Горький мёд

— Лука, я очень тебя прошу, если мама будет говорить о будущем, не принимай её слова на свой счет. — А что может сказать синьора Роминетта? — К примеру, о семье. — Я так понимаю, что твоя мама хочет видеть тебя главой классической итальянской семьи? — Лука улыбнулся, подмигнув Роберто. — Папа говорил как-то, что это её мечта, но ты и сам понимаешь, что… — Я знаю, что люди боятся того, чего не понимают, да ещё и если это пугающее, не просто таково, а выбивается из их привычного жизненного сценария. — Ты меня понял. — Роберто рассмеялся, и поцеловал Луку, потянувшись к нему с пассажирского сиденья. — Милый, если ты ещё раз сейчас меня так поцелуешь, то я не уверен, что сдержусь, — Лука прошептал, выгнувшись от желания и ощущения приятного потягивания в паху. — Ммм, я этого и хочу. Хочу, чтобы ты себя не сдерживал. Хочу любить тебя. Долго. Слышать, как ты стонешь, чувствовать тебя, — и Роберто положил ладонь на пояс Луке. — Когда мы завершим визит к твоим родителям, я обещаю, что всё будет, дорогой, — Лука поцеловал шею Роберто, заметив, как он откинул голову чуть назад, и приоткрыл губы, и пальцы Луки мягко погладили губы Роберто, и он взял один палец в рот, и стал посасывать. — Я уже хочу, чтобы мы вернулись, — Роберто посмотрел на Луку страстным взглядом. — Синьор, да Вы вошли во вкус, — пошутил Лука, целуя партнёра. — Мне нравится. — Приятно это слышать. Они ещё несколько раз поцеловались, и выехали в сторону дома родителей Роберто.

***

Роминетта волновалась. Лукино спокойно расставлял на столе закуски. — Роминетта, любовь моя, хватит себя накручивать. Скоро ты обнимешь сына, и почувствуешь, как материнская любовь снова вспыхнет с той же силой, как и раньше. — Волнительно, Лукино. Ты ведь понимаешь. — Понимаю. Конечно, понимаю всё, дорогая, — Лукино кивнул, — И при всём при этом, хватит уже, хватит, — улыбка появилась на лице мужчины, и он знал, что Роминетта всегда успокаивается, когда видит его сияющее лицо, — Только не забудь, о своём обещании. — Помню. — Замечательно. Колёса подъехавшей машины зашуршали по гравию. — Лукино, они приехали. — Идём встречать. — Ничего не изменилось с тех пор, как я был здесь, полтора года назад, — Лука заглушил мотор. — Садовник посадил несколько оливковых деревьев, — Роберто заметил родителей у дверей дома. — Я волнуюсь. Лука тоже заметил стоящих Роминетту и Лукино: — Ты вернулся домой. И я с тобой. — Мы. — Мы. — кивнул Лука, соглашаясь. Ему нравилось это слово, и он про себя повторил его, «пробуя на вкус» эти две, вроде бы обычные буквы. Роберто вышел из машины. Роминетта спустилась к нему и обняла нежно и крепко: — Роберто, сыночек. — Мамочка…! — Роберто прижался к матери, и у него на глазах невольно выступили слёзы. Роминетта взяла в ладони лицо Роберто и долго смотрела ему в глаза: — С возвращением домой. Прости меня, дорогой. — Мамочка! — Роберто обнял её, и они долго стояли молча. — Добрый день, синьор Лукино, — Лука пожал руку отцу Роберто. — Здравствуй, Лука. Как доехали? — Лукино пожал руку молодого человека в ответ. — Всё хорошо. Машин мало, да мы и не превышали скорость. Вы же знаете. — Да, я помню, что ты не любишь гонки. — Совсем не люблю. — Роминетта, отпусти Роберто, затискала, — Лукино улыбнулся, увидев, что мама с сыном никак не разомкнут объятий. — Семейная идиллия. — Лука посмотрел на них спокойным взглядом. — Вы надолго? — Лукино поднимался в дом. — На день… да, Роберто? — Лука посмотрел на него. — Да, нам нужно вернуться к завтрашнему дню. Есть дела. — Как Вера? — Роминетта посмотрела на Луку, когда он садился на своё место за столом. — Благодарю. У родителей всё хорошо. Они сейчас вместе в турне. У папы концерты, в том числе и в Париже. — Передавай им привет от нас, когда