неполноценные

на свете слишком много людей, слишком много историй, которые должны быть услышаны, поэтому зачастую даже самым близким не хватает времени на то, чтобы заметить и спросить. у него было много знакомых и друзей, много тех, кто улыбался ему приветливо при встрече и всегда проявлял желание встретиться и поговорить. благодаря этому он почти никогда не чувствовал себя одиноким. только вот в моменты, когда рядом нет ни души, чтобы взять за руку и пообещать не оставлять, пообещать справиться со всем вместе, это играет против таких как он; это бьёт морозным ветром о влажное лицо, выжигает огнём грудь, в пепел стирает рёбра. вкус одиночества всегда разный. — марк! парень обернулся на знакомый голос. староста параллельной группы подбежала к нему с какими-то тетрадями в руках, не предвещающими ничего хорошего. — ты же к миссис чхве? можешь, пожалуйста… — нет, — прервал девушку ли, — я не к ней. он уже хотел развернуться, чтобы дойти оставшиеся пару метров до нужного кабинета, как староста взяла его за рукав, вынуждая остановиться. её лицо выражало растерянность, вызванную неожиданной резкостью марка, всегда светившегося дружелюбием и отзывчивостью. — но ты ведь подойдёшь к ней сегодня, чтобы передать домашнее задание своей группы? — марк уже знал, какая просьба последует, поэтому вежливо улыбнулся, постаравшись сделать как можно более сожалеющее лицо, хоть оно и было неискренним, и снова прервал девушку. — я попросил джено сделать это. прости, мне нужно идти. аудитория уже была заполнена, когда староста сел на своё привычное место рядом с другом. на столе лежала гора тетрадей. — всё в порядке? — спросил с ноткой беспокойства младший ли, когда увидел слегка поникшее задумчивое лицо старшего. — да, всё супер. джено не очень-то и поверил натянутой улыбке, но не стал расспрашивать друга о его эмоциональном состоянии перед самым началом пары, которая длилась ужасно долго и мучительно для него, ждавшего встречи с джемином. — джено! тетради, — окликнул быстро собиравшегося друга марк. по младшему было видно, что он забыл про просьбу старосты, потому что, стоило звонку прозвучать, тот поспешно стал закидывать в полупустой рюкзак свои вещи. — точно, прости, почти забыл… — джено задумчиво почесал затылок и уставился на стоявшего напротив парня. он выглядел уставшим, но усердно игнорирующим это. или это не усталость, а что-то другое в его пустом взгляде и вялых, медленных движениях? — так и не понял, почему ты вдруг попросил меня это сделать, а не пошёл сам, но, впрочем, без разницы. для тебя всё что угодно. джено подмигнул и кокетливо улыбнулся другу, что вызвало смешок в ответ, а затем обнял на прощание и, взяв из его рук стопку тетрадей, выбежал в коридор, чтобы как можно скорее выполнить просьбу старосты и выехать на желанную встречу. на джемин ждал не долго: ходил взад вперёд у входа в парк, у самого краюшка. когда ли приехал, то парень показался ему испуганным, но при виде джено джемин расцвёл и засиял. он несколько раз извинился за опоздание и в итоге купил на мороженое в рожке, которое они ели одно на двоих, обсуждая любимые его виды и связанные с ними воспоминания. — помнишь ещё его рекламу? — джемин улыбался и искренне смеялся, пытаясь вспомнить странный текст песни к рекламе их любимого с джено мороженого. — я всегда ждал самой концовки, чтобы вместе с этой женщиной на экране заявить: «молочнее нас нет!» — она выглядела так, будто избирается в президенты. — с ней мы были бы первыми по производству молочки. джемину, кажется, было правда весело, и каждая шутка джено ему, вроде бы, искренне нравилась. ли хотел в это верить, ли учился это принимать. и в каждой морщинке под глазами, в каждой нотке его голоса и смеха джено учился замечать, слышать признаки настоящей симпатии к нему. ли могут любить, его есть за что любить, вопреки всем убеждениям его отца в обратном. прошла целая неделя с тех пор, как джено официально любят как парня. — в этом магазине точно найдутся мои любимые энергетики? — джено смотрел на небольшой магазин, в который их привёл джемин, с большой долей сомнения. они собирались купить чего-нибудь к просмотру фильма, но