***
— Я всегда буду с тобой, слышишь, — прижимает к себе обнаженное разгоряченное тело и рассыпает шёпот в золотистые волосы. Тина жмётся ближе, виском чувствуя неровное биение сердца, а в голове проносятся неприятные воспоминания. «— Дан… — робко смотрит в глаза, пряча в уголках губ смущенную улыбку, — ты первый, кого я смогла подпустить так близко. Спасибо, что я, кажется, снова живая… — Я всегда буду рядом, малыш, — целует в нос и прижимает крепко к себе. — Всегда не существует. Не обещай того, в чем никогда не можешь быть уверен. — То, в чем не уверен, обещать не буду, ты же знаешь… Я люблю тебя, Тин. И буду любить, пока дышу. Что бы не произошло. Запомни это, — глаза наполнились слезами и все, что она сейчас может — это едва ощутимо накрыть его губы своими, растворяя их в этом моменте нежности и счастья.» Она больше не противится этому «всегда», не потому что теперь согласна, а потому что стало все равно. Она просто не верит. Отгоняет странные мысли и жмётся ещё ближе к мужу, пряча себя в его руках от нахлынувшей боли. Помогает так себе, но все же от заботы Стаса ей становится немного легче. Уже на протяжении практически пяти лет. Она ни разу не призналась ему в любви. За пять лет фразу «Я тебя люблю» от неё слышал только сын. Она никак не пыталась это объяснить, а он все слишком хорошо понимал, чтобы требовать от неё чего-то. Слишком любил, чтобы ставить условия. Осознанно и безответно. Кароль привыкла к такой странной семейной жизни. Когда по утрам она готовит завтрак в просторной квартире, когда провожает Стаса на работу, если не уезжает никуда раньше него. Когда встречает поцелуями. Когда, в принципе, удовлетворена всем, кроме одного, чего-то очень важного, но такого забытого, что уже даже не вспоминает и не придаёт этому никакого значения. — Доброе утро, — привычно берет свой стакан воды, целуя в щеку жену и отправляясь в ванную комнату, а Тина даже чувствует умиротворение и спокойствие, но пока не понимает, как сообщить ему кое-какую очень важную новость. — Ты что, не поешь даже? Стас, ну так нельзя! Поешь пожалуйста нормально! — возмущаясь, заходит в спальню и встречает глазами его молчаливую борьбу с галстуком, перехватывая это дело в свои руки. — Я не успеваю, Тин, извини. Лучше скажи, какие у тебя планы на сегодня? — У печени у своей потом будешь прощения просить, и у желудка, мне то что… — игнорирует второй вопрос, тяжело вздыхая вместо ответа. — Ну не злись, котёнок. Так что, по планам на сегодня? — У меня встреча на плюсах, — знает, что не встретит во взгляде одобрения и стыдливо опускает голову. — Зачем тебе это, Тин? Ну вот честно, — пристально смотрит, впервые требуя четкого ответа на свой поставленный вопрос. — Там все будут и я… Я скучаю, Стас, правда, по всему этому… Тогда, на съемках, мы все встретились и я так ярко ощутила всю эту атмосферу снова. Мне не хватало этого, как ни крути. Потап предложил всем собраться у него на даче… и я согласилась, — говорит тихо-тихо, почти шепотом, — извини. — Соскучилась… — медленно протягивает, снова молча что-то для себя решая, — по всем? — она вздрагивает, понимая, что ее безжалостно застали врасплох, задав вопрос, на который она даже себе не может ответить. — По всем, — твёрдо отвечает, глядя в глаза, а Стас начинает отступать, молча кивая и шумно вздыхая. — Я не могу тебе запретить, Тин. Но мне все это не нравится. Придёшь такая же, как после интервью? — хорошо помнит, как ее трясло после этого злосчастного интервью и меньше всего хочет, чтоб она пережила все эти эмоции снова. — Все будет хорошо, это просто встреча у Потапа на даче. Там будет Дима, Джа, Серега и все остальные. Мы просто немного повеселимся, Стас. Не переживай, — целует его в уголок губ и мило улыбается, убеждая в своих словах то ли его, то ли саму себя. — Так ты надолго? — Я хочу потом заехать в Зазимье, туда от Потапа гораздо ближе. Давно там уже не появлялась. Проверю, как