Троя

Жданов тихо вздохнул и начал рассказ. Октябрь 2004г. Калининград В детстве на вопрос, кем я хочу быть, я отвечал неизменно: «как папа». Родители посмеивались, дядя Юра с тетей Таней тоже. Даже Кира хихикала, хотя и не понимала, над чем смеются взрослые. Но отца я обожал, и те дни, когда мне удавалось попасть к нему на работу, считал особо удачными. Там же я научился и полюбил шить, несмотря на то, что Сашка мое увлечение называл девчачьим. Зато все многочисленные куклы Киры были одеты в платьица, которые я сшил собственноручно, за что удостаивался неподдельного восхищения от мелкой. Ни ей, ни ее старшему брату подобное было неинтересно. Классическая история о богатом наследничке с золотой ложечкой в зубах, да? Но не так все просто. О том, что дело приняло опасный оборот, я не догадывался. Даже когда мама перебралась в столь нелюбимую Москву, воспринял все как попытку родителей контролировать мою учебу. Отличником я, конечно, не был, но поводов беспокоиться не давал. Все мои сессии были закрыты вовремя и без проблем. Уже позже я понял, что отец старался под любым предлогом не допустить нашего возвращения домой. Сам же он не торопился в Москву, но мне было интереснее гулять ночи напролет, чем разгадывать тайные замыслы родителя, я не замечал ничего подозрительного. В конце концов, в нашей семье было не принято ставить под сомнение решения отца. Однако, учеба кончилась, я получил и обмыл диплом, и единственным моим желанием оказалось возвращение в Калининград и работа в семейной фирме. Я прекрасно знал, что кроме меня семейное дело передавать некому. Не Сашке же, в конце концов, который прямую строчку от зигзага с трудом отличает? Город детства встретил меня неприветливо. Отец вдруг сильно постарел, дядя Юра, прежде всегда смотревший на меня по-родственному, внезапно усомнился в моей способности управлять хоть чем-то. Признаю, это больно ударило по моему самолюбию! Мои амбиции ни для кого не были секретом, а Воропаев еще добавил, глядя мне в глаза, что я с трудом справляюсь даже с самим собой, назвал желоторотиком и буквально выгнал из кабинета. Ох, как это разозлило и обидело меня! Его слова заставили всерьез взяться за ум и рыться в отчетах и сводках с утра до ночи. Если бы дядя Юра знал, к чему приведет его пренебрежение! Я дорылся! До того, что не должен был узнать. Сначала несоответствие некоторых цифр меня просто насторожило, я рванул с докладом к отцу, спеша поделиться открытием. Тот Андрей Жданов был молод и горяч, не умел еще играть в шахматы, держать в уме все возможные ходы. Кинувшись в кабинет отца, я даже толком не обдумал дальнейшие действия. Но, как известно, ничего «вдруг» не бывает, и, вместо того, чтобы похвастаться своими успехами и открытиями, я стал свидетелем интереснейшего разговора. Дверь в кабинет была приоткрыта. Время приближалось к двенадцати вечера, видимо, собеседники были уверены, что в офисе они одни, поэтому не скрывались. Их голоса я узнал сразу. — Твой сын, Паша, не станет президентом, я позабочусь об этом! — жестко заявил Юрий. — Решил общий бизнес прибрать к рукам? Ничего у тебя не выйдет, так и знай! — Юра, я не понимаю твоей позиции, — спокойно ответил Жданов-старший, он, как всегда, был непробиваем. — Кого ты видишь в кресле президента? Сашу? Но он ничего не смыслит в нашем деле. Андрей уже неплохой специалист, наберется опыта — станет отличным руководителем. — Доверишь дело всей жизни пацану, который даже собственный член в штанах не может удержать? — Воропаев усмехнулся. — А где гарантии, Паша, что твой Андрюша не оставит мою семью без копейки денег и не приберет весь бизнес к своим рукам? Я замер у дверей, не смея даже вдохнуть. Сказать, что такой поворот событий был для меня сюрпризом — ничего не сказать! Дядя Юра с отцом всегда были ближайшими друзьями, и подумать нельзя было, что у них есть разногласия. Хотелось войти в кабинет, нацепив одну из самых жизнерадостных улыбочек на лицо, и вытворить что-нибудь этакое, чтобы у них обоих челюсти поотпадали! Но я все-таки решил послушать, что будет дальше. В