***
Стою у входа в отель Радиссон Блю в Мальмё, подпирая спиной бетонную стену. Делаю долгую затяжку, наслаждаясь минутами наедине с собой и с горьким никотином, медленно расщепляющим мои способности нормально дышать, а мои лёгкие — адекватно функционировать. Да, я бросил курить и снова начал. Только давайте без осуждения, ладно? Вы же сами знаете, как сильно я стрессую. А сегодня я стрессую ещё больше из-за того, что жду, пока Нора договорит со своим любимым папочкой, и мы наконец пойдём на прогулку, где я и расскажу ей о том, какой я всё-таки мудак. Никогда у меня ещё в жизни не было таких серьёзных разговоров. И я бы никогда не подумал, что окажусь трусом, но так оно и есть, к сожалению. Вынашиваю эту идею уже две с половиной недели, а решаюсь выпалить правду-матку только сейчас. А, может быть, и сегодня не смогу. Кто вообще придумал это понятие — «правда»? Неужели бывает только одна единственная правда? По-моему, у каждого она своя. Я действовал, практически не думая о последствиях, желая ощутить огненный азарт, разливающийся в жилах пламенной лавой, заставляющий вновь почувствовать себя живым. Игра. Игра на выживание. Проигравший остаётся с разбитым сердцем или с ощущением того, что он поступил, как самая последняя мразь. — Пойдём? — голос Норы снова вырывает меня из пучины паразитических мыслей, и я, потушив сигарету, бросаю на девушку небрежный взгляд и коротко киваю. Мы отходим от помпезного входа в отель. Просунув руки в карманы пальто, оттягиваю его вниз, пытаясь укутаться в одежду глубже. Холодно. Интересно, мне холодно из-за подступающей зимы или из-за пробирающих на дрожь мыслей? — Куда мы идём? — поворачиваю голову, взглянув на Нору, и замечаю, что её нос заалел от холода. Мило. — Кое-куда, — она кидает в меня загадочный взгляд, слегка улыбнувшись, а я глубоко вздыхаю, в красках представляя наш разговор о том, как я обманывал её эти полтора месяца.***
Нора приводит меня в какой-то парк, а на улице уже совсем темнеет. Небо застилает тёмно-синяя пелена, без единого облачка, а одинокие фонари через каждый метр создают атмосферу романтики. Не нужной мне романтики. — Я надеюсь, ты не привела меня в безлюдное место, чтобы жестоко расправиться со мной без свидетелей, — эта теория не кажется мне уже такой дикой, учитывая тот факт, что я собираюсь рассказать Норе правду. — Или всё-таки я тебя раскусил? — мы доходим до набережной, и я разворачиваюсь к Норе лицом, облокотившись на перила и скрестив руки на груди. — Так ты считаешь меня сумасшедшей значит? — она останавливается рядом, хитро щурясь. — Всё это время считал меня ненормальной? Я поражена. — Я умею удивлять, — вижу в её глазах искрящийся блеск, но знала бы она, что именно я имею в виду. — Ну, так что, какой план? — Я хотела тебе кое-что показать, — Нора улыбается, запрыгнув на перила и усевшись сверху. — Но надо подождать немного, время ещё не то. — Не упадёшь? — звучу как отец с проблемой гиперопеки. — А ты переживаешь за меня? — Нора перекидывает одну ногу на другую сторону, свесив её по направлению к едва колышущейся от лёгкого ветерка воде, а второй упирается в основание перил. — Может быть, — мой голос звучит тихо, а карие глаза пристально изучают меня, блуждая по моему лицу. — А, может быть, просто не хочу, чтобы меня потом задержали по подозрению в убийстве, — Нора облокачивается на руки, приблизившись ко мне корпусом, и её лицо оказывается в сантиметре от моего. — Не дождёшься, — ещё движение, и я отправлюсь в специализированный ад для изменщиков. Поспешно отстраняюсь, кинув взгляд куда-то вперёд, и замечаю небольшую скамейку