Троя

Старший следователь Борисов утер вспотевший лоб, когда в дверях кабинета показалась черная шевелюра господина Жданова. Андрей буквально впорхнул в тесное помещение, лучезарно улыбаясь, и без приглашения уселся в кресло напротив и задумчиво поздоровался. Виделись они редко, особенно на работе, уж больно Андрей не любил сюда ходить. — Андрей Павлович, — мужчина приподнял кустистую бровь, выражая крайнюю степень удивления. — У вас какие-то проблемы? — Что вы, Василий Николаевич, — глаза Жданова за стеклами очков странно горели. — У НАС проблемы. Причем, серьезные. Нужна ваша помощь. Василий Николаевич сдержал вздох. Шесть лет почти добровольного сотрудничества, хорошо оплачиваемого, между прочим, даром не прошли. И раз уж Жданов собственной персоной явился к нему, а не отправил своего начальника охраны, то дело и впрямь труба. Опять, что ли, накосячил? Или молодцы его кого-то ненароком… — Чем могу быть полезен, Андрей Павлович? — Жданов дернул уголком губ и посерьезнел. Да, изменился он. Уже не тот мальчишка, каким был. Андрей медлил с ответом, то ли подбирая слова, то ли решая, что можно говорить служителю закона. — Мне нужно обеспечить кое-кому курортные условия на ближайшие несколько лет, — Жданов оскалился в плотоядной ухмылке. — И, поверьте, есть за что. Желательно, чтобы мое имя в деле не фигурировало вообще, — негромко ответил он, блуждая взглядом по кабинету, — Кстати, за информацию по Максимову вам огромное спасибо. — Да, мне вашу благодарность Семен передал. Но вы же понимаете, что я не могу без открытия дела посадить человека? — А если Максимов даст показания, Василий Николаевич? — Андрей взглянул на подполковника поверх очков. — Семен поможет добыть. — А проводить я их как буду? — вскинулся следователь. — Я так понимаю, вы этим господином хотите заняться самостоятельно? — Возможно, — уклончиво ответил Жданов. — Ну, допустим… может человек быть застрелен при попытке побега? — Бывало, — Василий вздохнул. — Но это столько бумаг писать… да и тело я где возьму? — Будет вам тело, Василий Николаевич. — Жданов усмехнулся. — Не переживайте. — Мне проще повесить на подозреваемого, — подумав, заметил следователь. — Волокиты меньше, а нужные показания выбивать не только Семен умеет. Когда планируете начать? — Я вам позвоню. Кстати, погоны подполковника вам очень идут, — Андрей расплылся в улыбке. — Я надеюсь, что мы с вами еще поработаем. — Я на это тоже надеюсь, Андрей Павлович, — следователь утер испарину на лбу платком. Возраст и сидячий образ жизни давали о себе знать, а в отставку уходить не хотелось. — А… — Отблагодарю, разумеется. Что ж, созвонимся с вами… скажем, через неделю-две. Ах, да, мое заявление, которое почему-то доблестная полиция отказывается принимать, — Андрей повертел в руках очки, задумчиво глядя куда-то поверх давно лысеющей макушки подполковника. — Пришлось вот к вам подняться… Сложенные вдвое листки, исписанные аккуратным почерком Жданова с двух сторон легли на стол следователя, после чего визитер откланялся, снова нацепив на лицо лучезарную улыбочку. Василий Николаевич дождался, когда дверь за незваным гостем закроется и углубился в чтение. На первом листе действительно было заявление, а вот второй вызывал гораздо больше интереса. Кратко изложена проблема, что уже сделано и в чем может помочь следствие в дальнейшем. «Вот сукин сын», — завистливо подумал следователь. Ему бы такого Семена в помощники, меньше висяков было бы, так ведь не отдаст ни за что… Хотя подполковник не жаловался. Если бы судьба не свела его с семьей Ждановых шесть лет назад, так бы и просидел в вонючем закутке калининградского отделения в звании капитана до конца жизни. То, что он в очередной раз собирается совершить должностное преступление его нисколько не трогало. Не первый раз, в самом деле… В конце концов, благодаря младшему Жданову и его «благодарности» сын сейчас учится в престижном вузе, а потом ему гарантировано теплое рабочее местечко. «По дружбе» за эти годы Андрей заходил всего несколько раз, с пустяковыми проблемами, но в этот раз дело касалось и его самого. Василий вздохнул и поспешно убрал во внутренний карман неофициальную часть заявления от Андрея Павловича. Характерно хрустнули несколько крупных купюр. Пересчитает потом, вряд ли Жданов его обидел в этот раз. — Ну что, Палыч? — нетерпеливо спросил Семен, затушив окурок. Жданов пожал плечами и плюхнулся на пассажирское кресло. — Борисов в деле. Подробностей не знает, иначе может передумать и придавить за яйца меня. А мне есть, куда их пристроить, — охранник захохотал, но тут же осекся под взглядом шефа. Не до шуток ему. Три дня прошло с отстрела собак, девчонка его ходит, как в воду опущенная, но хоть не ревет больше. Так ни слова и не сказала Палычу. — Палыч, а когда начинаем-то? — заводя автомобиль, поинтересовался охранник. — Пусть мать уедет хотя бы, — нервно ответил Жданов. — И Катя успокоится хоть немного. И с этим, как его… Витьком переговорили ребята? — Конечно. Готов помочь с вашей маленькой проблемой. Палыч, а ты уверен, что надо? — Иначе ничего не выйдет. Самому противно, но переживу как-нибудь, — буркнул Андрей. — Поехали домой, что ли? Жрать хочется и спать. Семен только усмехнулся про себя, но говорить ничего не стал.