кабинете повисла пауза, было слышно, как отец тяжело вздохнул. Наверняка посмотрел на Юру поверх очков. — Поэтому, Юра, ты стал сливать активы компании в подставную организацию? — жестко сказал папа. — Думаешь, что сможешь справиться со всем лучше меня? — Откуда ты знаешь? — оторопело спросил Воропаев. — Я, Юра, не дурак. Зря ты думаешь, что я тебе позволю меня разорить и пустить по миру. Пара задушевных разговоров с финансовым директором, и он мне все выложил. И про фальшивые отчеты, и про то, кому и куда ты сливаешь активы. — Раз знаешь, то просто не мешай мне. Хочешь — забирай свою долю и катись отсюда в Москву, как и собирался, хочешь — помогай, но, Паша, если ты влезешь, я клянусь, приму меры. — Думаешь, что сможешь меня напугать? — Павел Олегович тихо усмехнулся. — Я, Юра, пуганый. Андрей будет управлять компанией. С тобой или без тебя. Понятно? — Если не свернет себе шею, — усмехнулся в ответ Воропаев. — Он у тебя безбашенный, легкомысленный… мало ли, что… Тогда я решил уйти. Услышанного было достаточно, чтобы понять кто есть кто. Последняя фраза Воропаева была прямой угрозой моей жизни, да и отец с матерью наверняка были в опасности. Документы отцу я так и не занес, но, чтобы получить хоть какие-то объяснения, через день в разговоре с ним поднял эту тему. Отец сказал мне не лезть, куда не следует, он все решит сам. Меня он в свои планы не посвятил, а мне по юности и дурости показалось, что достаточно будет просто поговорить с Юрием и убедить его в том, что ничего присваивать себе не собираюсь, а компанию люблю не меньше, чем они. Это сейчас я понимаю, что нужно было остановиться и обдумать все до мельчайших подробностей и, возможно, тогда я бы не испортил отцу игру. Во мне бурлила злость и обида. Хуже всего было осознавать, что в чем-то Юрий был прав: я действительно не отказывал себе в удовольствиях. Захотел — сделал. Но кто, как не он, должен был знать, что к работе я относился серьезно, не смотря на все придирки и тыканья носом в ошибки. Кресло президента должно было стать моим при любом раскладе, а теперь приходило понимание, что все может закончиться в любой момент. Компания рушилась на глазах, мы медленно, но верно катились к банкротству. Отец с тяжелым сердцем начал сокращение штата сотрудников, лишь бы выплатить зарплату остальным. Не знаю точно, что он собирался делать, но я пошел по своему пути. Решил поговорить с Юрием по душам. У меня не было ни плана, ни желания обдумывать свои действия, даже прикидывать последствия своего намерения я не собирался. Делал, как привык — единым порывом. Чего я хотел добиться этим разговором? Не знаю. Только чувствовал, поговорить с человеком, которого долгое время считал чуть ли не вторым отцом, мне необходимо. Разговор, который я так ждал, случился в конце октября. Будь у меня хоть какой-то план и немного терпения, я бы не сделал того, что сделал. Юрий встретил меня пренебрежительной ухмылкой, мгновенно заставив потерять контроль над собой. Кровь застучала в висках, ярость начала застилать глаза. Я кинул ему папку с бумагами и сходу заявил, что все знаю, и единолично распоряжаться компанией он не может. Тогда Юра усмехнулся и назвал меня сопляком, лезущим не в свое дело. Порекомендовал сидеть тихо и не отсвечивать, пока мной не заинтересовались его клиенты. Если он и пытался меня напугать, то у него получилось вызвать обратную реакцию. Я рассмеялся ему в лицо! Я улыбался, когда поднял Воропаева за грудки и встряхнул его ослабшее от страха тельце. Юра пытался меня тормознуть, видимо, испугался не на шутку, но мне стало только веселее. Я видел кровь, я уже чуял ее запах, и в тот момент мне было все равно, что будет потом. Мне открылось истинное лицо некогда близкого человека. Он был жалким трусом, думающим только о себе, и за свою никчемную жизнь боялся гораздо сильнее, чем хотел показать. Я просто проломил ему башку. Даже не помню, чем. Чем-то тяжелым. Так нас и застал мой отец. Я, запачканный кровью, и остывающий труп его недавнего друга у моих ног. — Андрей, ты идиот, — сказал он тогда, даже