там, что и утром приеду домой, — она замечает совсем мрачный взгляд мужа, тревожно поглядывая на него, — ну чего ты? Я же не даю никаких поводов, чтоб ты нервничал. — Ты знаешь мой повод, Тин. За пять лет ничего не изменилось, он все так же пытается испортить тебе жизнь. — Так вот, где собака порылась, — улыбается, щурясь, чтоб не выдать страх, притаившийся в глазах, — поболело и прошло, Стас, слышал такое? Раны затягиваются. Рано или поздно, абсолютно все. — Да, но рубец вскрыть проще, чем нетронутое тело, — надевает пальто и выходит из квартиры, молча отходя к лифту, а в голове начиная обратный отсчёт.***
Крутится перед зеркалом, словно девочка-подросток, оценивая свой внешний вид. Милый бежевый спортивный костюм, аккуратно уложенные прямые волосы. Словно ребёнок. Во дворе громко сигналит водитель Потапа, который должен был привезти всех к месту назначения, а Тина уже слетает вниз по ступенькам, и прыгает в открытую машину. — Привет, — слышится где-то рядом, а Кароль ещё даже не успела опомниться, но уже шокировано распахивает глаза. — Дан? Ты что тут делаешь? — выгибает изумленно бровь, лишь через мгновение вспоминая, что даже не поздоровалась, — да, привет. — Ну извини, сказали, индивидуальных карет не будет, так что потерпи меня немного в замкнутом пространстве, — усмехается и как-то слишком тепло улыбается ей, и Тине удержать свою улыбку тоже становится все труднее. Всю дорогу едут в полной тишине, и понемногу контактировать начинают только в присутствии всех остальных гостей. Вечер проходил очень позитивно и легко, а Тина впервые осознала, как же сильно она по ним по всем скучала. Хозяйка дома с остальными женщинами этого небольшого праздника накрывали на стол и секретничали о чем-то своём. Рассказывали о детях и семьях, о карьере и конечно, немного посплетничали, пока их мужчины занимались шашлыком и горячим. — Дан, ну, а ты как? Совсем что-то исчез ведь, — Монатик переворачивает решетку на мангале и обращается к Балану, который в очередной раз затягивается сигаретой, — куришь опять? «— Дан, пообещай мне бросить, пожалуйста! — жалобно смотрит прямо в глаза, когда вырвала изо рта очередной кусок никотиновой никчёмной гадости, — неужели ты не понимаешь, к чему это может привести? Неужели сложно просто подумать обо мне? — Обещаю, малыш. В твоих руках последняя, веришь? — не может ничего с собой поделать, когда смотрит в ее влажные голубые океаны. Не нашёл ещё той силы, что смогла бы противостоять ее чарам. Обхватывает продрогшие плечи и тянет на себя, успокаивая и покачивая в своих объятиях. Он пообещал. Он бросил. Ради неё.» — Три года уже слезть не могу, — снова затягивается, — а чего исчез… Не знаю, Дим, как-то все будто чужим стало в один момент. Не моим. Захотелось домой, ближе к сестре, к маме… Там настоящее, там мое, все мое… — поднимает взгляд к звездному небу и выдыхает, а пар вперемешку с никотиновым дымом рисуют на чёрном полотне замысловатые узоры. — Чужим, значит, стало… — бормочет про себя Дима. И он, кажется, тоже принадлежал типу тех людей, кто знает заранее исход любой истории, и эта — не исключение. — Так! Овощи гриль готовы! Дан, отнесёшь? — Потапенко разряжает атмосферу, как только может, не имея особого желания ни грузиться самому, ни грузить всех здесь присутствующих. Дан с ним, в принципе, солидарен и молча выхватывая миску, относит к столу, сворачивая на обратном пути в небольшой сад, задерживаясь там на подвесном диванчике, улетая далеко-далеко, в самые глубины своего подсознания. В доме играет веселая музыка и народ, кажется, веселится прекрасно и без него. Дан сидит и думает, вновь и вновь прокручивая в голове картинки прошлого: а что если бы не сдался тогда? Если бы не уехал и вымаливал прощения, пока не отсох бы язык и сердце заодно. Могло ли все обернуться иначе? Могли бы они сейчас идти где-то по Киеву, держась за руку и любуясь своим малышом или может быть, даже