Горький мёд

— Помни, что танец — это импровизация со знанием правил игры. — Теодор стоял у музыкального центра и выбирал диск для тренировки. — То есть — мне сначала нужно выучить правила? — Верно. Разучи танго, а уже потом, когда всё дойдет до автоматизма — и будет импровизация. — Но это ведь не быстро… — Изабель стояла у зеркала, и смотрела на Тома в отражении. — Не думай об этом. Просто запоминай движения, и главное… — он подошел со спины и обнял девушку, — Расслабься, тело должно тебя слушаться, и при этом быть тягучим, ты ему отдаешь мысленные приказы, а не оно тебе. Не стой у себя на пути к танцу. — Теодор смотрел на лицо Изабель. — Я попробую. — Хорошо. — Теодор вернулся вновь к центру, включил музыку, и из колонок полилась обворожительная мелодия французского аккордеона и скрипок… Педагог держал Изабель, поворачивал, шагал с ней на счет, его умелые и худые пальцы скользили по одежде, чем дольше играла музыка, тем больше он ощущал, как Изабель расслабляется, а он сам возбуждается от её близости, от того, что её, по сути, как ему казалось, нетронутое тело, разгоралось первыми искрами французской страсти, и ей, (опять-таки, по мнению Теодора) хотелось больше чем танго, — Изабель хотелось его, — Теодора Тома, и после 3 или 5 повтора танца, — он поцеловал Изабель слегка, в пространство между плечом и шеей. Девушка с испугом в глазах, посмотрела ему в лицо. — Не надо меня бояться, Изабель. Я не причиню тебе боль. — Зачем Вы меня целуете? — Эмоции. Тебе не нравится? — Всё слишком быстро. А я не привыкла к такому. — Правила ведь существуют, чтобы их нарушать, разве не так? — Тома стоял очень близко к Изабель и внимательно смотрел на неё своими серо-голубыми глазами. — Тома, Вы меня пугаете. Отпустите. — Почему ты меня боишься? Я не страшный. — Не надо. — Изабель отступила назад на три шага. — Изабель… — Тома, прошу, не делайте со мной так. — Ладно. Не буду. — он кивнул, и ушёл выключать музыку. В зале воцарилась тишина. — На сегодня тренировка окончена. Отрабатывай движения до следующей пятницы, и приходи в это же время. — До встречи. — Увидимся.

***

Уже будучи дома, за стаканом виски, Теодор Тома почему-то вспомнил свой порыв к девушке. И почувствовал, что он действительно хотел её. Не просто в рамках тренировки, а хотел заняться с ней сексом. Не любовью. Тома не знал в принципе, что такое любовь. Для него слова «любовь» и «плоть» были равны между собой. Тома боялся любви. Боялся привязанности. Страсть. Сиюминутные прикосновения, порывы, поцелуи, желания… — вот что для него было единственно понятным и принимаемым. А для Изабель — этот вечер закончился, и началась ночь, словами, которые она произносила стоя в душе, идя босиком по пушистому ковру из ванной в спальню, лежа в теплой кровати и почти уже задремывая, видя лишь размытые пятна перед собой: «Это лишь мираж, только мираж и ничего иного, что я в твоих руках».