увидитесь. — Обязательно передам, синьора Роминетта, — Лука улыбнулся. — А как Ваша книга? — Ох, — Роминетта рассмеялась, — Пишется очень медленно. Я где-то на середине сейчас, но конец её ещё не скоро. — Будете публиковать? — Да. Издатель уже ждёт не дождётся. — Ты читал мамину книгу о Дзурлини? — О Валерио Дзурлини? Нет. Я думал, что синьора Роминетта пишет художественные книги в основном. — Я пишу на разные темы, Лука. И биографии, в жанре философского романа — это тоже моя стезя. Хочешь почитать? — Не откажусь. Люблю и авторское кино и книги со смыслом. — Сейчас принесу. — Роминетта ушла в свой «писательский», как она его называла, кабинет. — Как проходит отпуск? — Всё прекрасно, — Роберто посмотрел на Луку, тот улыбнулся, домазывая масло на хлеб: — Роберто говорил, что мы отдыхаем на Комо? — Да. — Лукино наблюдал за Лукой, и внимательный взгляд отца не скрылся от сына, но Роберто лишь отметил про себя, что он рад выбору сына. — Мы как раз после ужина хотели туда вернуться, — Лука повернулся к Роберто и протянул ему бутерброд с кусочком говядины, намазанной соусом из базилика. «Это намёк на страстную ночь» — говорил его взгляд, и Роберто ощутил предательски сильное желание. «Держи себя в руках» думал про себя Роберто, жуя хлеб с мясом. — Я часто работаю на берегу Комо. Там прекрасные виды для панорамных съёмок, и портреты получались чудесные. — Синьор Лукино, расскажите о своей работе, пожалуйста? — Лука посмотрел на него внимательно, будто подозревал, что Лукино понял о нём, если не всё, то многое. — Лука, вот книга, — голос Роминетты прозвучал живительным искрящимся ручьём. Лука повернулся к ней, и улыбнулся так, что мгновенно её обезоружил: — Благодарю, синьора Роминетта. Я прочитаю, и мы с Вами обстоятельно её обсудим. — Буду ждать. — Роминетта впервые ощутила себя спокойной. — Я фотограф, — вклинился в нависшую паузу Лукино, — И вот уже много лет с тех пор, как родился Роберто — занимаюсь этим ремеслом. Роберто молчал, наблюдая за родителями и Лукой. — А съёмка портретная в основном, или пейзажная тоже? — Я больше пейзажист. Мой коллега — ас в работе над портретом. — А как его зовут? — Лука был заинтересован. — Бруно Берарди. — Правда?! — Ты знаком с ним? — Я посещал его курсы в течение нескольких лет. — Да, сейчас он этим занимается чаще, чем собственно фотографией, в прямом смысле. Роберто начал тихо закипать, видя, с каким блеском в глазах Лука беседует с его отцом. — Ты не говорил мне о том, что умеешь фотографировать. — Не было возможности завести такой разговор, — парировал Лука, увидев, как глаза Роберто становятся совсем черными, — знак, что он злится. — Хотите выпьем кофе в гостиной? — Роминетта заметила, взгляд сына. — Прекрасная идея, дорогая. — Лукино тоже понял, что этот разговор стоит завершить. Когда все переместились в гостиную и Роминетта поставила поднос с кофе с десертами на столик, Роберто пытался взять себя в руки, не выдавая чувств. Ему казалось, что скоро что-то произойдёт, и он нервничал. — А как твои родители, Лука, относятся к тому, что ты живешь один в чужой стране? — Роминетта улыбнулась, а Лукино почувствовал опасность. — Италия, синьора Роминетта, для меня не чужая страна, — я наполовину итальянец, — по отцу. Я всегда хотел заниматься искусством, а Италия — это её колыбель, и я приехал сюда. Родители не были против моего выбора. — А девушка у тебя есть? — невинный в своей формулировке вопрос, прозвучал как раскат грома в жару. Роберто поставил чашку на стол, и убрал руки в карманы, дабы сдержать гнев. Лука понял обстановку, и вспомнив просьбу Роберто не брать на своё счет подобные вопросы со стороны Роминетты, как ни в чем не бывало, ответил: — Пока я не встретил человека, которому подарю своё