не одним? Или он все равно бы все испортил когда-нибудь? Запрокидывает голову к небу и сидит так неизвестно сколько, пока до его слуха не доносится звук распахивающейся входной двери. — Ты чего здесь? — подходит медленно, останавливаясь в паре метров от него, — замёрз же наверное уже, — а сама начинает дрожать и кутается в спортивную кофту, которая хоть и тёплая, хоть и по описаниям на сайте должна согреть даже самого безнадежного мерзляка, замерзающую душу отогреть все равно не сможет. Проверено. — Все нормально, спасибо, — роняет почти беззвучно, но она все слышит и вспоминает, как когда-то они могли общаться словно вообще без слов, — иди в дом, замёрзнешь. — А ты? — словно маленькая девочка, смотрит на него из-под ресниц и понимает, что совершенно не хочет возвращаться туда одна. Что в принципе, даже вряд ли поехала бы, если бы знала, что его не будет. Что скучала все же не по всем, а точнее, по всем, но в совершенно разной степени. Встаёт на ноги и тянет ему свою руку, как бы помогая подняться, ещё не понимая, чем это грозит обернуться. Дан с секунду смотрит на ее пальцы, тут же сжимая их и подрываясь, застывая в странном положении и зажмурившись. — Дан? — встревоженно интересуется Кароль, про себя радуясь тому, что его попытка ее поцеловать, закончилась весьма странным образом, но ситуация оттого заботит ее не меньше. — Спина… — шипит сквозь зубы, начиная тяжело дышать, а она вспоминает все. Как ставила ему уколы, заставляла пить лекарства и проходить длинный курс лечения, который требовал определенного постоянства. Его нужно было проходить раз в год. И это помогало, и здоровье почти совсем не тревожило. — Ты конечно же не лечился все это время… — говорит скорее себе, чем ему, аккуратно ведя его под руку в дом, пока он отрицательно мотает головой, — где твои уколы? — У меня нет с собой, — и им обоим кажется, что она его сейчас бросит на пол прямо посреди гостиной и добьёт собственными руками и ногами. — Господи… Ты, скажи мне, ты вообще дружишь с головой? Что нам сейчас с тобой делать, Дан, скажи мне? — она срывается на крик. Тину накрывает волной страха, потому что она помнит каждый его приступ, помнит свой страх и панику, когда не можешь ничем помочь, а только просишь Всевышнего, чтоб стало хоть чуточку легче. Проблемы со спиной у Дана очень давно. Он когда-то сорвал ее на одном из концертов и, как следствие, получил категорический запрет на физические нагрузки до полного восстановления здоровья, но Балан ведь герой, для него диагнозы и наставления врачей роли совершенно никакой не играли. Тогда он снова вышел на сцену спустя всего два месяца, хотя на восстановление требовалось около полугода, и конечно, случилась повторная травма, после которой болезнь стала носить хронический характер, а приступы иметь определенную периодичность, если раз в год не проходить нужную терапию. Тина усаживает Дана на диванчик в коридоре и быстро перебирает в голове подходящие идеи, тут же вспоминая свой дом в Зазимье. Препарат, который сейчас был нужен Дану имел очень длительный срок годности и пара ампул должны были заваляться у неё дома. Она тут же подрывается и бежит куда-то наверх, возвращаясь с Потапом, который должен позвонить своему водителю. — Ну ты посмотри на этого чукчу, — Потап оценивает обстановку взглядом и медленно тянет «Ууу, дружище, это как ты так?», отходя немного в сторону. — Ну и что ты придумала, моя фея-спасительница? — ласково шепчет Дан, а Тина видит всю его адскую боль, которая проступает холодными капельками пота на лбу. — А тебе все шутки шутить, да? — Дан кивает и снова улыбается, пока она помогает ему надеть куртку и одевается сама, — идём, водитель уже ждёт. Он не спрашивает, куда они поедут и зачем. Молча повинуется и еле-еле перебирает ноги за Тиной, а та решительно направляется к двери, даже ни с кем не попрощавшись, но очень надеется, что им это простят. Они размещаются на заднем