***
Рей не ожидала, что день окажется таким спокойным, словно они и впрямь были семьей, словно Бен всегда был с ними. Видно было, как он всеми силами старался вписаться в их с сыном жизнь. Это льстило. Но у подобного поведения была и другая сторона. С каждым часом Рей все меньше и меньше хотелось разговаривать, а опасение нарушить хрупкое взаимопонимание, что, казалось, установилось между ними, вытесняло разумные доводы. Да, это были те самые грабли, на которые она уже наступала в прошлом — пустая надежда, что все как-нибудь рассосется само собой. И оно, конечно, рассосалось. Только вместе с семьей. Настраиваться на разговор оказалось ужасно страшно. Предположить результат — проблематично. Оставалось надеяться, что они не разругаются в пух и прах хотя бы ради сына, что им хватит ума помнить, что есть Бенни, которому в равной степени нужны папа и мама. В первой половине дня Рей еще пыталась продумывать слова и фразы, которые могла бы сказать Бену, а потом махнула рукой. Она знала, что Бен так или иначе коснется всех обид, что она нанесла ему. Знала, что в этот раз нужно будет извиниться, а не привычно придумывать оправдания. Это надо было сделать еще тогда, ведь Рей чувствовала, что он ждет от нее извинений, но пересилить себя оказалось сложно. И вот теперь ей предстоит подобный разговор, который либо станет началом чего-то нового, либо убьет, что осталось между ними.***
Рей сразу поняла, как сгустилась атмосфера в доме, стоило Бенни заснуть, словно оба мысленно готовились к неизбежному, а сейчас не собирались откладывать разговор ни на минуту. Рей тяжело опустилась на диван, стараясь подавить вздох, тогда как Бен прислонился к противоположной стене, разглядывая узор на ковре. — Нам надо поговорить, — он не поднимал глаз от пола, а голос звучал глухо. Рей кивнула и только потом поняла, что Бен ее не видит. — Надо, — горло будто сопротивлялось. И лишь мысль, что разговор нужен не только им, удерживала ее от бегства в свою комнату. — Я… прости меня, Рей, — это было последнее, что она ожидала услышать от Бена. — За что? — Что не был рядом, — Бен вздохнул, — что бросил сына. Она не могла не обратить внимания, что речь шла лишь о ребенке. Да, все, как она и предполагала, Соло до сих пор обижен. Оставалось надеяться, что он готов принять ее извинения. — Ты не знал. В голове же звучало иное: «Ты не хотел ничего знать!» — Когда ты узнала о беременности? — После того, как получила документы об аннуляции. — Почему не позвонила? Что?! Рей вскочила, в неверии глядя на него. — Наверное, потому что ты отключил телефон! — скрыть возмущение в голосе не получалось. — Можно было попросить Джесс. Или сказать Хаксу. — И вы бы с Хаксом поверили? Серьезно? Я умоляла его поговорить с тобой… — Он поговорил. — И? — Я не был готов тебя слушать. Не думал, что это важно. — Видишь, — Рей постаралась унять обиду, что поднялись в душе при его словах. — Ты бы все равно не поверил. — Считаешь, у меня не было причин? — Были. Только, Бен, в том, что ты узнал сейчас, нет моей вины. — И все же… — Нет! Хочешь повесить на меня еще и это? А не боишься, что я сломаюсь? Я знаю, что врала тебе, знаю, что многое утаила, знаю, что из-за страха тебя потерять, не могла найти сил поговорить откровенно. Все знаю. Но прости, Бен, я не готова чувствовать себя виноватой еще и за то, что хотела, блядь, — на этом слове Бен вздрогнул — ругалась Рей редко, и это было своеобразным показателем того, насколько она была взбешена сейчас, — поговорить лично, хотела, чтобы ты узнал от меня, а не через третьи руки. В конце концов я надеялась увидеть твои глаза, когда ты узнаешь о ребенке. — Почему не сделала аборт? — Ты охренел?! — Рей сжала руки в кулаки. Возникло острое желание подойти и выцарапать Соло в глаза. — Ребенка хотел я. Не ты. — Это ты так решил! — Господи, Рей, я видел чертовы таблетки! Когда хотят ребенка, не принимают противозачаточные! — Я не была готова, когда между нами было столько недосказанности! Это не значит, что я не