сердце. — Лука понимал, что этой фразой он открыл себе ворота на минное поле, и что как только они окажутся с Роберто наедине, возможно, будет с его стороны или вопрос, или реплика, которые могут привести либо к разговору, либо к ссоре. Но тут он почувствовал, что мобильный мягко вибрирует в кармане: — Простите, я отвечу. Это кузина. — Да-да, конечно, — произнесли Роминетта и Лукино. Роберто молчал, глядя в окно. Лука ушел в ванную, и оттуда написал Роберто сообщение: «Ты меня предупредил о подобных вопросах, и я на них всегда даю такой вот ответ. Не принимай его к своему сердцу. Я люблю только тебя» Но когда Лука вернулся, то Роминетта сказала именно то, о чем её просил не говорить муж: — Роберто у нас тоже не встретил пока девушку. А я уже давно мечтаю о том, что он женится, и у них с женой будут дети. И тут Роберто не выдержал: — Мама, перестань, пожалуйста говорить об этом. Ты всё обо мне знаешь, и мы с Лукой… — он выдержал паузу. Отец смотрел на него. Роберто посмотрел на Луку, — Мы живем вместе, и у нас с Лукой отношения. — Роберто! — Роминетта осуждающе посмотрела на сына. Но Роберто было уже не становить: — Я устал скрываться. Устал от того, что нужно всё время оглядываться, молчать о том, что чувствуешь. Я люблю Луку. И это никуда, и никогда не исчезнет. Мне жаль, что ты меня не понимаешь, мама. Это горько, я признаю, но ничего не поделаешь. И я рад, что ты, папа, — Роберто посмотрел с улыбкой в сторону сидящего в своем кресле отца, — Принял меня таким, какой я есть. — и Роберто поцеловал Луку на глазах у родителей. А потом в тишине произнес: — Нам пора ехать. До побережья путь не близкий. Лука был в небольшой растерянности от неожиданности поцелуя, но потом вернулся в реальность: — Да. Я не люблю ездить по ночным трассам. Простите нас, пожалуйста. — Мы всё понимаем, — Лукино решил ответить и за себя, и за Роминетту, которая потеряла на некоторое время дар речи от увиденной и пережитой сцены. — До встречи, мамочка. — Роберто стоял в дверях гостиной. Роминетта на него даже не взглянула. — Спасибо за приглашение, синьора Роминетта, — Лука подошел к ней: — Пожалуйста, Лука. Роберто и Лука уехали, а Лукино вернувшись в дом, зашел в гостиную: — Роминетта, я же просил тебя…! — Теперь у меня точно нет сына, Лукино. Я не могу даже смотреть на Роберто. Не хочу его касаться. Не хочу с ним видеться. Общайтесь между собой, но меня — уволь от этого. Это же мерзко — мужчине целовать мужчину! — Если ты так рассуждаешь, то выходит, что ты не поняла, и так и не приняла и меня, с моим прошлым, Роминетта. Ведь я тоже целовал мужчину. И любил его. И спал с ним. И был с ним ночами единым целым. — Лукино, ты — это совсем другая история. Я тебя люблю и всегда любила. — А Роберто — это часть и тебя, и меня. То есть меня — ты любишь, а моего сына — нет?! Это унижение. И отвергая его от себя, ты отвергаешь саму себя. Ты живешь в мире, где всё правильно, где всё нормально. Но откуда! тебе знать! Что именно является и нормальностью, и нормой??? — терпение Лукино кончилось, и он рвал и метал слова и жесты, словно разгневанный Зевс молнии, или Посейдон — морские волны. — Но Лукино….! — Всё, с меня хватит, Роминетта. Завтра же я подаю на развод. — Что???! — Именно! Я с тобой развожусь. Как бы я тебя не любил, как бы не боготворил, и как бы прекрасно не думал о тебе — я не могу жить с человеком в одном доме, который не принимает меня со всем багажом жизни. — и Лукино ушел наверх, собирать вещи. Всю ночь Роминетта просидела в гостиной, в обнимку с подушкой, и молча смотрела в окно. Её настолько оглушили события прошлого вечера, что она не могла плакать. Она не вздрогнула даже тогда, когда Лукино захлопнул дверь дома, и его машина, сонно запыхтев, скрылась за холмом.