ID работы: 10460856

Кушель

Джен
R
В процессе
546
автор
Размер:
планируется Макси, написано 160 страниц, 15 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
546 Нравится 186 Отзывы 216 В сборник Скачать

Часть 5

Настройки текста
Примечания:
      Кушель не видит смысла в тренировках. Она ни разу не смогла победить Кенни. Да, она всё же сломала ему нос ещё пару раз, но о полноценной победе и речи не шло.       «Если не могу победить Кенни, разве смогу победить хоть кого-то на улице?» — обречённые мысли не давали покоя.       Жизнь была стабильной. Достаточно стабильной, чтобы не беспокоиться излишне. Несколько месяцев были спокойными. Она продолжала работать у Греты, Леви муштровал детские банды на улицах, а Кенни всё чаще пропадал где-то.       Кушель бы вздохнула спокойнее, но оставалась проблема. Она крылась в глубине тела Линды, росла всё больше.       — Что делать? — с ужасом шепчет Кушель Грете.       Грета смотрит спокойно, пожимает плечами, будто это ничего не значит.       — Родит и всё.       Кушель смотрит остервенело. У Линды небольшой живот, ранний срок, ещё можно сделать аборт, но… разве есть в этом неполноценном средневековье врачи, способные на это?       — Ты хоть объяснила ей что это такое? — у Кушель пальцы сводит от желания вцепиться кому-нибудь в горло.       — Объяснила, и она счастлива, — отрезает Грета и больше не позволяет заговаривать об этом.       Кушель присматривает за Линдой краем глаза. Возможно, Грета права. Может, лучше Линде родить и попытаться… Кушель так и не знает что попытаться.       Линда кажется окрылённой. Она поглаживает живот и радуется, что у неё будет братик или сестричка. У Кушель внутри с хрустом что-то ломается, когда она слышит это.       Объяснить надо. Кушель знает, что надо. Легко не будет, но она не может этого просто так оставить. Это неправильно.       — Сын или дочь? Как это? — хлопает глазками Линда, Кушель открывает рот, чтобы ответить, но её прерывает радостный возглас. — Это как Леви? Мой братик или сестричка будет звать Кушель мамой, как Леви!       Столько света было в глазах Линды, что Кушель не нашла в себе сил объяснить ей. Скорее всего Грета права и так действительно будет лучше. То, что её провозгласили мамой, Кушель старалась не вспоминать.       — Почему она такая? — шепчет она Грете, отчаянно пытаясь понять.       Грета мрачно смотрит сквозь неё:       — Потому что она родилась здесь.       Кушель смотрит по сторонам, вглядывается в каждое лицо, вслушивается в каждый раскат эха под каменным потолком и внезапно понимает. Этот город уродует ещё в утробе.       Неподходящее место не то что для рождения, для жизни. Людей с уродствами и психическими болезнями тут навалом. Теперь она понимает почему.       Время идёт быстро. Даже чересчур, на скромный взгляд Кушель. Казалось, что она очнулась в этом теле всего неделю назад, а на деле прошло уже пять месяцев.       Сегодня был выходной, она выбралась на рынок, если то место можно так назвать. Скорее небольшие дефицитные лавочки, задерживаться не пришлось.       Она заворачивает за угол на пути домой и застывает, поражённая открывшейся картиной.       Леви сидел на перевёрнутом деревянном ящике, как король, а перед ним разворачивалась бойня. Кровь текла по земле, казавшаяся в тусклом свете Подземного Города чёрной.       Кушель не может пошевелиться. Её пугает кровь незнакомого мальчишки, спокойствие маленького короля, его голос, что велит остановить избиение ненадолго. Леви говорит что-то, слова долетают до неё, будто бы издалека.       «Судилище», — сглатывает она и снова может дышать.       Она не знает как правильно. Она не знает что должна сделать. Она ничего не знает. Она не росла на улицах, её воспитывали на мифах, книжных историях и песнях. Кушель не знает как быть.       «Я не справлюсь, Кушель, — истерично звучит в голове, — я не справлюсь».       — Леви, — её голос тих, его не должно быть слышно в шуме пьяных кровью подростков, но все затихают с первым же звуком.       Леви поворачивается к ней, и она не узнаёт его. Безразличный взгляд, спокойное лицо. В его глазах мелькает маленькая искорка узнавания и радости, но она не выходит за границы зрачка.       — Пойдём домой, — одними губами шепчет она.       Леви легко соскакивает с ящика, коротко кивает кому-то неопределённому в толпе и идёт к ней. Кушель напряжённо ждёт его. Поворачиваться спиной к маленькому зверью улиц страшно, но Леви хорошо их надрессировал.       Леви забирает продукты из её рук, и они идут домой молча. Кушель не знает как облечь свои мысли в слова, а Леви и не думает, что что-то не так. Для ребёнка всё в порядке.       «А ребёнок ли он?» — заседает в голове.       Ей странно и страшно. Призраки прошлой жизни слишком навязчиво всплывают в голове. Ей кажется, что Леви уже тридцать, он служит в армии и является превосходным солдатом. Она видит перед собой ребёнка пяти-шести лет и что-то с хрустом ломается в её голове.       Дома они разбирают немногочисленные продукты, что ей удалось купить, а она всё ещё пытается подобрать слова. Кушель точно бы не одобрила происходящего. Ни одна нормальная мать не одобрила бы.       — Тебе нужно перестать быть рядом с этими детьми.       — Они смогут нас защитить, — невозмутимо смотрит на неё Леви, она не узнаёт его.       — Ты должен прекратить общение с ними, — она незаметно сжимает ладони в кулаки, чтобы сдержать дрожь.       — Кенни говорит, что я никому ничего не должен, — упрямо хмурит брови Леви.       Она говорит. Очень много, эмоционально и несдержанно. В голову бьёт страх и она уже не может следить за тем, что отвечает на слова Леви.       — Это банда! — в отчаянии выкрикивает она, мгновенно теряя самоконтроль от пожирающего внутренности ужаса. — Это малолетние преступники, что потянут тебя, нас, за собой на дно! Они уже на дне!       — Я не понимаю, — хмурит брови Леви и смотрит по-взрослому непреклонно. — Я защищаю тебя. Улицы безопасны для нас с тобой. Такими они и останутся. Я так решил.       Она видит призрак Кенни, которого скрывают в себе слова Леви. Ребёнок возложил на себя слишком многое, прежним он уже не был. Из-за Кенни.       — Эти дети опасны, — отчаянно убеждает Кушель, повторяя эту фразу уже полчаса разными словами, но так и не сумев добиться успеха.       — Я хотя бы что-то делаю для нашей безопасности, — бросает Леви. — Просто сиди спокойно, пока я защищаю нас.       Эти слова выбивают весь воздух из её лёгких. Это тоже чужие мысли. Она всем сердцем пытается верить, что это чужие мысли, вложенные в голову Леви, но верить не получается. Что-то внутри неё надрывно, со скрипом и протяжным плачем рушится.       Она знает, что не способна защитить их. Давно знает. Надеялась, что не знает Леви.       Ребёнок ещё что-то говорил, но она не слышала, оглушённая собственной никчёмностью и бессилием. Леви распалялся, он говорил всё жарче, обвинения сыпались, как из рога изобилия. Она слышала слова Кенни, слышала Марту и Грету. Она знала, кто вложил всё это в голову её сыну, но не собиралась что-то делать. Не могла.       — Ложись спать, — говорит она, её голос кажется блеклым, но ей слишком безразлично всё сейчас.       Леви хмурится, но идёт готовиться ко сну. Кушель продолжает стоять посреди комнаты. Она наблюдает, как ребёнок выходит за дверь, чтобы попасть в ванную, как тишина царствует в пустой комнате.       Он возвращается обратно, а она даже не сдвинулась с места, лишь продолжает смотреть пустым серым взглядом. Леви забирается на диван и ожидающе смотрит на неё. Они всегда ложились вместе.       — Я приду позже, — шелестит её голос.       Она наконец шевелится, поворачивается медленно и уходит в коридор.       Ей кажется, что она пьяна, но мысли холодные, трезвые и до ужаса рациональные. Дверь в ванную отрезает её от всего мира.       Кушель хватается за осколок, что служит им зеркалом. Она натягивает улыбку, держит её, пока та не начинает трескаться.       Ей кажется, что от улыбки отпадают куски. Трещины ползут по её лицу и осыпаются, открывая дрожащие в сдержанных рыданиях губы. Она судорожно глотает воздух, глаза жжёт от бесконечных слёз. Её колотит от холода. Она вцепляется в зеркальный осколок с такой силой, что идёт кровь.       — Не могу, — срывается сдавленный шёпот с искусанных губ. — Я не могу. Не могу. Не могу.       Она повторяет это снова и снова, пока вера не укрепляется в знание. Она знает, что не справится. Она знает, что не нужна. Она знает, что Леви выживет без неё.       Она с трудом поднимается на ноги, мир шатается и она вместе с ним. Стены подвижны, в них нет защиты. Ей кажется, что она сходит с ума. Мир, её мир, должен быть другим. Там не должно быть каменного потолка вместо неба, тусклых фонарей вместо солнца, затхлого воздуха вместо свободы… ребёнка. Там не должно быть ребёнка.       Ей хорошо известно, что Леви выживет при любых обстоятельствах. Это не вера и не знание, это устоявшаяся истина, что выжжена у неё в сознании.       Кончики пальцев холодеют. На улице душно и мерзко, но ей снова холодно. Она не видит куда идёт. Местность незнакомая и она думает, что ушла за многие километры от дома, но над головой до сих пор каменный потолок, в лёгких грязный воздух Подземного Города, а в мыслях потерянность и ощущение собственной никчёмности.       «Я ничего не могу дать этому ребёнку», — знает она, её колотит озноб.       Ей кажется, что сейчас лучшее время, чтобы оставить всё позади. Чужого ребёнка, что легко вошёл в сердце, чужого брата, что больше похож на раздолбая-соседа, чужую жизнь. Они смогут друг о друге позаботиться, а она… ей стоит идти. Куда-то далеко, где она сможет стать свободной, носить своё имя, жить своей жизнью.       Она тяжело сползает по стене в пыль. У неё нет ни имени, ни своей жизни.       «Я не знаю, — стучит набатом у неё в голове, — ничего не знаю».       Глаза жжёт, а в ушах шумит спокойное сердце. Тоже не её. Она зажимает виски и сжимается. Как же плохо. Становится горько и смешно одновременно, когда она вспоминает свои громкие слова о том, что защитит Леви самостоятельно. Теперь он защищает её.       «Какая же идиотка, — думает она. — Бестолковая, бесполезная дрянь. Куда полезла? Не можешь. Ничего не можешь».       — Мама.       Она поднимает взгляд. Глаза Леви всегда были эмоциональным. Столько чувств в чёрных зрачках, что она обычно задыхается.       — Я не твоя мама, — говорит она пустоте.       Леви здесь нет. Улица пуста. Тут только она да тело Кушель. Никакой мамы. Даже её собственной.       Одиночество вцепилось когтями под рёбра, заскребло с такой силой, что стало трудно дышать. Она обняла себя за плечи.       В этом мире не было ничего, что принадлежало бы ей. У неё не было ничего.       — Мама, — будто бы наяву услышала она обеспокоенный голос Леви.       — Я не твоя мама, — шепчет она, сжимаясь в комочек, неосознанно вцепляясь в безымянный палец левой руки.       — Я достану еды, — самоотверженно обещает ребёнок.       — Не нужно, уходи, — её шёпот больше похож на скулёж.       — Не засыпай, — заботится он.       — Не надо, — слёзы потекли по щекам       — Ты тоже оставишь меня? — спрашивает Леви.       — А если ты уйдёшь и не вернёшься? — отчаянно вопрошает он.       — А если ты забудешь, где я? — шепчет её сын.       — Значит, я тебя найду, — говорит она и медленно поднимается с места.       Она не может оставить Леви. Они связаны крепче, чем просто знакомые. Она его своим сыном признала. Разве можно бросить его одного, если её не устраивает его путь? Разве может она позволить страху управлять собой? Она всю жизнь боролась, не позволяя никому себя контролировать. А сейчас так позорно поддалась страху.       Кушель открывает глаза, вытирает слёзы. Как будто она позволит себе оставить сына. Погуляла, проветрилась и хватит.       Дорога назад оказалась намного проще, чем она думала. Кушель не ушла далеко, просто зашла со стороны, какую ещё не видела. Поиск пути привёл растревоженную душу в порядок, дал время успокоиться и принять решение.       Она поднимается по старой скрипучей лестнице, опираясь о стены, открывает дверь в их комнату и встречается с беспокойными глазами Леви. Он сидит на диване, крепко прижимая к груди своих куколок.       «Он ребёнок, — понимает она, — нужно просто научить его, воспитать. Нужны слова, а не эмоции».       Кушель не хочется сейчас говорить о чём-то, но она наконец смогла облечь мысли в слова.       — Эта банда — зверьё. Почуют слабость и бросятся всем скопом. Каждый раз ты будешь чувствовать опасность не от окружающих, а от них. Они будут ждать момента, чтобы вонзить тебе нож в спину. Они смогут это сделать. Однажды они уничтожат нас, предадут.       Такие слова не говорят обычным детям. Леви никогда не был обычным. Именно сейчас она поняла, что её слова дошли до него. Он понял.       — Ты поранилась.       Кушель рассеянно посмотрела на свои ладони и кивнула. Кровь больше не шла, но раны могли напугать.       — Пойдём, — Леви настойчиво потянул её за запястье.       Сейчас они словно поменялись местами. Обычно Кушель заботилась обо всех ранах Леви. Было странно получать неуклюжую детскую заботу.       «Но он же всегда обо мне заботится», — внезапно вспоминает Кушель.       Леви разогревал ужин. Леви убирался в комнате. Леви помогал готовить еду. Леви делал так много для неё, как она могла забыть об этом?       Кушель приходит в себя постепенно, но на этот раз окончательно. Она не помнила себя, но она продолжала быть собой.       «Придумываешь себе проблемы», — закатывал на подобное поведение глаза кто-то из её прошлого.       Она знает, что ей нужно отпустить всё, что было. Но она даже не помнит этого всего, это мучает. Собственная значимость была потеряна в череде несчастий и неудач.       — Мама, — тихий голос Леви выводит из оцепенения. — Тебе больно?       Тяжёлый ком подкатывает к горлу. Кушель сжимает маленькие пальчики Леви, мимоходом отмечая повязки на израненных ладонях.       — Нет, — выдыхает она. — Мне не больно.       Боль пожирала её изнутри.

***

      Кушель сидит над старенькой тонкой книжкой и пытается прочесть хоть одно слово. Она не чувствует в себе предрасположенности к изучению языков, но хоть базовые знания у неё должны были быть!       — Тут говорится, что, — неуверенно тянет она под хмурым взглядом Греты, — стены святые, стены нас спасут?       — Да ты что, — хмыкает Грета. — Что ещё интересного скажешь?       — Я не понимаю, Грета, — скулит Кушель, упираясь лбом в стол.       — Ты мне не пересказывай, а читай. Чай не дитя малое, на слух поймёшь и глазами запомнишь.       Кушель очень сомневалась в педагогических способностях Греты, но выбора не было. Сильно стесняясь она по слогам читала каждое слово. Удивительно, так дело пошло легче. Переводчик живой речи в её голове прекрасно справлялся с задачей.       Она не давала себе опустить руки. Учила всё, что могла выучить, делала всё, до чего могла дотянуться. Кушель нельзя было давать себе время погружаться в отсутствующие воспоминания и чувства. Ничем хорошим это не закончится.       Дверь с грохотом распахивается. Вечерний шум затих. Некто проходит до самой барной стойки, игриво шлёпнув мимоходом одну из официанток по ягодицам.       Кушель крепко сжала кулаки, хотелось вмазать уроду, но нельзя. Тем удивительнее было чувствовать крепкую хватку Греты на плече.       — Сиди, — невозмутимо произносит Грета.       Кушель смотрит и не понимает. Она бросает взгляд на мужчину, что отдаёт приказы сегодняшнему бармену так, будто он тут хозяин.       — Кто это?       — Наш новый покровитель, — бросает Грета и больше не отвечает на вопросы.       Кушель следит за наглым мужчиной краем глаза. Тот выглядит как работник секс-шопа. Светлые брюки, контрастные тёмные ремни на бёдрах, портупея под форменной курткой. Она хмурится, когда видит герб на его спине. Что-то знакомое.       — Наберут же в полицию ублюдков, — шепчет ей на ухо сегодняшняя официантка, поставив перед ней чашку чая.       Она удивлённо поднимает брови, посмотрев на визитёра другими глазами. Кажется, здесь были свои понятия о форме для полицейских.       — Эй! Придурок, почему я должен таскать твоё снаряжение? — в помещение врывается ещё один полицейский, в руках и на бёдрах у него были металлические блоки.       Кушель смотрит на разворачивающееся перед ней действо с любопытством учёного, открывшего новый вид бактерий. Полицейские лениво переругиваются за барной стойкой и методично уничтожают их запасы алкоголя.       Грета пинает её в колено. Кушель рассерженно шипит, потирая ушибленную конечность.       — Прекрати пилить их взглядом, — еле слышно шепчет Грета, стреляя в неё молниями из глаз.       Кушель раздражённо фыркает, но слушается. Она опускает глаза в книжку и пытается прочесть про культ стен. Грета решительно идёт принимать эстафету у бармена, с гуляками она всегда справлялась лучше всех.       Узнавать о религии этих мест было интересно. Кушель слабо представляла веру без единого бога, но вполне могла понять мотивацию людей поклоняться единственной защите от внешнего мира.       — Мам, — дёргают её за рукав.       Кушель поворачивает голову. Леви в этот момент как раз кинул брезгливый взгляд на напившихся вусмерть полицейских.       — Ты что-то хотел?       — Ты была права, — и хмурится обиженно, — один начал подговаривать других.       Кушель кивает. Радовало, что Леви хотя бы послушал её. Та ссора осталась лишь неприятным воспоминанием, что не давало опустить руки. Она держалась только на этом. Пора было бы уже оставить переживания, но её жизнь наладилась и появилось время думать обо всём том, что успело с ней случиться.       «Было легче, когда приходилось думать лишь о выживании», — признаёт она.       — И что хочешь сделать? — она не может дать Леви готовые ответы, сама не знает, но они могут учиться вместе.       — Побить перед всеми? — Кушель отрицательно качает головой. — А что?       — Не знаю, — пожимает плечами. — Давай дома решим?       — Угу.       Леви пристраивается рядом, кладёт руки на стол и укладывает на них голову. Некоторое время он наблюдает за людьми у бара, иногда хмурясь. Кушель приглядывает за ним краем глаза, но книжка сама себя не прочитает.       — Что это за ублюдки? — скучающе спрашивает Леви, кивая на полицейских.       — Это плохое слово, не используй его, пожалуйста, — не отвлекается от описания стен Кушель.       — Его Кенни же использует.       — Нашёл с кого пример брать, — фыркает она.       — Но в бою хорош.       — Этого не отнять, — соглашается она, со слабой улыбкой.       — Так кто они?       — Полицейские.       — Ты говорила, что они являются символом справедливости, чести и достоинства. Эти не похожи.       Кушель поднимает взгляд и долго глядит в серые глаза Леви.       — В первую очередь они — люди, а люди не могут быть совершенными. Власть, большая или маленькая, развращает и делает хуже практически любого человека. Запомни это, родной.       — Есть исключения? — Леви прижимается к ней боком.       — Конечно, — кивает она, приобнимая его за плечи. — Только они редки. Если однажды встретишь человека, которого не развратила власть, то следуй за ним. Это будет лучшее решение в твоей жизни.       — А я смогу быть таким?       — Если постараешься.       Леви был тёплым. Словно маленькое солнышко потерялось в подземелье и пригрелось у неё под боком.       — Что это за штуки у них? — снова подаёт голос Леви.       Кушель снова поднимает голову, всматривается в металлические блоки и пожимает плечами:       — Без понятия.       — О, это устройства пространственного маневрирования, ребятки, — сегодняшняя официантка с улыбкой ставит перед Леви чашку чая.       — Спасибо, Бетти, — чай моментально оказывается у Леви.       — Обращайся, — подмигивает она и исчезает у барной стойки.       — Дружишь с Бетти? — интересуется Кушель, возвращаясь взглядом к книге.       — Спас её от своих, теперь она делает для меня чай.       Кушель мычит что-то неопределённое в ответ. Они замолкают. Леви допивает свой чай и снова приваливается к её боку.       — Что ты читаешь? — голос Леви уставший, вымотанный, он явно потратил несколько дней на то, чтобы проверить всю свою шайку, раз теперь ищет тепла у неё.       — О стенах, что защищают нас. Интересно пишут.       — Хорошо защищают? — сонно бормочет он.       — Уже пару веков стоят и не шелохнутся, солнце, — шепчет она, целуя его в макушку.       Вечерний шум таверны убаюкивает его, а тепло материнского тела дарит чувство безопасности. Он засыпает, Кушель приходится придерживать его, чтобы не сполз на пол.       «С ним лучше, чем без него», — признаётся она себе.

