***
«Лука!
Я слишком долго думал, прежде чем написал эти несколько страниц, на которых попробую объяснить, и очень надеюсь, что ты меня поймёшь, и не будешь держать зла, почему я так поступил — уйдя из твоего дома, и по сути, — из твоей жизни. Я не хочу тебя обманывать, говоря сейчас о том, что мне не больно. Мне больно. Но я не вижу иного выхода, кроме как того, что делаю сейчас. Я тебя люблю. И это чувство делает меня счастливым. Я не думал, никогда не думал, что такое возможно между людьми. Я всегда делал то, что мне скажет моя семья. Ты видел моих родителей. И ты понимаешь, о чем я сейчас пишу. Когда мы с тобой познакомились, я спустя время понял, что рядом с тобой я чувствую себя иначе: мне спокойно. Я тебя полюбил не сразу, а постепенно. Просто — не мог это чувство показать прямо. Как ты это показал мне спустя время. Всё то, что случилось с нами летом — моё признание матери о себе, разговор с отцом, мой уход из дома, твоя протянутая рука помощи, а по факту (и это я увидел за ужином, когда ты клал мне салат, говоря о Маме Вере) — рука любви, — дало мне опору в жизни. Я впервые почувствовал себя собой. Действительно Собой — пусть и молодым, но мужчиной, способным принимать решения и нести за них ответственность. Перед тобой. Перед собой. Перед окружающими. Отстаивать то, что мне дорого. Ты сейчас горько усмехаешься, глядя на эти строки своими зелеными глазами, и думаешь, мол, какой я идиот, пишу такие высокопарные фразы, а сам ушел, и оставил после себя, и всего, что между нами было, лишь конверт и эти строки…? Знаю-знаю, усмехаешься, и знаю, что тебе тоже больно сейчас, и глаза твои влажные. И я хочу сказать тебе, Лука. Я тебя любил. И был в ответе за тебя и за те решения, которые я принял лично для себя, вступая на эту Линию Судьбы. И я не отказываюсь от тебя, и от своих чувств по отношению к тебе. Я просто должен побыть на Той Стороне, чтобы понять, моя ли она, или нет. Ведь ты себя знаешь лучше, чем я. Тебя никогда не интересовали женщины. Со мной же всё иначе. Мне важны вы все: и ты, и моя семья, которая ждет от меня чего-то большего, чем просто жизнь художника-реставратора. Я не делаю сейчас односложный выбор, оставляя всё прошлое за спиной. Наша с тобой история жизни всегда будет со мной. Её никто не вправе забрать у меня, как и у тебя. Я не знаю, как повернется моя жизнь. Просто сейчас, когда допишу строки и поставлю точку, я должен буду запечатать конверт, оставить его на столе, и уйти из этой комнаты, из твоего дома, и твоего мира, который стал моим домом, моей душой и моим сердцем; но я ухожу не навсегда, я ухожу лишь на время, и только потому, что это нужно. Мне. Не злись на меня, прошу. Я благодарен тебе за всё, что ты сделал для меня. Я благодарен тебе — за тебя. Я буду помнить тебя. Обнимаю. Навсегда твой, Роберто.» Лука сидел на полу, на мягком ковре, тот самом, где стоял босым Роберто, он откинул голову на диванную подушку и пытался унять боль сердца. Пытался дышать. Пытался не думать. — Роберто!!! Роберто!!! Роберто!!! — произнес Лука, но дом ответил ему тишиной. Он был один на один с собственными мыслями. Один на один со своим миром, вернее, с его осколками, которые сейчас впивались в его сердце. Лука вспомнил, до самых мельчайших деталей, до запахов, до сервировки стола к завтраку то утро, когда… Лука помнил, что огрызнулся тогда на любимого, а… «Роберто не стал реагировать на этот выпад любовника, а просто спокойно вылил омлет в небольшую сковороду, положил овощи, травы, и снял с огня турку. Через несколько минут перед Лукой стояла тарелка с завтраком, рядом стояли кофейная чашка, тосты на тарелке и розетка с джемом. — Ешь. — кивнул Роберто ему с улыбкой. Лука кивнул в ответ и начал медленно есть. Он иногда поглядывал на то, как проворно Роберто управляется с приборами, на его руки, тело, лицо, и у него сжималось сердце. Неужели Роберто его не любит? — Вкусно? — снова улыбка скользнула по губам Берта. — Да. Сытно. Спасибо тебе. — Пожалуйста. — улыбнувшись и поддернув плечами произнес Робер. — Роберто… — Лука набрался смелости и сил на вопрос… — Да? — Робер развернулся к нему. — Всё кончено? — выпалил Лука, а ожидание ответа рвало на кусочки. — Мне предложили место на кафедре реставрации. — Ты согласился? — Согласился. — В Милане? — Да. — Выходит, что у нас теперь будут другие отношения и дистанция ворвётся нежданно? — Не совсем так. — Пояснишь? Роберто подошел к Луке, присел на корточки перед ним: — Лука, всё то время, что мы провели вместе, все чувства, которые ты подарил мне, и мы друг другу, — я сохраню в душе. В жизни бывают моменты, которые нам неподвластны. Я не хочу портить тебе жизнь тем, что ждёт меня впереди. И надеюсь, что ты меня поймёшь, может быть не сейчас, а позже, много позже. Прости меня, дорогой. Прости. — Роберто обнял Луку. Лука держал Роберто за спину и по его лицу текли слёзы: — Я был счастлив с тобой, Роберто. И пообещай мне единственное, — Лука высвободился из объятий, — Пообещай — не забыть меня. Пусть у тебя будут другие отношения когда-нибудь, просто — помни обо мне. — он смотрел в глаза Роберто влажно, и пытался улыбнуться, но… — Я сохраню всё, связанное с тобой — в себе. Не бойся. — Роберто мягко коснулся губ Луки, тот ответил долгим, прощальным поцелуем, в котором была вся любовь, все чувства, живущие в сердце Луки. — Просто знай, Роберто: я люблю тебя. И буду любить всегда. Что бы ни случилось со мной, с тобой. — и Лука снова обнял его.» — Господи!!! Как же мне больно!!! — плакал в голос Лука.***
Следующие несколько недель Лука ходил на учебу, ни с кем не общался, много читал, много работал над картинами, бывало, что сидел и до самого раннего утра, а потом шел в университет, выпивая на ходу стакан кофе и заедая его половиной круассана. В перерывах между парами Лука обедал салатом с кусочком хлеба и выпивал снова чашку кофе. Он видел Роберто. И его душа рвалась в клочья каждый раз, когда Лука слышал запах его парфюма, звук голоса в очереди, коридорах, и он молился всем святым, чтобы не было общих с группой реставраторов лекций. Профессор Стефан Алессандрини, куратор группы художников, где учился Лука, был им очень доволен, и всегда ставил в пример одногруппникам его картины и конспекты. В другое время Луке было бы приятно такое внимание к себе, и он бы радовался. Но не сейчас. Луке казалось в эти недели, которые медленно превратились в месяц, что мир вокруг него затих, а он только и может, что ощущать сердечную боль…