Криминальное искусство

- Ну, чего ты, Италия? Разворачивай первый конверт. "Ты прекрасен, как прекрасны твои любимые розы. Я так тебя люблю, что ради тебя ушёл бы навсегда из Стидды к твоим, если бы не знал, что априори буду прогнан оттуда, что в меня будут лететь бутылки. Ты знаешь, как я скромен и сдержан, но, наверное, слышал, как я кричал твоё имя с вершины холма, пока город спал. Да, город спал, но небо никогда не спит. Эррику". "Любить тебя - как любить что-то недосягаемое, как жаждать сладкого запретного плода. Ты знаешь, какая пьеса была моей любимой, когда я был младше. И мы так похожи на героев этой пьесы, что плакать хочется. Лучану". - Это он про "Ромео и Джульетту", что ли? - предполагает Италия. - Странно, что Лучану любил пьесы, а не неаполитанские мелодрамы по телеку. "Я превозношу твою чистоту. Я не хочу пачкать тебе ни тело, ни душу. Уйди прочь, я договорюсь с главарём, я буду встречаться с тобой вопреки всему, только не предавай своих. Ты знаешь, я не хочу твою любовь использовать. Эррику". "Я всё понимаю, моё сокровище, но... Коса Ностра и Стидда рвут меня на части, тянут к себе, и когда-нибудь это меня погубит. Я не хочу предавать своих, и тем не менее не хочу предавать тебя. Что по поводу тела... Я не хочу себя консервировать. Я уже понял, что хочу подарить тебе всего себя. Лучану". "Я знаю, что ты на правильном пути. Тебе тесно с тремя сёстрами в маленьком домике, и это я тоже знаю. Я живу один и предлагаю тебе съехаться. Позже мы можем узаконить наши отношения, если ты этого захочешь. Я люблю тебя, и хочу лучшего будущего. Для тебя. Для себя. Но прежде всего - для нас. Эррику". - Ох, да Эррику был не менее влюблён, чем Лучану... - Италия приближается к Сицилии и разворачивает последний конверт. Письмо написано кровью. Много ошибок, почерк неразборчив. В конверт вложена роза с окровавленным стеблем. Она, кажется, и послужила письменным орудием. "эрику я всё понял, я понял что я предалтьл я всеех вас предол кого мог, такие как я недолжны жить я сущая проблема всё чего я касаюсь рушитсся, я люблю тьбя но ты двигайся дьдльше живи люби служи своей смье а я прощаюсь... лучану". - Нам считать это за предсмертное письмо? - говорит Сицилия, выдерживая паузу. - Во всяком случае, не было ни ответа, ни письма от Лучану вдогонку. Да, это предсмертное письмо. И странно, что он написал не Долоре, а Эррику. - Потому что Долора подняла бы панику, - объясняет Сицилия. - Эррику понял холодным рассудком, что Лучану не вернуть. - Знаешь, Сицилия, из-за всей этой ситуации с Эррику, с Лучану, с противостоянием двух группировок... Я сильнее полюбила тебя. Я точно знаю, что терять тебя не хочу. Италия ложится на грудь Сицилии. - Не потеряешь, - отвечает Сицилия со всей своей лаской. - Второй раз побега за океан не повторится, да и от кого бежать? - Не от кого, - соглашается Италия. - Чем займёмся этим вечером? - Чем ты захочешь. Я бы предпочла дунуть и хорошенько оторваться. Но ты была бы против таких развлечений. - Мой предел - это бокал красного. - И этим бокалом ты напьёшься так, что не разбудит ни выстрел, ни сирена... И уж тогда я тобой займусь на нетрезвую голову. - Предлагаешь секс под алкоголем и травкой? - Ага. Соглашайся, пока трезвая. Италия кивает - и вдруг страстно целует губы сестры. Сицилия отстраняется и с громким хохотом убегает в свою комнату. *** Сицилия накуривается в хлам прежде, чем осознаёт, что пора прекратить. В белки глаз ударяет кровь, зрачки застывают в несвойственной им ширине, а мир вокруг слегка размыт, но с каждой секундой это размытие всё сильнее. Только бы добраться до комнаты Италии и не пересчитать по пути всю мебель и все цветочные горшки. Сицилия не стучится - вламывается в дверь комнаты Италии. Набрасывается на неё с такой страстью, что Италия едва успевает снять кофту, не дав Сицилии разорвать её на клочки. Сицилия зарывается руками в волосы Италии и покрывает её поцелуями - сначала в губы, пылающие от возбуждения, потом спускаясь к шее, потом покусывая ключицы, наслаждаясь вкусом родной кожи и крови, такой же самой, какая льётся в её собственных венах. - Сицилия, может... - Ммм, а у тебя шикарные сиськи, - вдруг выдаёт Сицилия и в подтверждение своих слов впивается обеими руками в грудь Италии. - Лифчик сними, а? От Сицилии несёт куревом, Сицилия груба, даже грубее, чем обычно, и уж точно не похожа на себя. Италия смотрит в глаза Сицилии - окровавленные, с огромными зрачками - и понимает, что Сицилия похожа на обнаглевшего насильника, который может в любой момент подловить за углом и совершить то, что захочет. Италия не хочет признаваться, что насильник из Сицилии такой себе - хотя бы потому, что всё это не насильно, и Италия, текущая, раскрасневшаяся, готова раздвинуть ноги для своей обдолбанной сестры. Трясущиеся руки Сицилии не справляются с застёжкой лифчика, и Сицилия разрывает его, тут же кинув на пол и начиная жадно облапывать грудь сестры. - Ммм, ах, вот был бы у меня между ног большой и толстый хер, я бы подрочила его об твои сиськи, да... А потом вогнала бы его в твою растраханную вагину и драла тебя, пока не кончу... Сицилия никогда в трезвом состоянии не говорит ничего подобного. - Я тебе страпон куплю, если попросишь. - А как мне просить, ммм? Вылизывать твою сочную... А, да похер... Сицилия проводит рукой в воздухе, смотрит на Италию отстранённым взглядом - и тут Италия понимает, что Сицилия без своих чёрных очков. Точнее, Италия уже видела это, даже рассматривала бесстыжие обдолбанные глаза сестры, но теперь Италия уже понимает это как факт. Сицилия забыла свои очки? Или это для неё - высшая форма интимной близости? Более интимной, чем раздеваться, чем трахаться, чем шептать грязные выражения, грязные и вместе с тем горячие? В любом случае, Сицилия отрубается, падая головой на грудь Италии. Так они и засыпают.