***

      Леви медленно, методично уничтожал банду, которую подчинил. Кушель лишь иногда подсказывала необходимые ходы. Она понятия не имеет откуда она знает столько всего, но предполагает, что просто умная, раз может просчитать действия кучки подростков.       Кенни долго ржал, когда узнал, чем занимается Леви. Но ничего против не сказал по этому поводу, Кушель решила, что его всё устраивает. Не то чтобы его мнением вообще интересовались.       — Совсем не любишь меня, сестричка, — ухмыляется Кенни.       — Не за что тебя любить, — фыркает она, на миг задерживая взгляд на красивых серых глазах.       Последние дни проходили в бешенном ритме. Кенни часто прохлаждался дома или у Кушель на работе. Что ему нужно не говорил, все вопросы игнорировал. Она не посчитала нужным лезть ему в душу. У братца Кушель были свои дела, о которых ей явно лучше бы не знать. Было достаточно того, что Кенни вообще находится рядом.       — Хэй, хозяюшка, — пьяно гогочет Кенни, — плесни-ка ещё!       Кушель уже хочет начать ворчать по поводу уже двухнедельного запоя, но её опережает Бетти. Официантка, кокетливо улыбаясь, наполняет кружку Кенни, демонстрируя ему небольшое декольте.       У Кушель будто бомба внутри взрывается, наполненная горечью и обидой. На миг их с Кенни взгляды встречаются, но в следующую секунду он уже не сводит глаз с флиртующей Бетти.       — Кушель! — кричит из подсобки Грета, вырывая её из странного злостного оцепенения. — Помоги разгрузить продукты.       — Иду, — переключается она.       Разбирая ящики Кушель не может не думать о том, что раньше продукты были лучше. Криминальная организация заботилась о своих подопечных лучше, чем полиция. Это было даже смешно в какой-то степени.       «Полицейские недалеко от банд ушли», — думает Кушель, откладывая гнилую картофелину в отдельный ящик.       — Закончила? — раздаётся за спиной.       — Ты решил сменить профессию? Если нет, то проваливай с кухни, вход только для персонала, — отчеканивает она.       Кенни смеётся. Чем дольше они были знакомы, тем меньше его усмешки вызывали отторжение. Ей даже начинало немного нравиться смеяться с ним.       — Какая ты злая сегодня. Неужели мою дорогую сестричку кто-то обидел?       Кушель оборачивается как раз вовремя, чтобы заметить как Кенни оказывается перед ней. Он опирается руками о стол позади неё, заключая в ловушку.       Она хмурится, но ничего не делает, лишь задирает голову. Кенни очень высокий, где-то под два метра ростом. Она намного меньше.       Кенни наклоняется, их глаза на одном уровне. Кушель кажется, что сейчас происходит что-то важное, что-то что она пока не может понять.       Сердце стучит ровно, она затаила дыхание. Лицо Кенни приближается ещё на полмиллиметра, его взгляд внезапно тяжёлый, ищущий. Возможно, он находит то, что искал, потому что следующее его действие выбивает весь воздух из лёгких Кушель.       Кенни даёт ей щелбан и оглушает своим смехом. От неожиданности она не может сделать новый вздох, но стальные глаза Кенни приводят её в чувство.       — А-ну проваливай, пьянь! — она хватает картофелину и запускает в Кенни, что почти скрылся за дверью.       — О, а меткости тебе не занимать, — хохочет он, поймав у самого лица овощ. — В стрельбе тебе не будет равных.       В Кенни летит очередной снаряд, но он успевает скрыться. Кушель, кипя от возмущения, собирает рассыпавшиеся овощи по всей кухне.       Кенни был всё таким же непонятным засранцем, каким был в начале знакомства.       — Мудак! — в сердцах бросает Кушель.

***

      — Куше-е-ель, — тянет с утра отвратительно бодрый Кенни.       У Кушель раскалывается голова от его голоса. Она опускает голову на стол и молит небо, чтобы Кенни заткнулся и не портил ей её законные двадцать минут до работы.       Сегодня для Леви был тот самый день, на котором в календаре обычно ставят икс. Важный день, из-за которого распереживалась Кушель и не смогла сомкнуть глаза ночью. День уничтожения банды.       — У меня к тебе просьба, сестрёнка, — проникновенно шепчет ей на ухо Кенни, заставив подскочить на месте.       Затылок неприятно попадает в подбородок Кенни. Её шипение от боли весьма веселит братца.       — Чего тебе от меня надо? — она потирает затылок.       — Ты же уже умеешь читать? — невинно улыбается Кенни.       — Умею, — подозрительно прищуривается Кушель.       — Замечательно! — Кенни радуется так, будто день рождения наступил раньше положенного. — В обеденный перерыв тебе нужно сходить в…       — Ну-ка притормози! — бьёт ладонью по столу Кушель и оглядывается на диван, проверяя не разбудила ли Леви. — Я ещё ни на что не соглашалась.       — Дело всего на час, — закатывает глаза Кенни. — Тебе просто нужно забрать мой нож.       — Забрать нож? — поднимает брови Кушель. — Ты его посеял где-то?       — С чего сразу посеял? — ни капельки не обижается Кенни. — Я его одолжил знакомым. Тебе просто нужно забрать его у них.       — И всё? — подозрения не отпускают Кушель.       — И всё, — излишне довольно кивает Кенни.       — И никакого подвоха? — уточняет она.       — Да за кого ты меня принимаешь? — показательно возмущается Кенни.       — За мудака, — честно отвечает Кушель под его смех. — Куда идти-то?       Кенни довольно детально описывает место назначения, вручая ещё письменную инструкцию, которую она с трудом понимает. Кушель кажется, что она знает место встречи, но не может вспомнить.       — Точно всё запомнила?       — Точно, — закатывает глаза она. — У кого хоть нож твой забрать?       — Не волнуйся на этот счёт, к тебе сами подойдут.       Кушель лишь качает головой, залпом допивает воду в чашке и собирается на работу.       