хотела! — Эта недосказанность возникла из-за тебя! — Да! Да! Я виновата! Прости меня! Я столько раз порывалась все рассказать, но боялась тебя потерять, боялась, что ты не поверишь, оттолкнешь… — Ты даже не попыталась… — Да, черт возьми! Это только кажется: все просто. Я не привыкла выворачивать душу наизнанку. Тебе не понять! Я сейчас скажу вещь, из-за которой ты, возможно, возненавидишь меня… Она видела, как напрягся Бен, но должна была это сказать. Она и впрямь так считала. Это должен был быть первый кусочек правды между ними. — Тебе повезло, что родители отослали тебя к Люку… — Что?! Мне повезло, что меня выкинули самые близкие?! Ты что несешь?! — Да! Люк искренне любил тебя, а ты его! Тебе не приходилось изо дня в день видеть, что ты не нужен, что ты мешаешь, что ты препятствие на пути матери к счастью! Слышать, что ты зря сказала правду, что очередной отчим пытался тебя изнасиловать, что лучше бы ты промолчала, что ты лишь испортила все своей правдой! — Господи, Рей! — Бен выглядел потрясенным. — Почему ты никогда не рассказывала? — Я боялась, что ты тоже не захочешь этого слышать. Не хотела грузить. Поэтому и не говорила. Скрывала, как влюбилась в тебя еще в университете, что из кожи вон лезла, надеясь привлечь твое внимание, что мечтала заинтересовать. Как вызвалась устроиться в «Орден», чтобы, черт возьми, попытаться еще раз. Как тянула время и бесилась, что ты меня не замечаешь! Рей говорила еще долго, рассказывая, как боролась с собой в той комнате, где опоенный Финном Бен лежал без сознания, как не могла поверить в свою удачу, как боялась, что он узнает правду, и много чего еще. Они оба слышали, что Бенни проснулся, но вел себя тихо, словно давая матери возможность сказать все, что накопилось, пока у нее есть решимость сделать это. — Я любила тебя, Бен Соло! Любила и боялась потерять! Очень! Поэтому и не сказала! Я надеялась поговорить с тобой, когда все закончится. А ты ушел… и я не могла дозвониться… а потом документы… я догадывалась, что беременна… хотела… Она больше не могла продолжать. Дыхание окончательно сбилось и, закрыв руками лицо, Рей разрыдалась. Буквально через секунду со второго этажа тоже раздался плач. Бен с перекошенным лицом кинулся к сыну. Рей знала, что ей нужно успокоиться, что это может испугать сына, но у нее не получалось. Слезы лились потоком, через несколько минут к ним добавились сопли. Плач сына раздался ближе. — Успокойся, мой хороший. Все в порядке, — ворковал Бен. — Рей, — послышалось сверху. Она помотала головой, не собираясь отрывать руки от лица, не желая, чтобы они видели ее такой. Диван рядом прогнулся под весом ее мальчиков. А потом большая рука привлекла Рей в неловкие объятия. Они сидели втроем на диване. Рей набралась храбрости, чтобы оторвать одну руку от лица и несмело коснуться предплечья Бена. Хотелось надеяться, что ей не померещилась дрожь, что прошла сквозь его тело, но она отмахнулась. «Не сейчас». Постепенно слезы закончились, и Рей поплелась в ванную, чувствуя себя опустошенной. Они не договорили, но второй раунд она сейчас однозначно не потянет. Рей взглянула на свое отражение и вздохнула. Смешно: Бен Соло не желал замечать Рей Эдвардс, когда ее лицо не было опухшим, волосы сальными, а одежда растянутой и с пятнами от детской еды. Глупо было надеяться, что он вновь посмотрит на нее как на женщину в настоящий момент. Скорее всего для него она теперь мать Бенни, не больше. Пусть это было лучше, чем ничего, но Рей охватило острое разочарование. Прикосновение Бена снова пробудило определенные потребности. И пусть она кончила утром, но тело вновь жаждало ощутить на себе мужские руки. И совсем не на плечах. Дав себе еще несколько минут, Рей грустно улыбнулась своему отражению и покинула ванную. Отсидеться все равно бы не получилось. Удивительно, как Бенни вообще еще не начал ломиться к ней.***