***

Начало октября, 2010 В тот же день после злосчастной прогулки, когда смогла связно выразить мысли, она отпросилась с Семеном ненадолго, вернулась из поездки в город слегка успокоившейся, весь вечер занималась с Ташкой, отвлекая ее от отсутствия стаффов, а потом, уложив ребенка, выскочила на улицу, прихватив с собой пачку сигарет и бутылку вина. Андрей поболтался в одиночестве минут сорок и присоединился к ней. Катя к тому времени уже успела выдуть два косяка, а теперь молча напивалась. Заговаривать с ней Андрей не стал, сомневаясь, что она ответит ему хоть на один его вопрос. Да и что говорить-то? То, что ей хреново, было видно и так. Только неприятно кольнуло беспокойство, когда она склонила голову ему на плечо и прикрыла глаза. Ей гораздо тяжелее, чем она хочет показать. Бурная истерика давно позади, теперь девушка предпочитала забыться с травой и вином. Собаки давали ей гораздо больше уверенности в себе, были частью ее. Впрочем, Андрей уже знал, что дарить ей на день рождения. Если, конечно, они оба переживут ноябрь и ничего не сорвется. Он так надеялся, что все обойдется без крови, но упорство Катиных хозяев удивляло. Впрочем, Жданов прекрасно представлял, с кем имеет дело. Что ж, им же хуже. Катя заговорила неожиданно, после третьего косяка и половины бутылки. Рассказывала о детстве, об отце, который ее обожал, материла его, на чем свет стоит, потому что ушел из семьи и даже не поинтересовался ни разу, как она живет. Рассказала, как постепенно спилась мать до такого состояния, что домой приходить было страшно, даже если нигде не задерживалась. Рассказала об уличной жизни и друзьях, о том, что она творила с ними. И говорила об этом очень спокойно, без особых эмоций. Пожалуй, именно тогда Андрей решил, что расскажет ей все, когда закончится эта история. Она его точно поймет. Только бы не наделать ошибок! На следующий день она собрала оставшиеся игрушки и бесчисленное количество ошейников и поводков и отвезла их к матери домой, попутно поругавшись с ней вдрызг, как обычно. В этот раз Андрей лезть не стал, попасться Кате под горячую руку ему не хотелось. Иначе снова поругаются, а это ему было не нужно. Правда, слушать крики и проклятия тоже мало приятного. Хорошо, что Катя закончила скандал сама и довольно быстро, пожелав дорогой родительнице поскорее подохнуть. Свой тридцать первый день рождения Андрей отмечать не стал. Из гостей была только Кира, из подарков — подписанная Ташкиной рукой открытка, с которой дочке явно помогла Катя. Маме он сказал, что лучшим подарком для него будет посидеть в кругу семьи дома. Малиновский нашел какие-то неотложные дела и пообещал Андрею заехать потом как-нибудь. Ну и отлично. Значит, можно будет обнимать Катю и не уговаривать ее успокоиться. При упоминании о Романе она неизменно поджимала губы. В целом, Андрею было даже весело в исключительно женской компании, привычно, что ли… Ташка, правда, долго не смогла сидеть за столом, ей со взрослыми стало скучно, Катя пошла укладывать ее и уснула вместе с ней, немало повеселив Андрея, когда он поднялся наверх к ним. Но так было даже лучше, на ночь у Жданова были огромные планы и надежды. Сегодня он совершенно не сдерживал себя. Любил ее, словно в последний раз. Послезавтра мама улетит в Лондон, и даже видимости спокойной жизни придет конец. Не до любви будет обоим. То ли девчонка поймала его настрой, то ли мыслила в том же направлении, неважно. Под утро, целуя его в который раз после оглушительного оргазма, Катя тихо сказала, что любит Андрея. И этот подарок был даже лучше, чем подписанная Ташкой открытка. Способна ли любовь удержать ее рядом с ним, интересно? Скоро узнаем. Три недели, словно в тумане. И должно быть стыдно, наверное, что из-за собак переживаний гораздо больше, чем из-за людей, но Кате казалось, что вместе с Тойфом и Зарой умерла большая часть ее самой. Днем еще можно было держаться: Тася, Марго, Жак и Куджо