Удивительно, но день кажется не таким уж плохим. Город не так сильно давит, даже дышать становится легче, когда она вспоминает, что сегодня ужин готовить не ей, а Кенни.       До обеда время пролетает в уже привычных заботах. У Кушель приподнятое настроение, даже голова проходит. Беспокойство о Леви отступает перед несокрушимой уверенностью в нём.       — Грета, мне нужно убежать на обед. Постараюсь вернуться побыстрее, — складывает фартук Кушель.       Грета хмурится. Сегодня они были полными противоположностями друг друга. Если Кушель была на подъёме, то Грету явно что-то тянуло вниз.       — Всё в порядке? — осторожно интересуется она.       — Да-да, иди давай, — отмахивается Грета. — Не опаздывай, Линда одна не справится.       Кушель кивает и уходит. Улицы больше не пугают так сильно, как раньше. Сейчас за её спиной стоят образы Кенни, что уже заработал определённую славу среди местных банд, да Леви, что укрепил свою позицию среди беспризорных детей. Была опасность, что и её захотят испытать на прочность, но пока смельчаков не находилось. Аккерманы были слишком пугающими фигурами на доске, чтобы провоцировать их очевидной слабостью в её лице.       Она оглядывается, ища глазами указатели, что называл ей Кенни. Путь был достаточно долгим, а местность странно знакомой.       «Может была тут вместе с Кенни», — мысленно пожимает плечами Кушель.       До места она доходит за сорок минут и становится у бочки, как ей и сказал Кенни. Ей кажется это странным, но многие сумасбродные действия этого человека приводили к удивительным результатам, поэтому она даже не задумывается, выполняя его инструкции.       «Он сказал, что меня узнают, — задумчиво оглядывает удивительно пустую улицу, прижимаясь поясницей к бочке. — Внешность описал? Или бочку, хах. И зачем такая большая нужна? Два человека точно поместится».       — О-о-о, — слышится приятный мужской голос.       Кушель успевает увидеть как из-за угла выходит мужчина приятной внешности с доброй улыбкой на губах. Он уверенно идёт к ней.       — Вы должно быть мисс Кушель, — он чуть склоняет голову перед ней, блики фонарей золотом играют на его волосах.       — А вы?.. — Кушель недолго ждёт ответа.       — Алекс, мисс, — представляется мужчина. — Рад познакомиться со столь очаровательной девушкой. Кенни конечно говорил, что вы красива, но явно преуменьшил ваши достоинства.       Кушель немного смущается неприкрытых комплиментов. А услышать, что Кенни о ней говорил, было вдвойне приятно, но она знала мужчин. Алекс мог чуть приврать для красного словца.       — Благодарю, — неуверенно улыбается она, её взгляд пробегается по собеседнику. — Вы принесли нож, что Кенни просил, — замечает она.       — Нож? — на секунду Алекс кажется удивлённым, потом он опускает взгляд на свой пояс, где закреплён нож и смеётся. — Совсем о нём забыл. Вы заставляете терять голову, мисс Кушель.       Кушель неловко смеётся, отстраняясь от бочки. Она делает шаг к Алексу, чтобы забрать, наконец, свою вещь и уйти.       — Не хотите пообедать, мисс? — с надеждой смотрит в её глаза Алекс.       — Боюсь, этот нож является моим обедом, — смешок срывается с губ Кушель. — Мне нужно вернуться скоро, поэтому, увы, не могу.       — Как жаль, — опускает голову Алекс, пшеничные волосы закрыли его грустные глаза, — что не получилось по-хорошему.       Кушель не успевает сказать ни слова. Сзади на неё обрушивается мощный удар, из-за которого в глазах темнеет, а тело падает, как подкошенное. Последнее, что она слышит:       — Заебался уже в этой бочке сидеть. Не мог быстрее? — и наступила темнота.

***

      Кушель пробуждается тяжело. Тьма окутывает сознание со всех сторон, тело так затекло на деревянном полу, что и не пошевелиться.       Первое, что Кушель понимает, она не связана, а потом возвращается слух.       — Верно-верно, это наша Олимпия, — говорит незнакомый мужской голос.       Удерживать сознание тяжело, но уже привычно. Она так проснулась и не засыпала в этом теле в первый раз. Сейчас нужно было просто удержать себя в здоровом, но оглушённом теле.       — Конечно, мистер Алекс! — восклицает всё тот же голос. — Её услуги для вас бесплатны. Вы нам так помогли, что это меньшее, что мы можем сделать для вас.       — Про плату не забудь, — хмыкает Алекс. — А услугами нашей красавицы Олимпии мы конечно же воспользуемся. Заку она понравилась, хах.       — Вам принести что-нибудь? Или хотите ещё девочек? — лебезит перед наёмниками сутенёр.       — Хватит, всё есть. Проследи, чтобы нас не беспокоили, — скрипнула закрывшись на засов дверь.       Внутри Кушель всё замерло, она дышала через раз. Страх встряхнул сознание достаточно, чтобы оно прекратило уплывать.       — Так её хочешь или дождёмся, когда проснётся? — спрашивает Алекс, его собеседник не кажется заинтересованным в разговоре, звенят стаканы. — О, выпивка это всегда хорошо!       — Её удалось поймать слишком легко, — недовольно бурчит ещё один голос. — У нас целый план был по её поимке, а всё решилось Заком в бочке! Сплошное разочарование. Кенни расписал её, чуть ли, не как титана во плоти, а на деле что? Блядь она и есть блядь, тьфу!       Алекс хохочет, мороз идёт по коже от этого смеха, но Кушель старается не отвлекаться и вернуть чувствительность руке, на которой лежит, а соответственно её не видно.       — Ты разве не слышал её? Она от Кенни прямиком пришла. Она не ждала засады, — смех Алекса был одним из самых приятных звуков в этой комнате, но тошнило от него хуже, чем от дерьмового виски с попойки с Кенни.       — Что ж он сам её не поймал тогда? — ядовито спрашивает, прихлёбывая что-то, недовольный.       — Ему от нас какая-то же услуга нужна, — незаинтересованно отвечает Алекс. — Отпразднуем это дело, а после решим проблему Кенни. Что он там хотел? Не связывался с тобой, Зак?       — Нет, — говорит третий голос. — Потом свяжется.       — Блядь! — громкий удар о стол, заставляет Кушель дёрнуться, но этого не заметили слишком увлечённые разговором. — Я пиздец как разочарован. Лучше бы шею свернул какому-нибудь молокососу, чем понадеялся на шлюху.       — Так вон оно, твоё развлечение, — хохочет Алекс. — Бери и развлекайся, а мы потом к тебе присоединимся.       — Я лучше её трахну один, а потом делайте что хотите.       — Какие мы брезгливые, — снова смеётся Алекс. — Слышал, Зак? Малыш Патти брезгует.       — Ой, завались, мудак, — смеётся Патти.       Кушель чувствует, что может открыть глаза, но она не успевает. Тяжёлые шаги раздаются совсем рядом. Сильный удар под рёбра ослепляет тусклым светом свечей и оглушает хохотом наёмников.       Она тяжело дышит, словно сквозь вату слышит разговор мужчин. Она чувствует как грубые руки переворачивают её на спину, задирая платье до талии.       «Нет, — бьётся испуганной птицей у неё в голове, — нет!»       — Нет… — срывается шёпотом с губ.       Наёмник, Патти, приподнимает в притворном удивлении бровь, до боли сжимая её бёдра. Он разводит её ноги, грудь Кушель сдавливает паника.       Она не видит других мужчин, сейчас в поле её зрения лишь Патти да угол стола. Ватное тело действует заторможенно, она с трудом может поднять руку.       Патти дёргает вырез её платья. Ткань трещит, открывая вид на её грудь. Он довольно ухмыляется, медленно склоняясь над ней. Слабое утешение, но пока вид обнажённой груди спасает Кушель.       Её убивает эта медлительность. Было страшно и больно, хотелось, чтобы всё закончилось как можно скорее, но почему-то всё было таким медленным.       Патти слюнявил её грудь, злобными укусами выражал своё недовольство ей, а она словно начала просыпаться.       «Это не он медленный, — прозвучало в голове голосом Кенни, — это ты быстрая».       Она поднимает правую руку, дотрагивается до щеки Патти, отвлекая от груди нежным прикосновением. Она поглаживает его щетину, ведя отсчёт в голове, когда он поддаётся её ладони, она сжимает его волосы и со всей силы впечатывает виском в угол стола.       Грохот посуды на миг дезориентирует наёмников. Это даёт ей время выбраться из-под бессознательного тела.       Комнатка небольшая. Стол, две скамьи да кровать у стены. Мужчины не смогут достаточно размахнуться, чтобы попасть по маленькому противнику. Она была маленькой и быстрой.       Громила Зак откидывает стол в сторону, чуть не придавив своего бессознательного товарища. И так небольшое пространство сделалось совсем крохотным.       Советы Кенни проносятся в голове, но Кушель не хочет их использовать. Она ещё не осознала до конца предательство, но всё её нутро горит обидой на Кенни.       Она с трудом уворачивается от рывка здоровяка, не выпуская из виду перекосившееся от злости лицо Алекса.       «Пользуйся всем, чтобы выжить, Леви», — звучит в голове собственный голос.       Она стискивает зубы с такой силой, что почти больно, но это приводит в чувство.       «Борись, — рычит в её голове, — борись, борись».       Зак бросается на неё. Она скользит почти к самому полу, чтобы нанести удар. Разъярённый вой мужчины превращается в сдавленный писк, когда она попадает по его паху. Он сгибается пополам, она обхватывает его голову, сцепляет руки в замок на затылке и бьёт коленом в нос. Раз, второй.       «В драке нет места эмоциям, — говорил Кенни. — Тот, кто первый теряет разум, — проигравший».       Она отскакивает в сторону как раз вовремя, в плечо Зака вонзается нож Кенни. Алекс скалит в безумном оскале зубы, его не волнует рана союзника. Он не тратит время на вытаскивание ножа, лишь отталкивает полубессознательного Зака.       Алекс боец. Это видно по его движениям, дыханию и выносливости. Он блокирует её удары в пах, глаза. Цокает языком смешливо, называя её грязной девкой.       Кушель бросается вперёд, пытаясь повалить Алекса, но тот хватает её за волосы и швыряет в стену. Боль такая, что она почти теряет зрение, но всё внутри кипит и бурлит, не давая ей сдаться.       Она с трудом опирается о пол руками, чтобы встать, пока Алекс вальяжной походкой победителя направляется к ней. Рука скользит по влажным доскам. Взгляд вниз — бутылка.       «В стрельбе тебе не будет равных».       Она бросает бутылку. Алекс не успевает закрыть лицо. Бутылка брызгает осколками, раня глаза. Алекс кричит от боли.       Кушель бросается вперёд. Надавить на подколенное сухожилие… в этот раз Алекс падает. Одна рука быстро проскальзывает за него и крепко хватается за воротник, вторая действует также быстро с другой стороны. Руки скрещены. Она использует все свои силы, передавливая ему артерии.       Алекс слепо пытается схватить её за волосы, но они были слишком короткими, чтобы ухватиться за них из этой позиции. Она давит всем своим весом, отсчёт в голове ведёт с убийственной решимостью.       Рядом начал подавать признаки жизни здоровяк. Глаза Алекса закатились, он перестал брыкаться. Времени думать не оставалось, она устала от схватки с ним. Уворачиваться сейчас от огромных лап Зака — самоубийство.       Кушель разворачивается всем телом, игнорируя боль, хватает рукоять ножа и рывком выдёргивает из тисков плоти. Зак вскрикивает от боли. Это последнее, что он успевает сделать, в следующий миг она всаживает нож ему в висок, пробивая кость.       Её трясёт. За дверью скребётся сутенёр, что-то говорит, но она не слышит. Её тошнит от металлического запаха крови да алкогольных испарений.       Кушель сползает с тела Алекса. Встать она не может, ноги дрожат. Она приваливается к стене, прикрывая глаза.       «Петти, Патти, Путти не доживёт до утра, — ведёт подсчёт боя она. — Рана слишком серьёзная, возможна кома. Здешняя медицина его не спасёт. Здоровяк Зак — мёртв. Алекс — жив и опасен».       Нужно было что-то решать. Последний наёмник был тёмной лошадкой. Либо Кушель может с него что-то поиметь, либо он убьёт её сразу как очнётся, если не почует выгоду в ней.       Она смотрит на валяющиеся тела и внезапно понимает, что они были слабы. Сама Кушель была контужена самым первым ударом по голове, поэтому явно была медленнее, чем обычно. Но наёмникам ничего не мешало. Почему же они были такими слабыми?       «Кенни расписал её, чуть ли, не как титана во плоти, а на деле что?» — вспоминает она.       — Почему? Я же ни разу не смогла победить Кенни…       И внезапно она понимает. Она дралась всегда только с Кенни. Она никогда не сражалась с кем-то другим. Кенни был монстром в человеческом обличии, а наёмники — всего лишь люди. Она была слаба в сравнении с Кенни, но обычные бандиты были слабее неё.       Её колотит. Ей ужасно плохо. Намного хуже, чем по пробуждению в этом теле. Она переводит взгляд на Алекса. Сейчас она видит в нём угрозу для своей спокойной жизни. Достаточно было посмотреть этому парню в глаза, чтобы понять, что ему плевать на мораль. Если будет нужно, то он уничтожит любого на пути к цели.       Кушель подбирается ближе к Алексу, обхватывает его голову. Нужно всего немного.       — Как ты там говорила? — бессознательно шепчет она слова того, кого даже не помнит. — Позвонки атланты… если повернуть резко, сильно и без умений, то они вылетают прямо в мозг, мгновенно убивая.       Она поворачивает голову Алекса резко, сильно, без сомнений. Громкий хруст-щелчок почти такой же, как в фильмах. Проверить жив ли человек — дело минуты.       Кушель поднимается на ноги. Груди холодно, платье не прикрывает больше ничего. Удивительно, что оно не мешалось.       Её шаг твёрд. Она не сомневается и не боится, когда открывает дверь и впечатывает сутенёра в стену, держа его за горло. Сил хватает.       — Олим-кха-пия, — задыхается он.       — Олимпия! — тоненько ахает какая-то девушка рядом.       — Если оставлю тебя живым, то ты снова пошлёшь за мной наёмников, — будто скучающе говорит Кушель, глаза мужчины затапливает ужас, она не знает что он видит в ней. — Я убью тебя. Ты принёс мне слишком много проблем.       Она не хочет убивать. Сейчас Кушель лишь запугивает.       — Не… кха… не надо, — сипит мужчина, Кушель ослабляет давление на его горло. — Ты… ничего не должна нам… кха-кха… больше никто не придёт…       — Почему я должна тебе верить? — голос Кушель безэмоционален.       Паника в глазах сутенёра такая сильная, что Кушель почти опасается, что он откинется у неё на руках.       — Олимпия, он правда больше не тронет тебя! Пощади! — на её руке практически висит проститутка.       — Принеси мне одежду, — бросает она девушке и отпускает сутенёра.       Несколько девочек крутятся в конце коридора. Сутенёр опасливо заглядывает в комнату и отшатывается назад, когда видит погром и мёртвые тела.       Ей приносят мужские рубаху и штаны и предлагают дойти до умывальника. Она вся в крови, осколках и остатках еды, вода — это то единственное, что ещё способно вернуть её в норму.       Вода холодная, не ледяная, но неприятная. Кушель одна в комнате, но она всё ещё не может позволить себе даже задрожать. Но если дрожь от холода, то не страшно, верно?       В волосах откуда-то осколки стекла, в ранах — грязь. Чистая рубашка кажется благословением.       Кушель не теряет самообладание, она будто смотрит со стороны и принимает решения.       «Хватит смертей».       — Чтобы я не видела тебя рядом, — сутенёр трясётся, кивает, как китайский болванчик, и бледнеет к концу её фразы, — в следующий раз убью.       Кушель идёт по улицам Подземного Города и чувствует себя отвратительно. Город словно подавил её, заставил подчиняться своим правилам, чтобы ей было позволено жить.       «Не город, — сжимает зубы Кушель, — Кенни».       Сейчас ей страшно. По-настоящему страшно. Она не знает, что в голове у этого психопата, решится ли он ударить по Леви или сразу схлестнётся с ней, но ясно одно: мудак задолжал ей непомерно много.       Ступеньки скрипят, будто ничего не изменилось. Шумит в своей комнате Марта, прибираясь. Дверь Кушель приоткрыта.       Она без страха распахивает дверь. Комната изменилась, это можно сказать сразу. Исчезли вещи Кенни. Все. Даже самые маленькие и незначительные. Ничего не осталось.       На столе, прямо посередине лежит лист бумаги. Дорогой, качественный лист. Явно не поделка Подземного Города. С поверхности.       Написано всего одно слово, из-за которого Кушель истерично хохочет, сбрасывая всё напряжение сегодняшнего дня.       Особенности языка. В зависимости от рода меняется значение. Если бы это читал Леви, то получилось бы напутствие Кенни к самостоятельному выживанию ребёнка. Что-то типа «выживи».       Сейчас читала Кушель. Кенни радовался, что она выжила. Это звучало как счастливое восклицание: «выжила!» И всё. Подготовился к обоим исходам всего одним словом, ублюдок.       — Мам? — Леви закрывает за собой дверь и обеспокоенно оглядывает её. — Что-то случилось?       Кушель окидывает его взглядом. Не побит, не поцарапан, костяшки покраснели, значит противникам досталось. Она облегчённо выдыхает. С Леви всё хорошо.       — Всё в порядке, — она качает головой, снова обращая внимание на лист бумаги в своих руках. Злость и усталость борются в ней.       — Хорошо, — кивает Леви. — Кенни вернётся к ужину?       Горькая ухмылка разрезает лицо Кушель, она откладывает записку в сторону:       — Кенни больше не вернётся.       На следующее утро у двери она обнаруживает его нож.       Кенни не вернулся.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.