ли уже и не надеялся на любимый напиток. — надеюсь, что нет. эта гадость ужасно вредная, — ворчал на, выкатывая с деловым видом тележку. они сразу же направились к полке с чипсами, а закончили каким-то мармеладом. джемин старательно сторожил кассиршу, чтобы оплатить покупки, но джено со своей картой всё равно оказался шустрее, поэтому на наигранно надулся, а, выйдя из магазина, быстро поцеловал ли в щёчку в благодарность. — давай в следующий раз посидим у тебя? — предложил на, пока они с джено раскладывали купленное по тарелкам, а ли с недовольным видом наливал им в стаканы любимую газировку джемина. — я хочу увидеть твою комнату. — она обычная. абсолютно неинтересная. — джено, по правде, не любил находиться дома. стоило ли сказать это джемину? — но всё равно! — стал капризничать на, от чего джено засмеялся. — хорошо, хорошо! ладно! сдаюсь. — а твои родители… — джемин не смотрел на джено, пока говорил, но ли в ответ бесстыдно не отрывал от его затылка взгляда. — они знают про твои отношения? ну, про тебя. про то, что ты… — гей, — прервал его мучения джено. — знают. а твои? — только сестра. они замолчали. джемин закончил шуршать упаковками и развернулся к ли с улыбкой и подносом с тарелками. — пошли? фильм выбирал джемин. наверное поэтому он единственный его действительно смотрел, старательно поднимая пробирающиеся под его футболку руки джено и отворачиваясь от поцелуев, что начались уже на сороковой минуте. они едва успели его досмотреть. и джемин пытался жаловаться джено на актёрскую игру второстепенного героя, но тот настойчиво сбивал ему дыхание и пробивал на низкочастотные стоны, касаясь выпирающих ключиц зубами. когда ли, победно нависавший над на, отпрянул и снял с себя футболку, джемин уже вовсе не был против. — дядя с тётей придут… — тяжело дыша и тяжело отрываясь от сладких губ, — к десяти. — у нас ещё полно времени, — прошептал ли на ухо. от его горячего дыхания у джемина всё тело загорелось тоже, почти освещало собой комнату, что заливалась золотом заката. было красиво, всё вокруг них было красиво, но для на, до чёртиков любившего заходы солнца и его свет, самым красивым в комнате был джено. — я не хочу… — джемин говорил тихо и неуверенно, но джено сразу же остановился, посмотрев ему в глаза. его пальцы слегка поглаживали влажный висок. — мы будем спешить, чтобы успеть до их прихода. я не хочу в первый раз так. джено понимал, совсем немного расстроился, но прекрасно понимал джемина, поэтому поцеловал его в губы ещё раз: медленно, отдавая весь свой сахар под названием «любовь», в молчаливом сплетении языков пообещал подарить время и ещё сотни миллионов таких вечеров, когда он будет готов любить джемина, стоит ему лишь сказать. на уже привычно запутался в мыслях, когда привычно горячие губы оставили мокрый след на его шее, а сам он привычно оттянул чужие волосы назад. — оставайся сегодня у меня. — а что скажут твои дядя с тётей? — они никогда не заходят в мою комнату. в их взглядах столкнулись желания всегда быть рядом, разделить одну на двоих вечность, отдать все свои атомы в добровольный плен чужим напротив. джено не умел любить, никогда не делал этого по-настоящему, а с джемином иначе не хотелось, поэтому ли старался, выкладывал всё до последней капли, но всё равно считал, что недостаточно. у джемина, вообще-то, тоже были с ней проблемы: его любовь не принимали, от неё со временем отказывались, поэтому на начало казаться, что она фальшивая, неправильная, что джемин — недостойный и грязный. в голове каждого гром гремел с неистовой силой, а буря где-то вдали грозилась достигнуть берега. только вот когда воздух у них один на двоих, когда джемин отдавал свой кислород джено, а ли — своё тепло в ответ, ни один гром и ни одна буря уже не могли их достать. — только я пинаюсь во сне. — всё нормально, я тоже. джено целовал запястье джемина и слушал его откровенный шёпот, пока бездонные шоколадные глаза не закрылись в бессилии и горячее дыхание не стало размеренно касаться его груди через ткань футболки. они заснули почти на рассвете, в объятьях друг друга и с совершенным пониманием: человек рядом знает вкус их боли и аромат их души.

