RenkazaWeek

      Тишина снова заполнила небольшую, неубранную комнату. Аказе не сиделось на месте, а пульсирующая боль в затылочной части головы не давала толком обдумать прошедший диалог. Ему было откровенно говоря не за что зацепиться и начать рассуждать: слишком уж разговор вышел необычным ввиду тех тем, которые не каждый человек в здравом уме принял бы. Так и сейчас Аказа отказывался переваривать услышанное, для его мозга та информация была сродни экзотическому блюду, который не каждый желудок бы усвоил.       Единственное решение, казавшееся ему верным, — осмотреться вокруг и найти что-нибудь полезное.       Место, куда его заботливо перенесли, оказалось каким-то кабинетом, оснащенным дубовым большим столом и химическим оборудованием. Глаза сразу же зацепились за штатив, в котором находились пустые и чистые пробирки, современный микроскоп, лабораторная спиртовка и пара колб. На краю стола покоились записи, написанные явно не обычной ручкой, которую Аказа увидел вчера в покоях хозяина особняка на столе. Слова в тексте, который читал сейчас Аказа, написаны каллиграфическим почерком, изящность которого демонстративно подчеркивалась угловатостью штриха и сильным, но правильным наклоном, среднего размера буквами и аккуратно заканчивающимися «завитушками» в некоторых местах. Парень засмотрелся на лист с записями, но к своему разочарованию, ничего не мог разобрать из увиденного: текст был написан на латинском. А вот следующая запись, которая выпирала одиноким пожелтевшим старым листом из-под книги по ботанике, уже встречала Аказу старым добрым английским и точно таким же прекрасным почерком. Он, аккуратно пододвинув тяжелый том в сторону, достал хлипкий лист, исписанный с двух сторон. Аказа прочитывал каждую строку внимательно, стараясь понять что написано, но снова ничего не мог разобрать: на этот раз его подвел словарный запас, в котором не находилось значений некоторых замудренных слов. Какие-то наблюдения, даты и часы проведения опытов, непонятные химические формулы и еще более непонятные названия материалов для проведения этих самых опытов.        — Основы спагирии*… — задумчиво прочитал Аказа, увидев книгу с толстым, измохраченным корешком с твердым темно-зеленым переплетом, — что такое «спагирия»?       Открыв книгу, Аказа обрадовался, что не придется тупо глазеть на текст, написанный на незнакомом для него латинском или еще каком-нибудь языке. Обычный английский приятно удивил, но стоило вдумчиво прочесть пару предложений из предисловия, как настрой улетучился тут же. Опять непонятные символы, предложения. Зато он понял, что такое это «спагирия», а затем сделал для себя вывод, как так смог Кеджуро его излечить от ран, хоть и мелких, но все-таки ран.       «Спагирия — величайшее искусство исцеления тела и духа, фундамент которой является алхимия. Да, спагирия — ответвление от алхимии, но не перестает быть частью сей науки изящной и трудной. Человек, чей пытливый ум и милосердная душа познает тайны спаргии, по праву может называть себя лекарем. Применение диких сборов травяных в изготовлении лекарств не так просто, но это пособие поможет разобраться в тяжелых начинаниях. Помните о трех началах: сере, ртути и соли — основы основ алхимического искусства.       — Ебучий ты колдун… Он еще и химичит! Во дела! — Закончив читать начало предисловия, воскликнул Аказа. Если найдется время, он снова сюда вернется и дочитает это пособие, заодно уговорить Кеджуро дать пару уроков приготовить какую-нибудь настойку. Желательно спиртовую, но по всем алхимическим правилам.       