хорошо, — Лука кивнул головой, и они поехали дальше. Весь оставшийся отрезок пути до дома, Роберто думал о том, что его опасения подтвердились, но отступать уже было поздно. Он пообещал рассказать. Этот разговор, который состоится, как только они будут дома, может быть, после ужина, может быть прямо за ним, — изменит жизни обоих, и Роберто это прекрасно понимал. «Но что собственно говоря, я теряю? Рано или поздно, всё равно Луке нужно сказать, кто я такой, и почему всё происходит именно так, а не иначе. И если он искренен в своих словах о том, что всегда меня поймёт, то… Да. Я вижу, что он влюблен. И я хочу дать ему шанс испытывать это чувство сполна. Эгоист ли я, или нет? А какая разница? Носить в себе эту тайну всю жизнь, я не смогу. Об этом должен знать кто-то мне близкий, тот, кто не предаст, и не посмеётся надо мной, над моими чувствами и мыслями.» Когда мужчины приехали домой, Лука показал Роберто его комнату, а сам ушел готовить ужин. Комната Роберто была большая. В ней свободно нашлось место для мольберта, красок, и постепенно, у стены, Роберто оборудовал маленький художественный уголок. Из столовой донесся голос Луки: — Роберто, спускайся, ужин готов. — Иду. — выглянул Роберто. В столовой, которая соединялась с кухней одной своей частью, стоял красивый гарнитур, на стене, висела маленькая полочка с небольшим дисковым магнитофоном, и из динамиков лился чудесный осенний бархатный голос джазмена. — Как уютно. — Роберто улыбнулся, увидев Луку в фартуке на бедрах, и с тарелками в руках. — Присаживайся. — юноша улыбнулся. — Благодарю. Не поверишь, но я очень голоден. Видимо, эмоции сделали своё дело. Лука сходил к холодильнику за бутылкой «Просеко», льдом для сока, и вернулся к столу. — Отдыхай. Роберто сам начал разговор: — Я помню, что обещал… — Я тебя не тороплю, — Лука помешивал соус в тарелке, и макал кусочек мяса в травы. — Ты прав, мне сложно говорить об этом. — Просто начни, и увидишь, что это не так тяжело, как кажется. — глаза Луки были внимательны. — Дело в том… — Роберто остановился, выдохнув… — Что я люблю не только женщин… — он замолчал. Лука смотрел на друга тихо, и не мигая. — Знаю, что ты шокирован этими словами. Лука хранил тишину ещё какие-то доли секунды. Роберто начинал нервничать: — Зря я сказал тебе об этом… — он отложил приборы, и встав из-за стола, ушел к дивану, повернувшись к Луке спиной. Он чувствовал, как в воздухе повис немой вопрос. — Роберто, это не так, ты не прав. — наконец произнёс Лука все также тихо, он двигался к Роберто, но остановился в нескольких шагах от него. — А как тогда? Как? — Роберто развернулся, и посмотрел в лицо уже Луки, всё тем же взглядом, полным одиночества и боли, каким совсем недавно смотрел в глаза собственному отцу. Зеленые глаза Луки успокаивали… своим цветом и глубиной тишины, заключенной в них. Лука сократил оставшиеся шаги между ними, и просто обнял мужчину. Тепло и мягко. — Я с тобой. Слышишь меня? Я есть. Я здесь. Я знаю, как это больно, когда ты чувствуешь себя одиноким, и когда не с кем поговорить о том, что чувствуешь и ощущаешь. Но я с тобой, Роберто. Роберто поддался порыву нежности и крепко обняв Луку… расплакался от эмоций, душащих его. — Они отказались от меня. У меня теперь нет семьи. — Это совсем не так, ты просто сейчас расстроен, и тебе кажется. — Но… — Никаких «но», Роберто. У тебя есть семья. Есть я. — Ты думаешь, что они у меня всё же есть? Почему ты так думаешь? — Потому что я знаю. — Пояснишь? — Давай сядем, и ты поешь, а потом, за кофе, я поясню. Идет? Тебе нужно поесть. Ты совсем бледный. Роберто не стал спорить. В магнитофоне играла морская музыка, в стиле Cafe del Mar. — Тебе добавить салата? — Да, будь добр. Лука положил Роберто овощной салат из небольшой тарелки: — Этот салат делает моя мама. Попробуй. — Выглядит аппетитно. — Это микс из овощей и трав. Очень хорош к мясу. — Ммм, базилик? — Роберто прикрыл глаза. — Да, ты прав. Там базилик, петрушка, огурцы, оливковое масло с лимонным соком, и чуть-чуть соли. — Как мама Вера угадала? — Что именно? — Лука улыбнулся, когда Роберто сказал: «Мама Вера» — Что я люблю базилик. — Никак. Она всегда его туда кладёт. Этот рецепт — наша семейная реликвия. — Серьёзно? — Угу. — Лука жуя хлеб с салатом, произнёс, улыбнувшись глазами. — Кто придумал этот рецепт? — Моя бабушка Агата. По маминой линии. — Расскажи о своей семье. — попросил Роберто, отпивая глоток вина. Лука уловил возможность продолжения разговора, который можно чуть позже вернуть в ту точку, где они его завершили. — Ты ведь знаешь, что я полукровка, наполовину итальянец, и англичанин…? Роберто кивнул, снова отпив вина. — Мой отец — джазовый музыкант, а мама — переводчик с английского и французского. Бабушка Агата тоже была переводчицей, но тогда была война, потому она знала немецкий, вместе с французским и английским. Мой