Мой Борджиа

      Поздним вечером следующего дня (полном тревог, нетерпения и эйфорического блаженства) в дверь моего дома постучали. Служанка отворила, однако на пороге стоял не тот, кого я жаждала увидеть. Это был Микелетто — верный друг и личный убийца Чезаре, и он, поклонившись, протянул мне руку, приглашая идти с ним.       Не без страха — не буду лукавить — я последовала за молчаливым спутником. На несколько мгновений мне показалось, что Чезаре приказал ему убить меня, но какая была бы на то причина? Внезапно мой провожатый исчез — растворился в темноте, и я осталась одна в каменных переулках спящего города.       А затем кто-то сильно, но бережно обхватил меня за плечи. Ахнув, я обернулась и увидела своего герцога, облаченного в походный плащ поверх изысканного черного костюма дворянина. Голова его была таинственно закрыта капюшоном, однако горящие жаждой жизни глаза и широкая улыбка были так милы мне, что я тут же рассмеялась.       — Вы провернули всю эту операцию, чтобы напугать бедную девушку, милорд? — воскликнула я, нежно целуя его.       — Пора нам перестать называть друг друга на «вы», дорогая Агнесс, — ответил Чезаре и потянул меня за руку, ведя куда-то.       Я послушно следовала за ним, пробираясь все дальше и дальше вглубь узких улочек города — в место, в котором я не была ранее.       — Я привел тебя сюда ночью, потому что, хотя про это место еще не слишком известно среди горожан, днем здесь то и дело кто-то снует — то папские гвардейцы, то одинокие художники, то влюбленные парочки. Ночью же мы здесь одни.       Чезаре привстал на каменный уступ и протянул мне руку, приглашая внутрь полуразваленной арки, которая, казалось, была входом в античный храм или театр. Войдя в нее, я остановилась затаив дыхание. Я стояла в центре многовекового полуразрушенного строения с громадными колоннами — и на чудом сохранившихся стенах были изображены фрески с различными мифологическими сюжетами. Полная луна на чистом небе светила так ярко, что я без труда могла различить детали этих древних картин. Почти все они изображали эротические сцены из древней мифологии. Ничего подобного в Риме двадцать первого века уже не сохранилось, и я поняла, что я являюсь свидетелем нечто совершенно уникального и поразительного.       — Это невероятно, — прошептала я, обернувшись к Чезаре.       — Это место было обнаружено совсем недавно. Тут все заросло деревьями и травой, и люди думали, что здесь только никому не нужные развалины. Но когда их расчистили, оказалось, что тут целое искусство древности.       В свете луны, на полуразрушенных стенах древнего римского храма изображения казались совершенно мистическими и манящими. Боги и полубоги были представлены в экстатических бесстыдных позах, при этом не казавшихся непристойными. Я обходила вокруг, замирая перед каждым изображением, а Чезаре молча следовал за мной. У последней картины он нежно обнял меня.       — Они, кажется, знали толк в наслаждениях? Что более неприлично: предаваться греховным занятиям или подглядывать за ними?       Я нервно рассмеялась и опустила голову.       — Тебя не смущает смотреть на эти картины, но слушать меня вводит в краску? — проговорил Чезаре, не выпуская меня из крепких объятий.       — Картины и в половину не так соблазнительны, как ты, — прошептала я. — Но есть ли здесь речь о любви… или только о страсти?       — О, я думаю, они сходили с ума от любви, — ответил Чезаре, покрывая меня поцелуями. Внезапно раздался громкий хруст веток, и Чезаре мгновенно развернулся, выхватив шпагу.       — Кто здесь? — крикнул он.       Из темноты выступил силуэт человека, которого я не видела раньше. Он был одет как солдат и, кажется, был навеселе.       — Какая встреча! — хрипло выкрикнул он. — Чезаре Борджиа, с очередной девицей!       Он хлебнул из бутылки, которую держал в руке. Оскорбленная, я посмотрела на своего герцога.       — Ты выслеживал меня, Роберто? — крикнул Чезаре в ярости.       — Конечно, когда увидел, какую красотку ты подхватил! А еще твой Микелетто рыскает вокруг как бродячая собака…       — Убирайся прочь! — Чезаре сделал несколько угрожающих шагов в его сторону с высоко поднятой шпагой в руке. — Драться с пьяным — значит, обесчестить себя, я разберусь с тобой, когда ты придешь в себя.       Мужчина хрипло рассмеялся и, покачиваясь, пошел прочь. Чезаре обернулся ко мне с горящими гневом глазами.       — Этот человек когда-то числился в папской армии, но потом решил заняться более подходящими для себя делами — например, пьянкой.       — С очередной девицей? — повторила я слова человека.       — Ты поверила ему, а не мне? — гневно сказал Чезаре.       — Скольких еще девушек ты приводил сюда показать шедевры античного искусства, Чезаре Борджиа? — со сталью в голосе спросила я. И, не дождавшись ответа, пошла прочь, однако он схватил меня, не позволяя уйти.       — Этим грязным предположением ты оскорбляешь меня, — сказал Чезаре с дрожащим от ярости голосом.       — Так заколи меня шпагой! — воскликнула я гневно и, вырвавшись, ушла от него. Он не последовал за мной.       Дома я успокоилась и пожалела о своей несдержанности. Я, кажется, заигралась и сама поверила в собственную игру о двух влюбленных, и вот ревность ядовитой змеей тихо пробралась в мое сердце — и притаилась до первого повода. Не знала ли я о его похождениях, не читала ли я об этом? Ведь даже его отношения с сестрой вызывали многочисленные слухи. Должно ли мне быть до этого дело? Во всяком случае, я причиню ему больший вред, чем его ложь мне — даже если она имеет место быть. Следует сохранять голову холодной.       А теперь он, возможно, больше не появится, и тогда я провалила задание. При этой мысли холодный пот прошиб меня. Мне хотелось дать самой себе пощечину. Рискнуть спасением мира из-за глупости, дурацкой фразы пьяницы! Я была очень зла на себя, но поняла, что уже ничего не поделаешь. На крайний случай, прийти к нему с извинениями — но мне было неприятно даже думать об этом, и я решила пойти на это только если он и через неделю не появится.       Однако Чезаре был у моего порога уже на следующий день.