скучать не давали. Том тосковал, к нему Катя и не лезла особо. Иногда только лобастая голова ложилась на колено, а в темных глазах плескались вопросы. Как объяснить собаке, что ее друзей больше нет? Тася тоже спрашивала постоянно, когда вернутся Тойф и Зара. Приходилось сваливать все детские вопросы на Андрея. По вечерам тоже было довольно сносно. Рядом с Андреем вполне можно было отвлечься от мрачных размышлений. Макс угрожал постоянно, названивая по несколько раз в день. Вечером Катя отключала телефон, чтобы у Андрея не возникало вопросов. Угрозы ее не трогали уже, на страх сил не осталось, убьют? Да плевать. Лишь бы не при Ташке. Уйти бы, и будь, что будет, да из-за мамаши не выйдет. На кого она останется? И прибить бы по-тихому, но не выйдет ведь. Раскрутят дело моментально, а там пара вопросов, и вся ее деятельность выйдет наружу. Да и Андрей какой-то странный, словно ждет чего-то. Три недели в полусне, когда с трудом ешь, встаешь с кровати утром, занимаешься делами… Сказать все Жданову и попросить отпустить? Зная его характер, ничем хорошим не кончится. Да и как оставить Тасю? Марго за «файв-о-клок» рассказывала о внучке, с самого раннего детства, и об Андрее. Казалось после этих рассказов, что она знает их много-много лет. И если прикрыть глаза, то чудилось, что все эти события происходили при ее участии. Впрочем, какая из нее, Кати Пушкаревой, мать? Она и собакам хозяйкой оказалась не очень. Не уберегла. Да и своей жизнью уже давно не распоряжается. Маргарита, как ни странно, не дала впасть в депрессию окончательно. Опыт у нее был богатый в этом плане. Сначала выдергивала из ступора Юрия, отца Киры, когда его жена сгорела от рака буквально за полгода. Потом собственного мужа, когда скончался Юрий. А через три года — Андрея. И только сквозь собственную боль Катя теперь видела, что Марго переживает все свои трагедии до сих пор. Провожать ее в аэропорт она поехала вместе с Андреем и Ташкой. Не полюбить Маргариту Рудольфовну было невозможно. — Ну все, свобода, — Андрей усмехнулся, провожая взглядом мать и с улыбкой притягивая к себе Катю и Ташку. — Думал, что будет хуже. — А почему? — полюбопытствовала Ташка. — Это же здорово, когда приезжает бабушка, пап! — Здорово, конечно, — подтвердил Жданов. — Только тебя бабушка любит, а меня воспитывает. — Ты же большой! — ребенок округлил глаза и развел руками, в подтверждение своих слов. Катя хихикнула. — И очень-очень воспитанный! Всегда со всеми здороваешься, говоришь «спасибо», «до свидания» и» пожалуйста» и не ругаешься плохими словами! И ведешь себя хорошо! Андрей слегка покраснел от смущения и зарылся носом в Катины волосы. Катя затряслась от беззвучного смеха в его объятиях, но быстро успокоилась. Жданов поднял дочь на руки и шепнул ей на ухо: «Иногда ругаюсь». Ташка в ответ возмущенно вскрикнула и попросилась на пол. Катино веселье поутихло уже по дороге к машине. Без Маргариты будет пусто в доме. Мать Андрея не лезла с ненужными советами, не учила жизни, не критиковала и вообще со всеми держалась по-приятельски доброжелательно. Очень тепло попрощалась с Лидой, кивнула Семену, который возил ее весь этот месяц и терпеливо дожидался в самых разных местах, погладила собак. А вот Катя удостоилась объятий и поцелуя в щеку, как и Андрей, хотя она, по ее мнению, этого не заслуживала. Еще одна неделя пролетела незаметно, и, вроде, все успокоилось, улеглось и вошло в привычное русло. Если не считать странной задумчивости Андрея. Бесконечных угроз Макса. Обеспокоенности Семена. Собственных ночных кошмаров и ожиданий самого худшего. Двадцать шестого октября рано утром Кате позвонила Тамара. — Катенька, только не переживай… Мама умерла… — срывающимся голосом сказала она. Пушкарева медленно опустила трубку, не отключаясь от разговора, и уставилась в окно на тонкую полоску едва забрезжившего рассвета. Андрей забрал у нее телефон и пообещал Тамаре приехать, как только смогут.