Мой Борджиа

      На следующий день Чезаре появился ровно в полдень, как и предупреждал. По привычке одетый в черное, но с изящными вставками белого и золотого на рукавах, он выглядел и мужественным воином, и изысканным дворянином. На поясе вместо шпаги висел небольшой клинок. Я же встретила его в изумрудном платье, расшитом золотом. Волосы мои были уложены наверх, кроме пары завитых прядей, игриво обрамляющих лицо.       Чезаре, войдя, поклонился и поцеловал мою руку.       — Вы прекрасны, миледи Агнесса, — произнес он.       — Благодарю, милорд, — ответила я и указала на клинок на его поясе: — Однако, неужели вы чувствуете опасность от меня, беря с собой оружие?       Чезаре взглядом проследовал за моей рукой.       — Надеюсь, что мне не придется применить его на вас, — он хищно улыбнулся. — Однако, если нас побеспокоит кто-то нежелательный, мы всегда сможем от него избавиться.       Я подняла брови, однако ничего не ответила.       За воротами нас ждал великолепный конь черной масти. Чезаре помог мне забраться, а сам сел позади меня, взяв поводья. Его руки с двух сторон обнимали меня, и я боялась повернуться к нему, чтобы мое волнение и счастливые глаза не выдали меня.       Когда оживленная центральная площадь Рима оказалась далеко позади, изумительная виноградная роща раскинулась перед нами. Спелые темные ягоды, налитые жарким итальянским солнцем, тяжело свешивались с тонких ветвей лозы и тянули их к самой земле.       Чезаре соскочил с лошади и подхватил меня, мягко поставив на землю.       — Чей это райский сад? — воскликнула я, в восхищении оглядывая распростертые передо мной владения.       — Виноградник принадлежит моему отцу, — просто ответил он. — Но вино из него есть только у меня.       Он подмигнул и указал на белый шатер, расположенный невдалеке, но который я не замечала до сих пор.       — Вы позволите сначала немного обокрасть вашего отца? — я указала на ягоды, которые манили меня.       — О, конечно, милая Агнесс, вы уже украли нечто большее — сердце его сына.       Я повернулась к нему в изумлении, однако ничего не ответила. На губах Чезаре играла чувственная улыбка, а золотые вставки на его черном костюме и железная рукоять кинжала блестели на солнце.       «Сам дьявол», — подумала я и сорвала несколько темных ягод. Сладкий сок брызнул из переспелых ягод и забрызгал мне губы.       Ахнув, я потянулась за платком, однако в следующее мгновение Чезаре схватил меня в свои объятия и впился горячими губами в мой рот. Земля завращалась вокруг меня, и только его руки, тесно обхватившие меня, были единственным якорем, не позволяющим раствориться в этом головокружении и потерять сознание. Я обхватила его голову руками, его каштановые кудри оказались удивительно мягкими, я уткнулась в них носом и тонула в его запахе. Он прижимался ко мне всем телом, а у меня от кончиков пальцев ног до губ, жадно целующих его, словно пробегали электрические импульсы, дающие небывалое блаженство.       Внезапно он сильнее навалился на меня, и мы упали на землю. В моей голове словно зажглась красная лампочка тревоги. Я попыталась оттолкнуть его, но у меня не хватало сил. Тогда — на свой страх и риск — я укусила его за губу, и он, вскрикнув, отшатнулся. Прижал пальцы ко рту и с удивлением посмотрел на кровь, сочившуюся из прокушенной губы. Кровь, похожая на сладкий виноградный сок у его рта...       — Простите, Чезаре, — прошептала я в волнении. — Я, я не могу.       Он все еще с изумлением смотрела на меня, словно не верил, что женщина может так поступить с ним. Однако, к своему облегчению, я увидела улыбку на его лице.       — Простите мне мою несдержанность, миледи, — он шутливо поклонился, — но ваша красота ослепляет меня.       — Ваша красота не менее ослепительна, милорд, — ответила я в той же манере, — но ведь я держу себя в руках.       — Это зря, — засмеялся Чезаре и снова обнял меня. Опасаясь, что не смогу так весь день держать оборону, я воскликнула:       — Вино! Мне не терпится попробовать то, чем славен этот виноградник!       Чезаре улыбнулся и подал мне руку.       Мы медленно повели лошадь к белому шатру, и я разглядела небольшие домики, стоящие поодаль. Заметив нас, несколько слуг поспешно вышли из домиков и встали поприветствовать. Чезаре передал коня, оставил несколько кратких поручений и вернулся ко мне — неописуемо прекрасный в своей жизненной энергии, бьющей из него, как вода из чистейшего ключа.       Как гармонировал он с этим пейзажем, раскинувшимся вокруг нас: с белым шатром, колышащимся на ветру, с виноградником вдалеке, с солнцем в зените на ярко-синем небе без облачка. Великое произведение искусства, сотворенное самим Господом в порыве высшего вдохновения. Я не могла наглядеться на дьявольски соблазнительного ангела напротив меня, и вся эта красота природы вокруг, помноженная, кажется, в тысячу раз, была такой непреодолимой, такой всепоглощающей, что мне хотелось плакать от счастья. Видели ли все люди этого времени то, что видела я? Или мой родной двадцать первый век, обкраденный красотой и изысканностью, сделал мои глаза такими восприимчивыми к тому, что было обыденностью раньше?       Мы чудесно провели этот день. Вино хоть и немного хмелило, но лишь добавляя легкости мыслям и радости сердцу. Чезаре был изумительным собеседником, остроумным и очаровательным. Периодически он обхватывал меня и страстно целовал, а потом снова отпускал и садился напротив, очевидно, с удовольствием приняв правила игры и желая продлить эту сладкую муку.       Это была вершина моего блаженства, но краем сознания я всегда помнила о плате, за которую оно куплено. Как же предать этого переполненного живой энергией и силой человека в руки смерти? Чтобы эти горящие глаза потускнели, а сильные руки стали холодными и белыми как мрамор? Чтобы это лицо, на которое только бессердечный смог бы посмотреть равнодушно, превратилось в череп, а во рту, который был пристанищем множества страстных поцелуев, стали копошиться черви?       Я передернула плечами, стряхивая эти мысли. Он здесь, он живой и он все еще мой. Это мгновение принадлежит мне.       Когда мы вернулись в город, уже почти стемнело. Чезаре поцеловал меня на прощание у порога моего дома и исчез черной тенью среди улиц вечного города.       Вернувшись домой, я упала на постель как в грезу — его запах как будто витал вокруг меня, его поцелуи еще горели на моих щеках и губах, его любезность со мной… «Возможно ли это, что он всерьез увлекся мной? — задала я себе самый трепетный вопрос. — Неужели я и правда почти справилась с заданием?» Ведь самое сложное для меня казалось не подсыпать яд Чезаре Борджиа, а влюбить его в себя или хотя бы понравиться на нужное мне время. Сладкая мука, счастливое несчастье быть влюбленным! Весь мир у твоих ног, но и ты стоишь поверженный на коленях, обливаясь слезами перед тем, что сердце твое не может объять, а разум постигнуть.