Горький мёд

       В ночь со вторника на среду Лука снова не спал. Вряд ли полчаса при свете луны, что уходит с трона ночи, уступая горизонт Аполлону, можно назвать сном. Он лежал в постели, и смотрел, как жемчужные блики покрывают стоящий на мольберте триптих. «Gravity of Love» — изображал двоих мужчин: один сидит за мольбертом в тёмно-синем фартуке на бёдрах, с кистью в руках, а второй стоит за его спиной, и смотрит на холст, и несмелые касания к акварельной бумаге. В центральной части полотна молодой мужчина всё также — за мольбертом, но фокус сместился на человека в кресле, с книгой в руках. Его взгляд Лука написал оливково-страстным, горячим, сверкающим. В правой же части триптиха — высокий, брюнет загородил собой акварель, нагнулся, и со всей страстью, какую только обнаружил в себе — целовал художника. Лука, глядя на правую сторону картины, кожей ощущал, как когда-то… »…Закатал рукава, расстегнул несколько пуговиц на рубашке, и сел на стул. — Это тебе пригодится, — шепнул Роберто, покрывая бёдра сидящего Луки рабочим тёмно-синим фартуком. И после — мягко коснулся маленького треугольника между волосами и изгибом ушной раковины. Лёгкий стон Луки подарил улыбку Роберто. — Ты знаешь, как лишить меня рассудка…. — Конечно, знаю, но сейчас нам нужно закончить картину, а после…. — Милый… я уже… — Ммм, тогда я отойду… — и Роберто шагнул назад, и уже будучи за спиной Луки, произнёс: — В акварели, главное, верное соблюдение пропорций красок и воды. Ты ведь не по мокрому листу пишешь. — Да? — Конечно. Потому здесь, в данном случае с теми местами, которые у тебя не получаются, нужно поработать именно с тенями, водой и смешением. И всё тогда будет таким, как на картине. — И как этого добиться? — Наноси краску тонко, и не бойся держать кисть свободно, — Роберто подошел, и показал Луке., — Вот так, не сжимай её, будто это ветка, а ты утопающий. Не стоит делать спешные мазки. Расслабь руку, погрузись в картину. — И Роберто взял руку Луки, обмакнул кисточку в краску, и очень свободно, медленно, провел по листу. — А вот здесь, нужно взять смесь синего, и воды, чтобы цвет был больше похож на воду, чем на краску. — Как у тебя это получается? — Само собой. Я не знаю, почему так выходит. Просто… — М? — Просто я чувствую цвета так. — Как? — Сердцем. Лука улыбнулся, глядя на Роберто. Он никогда даже и представить не мог, что такое бывает: чувство цвета сердцем. — Что ты будешь делать, пока я занимаюсь? — Почитаю. Работай. — Хорошо. Роберто сел в небольшое кресло, и взял книгу. Роберто читал «Божественную Комедию» Данте. «Смотри, я медлю пред тобой, горя!» И Роберто невольно поднял взгляд на Луку; и представил его нагим, вспомнил утро, услышал стоны в своих мыслях, стоны наслаждения и мольбы, ощущения твердыни и слегка солёной влажности во рту. Лука был бархатен на ощупь, солоноват на вкус и океанически свеж на запах. Смешение этих чувств, будто смешение красок и воды, родило в теле Роберто чувство тяжести ниже живота, и он, отложив исторический памятник в сторону, встал, и подойдя к Луке, загородил собой картину, нагнулся и поцеловал его со всей страстью, какую и сейчас, и вообще обнаруживал в себе. Кисточка осталась у мольберта, фартук и вся одежда, что была на них — полетела на пол. Они сходили с ума, не говорили ни слова, просто целовались, прижимались друг к другу, ощущения обнаженности собственных тел, жар, желание, любовь, сочащаяся смазка, стоны, вскрики, что-то невнятно произносимое, путающееся в волосах, и движения, сначала мягкие и неторопливые, но постепенно нарастающие; рычание, следы пальцев на спине, ладоней на ягодицах, губ на животе, в паху, поцелуи, обжигающие кожу и доводящие до Космоса… Они были похожи на Художника и Картину. Художник и Акварель. Любовь и Страсть. Нежность и Сила. Океан и Ветер.» Лука плакал в голос, стоя у мольберта на коленях, словно у святыни, или как летом, у ног Роберто, горящий любовью. Поднявшись с ковра, Лука ушёл в душ, потом выпил кофе с круассаном, и уехал в университет.