в двух метрах от нас. — Сядем? — приподнимаю бровь, коротко глянув на Нору, а она улыбается так, будто знает обо мне всё, что только можно. Но это, конечно же, неправда. Если бы это было так, то я бы тут с вами не разговаривал. Почему? Мёртвые не болтают обычно. — Да, — она резво слезает с перил, направляясь в сторону лавки, а я, лениво оттолкнувшись от своей опоры, иду за ней. — Так что ты там хотела мне показать? — Нора садится, поджимая под себя ногу. — Увидишь. — Интрига? — Хотелось бы, — снова нежная улыбка. — Знаешь, я хотела кое в чём признаться тебе… — Я уже знаю, — я облокачиваюсь спиной на скамейку, развернувшись к Норе корпусом, а мои губы образуют ненавистную всем самодовольную улыбку. — Влюбилась в меня, да? — Ну… как бы… — Ладно, малыш, можешь не говорить ничего, я и так всё понял… — дотрагиваюсь до её губ пальцем, издевательски ухмыльнувшись, а Нора непонимающе хлопает глазами. — Погоди, у тебя тут ресничка упала… — хватаю её лицо двумя руками, проведя большим пальцем под глазом, а она еле сдерживается от смеха. — Вообще-то я не в этом хотела признаться, но раз ты так хочешь этого, то ладно, — хмурюсь, дёрнув уголком рта, а Нора медленно убирает мои руки со своей мордочки. — Я хотела сказать, что со мной часто общаются из-за отца. Видят во мне способ подобраться к его богатству, — она заметно грустнеет, и я тут же становлюсь серьёзным, натянув на свою физиономию выражение сочувственности. Ну-ну, Нильсен, ты-то у нас не такой, да? — Сложно быть дочкой миллиардера, да? — в меня летит осуждающий взгляд, и я виновато улыбаюсь. — Да. Никогда не знаешь, из-за чего с тобой общаются, то ли из-за денег твоего отца, то ли из-за того, что ты кому-то понравилась, — она долго вглядывается в мои глаза, и мне становится не по себе. — И почему ты говоришь мне об этом? — лихорадочно закидываю руку на спинку лавочки, стараясь не выглядеть взволнованным. — Ты не такой, — я чувствую, как моё сердце в буквальном смысле начинает биться чаще, а горло пережимает удушающим чувством вины. — Мне так нравится общаться с тобой… — Нора, я должен тоже кое-что сказать тебе… — я не успеваю разбить очередное женское сердце, и Нора резко закидывает голову назад, вглядываясь в мрачное небо. Хватает меня за руку, трясёт словно маленькая девочка, а я сижу как каменная статуя, не в силах вообще понять, что здесь происходит и чего она от меня хочет. — Ну, посмотри! — она на секунду поворачивает голову, взглянув на меня, а потом снова смотрит наверх, и её карие глаза сверкают под лунным светом, отражая полную безмятежность и детскую влюблённость в жизнь. Поднимаю взгляд наверх и вижу мглистое небо, усыпанное ярчайшими звёздами. Можете считать меня диким, но я никогда раньше не видел звёздное небо. Как-то было не до этого, знаете ли. Плюс, я родился и рос в Стокгольме, а огни большого города перекрывают любые попытки вырваться такой красоте наружу. Ощущение, будто миллионы световых точек борются за место на ночном небе. Я не мастер на красивые речи и шикарные описания внеземного волшебства, что сотворяет тут шведская природа. Я мастер только в разочаровании женщин. — Красиво, правда? — с трудом отрываюсь от искрящегося магическим светом неба и перевожу взгляд на Нору, услышав её голос. — Очень, — рассматриваю её лицо, а она до сих пор бегает глазами по маленьким звёздочкам, украшающим бездонное тёмное небо. — Это ты мне и хотела показать? Нора наконец встречается со мной взглядом, а я уже забыл о том, насколько невероятен сегодняшний вечер. Я думаю только о том, как мне сейчас паршиво из-за осознания того, что ни черта мы с