Горький мёд

Федерико размышлял. Этот мужчина с глазами цвета кофе с коньяком, которые светились янтарём на солнце (так представлял себе Федерико Робертовы глаза в солнечную погоду), вошёл в его сердце тихо, словно в новый дом. Преподаватель реставрации в университете. Знали ли они оба в этот момент, что буквально через три дня, судьба улыбнётся им мудро, тепло и фортепианно? Роберто об этом не догадывался совершенно, а вот Федерико… чувствовал это внутри своего сердца, сегодня, в эту уже наступившую осеннюю ночь… «Любовь просто — возникает, не подчиняясь никаким законам», — подумал про себя молодой человек, и сев за рояль, стал мягко касаться клавиш. Звучала нежная, едва слышимая, океаническая мелодия… Музыка его любви, взглядов, молчания, мыслей. Мы ведь, по сути, так мало, если не сказать — ничего — не знаем о любви; не представляем, почему один человек для нас незаметен, а другой становится всем миром. (?) Или фраза: «Les mariages se font dans les cieux» всё-таки не романтическая эфемерность позапрошлого столетия, а возможная реальность века сегодняшнего? Федерико ничего не знал о Роберто. Но он чувствовал его. Федерико чувствовал, как его любовь к Роберто мягка, течет по телу, заполняет сердце, начинает играть в душе мелодию моря и бриза. Федерико вспоминал, наигрывая, внутренним взором, глаза Роберто под зонтом, его лёгкий румянец, вопросы… Все эти события дня и вечера дарили Федерико улыбку. И он чувствовал, что сейчас Роберто думает о нём… …Федерико оказался прав… Роберто действительно, оказавшись в своём любимом, тёплом книжном магазине чуть дальше центра города, бродил между стеллажей, брал в руки то одну, то другую книгу, гладил их корешки, открывал, читал первые, срединные или последние строки, разглядывал обложки, и. думал о Федерико.       Внезапно в голове у Роберто замелькали кадры ленты Лукино Висконти «Смерть в Венеции», а именно один из разговоров, который вспоминает Густав фон Ашенбах, уже будучи в Венеции, за обедом, незаметно поглядывая на Тадзио, сидящего в кругу семьи за дальним столом: »…Красота. Вы имеете в виду вашу душевную концепцию красоты. А отрицаете ли вы способность художника творить от души? — Да, Густав. Именно это я и отрицаю. — Тогда, по-вашему, наша работа как художника… — Именно работа! Неужели вы действительно верите в красоту как результат работы? — Да, верю. Именно так и рождается красота. Вот так. Спонтанно. Полностью независимо от вашей работы и от моей. Она существует прежде нашей самоуверенности художника. Ваша большая ошибка, дорогой друг, заключается в том, что вы воспринимаете жизнь, реальность как ограничение. — А разве это не так? Реальность только отвлекает и принижает нас. — Знаете, иногда я думаю… что художник подобен охотнику, целящемуся в темноте. Он не знает, какова его цель, и он не знает, попал ли в нее. Нельзя ожидать, что жизнь осветит тебе цель и направит твой прицел. Создание красоты и чистоты — это духовный акт. — Нет, Густав. Нет! Красота относится к чувствам. И только к чувствам! — Нельзя потрогать душу… Нельзя постичь душу чувствами. Нельзя. Только полным доминированием чувств можно достичь мудрости, истины и человеческого достоинства. — Мудрости? Человеческого достоинства? Что толку от них? Гений — это божественный дар. Нет, — божественное несчастье. Греховная, мягкая вспышка естественной одаренности. — Я отвергаю демонические достоинства искусства. — И ты не прав! Зло необходимо. Оно питает гений. — Чай готов. — Спасибо. — Хотите чаю? — Да, пожалуйста. — Если вы хотите с молоком, налейте сами. — Благодарю.» Роберто нашел этот том в разделе «Классическая проза XX века» и купил его. И уже дома, лёжа в постели, Роберто раскрыл роман, и погрузился в атмосферу весны 1911 года, Венеции, моря, красоты, пленительности. Роберто вспомнил свой «венецианский» сон, и ему показалось, что теперь он видит руки, что обнимали невесомо его плечи. Слышал звуки моря, его запах, тяжесть, и одновременную лёгкость бирюзовых, изумрудных, где-то в глубине серых, ближе к горизонту золотых волн Лагуны…       А ранним утром, когда весь Милан ещё спал, Федерико уже пил обжигающий превосходный кофе в «Уюте Джаза» и внимательно смотрел в небеса. «Море и небо — два Символа Бесконечности. Море — всегда прекрасное. Его цвет, его голос, его переменчивость…» — подумал юноша, отпивая очередной глоток из чашки, уносясь чувствами и ожиданием к Роберто.