сидении, а Кароль укладывает его голову себе на плечо (конечно же, только для того, чтоб облегчить боль) и слегка придерживает рукой, пока Дану становится ещё хуже и он уже практически в бессознательном состоянии. — Черт… — Тина шипит сама себе под нос, начиная сильно нервничать, — потерпи, потерпи, Дан, немного осталось. Машина заезжает в ворота дома и ты даже не успеваешь почувствовать, как от воспоминаний начинает сильно щемить в груди. Это сейчас не главное, она подумает об этом позже. Водитель соглашается помочь и практически волочит Балана до дома на себе, пока тот отчаянно пытается опереться на ноги, но ничего не выходит. Дверь дома хлопает и она остается один на один… с ним, с домом, и со своими воспоминаниями. Быстро ищет аптечку и с ужасом осознаёт, что там нет этих чертовых ампул. Ни одной. — Блять, нет, — она вообще-то не ругается матом, но совладать с эмоциями становится совсем сложно и она продолжает судорожно перебирать содержимое домашней аптечки. Находит какое-то обезболивающее средство и хватает сразу две ампулки. — Дан, я не нашла твоё лекарство, сейчас позвоню в скорую, — он не даёт договорить и из последних сил хватает ее руку. — Не надо в скорую, сейчас пройдёт. — Ты в своём уме, Дан? Я сейчас вколю тебе обезболивающее и вызову врача, — она молча срывает упаковку со шприца, пока Дан по ее команде лениво переворачивается на живот и жмурится, чувствуя резкий укол и неприятную холодную жидкость, которая должна ему скоро помочь, а следом ещё один. Тина вытирает руки и берет телефон, уже набирая короткий номер, но снова чувствует холодные пальцы на своём запястье: — Пятнадцать минут, Тин. Если не полегчает вызовет. Не нужен мне врач, только время отнимем у ребят. — Дан… — последняя попытка образумить разбивается с треском, когда он криво улыбается и кивает прикрывая глаза, — дурак, — тихо шепчет, склонившись над ним и аккуратно вытирая со лба пот бумажным полотенцем, которое прихватила с кухни вместе с аптечкой, — значит спи, чтоб прошло быстрее. — Тин, прости меня, — смотрит так пронзительно, что Кароль уже не понимает, за что конкретно он просит у неё прощения, — за то, что вот так вот… тебя дома наверное ждут. Я сейчас оклемаюсь, и уеду, ладно? — невозможно выдержать, просто невозможно. Глаза невольно наполняются слезами и она отводит взгляд, чтоб не выдавать своих эмоций. — Ну точно дурак, Дан. Все хорошо. Друзья ведь должны помогать друг другу, верно? — улыбается, возвращая ему своё внимание. — Друзья может и должны, но не бывшие. Я же понимаю все. Молчит, оставляя последнюю реплику без ответа и бросив короткое «Спи», уходит на второй этаж, останавливаясь у окна. Стрелки часов переваливают за два часа ночи, а голову пронзает ужасное дежавю. Она уже стояла у этого окна в слезах когда-то. Когда точно так же не понимала, что делать дальше и как себя вести. Он появился слишком спонтанно и слишком не вовремя, как всегда. А главное, с лёгкостью одним своим взглядом смог разрушить все то, что Стас выстраивал на протяжении нескольких мучительно долгих лет. И уже непонятно, кто здесь главная жертва. — Тин, — раздаётся с первого этажа и она вздрагивает, как будто успела снова забыть, что тут только что происходило. Осторожно спускается и медленно подходит к нему, — мне лучше, я позвонил водителю, он через пол часа приедет, заберёт меня, — она молча кивает и как-то слишком печально опускает голову. Она ведь действительно не хочет, чтобы он уезжал, — спасибо, правда, за все. Оставшееся время они молча сидят на кухне, а от горячего чая почему-то совсем не тепло. Души обоих дрожат и покрываются сосульками, а когда через мгновение раздаётся банальный вопрос, как во всех мыльных сериалах, и вовсе покрываются глыбами льда. — Ты счастлива, Тань? — ее пробирает крупной дрожью от такого уже непривычного обращения и ещё сильнее от очередного вопроса, на который ответа у неё нет. — Водитель приехал, Дан.