I can never let go

- Тебе лучше беречь свое сердце, милая. Если кто-то украдет его, ты не сможешь спать, не сможешь есть, и навсегда перестанешь улыбаться. Гранат помнит наказ матери. Раньше, должно быть, в этой фразе звучала улыбка. Но мир до встречи с Тьмой с каждым годом становится все иллюзорнее, и сейчас женский голос выцвел до спокойного предупреждения. Ей удалось не потерять этот осколок своей жизни, что можно считать достижением. И она хранит сердце пуще священного зеркала. Прячет лучше, чем свои мысли. Да и что остается делать, если ничего больше ей не принадлежит? Ни голова, ни руки, ни действия. Все в ней посвящено служению Тьме, кроме бьющегося ровно сердца. Его она эгоистично, трусливо оставила себе. На всякий случай, наверное. На случай, если кто-то захочет растоптать, унизить, уничтожить ее. Управлять, одним взглядом сжимая ребра клеткой вокруг исходящего кровью сердца. Гранат от этих мыслей только улыбается надменно. Каким бы хитрым враг ни был, какие бы заклятия ни знал - ни у кого не получится украсть то, что принадлежит ей. А любой, кто попытается… Ну что ж, жрица уже знает, как встретит вора и какие его органы будет использовать для ритуалов. Так она ждет, и ждет, и ждет. Годы летят смазанным мигом у трона Темной Заклинательницы. Гранат уже самой тяжело дотянуться до сердца - настолько далеко оно спряталось, затаилось. Так далеко, что и стук его почти не слышен. Эхо мерного барабанного боя, кажется, звучит теперь из прошлого. От этого ей не спокойнее. Ничего, кроме безучастия, она не чувствует, просто потому что уже так давно по-настоящему не переживала за себя. Никто не смеет смотреть ей в глаза. Никому не интересно, где она прячет то, что считает своим. И жрица почти забывает предостережение матери о воре. А потом Тьма приводит к ним в замок его. Гранат внимательно смотрит на черную робу, на желтые глаза и широкий рот. Слушает срывающийся голос, полный надменности и страха. Она хмурится. Некромант совсем не похож на вора. Он похож на попрошайку и шарлатана, думает Гранат. Но что-то подсказывает - его нужно опасаться. Не ее Госпоже, что самое странное, только самой жрице. Мысли медленно ворочаются у Гранат в голове, не желая складываться в четкую картинку. И зеркало почему-то не откликается на невысказанный вопрос. Она давно не проводила обряд гадания, но уверена, что делает все правильно. Так почему в зеркальном лабиринте не видно выхода? Может, это вина темной магии некроманта. Его ритуалы куда как менее приятны для зрителя, по сравнению с ее жреческими танцами. И приносят в замок только шум и суету. Из-за криков, звучащих из его мастерской, Гранат не может уснуть. От удушливых запахов, которыми пропиталась одежда некроманта, Гранат теряет аппетит. Жаль, что Госпожа продолжает посылать их на задания вместе. Ведь теперь Гранат сложнее скрыть раздражение, прорывающееся в голосе. Сложнее спать и есть, не отвлекаясь на очередной язвительный комментарий. К своему удивлению, она даже пару раз говорит что-то вроде "мне не приятно, отодвинься". Когда последний раз ей было неприятно? Жрица не помнит. Хотя старательно копается в воспоминаниях две ночи подряд. Некромант все еще не похож на вора. Он все еще слишком громкий. Почти бесполезный. Визгливый смех, спутанные волосы и следящий взгляд - вот какой он, в который раз напоминает себе Гранат. Не опасный. Но ей кажется, что эхо размеренного стука, который раньше можно было услышать только в глубокой тишине ее покоев, стало громче. Совсем на немного. Другой бы не обратил на это внимание, но для Гранат это тревожный знак. Проблема в том, что теперь его наверняка можно услышать. А значит и найти. Ей страшно. Совсем чуть-чуть, потому что страх в ее жизни так же нов, как и раздражение. Она с любопытством рассматривает это ощущение, а не бежит от него, стараясь не упустить ни одного его оттенка на своем лице, когда заглядывает в церемониальное зеркало. Испорченное зеркало, которое все еще водит ее по бесконечному лабиринту. А может жрица сама выбирает блуждать по нему, сознательно игнорируя фиолетовую нить, змеящуюся прямо у неё под ногами. Гранат прикрывает рот рукавом своих одеяний и пробует улыбнуться, глядя на то, как некромант в очередной раз терпит неудачу в своем эксперименте, обжигая руки до локтей в зеленом пламени и кричит, пытаясь сбить волшебный огонь, прожигающий бледную кожу почти до кости за пару секунд. Вместо улыбки на глаза почему-то наворачиваются слезы. И вот теперь, - слишком поздно, нужно было слушать маму, - она в ужасе.