в такой ситуации не потерял самообладания. — Если бы можно было решить проблему убийством, я бы так и сделал, а теперь даже я не могу сказать, чем все обернется. — Что, ментам сдашь? — усмехнулся я, протянул окровавленные руки к нему и вытер о его кипельно белую рубашку. Он всегда был идеальным в отличие от меня. Отец покачал головой и вышел вон из кабинета Воропаева. Мне было плевать, что будет дальше. Я просто убрал помеху со своего пути. Взяли меня почти сразу, буквально через день. Скрутили как матерого рецидивиста: с оружием в руках впечатали мордой в пол. Я не озаботился ни алиби, ни уничтожением улик, так что это было ожидаемо. Я сам их ждал. Тогда я и познакомился с Семеном. Он где-то с год как вернулся из Грозного, устроился опером в отдел, и кто из нас двоих был более отбитым на голову, еще вопрос. На допросах меня не щадили. Допрашивали без перерыва вдвоем: Семен и еще следак из прокуратуры. Я только усмехался и отговаривался всякой чушью, что в голову взбредет. Им нужно было чистосердечное признание, но, устав изображать из себя клоуна, я замолчал. Мне предъявляли улики, но я молчал и только улыбался в ответ. Мне обещали скостить срок и поменять статью, но я лишь пожимал плечами и просил закурить. Выводить из себя мусоров было классным развлечением. От уговоров следователь вскоре перешел к угрозам, вывалил все, что знал про меня: сколько травы я храню дома, где беру, кто был в моей постели, что ем, что пью, куда хожу. А мне становилось только веселее. Даже когда он приказал Семену меня избить, я только ржал им в лицо, хоть и захлебывался собственной кровью. Задыхался, глотал воздух, а потом начал петь во все горло, чтобы все слышали. Это их бесило и Семен бил еще сильнее. А потом все резко закончилось. Я не знал тогда, что он знаком с моим отцом, а следак продался с потрохами. Это было моим наказанием и проверкой одновременно. Проверкой, которую я прошел. Реальные улики и материалы перекочевали в папку, а затем в мои руки. В официальном заключении Воропаев упал сам и ударился головой об угол стола. Так, кажется? А меня в ментовке словно и не было. Папа меня жестоко проучил, и, когда я вернулся домой, сказал, что голову нужно включать прежде, чем что-то делать. Не всегда можно будет договориться с органами, не всегда он сможет прикрыть меня и вывести из-под удара. Сказал, что если я что-то собираюсь делать, то нужно все проворачивать так, чтобы ни одна шавка не могла прицепиться. Нужно сказать, урок я усвоил. Теперь я всегда думаю прежде, чем делаю. Но та история на этом не закончилась. Семену я приглянулся, он любит таких отбитых. Значительно позже он рассказал мне, что на допросе восхищался моей выдержкой, не каждый сможет выдержать так долго жесткий допрос. Обычно все ломаются максимум через пару часов. Когда отец нас официально познакомил, мы пообщались и поняли, что прекрасно понимаем друг друга. Он много рассказывал, как нужно работать ножом, куда бить, учил, как избавляться от улик, чем замыть кровь, если есть в этом необходимость. А потом поведал ту часть истории, о которой я не знал. Воропаев сделал компанию перевалочным пунктом боеприпасов и оружия для чеченских боевиков, да и вообще был с ними на короткой ноге. Не вспомню сейчас их схему, но там было замешано достаточно высокопоставленных людей. Однако без поддержки братков они бы не стали высовываться. А вот бандиты после гибели Юрия несколько заволновались. Если бы хоть кто-то из них узнал о том, кто в этом виноват, то «урок жизни» от папы мне показался бы увеселительной прогулкой. Пока отец сражался за остатки компании вполне законными способами, Семен открывал мне глаза на все происходящее, а потом предложил мне нечто такое, что мне показалось забавным. «Тебе нравится огонь, Андрюх?» — спросил он, когда я, избавившись от синяков после папиного урока, распивал с ним водку у него дома. Я кивнул. — «Знаешь, как горят живьем люди?». Я не знал, но посмотреть было бы интересно. Временно я занимал должность Юрия в компании, и вскоре на меня вышли его клиенты. Я прикинулся трусливым