Остаток дня оказался более напряженным, нежели утро. Это живо напомнило время перед уходом Бена тогда, два года назад. Недосказанность и напряжение будто висели в воздухе. При этом Рей начала ощущать себя хрустальной вазой, на которую Соло даже смотреть боялся. Она не ожидала подобной реакции на сказанное. Хотелось крикнуть: «Хватит! Так еще больнее!» То, что он обдумывает каждую фразу, сомнений не вызывало. Бен хмурился, закусывал щеку, жевал нижнюю губу или заливался краской без видимой причины. Иногда поднятый на нее взгляд был настолько тяжел, что, казалось, легко погребет под собой кого-то вроде нее. Рей изо всех сил старалась не сожалеть об откровенности, хоть это было непросто. До сих пор брошенная Джесс фраза, что знай Соло правду, все могло пойти иначе, звучала в ушах. И Рей много раз представляла себе это «иначе». Но реальность, кто бы сомневался, оказалась непредсказуемой. Попытки понять, что думает Бен, проваливались одна за другой. — Иди в душ, ты устала. Я попробую уложить Бенни. — Соло держал вялого от усталости сына на руках, стараясь, как это виделось Рей, не смотреть в ее сторону. В первый миг возникло острое желание поспорить. Почему-то казалось, что он пытается избавиться от нее. Нет, Рей все еще не была настроена на возобновление разговора, но и справиться с чувством, что после ее откровений Бен ничего не хочет, оказалось непросто. Наплевав на все (ощущение, что лично от нее больше ничего не зависит, не проходило), Рей решила принять ванну — даже если Бен не сможет уложить сына, ей необходимо расслабиться. Это была недорогая пена, купленная из-за красивой бутылки, а не приличного состава. Только возможности понежиться в ней до этого так и не представилось. И вот теперь Рей добавляла жидкость, имеющую резкий химический запах персиков, в воду. Она не знала, сколько прошло времени, вода начала остывать, но желаемое расслабление не приходило. Чувство, что именно сейчас она понадобится, что Бен не справится, не отпускало. И пусть в доме было на удивление тихо, Рей не могла справиться с нервами. — Да что же это? — со злостью прошипела она, вылезая. Рей не стала толком вытираться, натянув пижаму практически на мокрое тело, и вышла из ванной. В комнате сына было тихо, на первом этаже горел свет. Рей юркнула в спальню и уселась на кровать, обхватив себя руками и понимая, что ее трясет — напряжение достигло пика. Она не знала, сколько просидела, слегка раскачиваясь в попытке хоть немного успокоиться, когда раздался стук в дверь. — Пойдем вниз. Я налил нам вина. — Не хочу, — для убедительности Рей даже головой покачала. — Я тоже нервничаю. Но, бросив разговор на середине, мы ничего не решим. — Я устала. — Я знаю, Рей. Но мы не можем вечно оттягивать. Так больнее. — Ладно. Спущусь через пару минут. Рей еще немного посидела, потом нашла халат, набросила его на по-прежнему влажные плечи и направилась вниз. Бен сидел на полу. На столике, который он поставил напротив дивана, стояли два бокала с белым вином, тарелка с конфетами и еще одна с нарезанными фруктами. Рей тяжело опустилась на диван. Бен протянул руку и взял бокал. — Ты мне совсем не доверяла? — Что?! — и вновь она ожидала иного начала. — Не доверяла, не верила в искренность моих чувств. Не знаю… — Нет, не в этом дело. — А в чем? Джесс же ты доверилась! — Об этом Рей рассказала днем. — Она обо всем догадалась, а потом не слезла с меня, пока я не призналась. Бен горько рассмеялся. — Я романтичный идиот. — Почему? — Я не слепой. Я тоже видел несоответствия в твоем поведении. И Хакс постоянно о них говорил. Но я отмахивался. Не хотел видеть и слышать правду, думал, к нашим отношениям это не относится, — он пожал плечами. — А нужно было… не знаю, устроить скандал и все выяснить. — И как бы ты поступил? — Без понятия. — Вот видишь! — Рей схватилась за свой бокал. — Поэтому и не сказала! Так бы я раньше тебя потеряла! — Но, возможно, и простить мне тебя было бы легче, — парировал Бен. — Прости меня, Бен. Прости. Даже сегодня, когда я уже понимала все последствия собственной скрытности, мне было сложно говорить. — Знаю. Но и ты меня пойми. Как-то после