***
- Эдриен, Федерико Аманте не было на моих лекциях вот уже несколько дней. Его телефон выключен. Никто ни из одногруппников, ни сокурсников, с кем он общается, дозвониться до него не могут, в том числе и я. На том конце провода что-то говорили. - Где он? В Скандинавии? А Вы в курсе, что скоро промежуточная аттестация, а его картина, которую, собственно, он и будет представлять на этой самой аттестации, ещё не готова? И почему я, куратор группы, не в курсе, где мой студент? Я, именно я, а не Вы об этом должен знать! Роберто повесил трубку и сел в кресло, шумно выдохнув. Из кухни донёсся голос Луки: - Роберто, с тобой всё в порядке? - Мне нужно уехать на пару дней. - Куда? - В Скандинавию. Лука ничего не сказал, он понял смысл этой фразы. - Ты вернёшься? Роберто молчал. - Я полечу сегодня, поздним рейсом. - сказал он наконец, поднимаясь из кресла.... В самолёте «Милан-Гётеборг» Роберто смотрел в иллюминатор и думал: “Ночной рейс на Швецию. Я впервые в жизни лечу куда-то спонтанно, в неизвестность. Как я объясню Федерико своё появление? Да и в принципе, будет ли он рад меня видеть? Или я боюсь признаться сам себе – зачем и почему я лечу в эту ночь на Скандинавский полуостров?”***
В Скандинавии - Я беспокоился и волновался за Вас. - Роберто стоял у Федерико за спиной и держал свои ладони на его плечах. - Я знал, что так будет профессор. - Федерико развернулся к нему, и смотрел в глаза Роберто, долго, а потом, коснулся его губ поцелуем, - мягким, нежным, словно летний шведский теплый ветер. - Что мы делаем? - спросил Роберто, переводя дыхание после третьего поцелуя. - Вы задаёте много вопросов, Роберто. Нас здесь никто не увидит и не найдёт, и всё, что сейчас происходит между нами, в эту секунду... - Федерико посмотрел на Роберто, и улыбнулся ему и губами, и глазами. - Почему Вы здесь, Федерико? - Почему ты здесь? - так ты хотел задать вопрос? - Федерико поставил смысловые ударение и паузу на слове "Ты", и его глаза внимательно смотрели на Роберто. Роберто чувствовал, что почва из-под ног и уходит, - от тишины и глубины взгляда и поцелуев Федерико, и появляется - от ощущения присутствия в моменте: он с Федерико. В Скандинавии, стоит на морском берегу, продуваемом ветром, от которого можно укрыться только теплой осенней курткой с капюшоном и шарфом, повязанным на шею, или большим воротом теплого свитера. - Ты уехал. Не предупредил. Я переживал. Волновался. - Но ты меня нашёл. - Мог и не найти... - Мог, я и не отрицаю. - Почему ты здесь? - Роберто повторил свой вопрос шёпотом, глядя в глаза юноши, и чувствовал, как тонет в этой кофейной бездне. - Я должен быть здесь сегодня. Именно сегодня. - ответил Федерико, мягко поглаживая макушку и затылок Роберто и целуя его в висок. - Расскажи. Федерико выдохнул и посмотрел в лицо Роберто. Мужчина в пальто, стоящий почти вплотную, молчал, ждал наблюдая. Федерико развернулся к заливу, и вдохнул морской, холодный, осенний воздух, прикрыв глаза. - Этот залив, это место, где я сейчас стою, и куда смотрю, - там, в глубине - могила моих родителей. В холодной, осенней, солёной воде - может быть ещё в белой, цвета слоновой кости коже, в кресле у иллюминатора, в пледе, наверняка, или кардигане, светло-сером, всегда любила мягкие свитера жемчужных оттенков, и брала их в поездки, сидит мама, заснув, а в руках у неё или книга, или медиаплеер. А может быть, там, в воде, лишь её скелет. Тоненький, хрупкий. Роберто молчал и чувствовал, как его сердце бьётся тяжело, удары "отдавало" в уши. Он подошел к Федерико и взял его за руку. Слушал. Ждал. И надеялся... Федерико сжал мягко его ладонь, и продолжил тихо, не отрывая взгляда от залива, который, как казалось Федерико, говорил с ним, волнами, ветром, тучами... - Я ни разу за все эти годы не был здесь. Эмма сказала, что пока не время. Я должен набраться терпения и сердечного мужества для того, чтобы посмотреть своему прошлому в глаза, вновь прожить эту боль потери. - Эмма? - Эмма - моя бабушка. По маме. А дедушку звали Фредерик. Он умер чуть больше года назад. - У тебя похожее с ним имя. - Меня и зовут Фредерик. Но, поскольку, мой отец - итальянец - меня нарекли Федерико. Более мягкая форма традиционного для Швеции и Дании