Дальше ноги понесли его к еще одному книжному шкафу, но скромного по размерам с двумя предыдущими, которые он успел встретить вчера, но забитого доверху книгами, свитками, журналами с очередными, только Ренгоку известными записями. Рядом стоял шкаф-витрина, на весьма пыльных полках которого красовались запечатанные ряды колб с неизвестными и, возможно, опасными настойками, смесями и прочими жидкостями, которые Аказа видел впервые. А еще по названию было сложно судить какая жидкость годилась к употреблению (в понимании Аказы никакая), а какую лучше не открывать и держаться подальше, но вот привычное слово боярышник в названии " Бодрящий боярышника цвет» мог, если не с точность, то приблизительно определить назначение содержимого колбы: для поднятие духа и снятие усталости. А вот эликсир «Гнев петунии» или же настойка «Зяблик» оставались для Аказы загадкой, но второе наводило на мысль, что это что-то безобидное. Не может же жижа, названная так мило, быть смертельно опасной? Аказа открыл дверцу шкафа, потянулся к настойке» Зяблик», чуть не уронив рядом стоящий «Гнев петунии», откупорил пробку и чуть не задохнулся от едкого, ужасного смрада.       — Ох бл-я-ять, ну и вонища! — Аказа раскашлялся, быстро закупорив обратно отвратно пахнущую смесь и поставив на место, ринулся к окну и, отодвинув шторы из тафты, открыл его.       Свежий лесной ветер мигом разогнал вонь из кабинета, занося аромат хвои и свежести после ночного ливня. Аказа никогда в жизни такого «амбре» не чувствовал. Даже кошачий лоток, не убранный вовремя, не пах столь омерзительно, чем тот жидкий ужас в маленькой колбочке. Смесь «ароматов» варьировалась от тухлых яиц до запаха гнилого мяса, которое уже активно начали поедать опарыши. Аказу передернуло, сильно, вплоть до тошноты, но благо вырвало. Не хватало еще оттирать полы, тем более объясняться за то, что он тут без спроса рыскал в чужих вещах. Кеджуро точно такого энтузиазма не оценит.       Продышавшись и более не возвращаясь к злосчастной витрине с колбами, Аказа пошел исследовать другой, не менее интересный узкий и высокий шкафчик. Образцы черепушек мелких млекопитающих, такие же колбы, только со всякой живность, плавающей в формалине, засушенные насекомые, в частности разного вида бабочки, прикрепленные булавкой к небольшой досточке. На второй полке красовались в маленьких рамках всякого вида и происхождения растения.       — Красная паучья лилия… Хах, у нас такое в Японии растет. Взял с собой и засушил, чтобы напоминало о Родине?        Аказа невесело ухмыльнулся, вспоминая, что ему через неделю уже улетать обратно в Киото, а новой темы для видео у него по -прежнему не имелось. особняк-то обитаем вампиром, а охраняется бешеной вороной. Вряд ли его аудитории такие небылицы понравятся, но у него еще есть примерно недели две-три с момента публикации последнего видеоролика, чтобы нати новое действительно (!) заброшенное здание.       Только Аказа собрался уходить из комнаты, как с полки над рабочим столом рухнул ботанический справочник. Подобрав его, Аказа открыл его на одной из страниц, внимательно рассматривая изображенный цветок, а рядом — высушенный экземпляр.       — Голубая паучья лилия? — Прочел название цветка Аказа. — Такое разве существует? Впервые слышу именно о голубой.       «Редкое, даже уникальное в своем роде растение, чьи свойства доселе не изучены как следует. Но те, кому посчастливилось найти и сварить отвар из его небесно-лазурных лепестков отличались небывалым здоровьем и долголетием. На данным момент цветок найти не удалось. Возможно, это один из видов мутации красной обыкновенной паучьей лилии, но так как он нигде более не встречался, то такие виды не способны к размножению. Но также возможно, что цветок не из нашего мира…»       Парень захлопнул справочник и положил на полку. Теперь его мысли занимала эта таинственная голубая паучья лилия. Неужели Ренгоку она нужна для своих алхимических опытов? Но что он конкретно будет делать? Ведь не просто так закладка была именно на странице с описанием этого цветка.       Аказа даже не заметил, как полчаса уже миновали, и поспешил к гостиной.                                                                               ***       Его глаза бегали от тарелки с завтраком, состоящего из пары яичниц и бекона с тостом, до умиротворенного лица самого Ренгоку. Мужчина помешивал серебряной (что обескуражило Аказу) ложечкой кофе и старался не обращать внимания на то, как часто его гость кидает озадаченные взгляды на него. У Соямы оставалось еще много вопросов, но голод банально заглушал любую тягу спросить у вампира что-либо, посему он перестал глазеть на того и приступил к трапезе.       — Приятного аппетита! — Бодро произнес Кеджуро, следом отпивая из чашки.       — Спасибо! —  ответил Аказа. — Раз уж ты говорил о моих крайне скудных сведениях, то смею предположить, что тебе абсолютно насрать на серебро. А ложка, которую ты в руках держишь, явно из этого металла сделана.        — Да, ты прав, — сказал Кеджуро и поставил чашку на фарфоровое блюдце. — Это всего лишь выдумки людских суеверных умов. Ни один металл в этом мире не может мне навредить, вздумай я его коснуться, — весело ухмыльнулся он, приступая и к своему завтраку. Аказа же сделал для себя еще одно открытие, когда Ренгоку с удовольствием уплетал самую обычную человеческую еду в виде сладких венских вафлей с ягодами, при этом восклицая «Вкусно!»       «Надеюсь, когда он кровь пьет так не орет…»        — У нас теперь есть целых три пункта, разрушающих вековые стереотипы о вампирах. Во-первых, ты не проклят, — Аказа начал загибать пальцы под смешки Кеджуро, — во-вторых, серебро ты можешь трогать как хочешь, где хочешь и сколько захочешь. Впрочем, как и другой драгоценный металл, — Кеджуро кивнул, с задором наблюдая воодушевленный вид Аказы, — в-третьих, ты можешь есть обычную еду. Это странно для упыря, чей рацион, по идеи, должен состоять из одной жидкой диеты. А тут — вафельки! С серебряной ложкой! И не проклятые!        Кеджуро рассмеялся, удивляясь такой даже детской восторженности от своего гостя. — Следующий вопрос! Давай, ставлю свою ворону на то, что он прозвучит о моей физиологии!        — Кар! Юки нельзя проигрывать в споре! Юки обязательно вернется к господину Ренгоку, но перед этим заклюет Аказу!       — Завались! — Прикрикнул Сояма на пернатое чудовище. — Почему он такой не воспитанный?! Нонсенс, птица меня еще не оскорбляла…       —Поверь, как только Юки к тебе привыкнет, то и перестанет быть таким ершистым. Да, Юки?        Ворон нахохлился, потерся нежно клювиком о щеку своего хозяина в знак согласия с ним.        — Только посмотрите какой он покладистый рядом с тобой!        — Он и рядом с тобой будет таким, — Кеджуро положил в рот новый кусочек вафель. — Так, следующий вопрос!        — Сколько тебе, по-настоящему, лет?        — Мне семьдесят лет!       — Ни хер… Кхм, ну ты и дед! И давно тебе семьдесят? — Хитро улыбаясь, поинтересовался Аказа, ожидая, что его новоявленный знакомый поймет эту глупую шутку.       — Уже да, — отзеркалив такую же плутовскую улыбку. Нет, Кеджро понимал, какие его дурацкие приколы ждут, но всей душой хотел бы избежать их. Но у Аказы были совсем другие планы. По крайней мере за завтраком он избавил его от шутки другой.        — Ладно, успею еще постебаться над тобой. Но я думал, что тебе лет триста или около того.Ну, как обычно вампирам приписывают кучу прожитых веков. А тут — просто дед, который не постарел телом. Но с таким дедом и геронтофилом не стыдно быть, — Аказа еще шире ухмыльнулся, довольно наблюдая, как Кеджуро поперхнулся, ловя его острый сердитый взгляд.        — Дошутишься, — грозно проговорил Кеджуро и вытер остатки кофе со стола тряпкой.        — Кар, как грубо! Я весь твой рюкзак обгажу!        —Че сказал?! Я тебе сейчас перья из хвоста повыдергиваю!       Наблюдать за перебранкой родного ворона и Аказы без смеха не удавалось. А после короткой словесной разминки, наблюдать за поедающим его кулинарное творение Аказой доставляло особое удовольствие, если не умиляло. Кеджуро смотрел до конца завтрака на розовые пушистые ресницы того и гадал, откуда же такой уродился, но в тайне мечтал нежно коснуться их....