Фазмы у меня не особо складывалось с сильными чувствами. Были влюбленности, увлечения. Но я понимал, что это несерьезно. Одно время я искал подходящую женщину, чтобы создать семью. А потом… не то чтобы опустил руки, но подзабил. Знаешь, я ведь не думал, что в моей жизни случится еще одна настоящая любовь. Даже жалел, что не сделал Фаз предложение, пока чувства не угасли… — Бен поднялся и отошел к окну. — А потом появилась ты. Скорее всего без твоей инициативы я бы не позвал тебя на свидание. Принципы, мать их. — Жалеешь, что позвал? — Нет! Врать не буду, в первые пару месяцев жалел. Жалел, что вообще встретил тебя. А потом… Мне давно ни с кем не было так хорошо. — Даже с Фаз? — Не знаю. Возможно, даже с ней… Я любил тебя, Рей, — это «любил» резануло так, что на ее глаза навернулись слезы, — у меня не было никого дороже тебя! Ты знала, как сильно я хотел ребенка. Можно было сказать, что не готова, что не хочешь. Я тебе передать не могу, что со мной было, когда таблетки увидел. Я бы тебе все простил, Рей. Все. Пусть не сразу. Я ждал твоих извинений, чтобы было, за что зацепиться. Хотелось знать, что ты сожалеешь. — Бен с усилием потер лицо. — Но знать про таблетки оказалось выше моих сил, выше понимания, — продолжил он со вздохом. — Ты растоптала единственную оставшуюся у меня мечту! Поэтому и не хотел тебя видеть или говорить. Мне до сих пор больно! Бен сделал большой глоток вина. Рей видела, как дрожали руки. — Я ведь только, когда слушал твоих друзей, понял, что все с самого начала было ложью. До этого момента я, как дурак, полагал, что ты скрыла от меня только две вещи: работу и таблетки. А тут выяснилось, что я ни слова правды за все годы не услышал… — Неправда! Я любила тебя и ни разу не соврала о своих чувствах! И ребенка я хотела! От тебя! — Тогда почему, Рей? Зачем? Таблетки эти. — А как ты себе представляешь? О, любимый, я очень хочу от тебя ребенка, вот прямо сейчас, только вот ты на самом деле не звал меня на свидание, я это выдумала; и работать в «Первом Ордене» хотела из-за карьеры в Бюро; а еще я всем друзьям постоянно повторяю, что не люблю тебя, потому что ты им не нравишься, и я боюсь их потерять… Ты серьезно, Бен? И ты бы поверил в искренность моих чувств и желаний? Не смеши меня! — Может, и не поверил бы. Но если бы у нас тогда был ребенок… — Ты бы решил, что я нарочно его родила, чтобы точно тебя привязать, — перебила Рей. — Еще неизвестно, как ты бы после всего к ребенку относился. — А сейчас? Сейчас тебя такие опасения не беспокоят? — Бен нахмурился. — Беспокоят. Но, во-первых, ты поостыл. Я вижу, ты до сих пор злишься, но сейчас готов если не понять, то выслушать. Вспомни, раньше стоило мне начать говорить, ты просто уходил. — Говорить?! — Бен фыркнул. — Ты не пыталась говорить, Рей. Ты защищалась и оправдывалась. Ты даже не извинилась ни разу! — Думаешь, это просто? Я ждала, когда закончится процесс, от нас отстанут. Полагала, будет проще. А потом ты ушел. Я поняла, что опоздала. — Ладно, — Бен запрокинул голову, — а во-вторых? — Что, во-вторых? — Ты сказала, что, во-первых, я остыл. Значит, есть во-вторых. — А, во-вторых, надеюсь, ты когда-нибудь простишь меня. Ну или не простишь, но не будешь попрекать ошибками. Ради сына, чтобы мы могли воспитывать его вдвоем. Пусть мы больше… не вместе… — слова дались с трудом, — но ему нужны оба родителя, которые не ссорятся каждую минуту из-за прошлого. Воцарилась такая тишина, что было слышно, как на кухне тикают часы, отмеряя минуты. Рей понимала обиды Бена, задвигая собственные. Это было как минимум малодушно — сбежать, не сообщить о решении аннулировать брак, отказаться разговаривать. — Прости меня. Рей показалось, она ослышалась. — За что ты извиняешься? — Я не должен был обрывать все так. Я струсил. Думал, стоит тебе появиться, я сразу наплюю на все, прогнусь и попрошусь назад. Хотел оставаться мужиком, блядь, хозяином своей жизни. Остался... Я должен был быть с тобой, с вами! Должен был помогать. Если не сам, то