идиотом, мол, знать ничего не знаю ни о каком оружии, но готов сотрудничать с ними, только хотелось бы видеть, с кем я буду работать, и где находится товар. Нужно было кончать с этой историей раз и навсегда, а потом убираться из города подальше. С отцом обсуждать свои планы я не рискнул, чтобы не нарваться на еще один «урок жизни». Убить он меня не убил бы, конечно, но больно мог сделать не моргнув глазом. В одном мы сходились: из Кенига нужно валить. Мама, конечно, была против окончательного отъезда, а мне не хватило бы терпения ее убеждать, так что отец, сам того не зная, моим планам очень поспособствовал. Часть оборудования, что поновее, отец отправил в Москву, а на остальное махнул рукой. Делалось все тихо и быстро. Организацию нашей части плана взял на себя Семен, мне по-прежнему не хватало терпения на игры. Мне только оставалось чиркнуть спичкой и постараться не сдохнуть самому. … Помню их удивление в глазах, когда я закурил прямо на складе, набитом порохом, топливом и боеприпасами. Можно было уже не разыгрывать из себя простачка, и они сразу занервничали. Кто-то обозвал меня придурком и спросил, что я вытворяю, и не хочу ли я взлететь на воздух. Помню, я ответил, что сам не хочу, но очень люблю фейерверки и кинул окурок в промасленную ветошь. Вспыхнуло моментально, огонь поднялся почти до потолка, и мне оставалось только нырнуть за стеллажи, в запасную дверь склада. Одновременно с этим Семен захлопнул ворота, и все наши враги оказались в ловушке. Я не знал ни их имен, ни кто чем занимался, но орали они здорово. Живые факелы. А через некоторое время начали раздаваться взрывы… Я бы поглядел еще, но нужно было убираться оттуда подальше, чтобы не присоединиться к ним. Как мы ржали с Семеном!.. — Что, Ром? Это действительно было весело. Чего такой серьезный сидишь, дружище? — Андрей сбился с рассказа и улыбнулся, вынырнув из воспоминаний. — Давай, расскажи мне о веселой жизни! Дааа, местечко в папиной компании я себе, можно сказать, сам подогрел. — Жданов, ты псих, — Малиновский недоверчиво посмотрел на друга и скривился. — Псих получил бы удовольствие от убийства, — Андрей фыркнул. — А я просто убрал угрозу. Убивать скучно. — Теперь понятно, с какого ты закрылся за высоким забором и никого не подпускаешь к себе. Ссышь, что кто-то узнает про твои развлечения, да? А Павла Олегыча тоже ты… — Единственная моя вина в том, что не убрал подальше документы от отца. Про мое участие в поджоге он не знал, — тихо ответил Жданов. — И про уговор с Инной он тоже не был в курсе. — Тебе от самого себя не противно? — Ромка храбрился изо всех сил, но вызвал лишь усмешку у Андрея. — Ты же ни капли не переживал о том, с кем останется твоя крестница, если я сяду, — Жданов лениво почесал Куджо за ухом. — Так почему я должен переживать за горстку придурков? А вы с Сашей слишком далеко зашли в желании мне навредить. — А чем ты лучше-то?! — Малиновский попытался встать, но без помощи рук у него ничего не вышло. — А я говорю, что я лучше? — Андрей изумленно приподнял бровь. — У вас был выбор прекратить все игры и оставить меня в покое. Даже если ты решил бы уйти из компании, я бы тебя не удерживал, но ты решил довести все до конца. Так что ничего личного. Извини. — Что, убьешь? — с вызовом спросил Рома. Андрей встал с кресла, усадил в него Катю, которая за весь вечер не произнесла ни слова, спокойно слушала рассказ Жданова и его разговор с Малиновским. Решение зрело где-то на краю сознания, но она колебалась. Андрей, тем временем, с собаками подошел к Малиновскому и потянул концы веревки, освобождая ему руки. Роман вскочил на ноги, кинулся, было, к двери кабинета, но она оказалась запертой. — Ты меня за идиота держишь, Ром? — лениво поинтересовался Андрей. — Ты должен был понимать, что если ваш план провалится, то тебе пиздец. Ты отлично знаешь меня, дружище. — Я спалю твой чертов дом вместе с тобой, когда выберусь отсюда! — Если выберешься. Катюша правильно сделала, когда натравила на тебя пса, жалко, что это был стафф, а не ротвейлер. Впрочем, может, ты и с ними