***
За ужином они беседовали о картине Луки, о его работе в мастерской, и лишь иногда касались тем учёбы. Роберто чувствовал, что его любовь к Луке загорается новым пламенем. Чем дольше он его слушал, наблюдал за движениями, позой, лицом, за тем, как Лука ест, как тонки его манеры, тем больше ощущал желание быть с этим мужчиной не одну или две ночи, а как можно дольше. Он не задавал себе никаких вопросов, он просто рисовал в своём воображении, как будет касаться, целовать, гладить, восхищаться этим, сидящим напротив него молодым мужчиной, как будет сходить с ума под его руками, губами и телом, как выгнется не один раз в стонах и кульминации, как оставит следы на Луке, как будет птицей Фениксом.***
— Пока мы были друг без друга… — И что ты делал эти месяцы, без меня? — Я говорил с тобой на французском. — На французском? Почему? — Мне казалось, что ты меня слышишь, через этот язык. — А как ты говорил со мной? — Вечерами. За столом, сидел и писал тебе письма. — Трогательно. — Я выгляжу смешно? — Нет. Разве я это сказал? — Лука наклонился в сторону Роберто. — Нет, не говорил. Просто мне показалось, что тебя это забавляет. — Роберто, что с тобой происходит, м? Я здесь. Мы сидим у нас дома, в гостиной, и просто говорим, делимся мыслями. Я и не собирался тебя задевать чем-то. — Тишина наедине с собой сыграла свою роль, Лука. — Но ты ведь мог позвонить. Написать. Заехать. — Как ты себе это представляешь? — Что? — Ну представь. Я оставил тебе письмо на столе. Исчез из твоей жизни рано утром, и даже никак тебя не коснулся. И если я себя вдруг за эти месяцы без нас, почувствовал как-то плохо, то… — Да. Ты мог бы как-то дать мне знать об этом. Почему ты считаешь, что это кидает на тебя тень? — А разве не кидает? — Покажи мне хотя бы одни отношения между людьми, которые идут гладко, и я удивлюсь им. — Почему? — Потому удивлюсь, что не бывает идеальных отношений. Как и людей совершенных — тоже не бывает. Ты об этом разве только сейчас узнал, из нашего разговора? — Но ведь… — Вот тебе и «ведь». Ты думаешь, что мне не было больно, когда я прочел этот многостраничник? Роберто молчал, долго и внимательно глядел на Луку. — Я дочитал. А потом плакал. Да, представь себе, и такое с людьми бывает. Чувства. Эмоции. И я такой же. Из плоти. Крови. Из мыслей. Чувств. Из желаний. Да, мне показалось, что мой мир рухнул. Впрочем, почему «показалось»? Он рухнул. Ты исчез. Ты решил себя понять. В отрыве от меня. Без меня. Ты выбрал для себя иную жизнь. И я принял эти правила. Я не звонил. Не приезжал. Не подходил к тебе в университете. Нашел работу натурщиком, и не только из материальных соображений, но больше по той причине, что не могу находиться дома. Здесь всё — наше с тобой. Вещи. Мебель. Уголки, где мы целовались, стены, к которым я тебя, а ты меня — прижимал в порыве страсти или охватившего желания нежности. Утро. Вечер. День. Ночь. Не имеет значения. Я всё помню. До мелочей. Я ждал. Я понимал, что ты вернешься. Но телефон не вибрировал. Почта молчала. Двери не открывались ничем, кроме моего ключа. Я хотел подойти к тебе в университетском кафе, и просто пообедать с тобой, — что было бы проще? Но ты даже не смотрел в мою сторону, а если и смотрел, то делал вид, что не знаешь меня, или не хочешь, чтобы я был в твоей жизни. Не только тебе, Роберто, — больно. Но и тем людям, которые есть в твоей жизни. Я не нравоучения тебе читаю, не думай. Просто делюсь мыслями. Иногда наступает в жизни момент, когда твой любимый человек ждет от тебя шага. У него же тоже могут быть в голове вопросы о том, нужен ли он тебе, и как ты к нему относишься. Он может жить рядом, и молчать. Наблюдать за тобой. Ждать хотя бы малейшего знака от тебя о себе. Хотя бы взгляда. Едва различимого движения. Да чего угодно! Я тебя отпустил. — И ты не хочешь больше, чтобы я был в твоей жизни? — спросил Роберто, наблюдая за любовником. — Но ты вернулся, и я это «прочёл» как твой шаг в мою сторону. — Но я мог не зайти в выставочный зал… — медленно произнёс Роберто. — Мог. Но я знал, что ты придёшь. Ты ведь художник, пусть и реставратор. Но художник. По сердцу и душе. — Выходит, ты меня — ждал? — Роберто выпрямился в кресле. — Я всегда тебя ждал. И всегда любил тебя. Даже в те дни, которые мы провели друг без друга. — Лука сидел перед Роберто снова на корточках, и смотрел своими зелеными глазами в его кофейные бездны, и этот разговор глаз длился весь вечер….***
— Всё, о чём я думаю, — это ты… — шептал Лука, целуя Роберто в спальне, сидя лицом к нему. — И я тоже, думаю только о тебе, Лука… — фразы Роберто сбивались на движения губ, и тонули в горле воздухом любви. — Ммм, — двигаясь, и слегка покачиваясь на Роберто, стонал Лука. Его губы коснулись шеи Роберто в поцелуе, как перед работой у Густава. Теплота губ, их приятная влажность, запах, остающийся после… сводили с ума Роберто, и он ощущал, как буквально разлетается на осколки от любви, счастья и желания этого мужчины. Он хотел, чтобы Лука брал и брал его, чтобы он оставил на нем всего себя; Роберто мечтал, чтобы каждый миллиметр его тела напоминал о Луке, пах им, отзывался им. — I want you, Luca. This is making me alive. — I love you so strong, my dear. This is making me alive. И эта ночь наполнилась стонами, мольбами не останавливаться, криками о любви и звуками моря. Роберто ощущал, как от каждого движения, царапанья, звука голоса Луки, его поцелуев, и жаркого дыхания, разлетается на осколки от любви, счастья и желания этого мужчины всё сильнее и глубже. Лука рычал, переворачивал его то на живот, то на спину, целовал везде, в самых тайных местах, его язык и губы выделывали такие узоры страсти и любви, о каких Роберто и помыслить не мог. И после очередного одновременного оргазма, каждый миллиметр его тела напоминал о Луке, пах им, отзывался им.