*

— какие планы на выходные? март близился к своему завершению, которое весна праздновала, украсив сотни деревьев города розовыми цветами. их аромат и окрашивающие свет в розовый лепестки окутали людей, наполнили город, что таким же бесконечным потоком жил и двигался. ренджуну иногда казалось, что он единственный стоит на месте, что его время, время вокруг него замерло, что он один. джено с кресла напротив поднял на него задумчивый взгляд. — никаких. джемин едет к родителям, а у моих опять какие-то проблемы, так что я свободен. хван не отрывался от альбома, в котором рисовал что-то незамысловатое, но получавшееся мрачным карандашом, пока слушал друга и образовывавшуюся между ними тишину каждый раз, стоило словам закончиться. — а у тебя? — теперь задумался ренджун. — донхёк звал с собой на море. они с родителями едут за город, чтобы отметить день рождения мистера ли. не знаю… — хван почесал тупым концом карандаша затылок. — я конечно часто ездил с ними отдыхать, да и миссис ли сегодня лично попросила меня присоединиться к ним, но… мне как-то не по себе. — почему? — не знаю. — ренджун увидел в глазах напротив беспокойство и смутился. зачем он вообще начал этот разговор? при всём желании джено не поможет ему решить то, чему он сам не может дать имя. — тогда не езжай. проведи время со своей семьёй, с самим собой. ну или на худой конец со мной, — улыбнулся еле заметно джено, расставив руки, словно для объятий, но никто не встал со своего места, так что ренджун лишь искренне улыбнулся в ответ. — спасибо, я подумаю над этим. да, джено не мог помочь и не помог, но в присущей ему манере, без громких слов и заявлений пообещал оказаться рядом, если ренджуну понадобится и он попросит. они ещё несколько минут сидели в тишине, пока через дверь, ведущую в дом, не зашёл донхёк, а за ним через какое-то время марк. — мамочка дома! — громко объявил свой приход хёк, севший на диван. — а где отца посеял? — руки моет. ты опять без мотоцикла? сдаёшь позиции, мистер плохиш. — сдал на мелкий ремонт. — твой отец всё ещё следит даже за этим? — хмыкнул ренджун. — я же рассказывал, что он разрешил мне купить мотоцикл только потому, что у его друга тоже он есть. — марк тихо зашёл в гараж через ту же дверь, что и донхёк, и, махнув молча рукой в знак приветствия, сел возле ли. — а этот самый друг раз в полгода сдаёт свой на «обследование», — изобразил кавычки пальцами джено. — мой отец посчитал это признаком ответственности и решил привить мне эту черту. — честно говоря, я с ним согласен, — кивнул марк. — к подобному нельзя относиться халатно. — а к своим обязанностям старосты значит можно? — в шутку вдруг возмутился донхёк, переведя на друга рядом пристыжающий взгляд. — а что такое? только не говори, что марк с ними не справляется, — стал в защиту друга ренджун. — кто угодно, но точно не наш друг-сын-маминой-подруги. марк засмеялся, а джено внимательно наблюдал за его реакцией. — мы пока шли сюда, ему человек десять написало насчёт какого-то там проекта, который нужно сдать завтра, а он им всем ответил, что сам ничего не знает и спросить у преподавательницы не может. — мы же сдавали какой-то неделю назад? — очнулся джено, впервые за долгое время пытаясь вспомнить свои долги по учёбе. — я относил какие-то тетради по твоей просьбе. — о, так ты ещё и на джено свои дела сваливаешь? — продолжал шутить донхёк. — она дала очередной по новой теме, а у неё строгие требования, вот все и нервничают. джено уже не слышал шутки донхёка в адрес старшего, потому что в глазах марка плескалась уже не просто усталость. джено даже показалось, что её там и не было, он ошибся. марк выглядел нервным, не желающим говорить о том, о чём его заставляли вспоминать. — донхёк, вы едете на море? — спросил друга джено. ли удивился смене темы, но всё равно с энтузиазмом стал рассказывать про свои планы на выходные, до которых нужно было дожить, не свихнувшись на этих буднях. марк незаметно вздохнул, встав за водой, а ренджун продолжал рисовать, сидя в кресле. когда в гараж зашёл ченле, старший попрощался и под предлогом не выполненного домашнего задания ушёл, оставив их за разговорами об играх и консолях. поздно ночью ему пришло сообщение от номера, который он горел желанием заблокировать, чтобы никогда не видеть высвечивающимся на экране, никогда не связывать себя с ним, не контактировать. он сжал зубы, отложив ручку, и открыл диалог, заходя в который ощущал себя грязным, почти физически ощущал паническую атаку за спиной, а тревога билась в горле, намереваясь вырваться наружу и поглотить его всего с ног до головы, наполнить пространство вокруг своей вязкой нервозностью. у него было много дел, много планов. он должен было увидеться с друзьями, погулять с донхёком и провести вечер с родителями, но лишь пара бросающих в холод сообщений заменила кислород апатией и нежелание наступления нового дня ударило в голову. марк понимал, что проблема не в нём, что ему не нужно смывать с себя вину, потому что её и не было, но кровь, что текла по венам, уже была отравлена, а он понятия не имел, как всё исправить.