договориться сможешь? Язык у тебя подвешен хорошо. — Андрей, не… — Взять. Поводки выскользнули из руки, клацнули три оскаленные пасти, обдав жарким дыханием Малиновского. Рома неловко выставил руку в попытке защитить горло, но Жак поднырнул под нее и впился в незащищенный пах мертвой хваткой. Том вцепился в ногу, потянул на себя, выводя из равновесия жертву, и только глухо рычал, трепля добычу. Куджо пошел сразу в горло, сбив Малиновского одним прыжком и навалился всем своим телом, лишая возможности сопротивляться. — Прости, любимая, — Андрей пожал плечами. — Не удержал собак. Сейчас они наиграются с новой игрушкой, и мы приберем здесь. А через пару дней привезем дочку и забудем обо всех проблемах. Иди сюда, весь день хотел тебя поцеловать, соскучился. Последнее, что видел в своей жизни Роман Малиновский, как Жданов склоняется к девушке и целует ее. В следующий миг Куджо добрался до его горла. Катя так и не произнесла ни слова. Не знала, что можно сказать Андрею, и чем это может для нее обернуться. Даже неясно было, в каком он настроении, что он может сделать в следующий момент. Тот мужчина, которого она любила без памяти, чьи прикосновения заставляли биться сердце чаще, казалось, никогда не существовал. Веры в то, что он действительно испытывает к ней что-то, не осталось. Скорее всего, и его «любовь» всего лишь очередная тонкая игра. И кто знает, когда он наиграется… Андрей деловито вытаскивал нужные бумаги и вещи из кабинета, мурлыча себе что-то под нос, озорно поглядывал на замершую Катю, и, кажется, его совершенно не смущало разорванное в клочья тело друга. — Прости, но ковер придется поменять, и не смотри так. Это всего лишь вещи. Привязываться к ним глупо, — Андрей фыркнул и подмигнул девушке. — Новый купим. Сама выберешь, какой приглянется. — Хорошо, — слабо кивнула Катя, наблюдая за тем, как Андрей вносит канистру. Резко запахло бензином, Пушкарева поморщилась. Это уже слишком. — Я выйду, если ты не против. Пить хочется. — Иди, конечно. Если спросят, то у нас коротнуло проводку, — Жданов ухмыльнулся. Катерина поспешно убралась из кабинета. В ее комнате, на самом дне шкафа лежала так и не разобранная со дня убийства Макса сумка. Деньги, документы, ключи от ее квартир. Не раздумывая, Пушкарева схватила ее, машинально сунула мобильник в карман, хотя его стоило бы оставить тут. На переобувание времени не оставалось. Вряд ли Андрей будет слишком долго разливать бензин по комнате, а если перехватит ее у выхода, то ей конец. Придется идти, в чем есть. Тихонько спуститься вниз, погладить напоследок собак, не обращая внимания на кровавые следы на мордах. Схватить куртку с вешалки и надеяться, что и Жданов, и Семен слишком заняты, чтобы останавливать ее. Если она не уйдет сейчас, то потом она не сможет. Андрей с нее глаз не спустит, а как приедет Ташка, так и у нее самой уже не хватит сил. На улице шквалистый ветер с мокрым снегом, куртка слишком тонкая для такой погоды, но не привыкать… Добраться бы хоть до какого-нибудь транспорта, чтобы уехать подальше отсюда. Поймать такси повезло почти сразу. Водитель на нее покосился, когда она назвала адрес, но покорно повез. Катя прислонилась к стеклу — болела голова и неожиданно быстро укачало в машине. Было необходимо заехать домой, хотя бы собрать вещи, а потом рвануть из города, куда подальше, куда глаза глядят. Порог собственного дома она не переступала уже полгода. Все, как было, все на своих местах, только толстый слой пыли осел на всех поверхностях. Катя невольно нырнула в ненужные воспоминания. Вот здесь очень любил спать Тойф, из-под кровати виднелась Заркина любимая кость из литой резины, полная пепельница окурков, с ее последнего визита. Дышать здесь невозможно. Катя распахнула окно, несмотря на непогоду, и с облегчением вдохнула холодный воздух. Неожиданно зазвонил домашний телефон. По давно устоявшейся привычке, Пушкарева подняла трубку. — Любимая, а я не понял, что за приколы такие? Отвернулся на десять минут, поворачиваюсь, а тебя нет… Андрей, кто ж еще. Катя стиснула зубы и сжала трубку в руках…