нанять, не знаю, няню. Я должен был нести ответственность! Даже если опосредованно. Прости меня! Я сам украл у себя время с сыном! Спасибо, что не выгнала, что позволила остаться! — Я сделала это не ради тебя, Бен. Ради него. Он не должен страдать из-за чужих ошибок. Вино давно стало теплым, но Рей все равно в несколько глотков осушила содержимое бокала. Было далеко за полночь, она вообще сегодня больше не собиралась затрагивать болезненную тему их отношений, но все равно пошла на поводу у Бена. Сейчас она себя чувствовала так, будто ее часа два крутили в бетономешалке. Рей тяжело поднялась и молча принесла Бену белье. — Постели сам. Я спать. — Спокойной ночи. — И тебе. Рей не думала, что вообще получится уснуть. Но оставшийся с утра родной запах Бена вкупе с алкоголем убаюкивали, и Рей не заметила, как провалилась в сон.***
Неделя прошла как в тумане. На третий день пребывания Бена Рей пришлось на пару часов съездить на работу. Она и так злоупотребляла хорошим отношением Мэтта, продолжая большей частью работать из дома. Она боялась, что в ее отсутствие что-то случится, Бен растеряется, но все прошло хорошо. Сложно было сказать, заметил ли вообще Бенни отъезд мамы. Бен же светился от гордости. Оказалось, у него получилось накормить сына фруктовым пюре. Правда, есть сам маленький хитрец не стал и пытаться, переложив сей нелегкий местами труд на плечи отца. Вот только если Рей подустала от тотальной беспомощности малыша и мечтала о большей его самостоятельности, Бен явно наслаждался возможностью проявить заботу. Рей с умилением наблюдала, как Соло пытается поймать ножку, а потом натянуть на нее носок; как бегает по первому этажу за хохочущим сыном, который сбежал, пока папа тянулся за вторым носком. Это была жизнь, о которой она не осмеливалась мечтать, будучи замужней женщиной, и которую внезапно получила, оставшись одна. — Кто попался? — довольный голос Бена выдернул Рей из раздумий. Потом настала очередь кроссовок. Хохот моментально превратился в визг — обувь Бенни не любил. Рей была совсем не против, когда он бегал босиком на заднем дворе, но сейчас они с папой собирались на площадку. — Отдохни, Рей. И не волнуйся. Я глаз с него не спущу, — Бен был смертельно серьезен, явно думая о том же, что и она.***
Одиннадцать дней. Бен был с ними уже одиннадцать дней. Они не говорили об этом, но Рей знала: скоро ему придется вернуться в Бозмен. Вечером двенадцатого дня на стол перед Рей легла записка с номером телефона. — Мой мобильный, — пояснил Бен в ответ на ее вопросительный взгляд. — Все же новый. А я, когда тебя дома не застала, так и звонила на старый. — Я им в основном для работы пользуюсь. — А почему не отвечал тогда? — Когда? — Я после возвращения из Бозмена тоже на него звонила. Она смотрела, как Бен задумывается, как постепенно распахиваются его глаза, как он прячет лицо в ладонях, и не понимала. — Я забыл, — простонал Бен. — Я чуть с ума не сошел тогда. Решил, что Рэнди твой муж, а это ваш общий сын. Типа со мной ты не захотела, а стоило мне уйти, так сразу… — Ты даже не подумал, что ребенок твой? — Нет. В общем, Хакс как раз звал меня съездить с ним и Роуз на Маунт Худ. Я согласился. Телефон выключил, чтобы по работе не донимали, а по возвращении забыл включить. — Так куда лучше звонить? — На новый. — Когда ты уезжаешь? — Рей не отрывала взгляд от аккуратных цифр. — Послезавтра. — И что дальше? — Буду звонить. Еще по скайпу можно. Приеду недели через две. — Хорошо. — Ты не против? — Нет. — Рей, я хотел спросить. Как ты смотришь на то, чтобы у Бенни была моя фамилия? Я хочу подать на установление отцовства. Она побледнела. Нет, Рей очень хотела, чтобы они втроем наладили общение, чтобы стали хорошими родителями. Просто не думала, что Соло возьмет такой темп. И пусть они высказали друг другу свою боль, это не означало, что обиды не ворвутся в их жизнь, стоит им только не согласиться по какому-то вопросу. — Нет. — Что? Почему? — Он явно не ожидал отказа. — Ты слишком торопишься.