Норой не похожи. Я был таким глупым, когда нелепо бросил ту фразу про нашу похожесть, когда мы только познакомились. Она настолько далеко от меня, словно девушка из другой вселенной, словно недосягаемая пылающая звезда, которую я вырвал с ночного неба и оборвал все её концы с корнем. Жестоко, безжалостно, а самое главное, совершенно незаслуженно. — Да, это, — она мягко улыбается, заправив прядку светлых волос за ухо. — Спасибо, — сжимаю челюсть и чувствую напряжение в скулах. — Никогда не видел такой красоты, — не моргая, продолжаю испепелять её глазами, и она отводит взгляд в сторону. — Первый раз я увидела звёздное небо с мамой, когда мне было 12, — Нора садится глубже, обхватив колени руками, и прижимает их к груди. — Она показала мне это так же, как я сейчас показала тебе, — она кидает короткий взгляд на меня и снова отворачивается, вглядываясь в тёмный горизонт перед собой. — Больше не ходите? Времени не хватает? — Её больше нет, — голос Норы становится еле слышным, и она слегка закидывает голову назад, в очередной раз взглянув на звёздное небо. — Я люблю смотреть на звёзды. Мне кажется, что где-то среди них моя мама. Я глубоко вздыхаю, а сердце щемит от душевной боли за эту девчонку. Почему таким светлым людям достаются самые жестокие страдания этого мира? Вообще, я её понимаю, конечно. У нас с отцом тоже было много традиций, но я наоборот стараюсь не возвращаться к этому, иначе рискую захандрить конкретно, а потом и вовсе не выбраться из этого дерь… сложного состояния. Как же мы всё-таки зависим от травм, полученных в детстве… Они до сих пор имеют власть над нами, управляют нашими мыслями, эмоциями, не дают наслаждаться жизнью сполна. В каждом из нас живёт тот маленький ребёнок, который чего-то не дополучил, где-то не додал, чего-то не достиг. Когда-то тогда, когда это было важно, а теперь уже, конечно, нет, но это не решает проблему. Она осталась там, и мы тянем её по жизни, словно окровавленный воспоминаниями крест. — Что с ней случилось? — придвигаюсь ближе к Норе, оставляя руку на спинке скамейки. — Она сильно болела, — Нора опускает подбородок на свои коленки, прижав их сильнее к груди. — Знаешь, это чертовски ужасно и трудно — наблюдать за тем, как человек очень медленно умирает. Может прозвучать жестоко, но где-то в глубине души я хотела, чтобы она умерла быстрее. Чтобы меньше мучалась, — на удивление голос Норы звучит как сталь. — Конечно, я молилась о том, чтобы она протянула ещё хотя бы денёк, и я бы провела его с ней, потому что я тогда не была готова принимать её уход. Но я считала себя жуткой эгоисткой из-за этого, — она опускает голову вниз, и я слышу мягкие всхлипы. — Поэтому может показаться, что отец слишком трепетно относится ко мне. Он тоже очень болезненно перенёс смерть мамы и теперь изо всех сил пытается сделать меня счастливой. Вернуть в беззаботное детство. Недолго думая, обвиваю Нору одной рукой, прижимая к своему телу, и она очень плавно и быстро ныряет в мои объятия, уткнувшись носом в мою грудь. — Я тоже потерял отца, — она отстраняется, глянув на меня заплаканным взглядом. — Но не так, как ты. Он был полицейским, там как раз всё произошло очень быстро и неожиданно, — рассматриваю её лицо, впервые спокойно реагируя на свои рассказы о покойном отце. — Сложно было принять, наверное? — О да, — иронично произношу я, слегка улыбнувшись. — Делал много идиотских поступков. — Каждый переживает утрату по-своему, — наконец вижу улыбку Норы, и камень с моей души падает в ту же секунду. Только вот у меня там не один камень, а целая гора. — Ты права. Но я так и не научился не