Горький мёд

      Майя и Даниэль были созданы друг для друга. Они вместе учились на факультете медицины Датского университета; пока учились — поженились, а дипломы получили незадолго до начала войны. В датском, морском воздухе, и небе, дарившем ощущение защищенности и счастья, уже витал запах войны, крови и страданий. Но ни власти страны, ни её жители, ни тем более семьи Даниэля и Майи, не представляли какие ужасы им предстоит перенести. — Михаэль, что будем делать? — Клара, пока сохраняем спокойствие и ходим на работу, живем обычной жизнью. — Ты так спокойно об этом говоришь? — Клара встала со стула. — Надо постараться выбраться из Дании. — Куда? — В Палестину. Нас там не тронут. — Нас и здесь не тронут, дорогая. Война разгорается, ты права, но в Дании всё тихо, а значит, пока мы в безопасности. — Михаэль! Ладно, мы! Но дети! Ты о них подумал? Даниэлю и Майе нужно спасаться, пока не поздно. — Клара, я прошу тебя! — Нет, Михаэль, это я прошу тебя! Спаси наших детей! — А об Эмилии и Генрихе, родителях Майи, ты подумала? Их тоже нужно будет спасать, а не только наших детей. — Я о всех думаю. — Не волнуйся. Я всё улажу. — Я очень надеюсь. Этот разговор состоялся между старшими Моргенштернами в конце 1939 года. Первая мировая война уже началась, но до Дании реки крови пока не долились и не коснулся Беспросветный Кошмар Холокоста. Зима-начало марта 1940 года.       Даниэль и Майя работали в Госпитале короля Фредерика. — Майя, милая. Возможно, нам придётся перебираться куда-нибудь. — Но везде война, Даниэль. — Знаю. Я хочу спасти тебя, твою семью, нас. — Ты списывался с кем-нибудь из родни через Красный крест? — Да. С дядей Карлом и тётей Мариной, маминой сестрой. Они ответили, что помогут нам. — А где они сейчас? — В Швеции. В Стокгольме. — Там безопасно? — Они заверили, что да. Но сама понимаешь, что и там, если и сможем спрятаться, то лишь на время, а потом дальше — либо Палестина, либо Америка. — Может, попробуем остаться в Европе? — Ты хочешь здесь остаться?! — Нет, не здесь, Даниэль. Перебраться к твоим родственникам и остаться в Швеции. Может, когда война кончится вернёмся сюда… — Всё может быть, любовь моя. Пробуем? — Пробуем. — решительно кивнула головой Майя, положив свои теплые ладони на руки Даниэля. — Счастье ты моё, Майя. — и Даниэль нежно коснулся губ супруги. — А ты — моё счастье, Даниэль, — шепнула девушка, мягко улыбаясь, и глядя в синие глаза мужа.

***

      Вечером этого же дня все собрались на семейный совет, где было решено: Даниэль и Майя будут пробовать выбраться из Дании в случае оккупации. Эмилия и Генрих, — родители Майи, как и родители Даниэля, останутся в Копенгагене. Девятого апреля в стране началась оккупация, но о депортации пока речи не шло. Каким-то чудом семьям Майи и Даниэля удалось, как и им самим, — не попасться немцам и не оказаться в толпе обречённых. Только лишь в октябре 1943 года Даниэль и Майя Моргенштерны оказались среди ещё семи тысяч счастливых евреев, которых датские рыбаки перевезли в Швецию. Родителям молодых людей повезло меньше всех — их арестовали, направили в гетто в Богемию, и там расстреляли. Об этом супруги узнают после войны, а пока они, оказались в Швеции. Рыбаки прошли через пролив Каттегат, и причалили к небольшому городку на его берегу — Гётеборгу. — Берегите себя. — сказал пожилой рыбак Хьюберт, выбирающимся из лодки, лохматым, усталым, но счастливым, что они живы, и далеко от войны, — Майе и Даниэлю. — Спасибо Вам, Хьюберт. — обняла его Майя, чем смутила старого морского волка. — Береги себя, девочка. — он крепко обнял своими жесткими и шершавыми от возраста, и морской воды ладонями хрупкий девичий стан, и улыбнулся, глядя на юношу, стоявшего поодаль. — Спасибо огромное Вам. Мы не забудем об этом до конца жизни, Хьюберт. — пожал ему руку Даниэль. — Даст Бог — свидимся. Береги жену, она у тебя чудесная. — сказал им рыбак.

***

— До Стокгольма Даниэль с Майей так и не добрались. — выдохнула Эмма, держа чашку с горячим шоколадом в руках. Юноша вопросительно вскинул брови. — Майя заболела. В ту осень было холоднее обычного. — Где ты их встретила? — Они прятались в каком-то заброшенном доме, а Даниэль постучался к нам, искал лекарства. — И ты пошла с ним? — Да. Мы с Фредериком спросили, где они прячутся, взяли машину и привезли сюда. — Вы рисковали. — Все рисковали в те годы, Федерико. Мы не могли оставить их на улице, умирать. — Немцев не было в городе? — Были, но они не ходили по домам, не расстреливали, не устраивали облав. Швеция для немецкой армии была перевалочным пунктом на Норвегию. Потому мы не боялись. — Совсем? — Конечно нет, милый. — Я горжусь тобой, Эмма. — Федерико встал с кресла, и обнял её крепко. — Нами… — поправила Федерико она. — Вами. — кивнул Федерико. — А что было дальше с Даниэлем и Майей? — Когда мы привезли их домой, то спрятали на чердаке. И они прожили там до конца войны. А потом, они думали остаться либо здесь, либо вернуться в Данию. Но… насколько я помню, они жили долгое время рядом с Университетской больницей. Кажется, преподавали в университете. Они врачи. — А какой профиль? — Даниэль — хирург, а Майя — невролог. До глубокой ночи Эмма показывала Федерико фотографии тех лет, письма, дневники, вещи. Так Федерико узнал больше о прошлом своей семьи.