дед, — её муж, — каким-то образом оказался в Англии. — А как звали твоего деда? — Гектор. Он родом из Греции. — Как интересно! Недаром ты любишь греческую культуру. — И по этой причине тоже, — улыбнулся Лука. — Так вот, мой дед, оказался в Англии, и они познакомились с моей бабушкой Агатой. Родилась мама. — А по линии отца? — А с папой всё интереснее. Они с мамой познакомились во время концерта. Она была у него переводчицей. — И папа Давид тебе открыл мир музыки и джаза? — Да. Мама — привила мне интерес к искусству, а папа к музыке и инструментам. — Ты играешь? — Да. На саксофоне. — Вот как. Я ни разу не слышал. — Я редко играю. Когда бывает настроение. — Надеюсь, что услышу когда-нибудь. — Всё возможно. — А бабушка и дедушка по папиной линии — чем они занимались? — Они были виноградарями. — А как их звали? — Чечилия и Амато. Роберто смотрел на Луку и понимал, что чем больше он узнает о своем друге, тем больше, возможно откроется и сам ему. «Может быть, у нас есть с ним шанс? Точнее, у меня — полюбить его?» — У тебя прекрасная семья, Лука. — Спасибо, Роберто. — Лука начал убирать со стола. — Хочешь кофе? — Не откажусь. — В качестве десерта у меня есть шоколадные пирожные. — Что ты делаешь? — Что? — Лука повернулся вполовину, на ходу, и подмигнув, посмотрел на Роберто. — Ты словно читаешь мои мысли. — Ты про сладкое? — Да. — Я помню, что ты любишь шоколадные пирожные. — Как? — Ты часто их брал в кондитерской на Виа Розарио. — Ах вот, значит как? — он улыбнулся и рассмеялся. — Да. Шоколадные, с мятой. Пока Лука варил кофе, Роберто смотрел коллекцию пластинок и фильмов. — Ты любишь хорошее кино. — Да. Я люблю разные фильмы. И итальянские, старые — 60-80 годов, и французские, и английские. Там лишь малая часть. В основном те, какие я чаще всего пересматриваю. — Висконти? — Роберто достал диск с полочки. — Ооо, это один из самых мною любимых режиссёров. Ты видел что-нибудь у него? — Леопарда. И читал и смотрел, но смотреть мне понравилось больше. — А я люблю больше «Рокко и его братья» и «Смерть в Венеции». — Каждому своё. — Ну да. Хочешь, как-нибудь посмотрим? — Хочу. — Кофе остынет. Они снова сели за стол, и Лука продолжил: — Если вернуться к нашему разговору… — Да. — Я такой же, как и ты. Потому мне знакомы очень твои чувства. — И ты не сказал мне об этом сразу? — Роберто в удивлении, поставил чашку на блюдце. — А как ты себе это представляешь? Вот так, сходу? — Ммм, вообще-то, да, ты прав. — Вот. Мы познакомились. Подружились. И общаемся. — Но я ведь тебе сказал сейчас об этом. — И я ценю твою откровенность, Роберто. И я тоже сказал тебе об этом, не для того, чтобы успокоить, и сказать, что всё будет хорошо, и обязательно наступит момент примирения тебя, и твоей семьи. — А для чего? — А затем, чтобы ты понял, а главное, — ощутил, что — не одинок в своём мире. — Почему ты думаешь, что моя семья меня примет — такого? — Какого — «такого»? С тобой всё нормально. Просто твой взгляд на мир и людей — шире и глубже, чем у остальных. Это разве плохо? Ты вспомни, что нам рассказывали на лекциях по истории Древней Греции, я уж молчу про нашу — итальянскую историю. — М? — В античности, и в древнем Риме — такая сексуальность — являлась, поцелуем Бога. — Но это было века назад, а сейчас ведь время другое. — И что? Что кардинально изменилось? — То есть как это — «что изменилось»? Да всё изменилось, Лука. Люди. Время. Век. Лука кивнул. — И всё же, я повторюсь: что изменилось? Роберто пожал плечами. — Люди остались теми же, что и были тогда. Мы просто от века к веку обрастали оковами, законами, запретами, комплексами, страхами. Но секс — это то, что объединяет всех нас. В тебе. Во мне. В твоих родителях, в моих, — живёт скрываемая часть, мужская и женская. И только мы властны над ней. Властны подавить, или же дать ей волю, и полюбить то, что скрываемо. Ведь это энергия. Не бывает так, чтобы все были против тебя. Мама? — Да. Мама не хочет ничего об этом слышать. — И даже вот здесь, видишь, — мы схожи. Потому что, и моя мама тоже — не хочет ничего знать об этом. Да, я признался. Отец принял это спокойно. Мама — просто попросила, чтобы я жил отдельно. Она не хочет всё это наблюдать. Все же её воспитание было совсем иным, и её нравы я принимаю. Потому и живу здесь, в квартире отца. А родители живут в Англии. И у нас хорошие отношения. — Да, я это заметил. — Роберто пил кофе, грея руки о чашку. — А как твой отец отреагировал на это? — Он меня понимает в этом. — Вот и прекрасно. Отпусти ситуацию. Забудь об этом. Живи и наслаждайся. — Моментом? — И им тоже. — Ты меня успокоил. — Как? — Я просто в какой-то момент растерялся, когда услышал от мамы, что она не хочет меня больше видеть. — Время. Ей просто нужно время. — Как маме Вере? — Именно. — Мой отец тоже так сказал. Вдруг Лука поднялся, и подойдя к Роберто, поцеловал его…