быть идиотом. — Почему ты так категоричен к себе? — Нора разворачивается ко мне корпусом, опустив свою руку на мою. — Зачем ты себя наказываешь? Дай подумать. Может быть, потому что я это заслужил? — Знала бы ты правду, ты бы не захотела быть рядом со мной, — едва слышно произношу я, вобрав воздух в грудь, понимая, что тот самый момент пришёл. Момент, когда Нора Ларсен разочаруется во мне, а заодно в себе, потому что повелась на такого придурка, как я. — Это то самое, о чём ты хотел поговорить? — Именно оно, — начинаю чувствовать, как немеют пальцы, а бешеный стук сердца отдаётся в ушах неприятным шумом. — Надеюсь, никаких трупов? — Нора ласково улыбается, а я закусываю губу, будто не в силах произнести слова, которые режут меня изнутри. — Я такой же, как все остальные, — её брови слегка приподнимаются, а я глубоко вздыхаю, продолжая прожигать её тяжёлым взглядом. — Да-да, ты всё правильно поняла. Нора опускает голову, убрав свою ладонь с моей, и обхватывает себя руками. — И что же тебе нужно? — еле слышно произносит, продолжая испепелять свои колени глазами. — Ещё до встречи с тобой я знал, кто ты, — поднимает голову, встретившись со мной взглядом. — Я работал с Харрис старшей, она попросила сблизиться с тобой, чтобы получить доверие твоего отца, — её взгляд обволакивается мёртвым осуждением. — Понятно, — Нора опускает ноги на землю, смахнув мокрые дорожки от слёз с подбородка. — Но, когда я увидел, какая ты на самом деле… — поворачивает голову, и я дёргаюсь от стальных ножей, вылетающих из её глаз и влетающих в мои. — Я очень хотел рассказать тебе всё, ты этого не заслужила, и вообще… — женский голос прерывает мой оправдательный монолог. — У меня только одна просьба. — Всё, что угодно. — Забудь то, что я тебе тут говорила про маму. Жалею, что рассказала тебе об этом. — Нора… — она встаёт на ноги, поправив пальто, и я вскакиваю за ней. — Подожди. — Знаешь, а я ведь и правда думала, что тут… — развернувшись, Нора обводит пространство между нами пальцем. — …что-то происходит, — грустно усмехается, сложив руки на груди. — Что-то и происходит, — делаю шаг к ней, оказавшись в зоне личного пространства. — Только я не могу ответить на твои чувства взаимностью, — я едва касаюсь её плеч руками, и она издевательски усмехается. — «На мои чувства»? — Нора саркастически улыбается, склонив голову набок. — Какие чувства, Александр? Я знаю тебя полтора месяца, и ты действительно думал, что я смогу влюбиться за такое короткое время? — А ты всё-таки ошиблась. — Когда? — Когда сказала, что настоящий Александр Нильсен замечательный. Похоже на то, что он всё-таки самовлюблённый мерзавец. Тишина. Этот раунд определённо за мной. Никто не умеет опускать меня лучше меня самого. — Может быть, и ошиблась, — едва слышно произносит Нора, вглядываясь в мои глаза, и я чувствую, что она теряет контроль. — А, может быть, и нет… — один короткий взгляд на мои губы, и наши глаза снова встречаются, образуя новую волну напряжённости в воздухе. Я наклоняюсь к ней, приблизившись к её щеке губами, а она отстраняется, приподняв плечо вверх, и делает шаг назад. — Не надо, — дыхание Норы становится частым, а глаза блуждают по моему лицу. — Спасибо, что рассказал правду. — Прости меня, — засовываю руки в карманы пальто, съёжившись. — И, если ты так хочешь, я забуду твою историю про маму, хоть я и считаю этот рассказ самой трогательной историей в своей жизни, — Нора поджимает губы, а лунный свет отражает блеск в её глазах от подступающих слёз. — Можешь не забывать, — она разворачивается в попытке поспешно оставить меня с пожирающей изнутри виной