имени. - Федерико замолчал на несколько минут. Роберто смотрел на другой берег, едва очерченный, словно лёгким движением бледно-серого карандаша, сливающийся с небесной бесконечностью. - А родители твоего отца знают, что с ним случилось? - Не знаю, - пожал плечами Федерико. - Я никогда не видел их. - Как это? - Это долгая и странная история. Как-нибудь в другой раз, если ты захочешь её услышать - расскажу. Роберто слегка повернул голову, посмотрел на профиль Федерико, и одним мгновением в его памяти ярко-ярко вспыхнула сцена их встречи на балконе университета; в тот день Роберто не только узнал, что Федерико учится в его группе, но и посоветовал захватывать с собой свитер, когда Федерико захочет подышать воздухом, стоя на прохладном балконе. - Я не лезу к тебе в душу. Скажешь то, и тогда, когда сам этого захочешь. - Спасибо, Роберто. - Федерико прикрыл глаза, слегка, грустно улыбнувшись. На кончиках Федериковых ресниц застыли каплями росы слёзы. Роберто едва коснувшись, смахнул их подушечкой пальца. Они стояли в тишине, осеннем ветре и брызгах Каттегата, а потом Федерико продолжил: - Самолёт упал в залив в тот день, когда я поступал в консерваторию, был на экзамене, и играл Бетховенскую «Элизу». Я ушёл утром из дома, будучи сыном, а вернулся - сиротой. - Когда тебе сказали? - Вечером того же дня. Я не проронил ни слова. Эмма обнимала. А я потом ушел к себе в комнату и играл. - Что? - «Элизу» и играл. Мама любила эту мелодию. Эмма не заходила. Я просидел за закрытыми дверьми, то ли день, то ли два, не помню. Потом вышел. Фредерик и Эмма меня обняли. Я поужинал. Долго пил чай. Какой-то особенный, северный был в большой чашке. Я пил медленно. Эмма пыталась говорить со мной, но я лишь качал головой, давая понять: "Потом. Чуть позже. Мне нужно побыть с самим собой. С памятью. С мамой..." Роберто слушал, не перебивая. И не отпуская руки Федерико. - Я помню, что, когда допил, кажется третью кружку чая, уже была ночь, и я ушел в комнату. Лёг в кровать. Укутался в одеяло. И до меня наконец дошла мысль, что случилось. Я осознал. Ощутил. Почувствовал, что родителей нет. Я почувствовал непереносимую, дикую, ошеломительную боль от чувства, что у меня больше нет моей Мамы. Её нет нигде. Совершенно. Вообще нет. Ни в комнатах. Ни в самолётах. Ни на одной из улиц. Моей мамы больше нет в этой жизни. Она не подойдет ко мне. Не обнимет. Не скажет, что любит меня. Мы не пойдём в выходные на берег Балтийского моря. Не зайдём в маленькую чайную на обратном пути. Я не услышу её голос, когда она будет читать отрывки из книги Иосифа Бродского. - Какой книги? - "Набережная неисцелимых". Это одна из самых любимых маминых книг. У Роберто перехватило дыхание. Федерико это заметил. - А почему ты спросил? - У меня есть эта книга. - Ты сейчас читаешь её? - Да. Местами. Вечером обычно. - Есть в ней любимые отрывки? - Да. - Покажешь мне? - Тебе интересно? - Эта книга - особенная для меня. И дело не только, в том, что она связана с моей жизнью и мамой. - А в чём ещё? - В этой книге - ключ к моей жизни. - Федерико медленно высвободил руку, и прошел три шага влево, вернулся обратно, взял Роберто за руку крепче, и промолвил: - Так спокойнее. Ты здесь. - Я с тобой. Не бойся, Федерико. Я с тобой. Федерико молча стоял, ветер трепал его волосы, забирался за ворот пальто, шарф, а он, будто не замечая, как на природу спускается вечер, говорил, и его голос смешивался с ветром, одинокими чайками и голосом залива: - Когда Чувство, что моей Мамы больше нет в этой жизни - ошеломило меня своей Абсолютностью, Реальностью и Неотменимостью - я расплакался. Я плакал долго. По-разному, - навзрыд, тихо, в подушку, кричал, выл, кусал руки... Мне было Больно. Страшно. Одиноко. Силы меня покинули к утру. Я провалился в долгий, лесной, задумчивый сон. Без сновидений. Я лишь слышал голос. Мамин голос. И чувствовал её руки на своём лице... - Федерико замолчал. Выдохнул. Сильнее закутался в пальто, поднял ворот. Роберто подошел и обнял, прижав его к себе. К своему сердцу. - Ты замёрз. Тебе нужно согреться. Пойдём поужинаем? - Ты прав. Мы простояли здесь весь день. - Федерико огляделся вокруг, улыбаясь. И от этой улыбки, у Роберто зашлось сердце и подкосились ноги.