за все мои грехи. Я резко хватаю Нору за локоть, развернув к себе, и заключаю её в крепкие объятия. Заботливые, нежные, как будто я её старший брат, который пытается оградить её от всех мудаков, норовящих испортить ей жизнь. Придётся оградить её от себя. Нора не сопротивляется, но не обнимает меня в ответ. Мы стоим так несколько мгновений, пока тонкий женский голос не разрезает тишину ноябрьской морозной ночи. — Я не буду рассказывать отцу правду, — я отпускаю её из своих объятий, и она поднимает на меня равнодушный взгляд. — Но я бы не хотела и дальше быть частью этой компании, поэтому совру что-нибудь, поеду в Норвегию к друзьям. — Зачем тебе это? Могла бы рассказать и отомстить мне, а заодно и чокнутой Харрис, что с самого начала, между прочим, была весьма равнодушна к твоим чувствам, — опускаю руки в карманы брюк, изогнув бровь. — Не вижу смысла в мести, — бесстрастно произносит Нора, и по моей спине проходит холодок. — Каждый получает по заслугам, и не мне судить, как именно и когда именно придёт час расплаты. Я коротко киваю, резко выдохнув. Я вроде рассказал правду, но почему мне до сих пор так паршиво? Может быть, потому что я почувствовал духовную близость с другой девушкой, пока моя ведьма в Лондоне зашивается на работе, иногда уставая настолько, что даже не в силах ответить на мой телефонный звонок? Или потому что я пытался поцеловать эту самую девушку? В щёку, но всё же? Пытался? А что я конкретно к ней чувствую? Если бы не ведьма, я бы… Определённо. А это значит, что я испытываю чувства к Норе, при этом находясь в отношениях с другой девушкой. Только вот чувства разные бывают. Можно заботиться о женщине как о друге, переживать за то, чтобы она дошла до дома, но при этом не думать о том, как бы ты на самом деле хотел оказаться с ней в горизонтальном положении, изучая губами каждый сантиметр её обнажённого тела. А можно заботиться о женщине как о любимой девушке, желая каждый день просыпаться рядом, вдыхая аромат её пряных духов, ревнуя к обычным парням на улице, на секунду задержавшим на ней взгляд, вслушиваясь в звуки её мягких, нежных стонов по утрам… Мой выбор здесь очевиден. Я снова спускаюсь в ад, позабыв о всех своих ошибках, наступая на те же самые грабли, чтобы снова и снова утопать в зелёных дьявольских глазах.***
Залетаю в свою лондонскую квартиру, бросая на пол чемодан. Я был полным придурком, когда написал ей это сообщение. Она же напридумывает чего похуже, чем я вообще думал? Да, я думал, что не хочу больше жить во лжи, что мне хватило сполна этих неловких разговоров, этих попыток рассказать всё, этих дурацких раздумий, когда лучше преподнести не самые приятные новости, выплёскивая в лицо горькую правду. Я вот вроде думал, да, и мозги вроде у меня имеются, но почему получилось всё равно всё через одно место? — Агата! — кричу с порога, надеясь на то, что ведьма не вспылила и всё так же ждёт меня, как мы и договаривались. Прохожу на кухню и вижу, что она пуста. Где-то в глубине души зарождается неприятное ощущение того, что я совершил огромную ошибку. Но, знаете ли, мне не впервой. Направляюсь в спальню. Может быть, моя katten не стала сильно запариваться и решила подарить мне себя в виде подарка, только уже без обёртки? Нет, я слишком наивный. Слишком, слишком наивный. Спальня тоже пустует. Подхожу к шкафам, открывая их, и понимаю, что я не просто совершил ошибку, я конкретно облажался, когда отправил то чёртово сообщение. Пустые вешалки, на которых раньше висели ведьмовские шмотки, тоже являются доказательством того, что я в очередной раз поступил, как самоуверенный идиот.